ВОСПОМИНАНИЯ, ДНЕВНИКИ, ЧАСТНАЯ ПЕРЕПИСКА

Мемуары и дневники

Особенности мемуаров и дневников как источника. Мемуары являются весьма важным источником. Их появление относится к периоду позднего феодализма, а широкое развитие мемуари­стика получает в XIX в.

Мемуары-воспоминания и рассказы очевидцев и современников о различных событиях личной и общественной жизни можно раз­делить на воспоминания или собственно мемуары, автобиографии и дневники. Мемуары содержат значительное число фактов и де­талей событий, свидетелем и участником которых был их автор. Часто эти детали и факты не отражены в других источниках. Кроме того, мемуары дают возможность почувствовать дух иссле­дуемого времени. Именно они показывают, как воспринимались и оценивались те или иные события и явления социально-экономи­ческой, идейно-политической и духовной жизни различными груп­пами и категориями населения. В мемуарах содержатся незаме­нимые сведения об укладе повседневной жизни, быте, нравах прошлого. В этом, кстати, большая ценность мемуаров «рядовых людей», стоявших в стороне от важнейших событий и упоминаю­щих о них лишь мельком. Все это обусловливает высокую цен­ность мемуаров как исторического источника. Но мемуары как источник имеют ряд существенных недостатков. Как правило, они пишутся много лет спустя после описываемых событий. В них нередко спутаны даты, смещены события, поступки, действия одного лица приписаны другому и т. д. Если автор мемуаров, не полагаясь на свою память, привлекает другие источники и Лите­ратуру, то подчас трудно отделить то, что им взято из литера­туры, выяснить, что он пишет с чужих слов и свидетелем чего он был сам.

Мемуары больше, чем какой-либо из источников, отличаются крайней субъективностью. Для многих мемуаров характерно стремление автора преувеличить свою роль в событиях описывае­мого времени. Таковы, например, записки Екатерины II, в кото­рых она ставит целью оправдать свои действия в период Семи­летней войны, в период подготовки и осуществления переворота 1762 г., обосновать свои права на русский престол. Она рисует картину, далекую от действительности, и изображает себя в роли Мечтательницы о всеобщем благе. В то же время она не скупится на самые мрачные краски при описании своих противников и со­стояния страны накануне осуществленного ею дворцового пере­ворота, чтобы подчеркнуть успехи, достигнутые в ее царствование

Субъективность мемуаров позволяет вместе с тем наиболее' четко выяснить позицию автора и соответствующей общественной и социальной группы в описываемых событиях.

Работая с мемуарами, следует помнить об их еще одной осо­бенности. Кто бы ни был автор мемуаров и какие бы цели он перед собой ни ставил при их написании, он знает, как закончи­лось то или иное событие, какое место оно заняло в истории, как повлияло на последующие, как в дальнейшем действовали его участники и т. д. Это откладывает отпечаток и на отбор мате­риала, и на оценку событий и действующих лиц. Поэтому для мемуаров в большинстве случаев характерны оценки не времени описываемых событий, а времени написания мемуаров. Время, отделяющее мемуары от описываемых событий, усиливает либо, наоборот, ослабляет симпатии и антипатии автора в отношении определенных учреждений, организаций, органов, лиц. Нередко автор мемуаров умалчивает о ряде крупных событий и своем участии в них. Особенно часто мы встречаемся с подобным явле­нием в мемуарах лиц, проделавших эволюцию от революционно­сти, демократизма или либерализма к консервативности и реак­ции.

Не менее важно учитывать и то, что мемуары различаются по своим масштабам и хронологическому периоду, охватываемому ими. Одни из них могут представлять воспоминания о каком-либо конкретном событии, другие — о каком-то конкретном человеке. Совершенно ясно, что характер мемуаров определяется их авто­ром. Он умышленно опускает, обходит все не имеющее непосред­ственного отношения к событию или человеку, о котором повест­вует. Таковы, например, мемуары декабриста Н. А. Бестужева, представляющие собой два небольших рассказа о К. Ф. Рылееве и о 14 декабря 1825 г. Другие мемуары охватывают какой-то определенный период, этап в жизни автора или истории страны. Таковы, например, записки генерала А. П. Ермолова об Отече­ственной войне 1812 г. или записки декабриста И. Д. Якушкина. Третьи охватывают весьма значительный хронологический период, иногда более полувека, и посвящены самым различным событиям, явлениям, людям, которые окружали автора мемуаров и с кото­рыми он имел дело. Для подобных мемуаров характерен рассказ об огромном числе важных общественно-политических событий и фактов повседневной личной жизни автора. Классическим образ­цом подобных мемуаров для XVIII— первой половины XIX в. являются мемуары провинциального помещика А. Т. Болотова и профессора А. В. Никитенко.

Наконец, нужно иметь в виду, что различна и форма мемуа­ров. Одни из них, например, записки графа Беннигсена о войне со Швецией в 1806—1807 гг., носят полупротокольный характер, характеризуются обилием дат, цифр, имен, конкретных фактов, даваемых им на основании документов, бывших в его распоря­жении, и Подтверждающих достоверность сообщаемого им. Но тем самым записки Беннигсена в определенной мере утрачивают чер­ты мемуаров и сближаются с источниками типа отчетов, докладов и других документов делопроизводственной документации.

Другие имеют форму литературного произведения. Авторы их стремятся дать общую картину событий, образы их участников, передать атмосферу жизни, в которой развертывалось событие. Нередко это приводит к смещению и вольной трактовке отдель­ных фактов, дат, к нарушению последовательности в развитии со­бытий и т. д. В отдельных случаях стирается грань между ме­муарами как историческим источником и литературным произве­дением. Выдающимся образцом мемуаров, носящих литератур­ную форму, является «Былое и думы» А. И. Герцена.

Особой формой мемуарной литературы являются дневники. Они отличаются большей достоверностью и точностью в воспроизведе­нии событий и фактов, так как пишутся одновременно с описы­ваемыми событиями, под их впечатлением, хотя наряду с этим в дневниках нередко встречаются всякого рода неподтвердившиеся слухи, версии о событиях, в которых автор непосредственно не участвовал, и т. п.

Автор воспоминаний описывает события, ход и результаты ко­торых он уже знает, а значение их осмыслил и оценил. Автор дневника нередко подробно пишет о второстепенных и третье­степенных событиях и лишь мимоходом упоминает о событиях и фактах, которые, как выясняется в дальнейшем, имеют огромное значение.

В литературном отношении дневники значительно уступают воспоминаниям и отличаются отрывочностью, сухостью, крат­костью, наличием большого количества сокращений, намеков и полунамеков, а то и просто зашифрованностью. В ряде случаев дневники становятся основой мемуаров, за написание которых автор принимается много лет спустя. Дневникам также свой­ственна крайняя субъективность. Очень редко можно говорить о полной искренности и откровенности авторов дневников, по­скольку большинство из них не рассчитывают, что они останутся единственными читателями написанного ими. В том случае, если автор занимается революционной деятельностью, откровенное ведение дневника просто невозможно и было бы нелепым риском не только для самого автора, но и для его единомышленников и организации, в которую он входил.

Мемуары XVIII в. Большинство мемуаров XVIII в. принадле­жит представителям верхушки служилого дворянства, что в зна­чительной степени определяет их характер, содержание, сосредо­точение внимания на разных вопросах политической истории стра­ны, на борьбе за власть аристократических группировок, на жизни Двора, характеристике временщиков и фаворитов, царей и цариц, Дворцовых интриг и дворцовых переворотов. Поскольку эти мемуары отличаются крайней тенденциозностью и имеют своей целью либо оправдать свои действия в период борьбы за власть и нахождения у власти, либо обвинить противника, в борьбе с которыми автор потерпел поражение, пользоваться их сведениями и особенно оценками следует осторожно, учитывая позиции той группировки, к которой принадлежал автор, и цели, которые пре­следуют его мемуары. При этом мемуары XVIII в. содержат ряд важных и интересных сведений о стрелецких бунтах (мемуары И. Я. Желябужского), об обучении дворян кораблестроению и кораблевождению при Петре I, посылке их за границу, их службе (мемуары И. И. Неплюева), о дворцовых переворотах и «верховниках» (мемуары Н. Б. Долгорукой), о Екатерине II и ее дворе конца 80-х — начала 90-х годов (дневник А. В. Храповицкого), о порядках при дворе и в армии при Павле I и недовольстве им со стороны дворянства (мемуары Н. А. Саблукова) и много других. В конце века появляются первые мемуары чиновников и мелкого служилого дворянства, самыми яркими из которых являются ме­муары «Моя жизнь» Г. А. Винского. В ходе работы над ними интересно проследить, как оказавшийся в положении разночинца дворянин начинает по-иному смотреть на свое сословие, дает убийственную характеристику его отношения к службе, его быта, нравов, морали.

Центральное место среди мемуаров XVIII в. занимают записки Андрея Тимофеевича Болотова. Он стоял далеко от двора, не участвовал в крупных политических событиях, но вместе с тем выступал как зачинатель русской агрономии, издатель первых агрономических и сельскохозяйственных журналов. Болотов — автор многочисленных работ по агротехнике, был тесно связан с Вольным экономическим обществом и Московским университе­том. Детство и обучение в семье мелкопоместного провинциаль­ного дворянства, пребывание в пансионе, армия и Семилетняя война, переворот 1762 г., выход в отставку в связи с манифестом «О вольности дворянства» составляют содержание первой части записок Болотова. В ней есть первоклассный материал о быте и жизни провинциального дворянства середины XVIII в., его духов­ной жизни, о русской армии и др. Все остальные части записок, охватывающие более 70 лет, связаны с его жизнью в имении на границе Тульской и Московской губерний и с должностью упра­вителя дворцовыми крестьянами.

Ценность этих частей записок как исторического источника особенно велика. Их содержание составляют жизнь провинциаль­ного дворянства во второй половине XVIII в., описание порядка и нравов в провинциальных административных и судебных учреж­дениях, сельского духовенства, крестьян, их положения, повинно­стей, взаимоотношений с помещиками, волнений, попыток рацио­нализации помещичьего хозяйства и результатов этих попыток.

Скептически настроенный в отношении придворной аристокра­тии и екатерининских фаворитов, весьма резко отзывавшийся о крайне низком культурном и нравственном уровне дворян, Боло­тов в то же время не допускал и малейшей возможности изменения крепостного права и какого-либо ограничения сословных прав привилегий дворян, занимал крайне враждебную позицию в отношении радикальной публицистики и тем более в отношении революционных событий в Европе в конце XVIII в.

Мемуары первой половины XIX в. Для этого времени харак­терно не только значительное увеличение числа мемуаров, но и не менее значительное изменение в их составе. Мемуары при­дворной аристократии и служилой дворянской знати уже не за­нимают главного места, а по своему значению в качестве истори­ческого источника отходят на второй план. Одновременно воз­растает число и значение мемуаров чиновников — дворян среднего ранга и дворянской интеллигенции, появляются мемуары разно­чинцев и первые мемуары крестьян. Принципиальным изменением в составе мемуаров является наличие целого комплекса мемуаров участников первого этапа революционного движения — декабри­стов и мемуаров первых представителей демократии. Такой со­став мемуаров значительно повышает их значение как историче­ского источника по более широкому кругу вопросов истории страны по сравнению с мемуарами XVIII в.

Для характеристики значения и особенностей мемуаров знати очень много дает сопоставление мемуаров князя Адама Чарторыйского и А. С. Шишкова. Оба они занимали высокие посты в первый период царствования Александра I и играли видную роль в определении направления и в осуществлении внутренней и внешней политики. Но первый был активным деятелем Неглас­ного комитета и «либеральных» проектов тех лет, а другой — воинствующим реакционером, требовавшим беспощадной борьбы против любого проявления какого-либо вольномыслия и даже либерализма. Характеристика и оценка ими событий, мероприя­тий, проектов, деятельности отдельных лиц помогает раскрыть действительное содержание и цели политики «дней Александро­вых прекрасного начала», расстановку сил в этот период. Поль­зуясь записками Чарторыйского, нужно помнить, что он писал их много лет спустя в Париже, будучи главой польской аристокра­тической эмиграции.

Типичными мемуарами того времени, принадлежащими чинов­никам-дворянам охранительного мировоззрения, являются записки Ф. В. Вигеля и С. П. Жихарева. В них содержится богатый мате­риал о быте, нравах, настроениях, духовной жизни столичного дворянства, о культурной, особенно театральной жизни Москвы, о театральном репертуаре, о ряде интересных наблюдений и фак­тов, относящихся к политической и общественной жизни первой половины XIX в.

Большую группу самых различных по характеру и масштабам охвата событий составляют мемуары, относящиеся к войне 1812 г. Записки А. П. Ермолова содержат характеристику и оценку пла­нов войны, важнейших операций, сражений, руководителей армий, Настроений в армии и среди населения на разных этапах войны. Первостепенное значение имеют страницы его мемуаров, посвященные Бородинской битве и совету в Филях. Важный аспект войны 1812 г. раскрывают записки поэта-партизана Дениса Д_а_ вылова.

Мемуары разночинцев, купцов, крестьян в первой половине XIX в. представлены очень бледно. Большинство из них носит чисто бытовой, семейный характер. Крестьянские мемуары — это как правило, небольшие рассказы о своей жизни, помещиках, «прославившихся» жестокостью и истязанием крепостных, о дво­рянском быте.

Но в этой группе есть источник первоклассного значения, стоя­щий как бы на рубеже между мемуарами крестьян, разночинцев и чиновников крупного масштаба. Это «Дневник» А. В. Никитенко. Сын крепостного крестьянина, затем учитель, студент уни­верситета и его профессор, он становится академиком, одним из руководителей цензурного ведомства. Весьма умеренный либерал по своим политическим взглядам и позициям, Никитенко отрица­тельно относился как к проявлениям реакции и обскурантизма, так и к революционным идеям, организациям и революционному движению.

В свой дневник он ежедневно пунктуально вносил записки обо всем, свидетелем или очевидцем чего он был: о деятельности уч­реждений, в которых служил и с которыми имел дело, о руково­дителях этих учреждений, о состоянии и условиях развития про­свещения, науки, литературы и искусства, о цензуре, газетах и журналах, об их редакторах и сотрудниках, о студенческом и общественном движении, о культурной жизни 20—70-х годов. По страницам его дневника проходят Крылов, Пушкин, Гоголь, Бе­линский, Чернышевский, Герцен, Кольцов, Брюллов и многие дру­гие писатели, художники, ученые. По богатству, разнообразию достоверности сведений, большому хронологическому охвату вре­мени «Дневник» Никитенко имеет для первой половины и сере­дины XIX в. такое же значение, как записки Болотова для XVIII в.

Мемуары декабристов. Большинство мемуаров декабристов было написано не только много лет спустя после описываемых со­бытий, но и после разгрома восстания, после того, как их авторы более четверти века провели в казематах и на сибирской каторге. Они писались в условиях кануна крестьянской реформы, когда на арену революционной борьбы выступили новые силы, новые идеи и новые революционные организации. Духовная эволюция, кото­рую проделали декабристы, принадлежавшие к различным орга­низациям и направлениям движения, была различной, и это опре­деляло цели, характер и содержание мемуаров, оценку событий, роли и позиций руководителей декабристских организаций и от­дельных их членов.

Одни из них писались авторами, эволюционировавшими от ре­волюционного движения в сторону либерализма, стремившимися реабилитировать себя в глазах правительства и дворянства, пока­зать «незаконность» своего осуждения, изобразить движение де­кабристов лишенным революционной направленности. Таковы первая часть книги «Россия и русские» находившегося в эмиграций Н. И. Тургенева и «Записки» главы умеренного крыла «Се­верного общества» князя С. П. Трубецкого, в которых наблю­дается тенденция отрицания существования тайных декабристских организаций, их революционных программ, изображения восста­ния 14 декабря как какой-то непредвиденной случайности. На­ряду ^с этим в них содержится ряд ценных сведений о движении декабристов и его участниках, они важны и интересны для выяс­нения позиций и тактики умеренного крыла декабристов, для рас­крытия духовной эволюции участников восстания, сломленных неудачей восстания и ссылкой.

Принципиально иной характер имеют записки И. Д. Якушкина и неизвестного члена «Общества соединенных славян», опубли­кованные как «Записки Горбачевского». Их авторы сохранили верность идеям и делу декабристов и стремились дать правдивую историю движения. Неизвестный автор из «Общества славян» опирается на свои воспоминания, рассказы других членов «Обще­ства», сопоставляет и проверяет их. Отводя видное место пере­говорам и взаимоотношениям «Общества соединенных славян» и «Южного общества», автор подчеркивает расхождения между ними. Рассказывая о восстании Черниговского полка, он пре­уменьшает в нем роль «Южного общества».

Значение записок Якушкина определяется его стремлением как можно полнее, точнее и объективнее дать историю декабри­стских организаций, выяснить факторы, определившие их созда­ние и деятельность, рассказать о съездах декабристов, спорах о программе и тактике, о том, как ставились и решались важ­нейшие вопросы политической жизни и будущего страны, о след­ствии по делу декабристов и ссылке. Важной особенностью ме­муаров Якушкина является наличие в них яркой и убедительной картины крепостной деревни, помещичьего произвола и безуспеш­ных попытках мемуариста освободить своих крестьян. Мемуары Трубецкого, с одной стороны, и мемуары Якушкина — с другой, являются крайними выражениями двух направлений мемуаров декабристов.

Мемуары революционных демократов. Мемуары революцион­ных демократов являются важнейшими источниками по истории нового этапа русского революционного движения, но дневники А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова отно­сятся к студенческому периоду их жизни и содержат материал лишь об условиях и путях формирования их мировоззрения, о са­мых первых шагах в революционной деятельности.

Дневник Т. Г. Шевченко занимает лишь один год (июль 1857 г.— июль 1858 г.) и не отличается богатством содержания. Нетрудно объяснить, почему возвращающийся из долгой и тяже­лой ссылки Шевченко обходит молчанием почти все острые обще­ственно-политические вопросы того времени, почти не упоминает Деятелей революционного движения, крайне осторожен в своих оценках, записывает новости преимущественно о людях литературы и искусства. Но и при этом истинные взгляды революционе­ра-демократа прорываются в записях о крепостном праве и уже умершем Николае I, часто фигурирующем в дневнике под име­нем «Тормоза». Осторожность покидает Шевченко и тогда, когда речь идет об «апостоле нашем и изгнаннике» и его «Колоколе»

Вершиной не только мемуаристики революционной демократии' но и всей мемуаристики дореформенного периода являются «Бы­лое и думы» А. И. Герцена. Это произведение необычайно много­образно по степени охвата важнейших вопросов. Крепостные по­рядки и быт дворянства, нравы в провинциальных учреждениях, жизнь университета и студенчества, революционные кружки и международная эмиграция в Европе, западники и славянофилы, проникновенные образы Огарева, Полежаева, Грановского, Бе­линского, Чаадаева, Бакунина, Гарибальди, Мадзини, Ворцеля, убийственные портреты и характеристики Николая I, петербург­ских и московских сановников, деятельность Вольной русской ти­пографии в Лондоне, издание «Колокола», восстание 1863 г. и множество других событий, фактов, портретов, споров, мечтаний, надежд и планов доносит до нас эта удивительная книга. Создав неповторимый синтез мемуаров, страстной публицистики и лите­ратурного шедевра, Герцен нередко ради сочных, художественно убедительных картин и образов отступал от хронологической по­следовательности, делал философские, публицистические и лири­ческие отступления.

Особенности «Былого и дум» требуют проверки дат, последо­вательности событий, отдельных фактов материалами и данными других источников. Следует также иметь в виду, что Герцен был вынужден умалчивать о позициях и деятельности ряда лиц, круж­ков, а тем более революционных организаций, так как это могло привести к их аресту, ссылке, к цензурным и иным репрессиям. Но подобное обстоятельство не снижает значения «Былого и дум» как первоклассного источника. Наконец, необходимо учиты­вать, что «Былое и думы» являются органической частью дея­тельности Герцена как революционера-демократа и занимают в ней место рядом с его «Колоколом».

Частная переписка

Частная переписка как исторический источник соприкасается в одном случае с публицистикой, в другом — с мемуарами, но имеет и ряд специфических, только ей присущих черт. Не могут быть отнесены к переписке литературные, публицистические, на­учные произведения, написанные в эпистолярной форме: «Письма русского путешественника» Н. М. Карамзина, «Письма русского офицера» С. Н. Глинки, «Письма об изучении природы» А. И. Гер­цена и другие аналогичные произведения.

Частную переписку как исторический источник можно разде­лить условно на две большие группы: на переписку, в центре ко­торой стоят интимные вопросы, вопросы быта, личных и семейных отношений, и на переписку, в центре которой стоят вопросы обще­ственно-политической и культурной жизни. К первой группе можно отнести переписку Герцена и Пушкина с их женами, Белин­ского с родителями, а ко второй — переписку Герцена и Огарева, братьев Тургеневых, Ломоносова. Но и в первой группе, хотя и не так часто, встречаются материалы, относящиеся к крупным событиям общественно-политической жизни и дополняющие све­дения других источников. Так, например, о своем посещении Московского университета и о спорах с Каченовским, отрицав­шим подлинность «Слова о полку Игореве», Пушкин рассказал в двух письмах к жене. Письма Белинского к родителям ярко рисуют обстановку жизни московских студентов, их настроения, раскрывают обстоятельства его исключения из университета. С другой стороны, во второй группе немало бытовых, чисто лич­ных, интимных сведений.

В XIX в. переписка выступает как важнейшее средство обще­ния и информации. Этому способствует, с одной стороны, значи­тельное развитие и усовершенствование почтовой службы, доро­говизна и медленность средств сообщения, а с другой — жесто­чайший цензурный режим и отсутствие в прессе информации о событиях современной жизни. Поэтому переписка становилась важным средством информации о событиях и явлениях политиче­ской и идейной жизни, новинках литературы и искусства, дейст­виях цензуры, настроениях общества.

Как источник переписка, подобно дневникам, отличается субъективностью, отрывочностью, передачей всякого рода слухов, непроверенных фактов, обилием личных и бытовых подробностей, намеков и полунамеков, значительная часть которых понятна лишь автору и адресату. В переписке много шутливых или спе­циально зашифрованных имен, названий, городов, учреждений, журналов.

Все это крайне усложняет понимание и использование пере­писки как источника. Такие особенности частной переписки про­диктованы различными причинами. В одних случаях это объяс­няется тем, что участники переписки не считали нужным разъяс­нять то, что им было понятно с полуслова, в других — постоян­ной перлюстрацией писем органами политического сыска.

Недаром значительная часть частной переписки участников революционного движения известна нам по копиям, снятым этими органами, или по задержанным ими оригиналам, которые фигу­рировали на суде как вещественные доказательства.

В условиях низкой грамотности непривилегированного населе­ния, господства патриархальности в его быту переписка в этой среде не могла иметь широкого распространения. К тому же эти письма никто не собирал и не хранил. Поэтому до нас дошли случайные письма разночинцев, купцов, мещан XVIII — первой половины XIX в. Пострадал и фонд дворянской переписки этого Времени. В пореформенное время большая часть усадеб приходит в упадок и разрушается или переходит в руки купцов, которые не считают нужным хранить «старый хлам». Не заботятся об этом и потомки прежних владельцев усадеб.

Лучше сохранилась частная переписка лиц императорской фа­милии и некоторых родов дворянской аристократии. Наиболее значительными комплексами этого рода переписки являются письма Петра I, переписка Екатерины II с Вольтером и ее зару­бежным агентом бароном Гриммом. Черты публицистичности, служебной переписки дополняются чертами дипломатической, хо­зяйственной, интимной переписки в огромном комплексе пере­писки гр. Воронцовых между собой и рядом крупных государст­венных и политических деятелей, писателей, ученых, деятелей искусства. Большинство дошедших до нас писем Радищева сохра­нилось именно в этом комплексе.

Особенностью подобных комплексов переписки является нали­чие в них не только писем, получаемых адресатом, но и копий его ответов. Другой особенностью было то, что значительная часть переписки дворянской аристократии велась на французском языке.

Переписка передовых, революционных деятелей этого времени сохранилась гораздо хуже. Многое уничтожалось сразу же по получении, другое — в случае угрозы обыска и ареста, третье конфисковывалось.

Работая с дореволюционными изданиями и публикациями комплексов переписки и отдельных писем, относящихся к доре­форменному периоду, необходимо учитывать ряд особенностей этих публикаций. В них нередко опущены не только отдельные части писем, целые письма, но и комплексы писем. В одних слу­чаях это вызвано тем, что близкие автора, адресата или изда­тель считали несвоевременным или ненужным публикацию тех или иных писем из-за их интимного характера, или потому, что они показывают автора или адресата в невыгодном свете, а ино­гда потому, что содержание их казалось слишком мелким. Го­раздо хуже, что другие пропуски были обусловлены цензурными препятствиями или опасением вызвать репрессии в отношении лиц, фигурирующих в письмах. С особой силой это сказывается на публикациях переписки представителей прогрессивного и ре­волюционного направлений.

Работая с перепиской при ее использовании в качестве одного из источников, очень важно располагать не только теми письма­ми, которые получал данный человек, но и его ответами. К со­жалению, такая возможность представляется редко и в нашем распоряжении оказывается обычно одна часть переписки. Так, мы располагаем письмами Ломоносова, Пушкина, Белинского и почти не имеем писем к ним. Еще отчетливее этот недостаток вы­ступает в изданиях писем видных деятелей науки, культуры, общественно-политической жизни и революционного движения.

Часть третья

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: