III. Приемы изучения делопроизводственной документации

Для успешной работы с материалами делопроизводства надо помнить несколько основных положений. Во-первых, то, что аде­кватно понять значение каждого отдельного документа возможно

лишь зная ту систему, в которой он возник. При этом нужно учитывать, что любая система документации включена в другую, более общую. Так, делопроизводство одного из департаментов ми­нистерства — звено документации министерства в целом, а эта пос­ледняя — составляющая государственного делопроизводства.

Во-вторых, известно, что комплекс делопроизводственной до­кументации в силу разных причин никогда не сохраняется пол­ностью. В том числе и потому, что потребность в некоторой части документов, обеспечивающих функционирование учреждений, со временем пропадает и ее перестают хранить. Но в то же время складывается определенное ядро документов, подлежащих дол­говременному хранению. Это обуславливает возникновение архи­ва (департамента, министерства, ведомства и т.д.), что для исто­рика создает возможность использовать сохранившуюся докумен­тацию как исторический источник. К тому же, так как делопро­изводственная документация обычно существует в нескольких эк­земплярах и вариантах, при утрате какого-либо конкретного до­кумента в составе одной системы вполне возможно обнаружение его в других, с ней связанных.

В-третьих, поскольку делопроизводство — система, где от­дельный документ составляет только ее звено, происходит пере­лив информации из документа в документ. Это позволяет иссле­дователю узнавать о содержании несохранившихся документов, и утрата отдельного документа не ведет к полной утрате информа­ции. Например, в делопроизводстве российского МИД действова­ли правила регистрации в специальных журналах получаемых и отправляемых телеграмм, писем, депеш, а сама получаемая кор­респонденция вкладывалась в двойной лист («шемиз» — «рубаш­ка» — фр.\ на котором обозначались: дата, место, отправитель и краткое, в несколько слов, содержание документа. Таким обра­зом, даже при утрате самого документа можно установить суть его содержания.

Вот почему знание закономерностей движения документов внутри системы и между системами позволяет исследователю вести целенаправленный поиск нужной ему информации. Пока­жем некоторые приемы изучения материалов делопроизводства на конкретных примерах.

В межгосударственных отношениях и дипломатической дея­тельности слово — устное и письменное — играет исключительно важную роль. Произнесенное от имени государства, оно становит­ся фактом международной жизни. Поэтому так внимательно при­слушиваются современники к тому, что говорят государственные и политические деятели в публичных выступлениях, будь то речь в парламенте или тост на официальном приеме. С полным осно­ванием газета «Новое бремя» (которая в конце XIX — начале XX вв. зачастую использовалась российским МИД как официоз) ут-

ю* 291

верждала: «Принято вообще, что предполагаемые к оглашению слова всех высокопоставленных ораторов бывают строго взвеше­ны и обдуманы заранее, и ни в каком случае не произносятся под влиянием минуты».

Поэтому любое публичное выступление тщательно готовится. Это касается и тоста — краткого приветственного выступления пер­вого лица принимающей стороны и ответного выступления гостя во время протокольных мероприятий, устраиваемых по случаю офи­циальных визитов зарубежных государственных и политических деятелей. Таким образом, тост как исторический источник яв­ляется политической декларацией и элементом делопроизводства².

Тост произносится на протокольных приемах, например, на завтраке, после десерта, когда он съеден всеми гостями и после того, когда всем гостям налито шампанское; стоя или сидя в зави­симости от местных обычаев. Тост становится своеобразным «по­литическим блюдом» на этих мероприятиях. Текст тоста, подго­товленный в письменном виде, может быть зачитан; если хозяин или гость произносят его без письменного текста в руках, это не означает, что он не был подготовлен заблаговременно.

Так, во время визита французской Северной эскадры в Крон­штадт в 1891 г. император Александр III посетил 12 июля ее флагманский броненосец «Маренго» и произнес тост за процвета­ние Франции. Он говорил без «бумажки», однако текст тоста предварительно был составлен. В делопроизводстве канцелярии российского МИД (в АВПРИ) нет свидетельств этого, но они есть в документах старшего советника МИД В.Н.Ламздорфа, хра­нящихся в его личном архиве (в ГА РФ). В приложениях к днев­нику этого дипломата сохранились два черновых варианта текста, датированных 12 июля 1891 г. Позже тост Александра III на «Маренго» был опубликован в газете «Новое время». Сравнение с черновыми заготовками Ламздорфа позволяет установить, что царь произнес первый, более краткий вариант.

Обычно тосты публиковались полностью или частично. Но они могли изыматься цензурой. Визит французской эскадры в Кронштадт был задуман правящими верхами России как полити­ческая манифестация — ответ на укрепление Тройственного союза и отказ кайзера Вильгельма II возобновить в 1890 г. русско-гер­манский секретный договор. Вместе с тем Петербург оставлял дверь открытой для переговоров с Берлином и старался не слиш­ком далеко заходить в демонстрации симпатий к Парижу. Французская сторона, напротив, всячески подчеркивала полити­ческое значение сближения с Россией.

Цензор российского МИД Н.А.Греч с беспокойством сообщил Ламздорфу, что во время франко-русских празднеств в 1891 г. тосты командующего французской эскадрой А.Жерве становятся «все более определенными». Это легко проследить по их текстам,

опубликованным в русских газетах. Но тост адмирала во время завтрака, который он дал на «Маренго» 15 июля и текст которого Греч переслал Ламздорфу, в газеты не попал.

Ответный визит русской Средиземноморской эскадры в Тулон в 1893 г. состоялся после заключения между Россией и Францией дипломатического соглашения и военной конвенции. Русская сто­рона настаивала на сохранении в тайне как самого факта, так и сути договоренностей. Поэтому при подготовке визита был учтен опыт 1891 г. Из дневника Е.В.Богданович и воспоминаний Н.А.Епанчина известно, что при выборе командующего эскадрой Александр III распорядился прислать ему список контр-адмира­лов с пометами: кто хорошо говорит по-французски, кто хуже, и кто хуже всех прочих. Это был Ф.К.Авелан. Именно он и был назначен с тем, «чтобы поменьше там болтал».

Эта информация из документов личного происхождения под­тверждается материалами делопроизводства. В инструкции, со­ставленной для командующего эскадрой, предписывалось: «Посе­щению Тулона не следует придавать какое-либо особое политичес­кое значение, и потому необходимо воздерживаться от речей и разговоров в подобном направлении». Такую нацеленность под­тверждают и тосты, которые адмирал произносил на многочислен­ных празднествах в честь России. В первый же день визита Аве-лан признался, что с годами подзабыл французский и просил из­винить его за то, что «лезет за словом в карман». Все его тосты в течение 14-тидневных празднеств немногословны, составлены в общих выражениях и свидетельствуют о том, что выбор императо­ра оправдался.

Оба адмирала — Жерве и Авелан — вероятно не готовили письменных текстов своих выступлений. Но в тех случаях, когда тосты произносят главы государств, дипломатический протокол предписывает несколько обязательных правил. Тост должен включать: приветствие в адрес гостя; общие положения, послу­жившие поводом для встречи; общепринятую форму пожеланий главе государства, процветания стране и народу. Хозяин посылает копию своего тоста гостю, чтобы тот мог подготовить ответ. Ответ, который на важной политической встрече обычно согласо­вывается заранее, содержит: благодарность за гостеприимство; выражение взаимной заинтересованности во встрече и заверения в дружеских чувствах; добрые пожелания главе государства, про­цветания народу и стране. Тост и ответ составляются на одном языке. Так как в XIX в. официальным языком международного общения являлся французский, тексты тостов составлялись на нем. Покажем, как это происходило.

После коронации Николай II совершил в 1896 г. серию офи­циальных визитов к главам европейских государств, побывав в Вене, Лондоне, Берлине и Париже, где вел переговоры о позици-

ях заинтересованных сторон в ходе ближневосточного кризиса. На следующий год состоялись ответные визиты на высшем уров­не. При подготовке к встрече австрийского императора Франца-Иосифа II в апреле 1897 г. министр иностранных дел М.Н.Мура­вьев доложил Николаю II, что австрийский посол в Петербурге получил конфиденциальное поручение из Вены осведомиться о тосте царя на торжественном обеде в честь императора австрий­ского и, если возможно, сообщить содержание этого тоста, чтобы император мог сообразовать с ним свой ответ.

Сохранившаяся в фонде канцелярии российского МИД (в АВПРИ) документация (черновики, чистовики, варианты) позво­ляет проследить механизм выработки тоста. Резолюция царя со­держала указание составить проект тоста «в одну фразу», основы­ваясь на прецеденте тоста, произнесенного в Вене в 1896 г. Текст его, опубликованный газетой «Новое время», гласил: «Принося вашему величеству благодарность за любезную встречу, которую вы нам устроили, я пью за здоровье их величеств императора ав­стрийского короля венгерского и императрицы королевы.»

В канцелярии российского МИД был подготовлен проект тоста, в котором в косвенной форме нашла отражение суть дого­воренностей между Россией и Австро-Венгрией о взаимном обяза­тельстве сохранять существующее статус-кво на Балканах. Текст показался Николаю II слишком длинным. Тогда было составлено два новых варианта. Первый: «Я поднимаю мой бокал в честь его величества императора и короля Франца-Иосифа, с которым меня объединяет искренняя дружба и полное сходство взглядов, осно­ванных на принципах укрепления порядка, уважения права и уп­рочения всеобщего мира». Второй: «Я поднимаю мой бокал в честь его величества императора и короля Франца-Иосифа моего высокочтимого друга, присутствие которого среди нас является новым залогом поддержания всеобщего мира, столь драгоценного для народов, которыми господь доверил нам управлять».

После стилистической правки окончательный вариант приоб­рел следующий вид: «Я поднимаю мой бокал в честь его величе­ства императора и короля Франца-Иосифа моего высокочтимого друга, присутствие которого среди нас является новым залогом поддержания мира, столь драгоценного для всех народов». Со­хранилась и копия текста ответного тоста австрийского императо­ра, в котором повторялось положение об укреплении порядка и поддержании мира.

В августе того же года состоялся ответный визит французского президента Ф.Фора. О подготовке тостов сохранились свидетель­ства в фонде канцелярии МИД (в АВПРИ) и личном фонде Ни­колая II (в ГА РФ). Муравьев представил царю проекты трех тостов: в честь президента, французской армии и французского флота. Они были высочайше одобрены. Французской стороне со-

общи ли лишь текст первого и запросили текст тоста, который произнесет президент. Он был получен своевременно и доложен Николаю П. Редактирование текстов тостов за армию и флот про­исходило уже в ходе визита, поскольку французская сторона стремилась к большей ясности и определенности формулировок. Сохранившиеся черновики и варианты позволяют проследить как кропотливо работали дипломаты в поисках точного слова, а окон­чательное решение оставалось за царем.

Но главное, министр иностранных дел Г.Аното под занавес до­бился провозглашения факта существования союзных обяза­тельств между двумя государствами. Опубликованные личные ма­териалы из архива Аното и черновики тостов глав государств по­зволяют узнать подробности дела. Сначала два министра состави­ли проект тоста президента и ответа царя, затем обговорили их с Фором, который должен был получить согласие Николая И. Пос­ледний не возражал и формулировка о двух дружественных и со­юзных нациях прозвучала в тостах во время прощального завтра­ка на борту французского крейсера «Потюо».

Отметим также, что царю на выбор были представлены как рукописные тексты тостов, так и их печатные оттиски. На рисун­ке, запечатлевшем торжественный момент прощального завтрака, можно видеть, что Николай II произносит тост, держа его текст в руках, а архивные материалы свидетельствуют, что это был пе­чатный оттиск.

Использование материалов делопроизводства безусловно необ­ходимо в тех случаях, когда исследователю нужно выяснить исто­рию разработки и принятия важного политического решения. Рас­смотрим это на примере подготовки России к первой конференции мира в Гааге 1899 г.

16 августа 1898 г. в русских газетах была опубликована нота министра иностранных дел России Муравьева с предложением державам собраться на международную конференцию для обсуж­дения вопроса о приостановке вооружений и выработки способов мирного урегулирования конфликтов. Публикация ноты застала врасплох почти всех как в России, так и за ее рубежами. Мему­арные свидетельства современников создают противоречивую кар­тину того, кто и когда был инициатором этой идеи, как проходи­ла подготовка конференции. На авторство и свою особую роль в осуществлении замысла претендовали военный министр А.Н.Ку-ропаткин, министр финансов С.Ю.Витте, директор 1-го департа­мента МИД А.К.Базили, профессор права Ф.Ф.Мартене и другие лица.

Из дневников Куропаткина известно, что в конце февраля 1898 г. он высказал Николаю II мнение о целесообразности за­ключить военную конвенцию с Австро-Венгрией, по условиям ко­торой обе державы в течение десяти лет не будут использовать

новых скорострельных пушек в своих армиях. Эта мера, по мне­нию министра, могла бы стать первым шагом на пути к приоста­новке расходов на вооружение во всей Европе. Одобренную царем мысль Куропаткин тут же сообщил Муравьеву, и дело дви­нулось.

По версии Витте, именно он впервые разъяснил Муравьеву пользу сокращения вооружений. Подчеркивая свою роль в этом деле, мемуарист сознательно сместил хронологию событий и дати­ровал свой разговор с министром иностранных дел о проекте военного министра временем «около середины 1898 г.» Такая «ошибка» памяти позволила Витте обойти историю вопроса о дли­тельной подготовке — с марта по август — опубликованной ноты. Так же не точны и другие мемуаристы.

Обращение к материалам делопроизводства российского МИД позволяет воссоздать более полную и достоверную канву событий. Документы свидетельствуют, что после устной беседы Муравьева с Куропаткиным последний составил письмо, послужившее толч­ком к выработке в МИД инициативного документа: в конце марта там была составлена записка с формулировкой сути замысла кон­ференции. В принципе одобренный царем документ был отложен в ожидании подходящей международной обстановки для его огла­шения. Затем в середине июня документ был обсужден в совеща­нии министров: иностранных дел, финансов, военного, морского и нескольких ведущих чиновников МИД. Совещание поддержало замысел обращения к державам (именно тогда Витте и узнал о нем) и выработало его форму. Подготовленный через неделю про­ект документа царь не одобрил и началась проработка подходя­щих формулировок.

Здесь перед исследователем открываются широкие возможнос­ти для сопоставления черновых и окончательных вариантов текс­та. Выявляется, что черновик мартовской записки написан дело­производителем 1-го департамента МИД М.Г.Приклонским и имеет значительную правку товарища министра иностранных дел Ламздорфа. Его рука видна также и на других многочисленных документах, связанных с подготовкой конференции. Документов же составленных или отредактированных лично министром исто­рик не обнаружит, что вполне подтверждает свидетельства совре­менников: о Муравьеве — как человеке ленивом и не склонном заниматься делами, о Ламздорфе — как чиновнике работоспособ­ном и весьма ответственном.

Специальная подборка материалов канцелярии МИД позволя­ет выявить предысторию замысла «дела о мире». В нее включе­ны: переписка министра иностранных дел Н.К.Гирса с послом в Лондоне Е.Е.Стаалем (с резолюциями царя на письмах) о попыт­ках премьер-министра Англии А.Розбери в 1894 г. побудить Алек­сандра III выступить с инициативой конференции по сокращению

вооружений; донесение советника посольства в Вене А.К.Базили о межпарламентской конференции 1898 г., а также составленный им под впечатлением от нее проект организации международного третейского разбирательства. Этот-то проект и лег два года спустя в основу записки МИД.

Многочисленные варианты проекта августовской ноты показы­вают, как вдумчиво дипломаты подбирали каждое слово докумен­та. Большое внимание уделялось и переводу его на французский язык с тем, чтобы добиться адекватной передачи замысла.

Обращение к черновикам и вариантам помогает выяснить ис­торию выбора места проведения конференции — Гааги — что произошло далеко не сразу. В опубликованной августовской ноте вопрос о месте вообще не затрагивался. В своих ответных нотах державы высказали два предложения: получить от России про­грамму конференции и проводить ее в Санкт-Петербурге. Дневни­ковые записи Мартенса свидетельствуют, что опасения неудачи, которая могла бы нанести ущерб престижу России, побудили МИД отказаться от проведения конференции в столице империи. Во второй, декабрьской ноте, с перечнем вопросов для обсужде­ния Россия предложила проводить заседания в каком-либо не­большом европейском городе, чтобы избежать острых политичес­ких дискуссий. Однако в одном из рукописных вариантов авгус­товской ноты есть абзац, не вошедший в окончательный текст, в котором говорилось, что, в случае согласия держав участвовать в конференции, Николай II «соизволяет предложить ей гостеприим­ство в пределах России». Таким образом замысел проведения фору­ма в столице государства-инициатора, как и принято в междуна­родной практике, присутствовал изначально. Но не осуществился.

Делопроизводственные документы МИД содержат важную ин­формацию о подготовке публикации августовской ноты, ее рас­сылке и вручении. Они показывают, что послы 14 иностранных держав в Санкт-Петербурге получили ноту лично из рук Муравье­ва 12 августа; в тот же день она была разослана представителям еще 8 держав, а также всем российским послам и посланникам за границей. Кроме того, копия текста ноты была препровождена для личного сведения: военному министру, управляющему мор­ским министерством, министрам финансов, двора, внутренних дел, юстиции, народного просвещения, путей сообщения, управ­ляющему министерством государственного имущества, государст­венному контролеру, обер-прокурору Синода и главноуправляю­щему собственной его императорского величества канцелярией. Этот список, сообщенный министром иностранных дел министру внутренних дел, очерчивает круг важнейших сановников империи.

Тщательно была выбрана дата публикации ноты — в день тор­жественной церемонии открытия памятника Александру II в Мос­кве, на которой присутствовал Николай II. То, что это не было

совпадением или случайностью, а входило в идеологическую со­ставляющую замысла, подтверждает черновой вариант проекта всеподданейшей записки Муравьева. В ней министр испрашивал распоряжение царя напечатать текст ноты в газетах. В черновике записки зачеркнут абзац (не вошедший в окончательный вари­ант), в котором прямо указывалось, что публикация должна по­явиться в день открытия памятника.

Получив согласие держав участвовать в международной кон­ференции, российские дипломаты начали готовить ее программу. Варианты, разработанные в МИД, были предварительно согласо­ваны министерствами. Делопроизводственная документация МИД раскрывает механизм междуведомственной деятельности по этому вопросу. Так, записка Мартенса о предложениях, с которыми Россия могла бы выступить на конференции, была разослана ми­нистрам военному, финансов и управляющему морским министер­ством. Муравьев просил коллег сообщить свои соображения, чтобы выработать единую программу. Работая с этими документа­ми, исследователь обнаружит, что в делопроизводстве МИД со­держатся: в копиях — все отправляемые в другие ведомства мате­риалы и в подлинниках — все полученные в ответ на обращения МИД. Подлинные же документы, отправленные МИД в минис­терства военное, морское и финансов, сохранялись в делопрои­зводстве этих министерств. Результаты обсуждения предложений дипломатов в сопредельных ведомствах, зафиксированные в их документации, сохранялись там в подлинниках, а их копии на­правлялись в МИД. Комплекс этой документации дает исследова­телю возможность шаг за шагом проследить длительный и слож­ный процесс поиска согласованных решений.

При этом надо обязательно иметь в виду, что в самодержавной России окончательное решение по всем вопросам, в том числе и внешнеполитическим, оставалось за царем. Поэтому очень важно учитывать резолюцию Николая II на документе, которая позволя­ет выявить его позицию в каждом случае, а иногда причину, по которой решение не принималось или откладывалось. Известно, что основные достижения первой конференции мира сосредоточи­лись на вопросах международно-правового урегулирования, по­скольку договориться о каких-либо практических мерах в области сокращения вооружений не удалось. Но чтобы добиться включе­ния вопросов о международном арбитраже в программу конферен­ции, российским дипломатам пришлось преодолевать стойкое не­приятие этой идеи царем. Документы свидетельствуют, что пос­ледний несколько раз отвергал проекты, в которых упоминалось о третейском суде, так как считал его посягательством на свои прерогативы монарха.

Поскольку документы, относящиеся к конференции, были не­обходимы как в текущем делопроизводстве МИД, так и для сооб-

щения другим ведомствам, они неоднократно копировались (лито­графским способом и поэтому назывались литографиями). Иден­тичный блок литографий самых важных материалов, составляю­щих ядро документации по Гаагской конференции, отложился в АВПРИ: в фондах «Канцелярия министра», «Политархив» и «Посольство в Лондоне». Последнее не случайно, так как главой российской делегации был назначен посол в Лондоне Стааль и ему для сведения были препровождены все необходимые материа­лы. Для исследователя важно, что такое многократное дублирова­ние документов обеспечивает сохранность информации.

Работа конференции проходила по трем направлениям, и поэ­тому делегаты обсуждали вопросы сначала в трех комиссиях, а затем выносили их на пленарные заседания. В каждой комиссии велся протокол, который публиковался после того, как выступав­шие знакомились с текстом и вносили в него поправки. Сравнение сохранившихся рукописных текстов протоколов и окончатель­ных — печатных — позволяет выявить, что многие формулиров­ки смягчались при внесении в окончательный вариант, а детали сглаживались.

Существенный интерес для исследователя внешней политики России имеют депеши, которые ежедневно (и по несколько в день) составлялись членом российской делегации Базили, а затем подписывались Стаалем. Эти материалы дают представление о ходе конференции и в то же время отражают оценку результатов с точки зрения ее инициатора.

Системность делопроизводственной документации и существо­вание определенного порядка ее движения позволяют исследова­телю разработать методику целенаправленного поиска конкретно­го документа. Опыт решения подобной эвристической задачи ус­пешно реализовал В.И. Бовыкин, который выявил в архиве и опубликовал документ, о существовании которого было хорошо известно, но обнаружить который долго не удавалось — так на­зываемый «красный договор» синдиката «Продуголь»³.

Законодательство Российской империи запрещало соглашения об установлении монопольных цен на товары. Поэтому, обходя запрет, отечественные сбытовые монополии (синдикаты) создава­лись посредством заключения двусторонних (контрагентских) со­глашений между предприятиями — производителями товара и уч­режденной этими предприятиями конторой по его продаже (в дан­ном случае — «Продуголь»). В отдельности каждое из подобных соглашений было законно, но вместе они позволяли контролиро­вать рынок, что создавало монополию. Организаторы синдиката могли быть привлечены к уголовной ответственности. В 1911 г. два контрагента «Продугля» обратились с исками в суд, требуя признать незаконными заключенные ими с «Продуглем» соглаше­ния как направленные на установление монополии. Следствие по

этому делу длилось около четырех лет и было прекращено только в марте 1915 г. «по недостаточности собранных улик».

Тексты контрагентских договоров хранились после их подпи­сания: в конторе синдиката (оригинал) и у контрагента (копия). Очевидно, что именно там следовало искать документ. Но архив­ный фонд «Продугля» не сохранился, а в дошедших до нас остатках делопроизводства контрагентов текст договора обнаружен не был.

Исследователь продолжил поиск — изучил архивные фонды правительственных учреждений, причастных к судебному делу синдиката «Продуголь». Там удалось найти подробные выписки из «красного договора», которые позволили реконструировать его текст. Однако это не снимало задачи найти сам документ.

Многие годы занимаясь проблемами финансового капитала, Бовыкин знал, что в России начала XX в. крупные промышлен­ные предприятия патронировались банками. В результате поисков в архивных фондах банков «красный договор» был выявлен им в делопроизводстве Волжске-Камского банка, финансировавшего одного из контрагентов «Продугля» — Алексеевское горнопро­мышленное общество. Найденный документ представлял собой но­тариально заверенную копию с копии (той самой, которая выда­валась контрагенту) договора между «Продуглем» и Алексеев-ским горнопромышленным обществом. Позднее Бовыкин обнару­жил еще один подобный экземпляр «красного договора» в архиве французского банка Генеральное общество, финансировавшего ряд угледобывающих предприятий юга России.

Источники

Варадинов Н. Делопроизводство. Руководство к составлению всех родов деловых бумаг и актов по данным форматам и образцам. Второе, составлен­ное по современному законодательству измененное издание. СПб., 1873; Изд. 3-е, СПб., 1881.

ГОСТ Р 51141. Делопроизводство и архивное дело. Термины и определе­ния. М., 1998.

Государственная дума. Стенографические отчеты. СПб., 1905—1917.

Гуляев А.И. Справочная книга для лиц, занимающихся торговыми и кон­торскими делами. М., 1906.

Документы внешней политики СССР. Т. 1-22. М., 1957—1992.

Единая государственная система делопроизводства. Основные положе­ния. М., 1974.

Единая государственная система документационного обеспечения управ­ления. Общие требования к документам и службам документационного обеспечения. М., 1990.

Журналы Особого совещания по обороне государства. 1915—1917. М., 1975-1979.

Инструкция о делопроизводстве в организациях и выборных органах КПСС. М., 1991.

Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 1898—1986. Изд. 9. Т. 1-15. М., 1983—1989; Справочный том. М., 1990.

Лившиц Я.З. Сборник законодательных актов по делопроизводству. 1917-1970. М., 1973.

Максимов В. Руководство для составления деловых бумаг. Образцы и формы. Справочные сведения. Изд. 3-е. М., 1913.

Материалы по истории СССР. Т. 6. Документы по истории монополис­тического капитализма в России. М., 1959.

Международные отношения в эпоху империализма. Документы из архи­вов царского и Временного правительств. 1878—1917. Сер. 2. 1900—1913. Т. 18-20. М., 1938-1940; Сер. 3. 1914-1917. Т. 1-10. М.-Л., 1931-1938.

Меньшевики. Документы и материалы. 1903 — февраль 1917 г. М., 1996; Меньшевики в 1917 г. Т. 2-3. М., 1995—1997; Меньшевики в 1918 г. М., 1999.

Общие правила документации и документооборота. М., 1931.

Особые журналы Совета министров. 1906—1917 гг. М., 1982—1988.

Падение царского режима. Стенографические отчеты допросов и показа­ний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства Т. 1-7. Л., 1924—1927.

Партия «Союз 17 октября». Протоколы съездов, конференций и заседа­ний ЦК. Т. 1. 1905-1907. М., 1996.

Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. Т. 1. 1905-1907. М„ 1996.

Переписка Председателя Совета министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Изд. 2. Т. 1-2. М., 1986-1989.

Правые партии. 1905—1917. Документы и материалы. Т. 1-2. М., 1998.

Протоколы и стенографические отчеты съездов и конференций КПСС. Документы и материалы. 1898—1990. М., 1958—1991.

Протоколы Президиума Высшего совета Народного Хозяйства. Ч. 1-2. М., 1991-1993.

Российская Федерация. Федеральное Собрание. Государственная дума. Стенограммы заседаний. Весенняя сессия. Т. 1-10. М., 1994—1995.

Российская Федерация. Федеральное Собрание. Совет Федерации. Сте­нографический отчет. Вып. 1-20. М., 1994—1995.

Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877—1878 гг. на Балкан­ском полуострове. Вып. 1-97. СПб., 1898—1912.

Стенографические отчеты съездов народных депутатов СССР. М., 1989— 1991.

Съезды и конференции конституционно-демократической партии. Т. 1. 1905-1907. М., 1997.

Унифицированная система организационно-распорядительной докумен­тации. Унифицированные формы, инструктивные и методические материа­лы по их применению. М., 1982.

Литература

Борисова Л.В. Протоколы Президиума ВСНХ (1917—1920 гг.). Опыт ис­точниковедческого анализа//Исторические записки. Т. 116. 1988.

Виноградова Л.В. Основные виды документов Сената и организация его делопроизводства // Некоторые вопросы изучения исторических докумен­тов XIX — начала XX в. Сб. статей. Л., 1967.

Воронкова С.В. Материалы Особого совещания по обороне государства. Источниковедческое исследование. М., 1975.

Генкина Э.Б. Протоколы Совнаркома РСФСР за 1917—1922 гг. и их зна­чение как исторических источников // Археографический ежегодник за 1976 г. М., 1977.

Георгиев А.В. Документы посольств и миссий России как источник для изучения роли заграничной службы МИД во внешнеполитическом аппарате самодержавия // История СССР. 1988. № 4.

Голиков А.Г. К вопросу о составе, содержании и сохранности документов акционерных компаний // Источниковедение отечественной истории. Сб. статей. 1979. М., 1980.

Городецкий Е.Н. Переписка Секретариата ЦК РСДРП(б). Март — ок­тябрь 1917 г.// Источниковедение истории Великого Октября. М., 1977.

Дятлова Н.П. Отчеты губернаторов как исторический источник // Про­блемы архивоведения и источниковедения. Л., 1964.

Илюшенко М.П. История делопроизводства в дореволюционной России. М., 1993.

История делопроизводства в СССР. М., 1974.

Лисовина А.П. Теория и методика исследования годовых отчетов социа­листических предприятий как исторического источника. Кишинев, 1983.

Литвак Б.Г. Очерки источниковедения массовой документации. XIX — начало XX в. М., 1979.

Массовые источники по социально-экономической истории России пе­риода капитализма. М., 1979.

Мацкина Р.Ю. Министерские отчеты и их особенности как историческо­го источника // Проблемы архивоведения и источниковедения. Л., 1964.

Митяев К.Г. История и организация делопроизводства в СССР. М., 1959.

Михайлова Н.М. О подготовке Истпартом издания протоколов съездов и конференций коммунистической партии // Археографический ежегодник за 1990 г. М., 1992.

Петропавловский Е.С. Некоторые аспекты источниковедения материа­лов общероссийских съездов, конференций и совещаний РСДРП // Вопро­сы истории. 1978. № 2.

Рыбаченок И.С. Русско-французский союз в тостах // Россия и Франция XVIII - XX века. Вып. 2. М., 1998.

Сидоров А.Л. Материалы о свержении царизма в фонде Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства // Исследования по оте­чественному источниковедению. М.-Л., 1964.

Шепелев Л.Е. Архивные фонды акционерных коммерческих банков // Проблемы источниковедения. Т. VII. М., 1959.

Шепелев Л.Е. Проблемы источниковедческого изучения делопроизвод­ственных документов государственных учреждений XIX — начала XX в. // Источниковедение отечественной истории. Сб. статей. 1975. М., 1976.

Примечания

¹ Митяев К.Г. Теория и практика архивного дела. Учебное пособие. М., 1946; Он же. История и организация делопроизводства в СССР. Учебное

пособие. М., 1959; Правила издания исторических документов в СССР. М., 1969; Государственный стандарт Союза ССР. Делопроизводство и ар­хивное дело. Термины и определения. М., 1971; Единая государственная система делопроизводства (основные положения). М., 1974; История де­лопроизводства в СССР. Учебное пособие. М., 1974; Илюшенко М.П. История делопроизводства в дореволюционной России. Учебное посо­бие. М., 1993 и др.

² Рыбаченок И.С. Русско-французский союз в тостах // Россия и Франция
XVIII - XX века. Вып. 2. М., 1998.

³ Бовыкин В.И. «Красный договор» Продугля // Исторические записки.
Т. 78. М., 1965. Свое название «красный договор» соглашение получило
по цвету обложки, который имела брошюра с его текстом.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: