Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






ЭЛВИС,ИИСУС И КОКА-КОЛА 1 страница




АN ЕТ СЕТЕRА ВООК, МОСКВА, 2004

 



Экстремально ироничный детектив Кинки Фридмана сочетает глубину философской мысли с простотой разговорного арго. Фридман балансирует на грани приличия, не обращая внимание на нормы политкорректности. Не нужно быть ядерным физиком, чтобы понять, что «тусоваться с ребятами, которые воображают себя Иисусом или Наполеоном, наверняка лучше, чем делить камеру с чёрным парнем, который будет звать тебя Луиза». Любой его роман - это занимательное детективное расследование с непредсказуемыми поворотами событий, наполненное афоризмами и аксиомами от Козьмы Пруткова современной Америки. Наш мир несовершенен, и Кинки считает, что Господу «стоило потратить немного больше шести дней, чтобы сотворить землю и все остальные чудеса».


Проводить Тома Бейкера собралось довольно много народа, как часто случается, когда в мир иной отправляются непонятые люди. Я спел «Держись, еврейчик». Эта песня есть ничто иное, как западная трактовка сугубо восточного события - а именно холокоста. Песню страшно любил Том Бейкер, что вовсе не удивительно. Как однажды заметил Брендам Бехан: «Ирландцы и евреи - разные нации; у них просто общий психоз». Козёл Карсон прочитал написанный им специально для Бейкермана стих, из которого я запомнил лишь две последних строчки:

«Между сточной канавой и звёздами

Люди такие, какие есть...»

Том Бейкер был.

Моя первая встреча с Бейкерманом произошла у трапа Ноева Ковчега. В последний раз я увидел его из окна старого кафе «Одинокая звезда» в Нью-Йорке. Между двумя этими событиями успела прожить весь свой долгий век морская черепаха. «Одинокой звезды» больше нет. Нью-Йорк же, конечно, сохранился. В некотором роде. По крайней мере, он по-прежнему существует в недавно обретшем цвет воображении смертельно больных детей. А кто из нас не входит в их число?

В «Одинокой звезде» царила чудовищная теснота, а Бейкерман имел чудовищный вид. Он стоял на краю тротуара. На нём были старые штаны, длинная серая суконная шинель, из какой-то давно забытой войны и синяя вязаная шапочка. Его физиономия несла на себе типично ирландскую печать, находящуюся где-то на полпути (по грязной просёлочной дороге, естественно) между счастьем и отчаянием. Я помню, как вокруг него медленно, словно при замедленной съёмке, кружились снежинки, похожие на слёзы утратившего все свои надежды ангела-хранителя.


Бейкерман был здоровенным талантливым очаровательным крутым и безумным зеленоглазым ирландцем, уважаемым мужчинами и постоянно любимым женщинами. Он был актёром, но поскольку Голливуд оставался Голливудом, а Бейкерман -Бейкерманом, большую часть своих самых ярких представлений он выдал не на экране и не на сцене. Он был звездой, сумевшей просиять лишь для тех, кто его знал. Как в жизни, так и в смерти есть место для иронии, и в данном случае она проявилась в том, что Бейкер скончался на сцене. Правда, это была крошечная сцена или, даже скорее, чердак, где ютился Боб Брейли, его играющий тренер. В официальном заключении было написано, что он помер от передозировки, но это мало что говорит. Ведь рано или поздно от передозировки откинем копыта мы все. Перебор дешёвых и пустых грёз. Переизбыток утренних выпивок. Слишком много воскресных ночей в Лос-Анджелесе.

С отцом Тома Бейкера я познакомился только на похоронах и увидел в его поведении, жестах, манере речи много черт, которые воспринимал как сами собой разумеющиеся до тех пор, пока друг не стал покойником. Отец Тома упомянул о фильме, над созданием которого трудился сын перед смертью. Я знал об этом. Том тратил массу энергии и времени на свой проект. Том Бейкер-Киномагнат, величал он себя. Все остальные почему-то предпочитали называть его Том Бейкер-Бапамут.

Это была документальная картина о парнях, корчивших из себя Элвиса Пресли. И по словам отца Тома фильм исчез из нашего общества вместе с самим Томом.

- Не могли бы вы помочь нам найти фильм? - спросил
он. - Наш Том страшно им гордился.

- Нет вопроса, - без тени сомнения заявил я. - Скорее
всего, его просто засунули не в то место. Завтра-послезавтра
я вам его предоставлю.

Я найду им фильм, подумал я. Не такое уж это трудное дело. Ведь он должен быть где-то здесь рядом. Где-то между сточной канавой и звёздами.

После смерти близкого человека вам некоторое время кажется, что все, кого вы встречаете, - обыкновенные


засранцы. Вы не в силах понять, почему милые старушки тратят своё время на то, чтобы вязать им свитеры. Нельзя, впрочем, исключать и того, что доля засранцев в нашем мире всегда велика, но чтобы высветить убожество почти всех живущих, необходимо было помереть вашему другу.

- Утешает лишь то, что кошки - хипповые девки, - сказал
я, обращаясь к своей кошке. - Мой милый домашний зверёк.

- Она вовсе не домашний зверёк, - произнёс с кушетки
Ратсо. - Она твой компаньон из мира животных.

Ратсо иногда выступает в качестве доктора Ватсона, но большую часть жизни представляет собой всего лишь большую мозоль на теле моего жилища. В то время, когда Ратсо не сидит на моей шее или не тянет меня за рукав, он издаёт журнал под названием «Национальный Пасквилянт».

Я продумывал его заявление, зажигая сигару при помощи большой кухонной спички. Чтобы запалить сигару по правилам, её кончик следует удерживать чуть выше уровня пламени. Я не только не ответил Ратсо, но и вообще не заметил его присутствия. Кошка последовала моему примеру.

- Домашний зверёк - уничижительное словосочетание.
Компаньон из мира животных, - повторил он, - вот, как надо
говорить.

- Ты - мой компаньон из мира животных, - сказал я.
После прощания с Томом прошло несколько дней, и

Ратсо большую часть времени околачивался в моей убогой норе на Вандам Стрит. Своё пребывание в моём жилище он объяснял тем, что в его доме ремонтируется водопровод, однако мне казалось, что он частенько посматривает на меня с жалостью во взоре. Вполне вероятно, что я, как и все обитатели Нью-Йорка, подхватил паранойю, но мне всё же казалось, что он, зная насколько близок я был к Тому Бейкерману, встал на вахту, чтобы предотвратить самоубийство, совершённое каким-нибудь особо извращённым способом. Описания такого рода суицида вы без труда можете найти в Нэшнл Энкуайер. С другой стороны, водопровод в доме Ратсо действительно оставлял желать много лучшего.

Он следил взглядом за каждым моим движением, и в конце концов моё терпение лопнуло. Чем больше Ратсо пялился на меня из-под нависших бровей, похожий на здоровенную и к


тому же хохлатую тропическую птицу, тем сильнее я психовал и тем интенсивнее расхаживал по гостиной. Кошка в её бытность котёнком приходила в восторг, когда я принимался мерить шагами комнату, и таскалась за мной по пятам. Когда она повзрослела, эта нелепая деятельность ей, видимо, надоела. Однако, как мне кажется, кошка по-прежнему получает удовольствие, следя за моими действиями. Делает она это со скучающим видом британской матроны, наблюдающей за игрой в бадминтон. Теперь, когда кошка дожила до «Возраста расцвета мисс Джин Броди», её стал меньше заботить вопрос, есть ли у меня ходули, и можно ли через мою жопу увидеть Америку.

Кошка, надо сказать, никогда не любила Ратсо, и я до сих пор не знаю, что это - инстинктивное проявление антисеми­тизма, или обыкновенная кошачья злобность. И знать мне этого, по правде говоря, не хочется.

- Ратсо, - сказал я по прошествии нескольких часов, -
скажи по совести, что привело тебя ко мне - моё разбитое
сердце или твой разбитый унитаз?

- И то и другое представляется мне вполне достойной
причиной, - ответил Ратсо. - Но с какой стати ты возжелал
это узнать?

- Причина проста. Если ты боишься, что я повешусь на
трубе душа, то я закажу грузоподъёмник и вывезу тебя отсюда
к чёртовой матери. После этого я удавлюсь на трубе душа.

- Звучит более чем разумно, - заметил Ратсо.

Мы чесали языки в таком духе ещё довольно долго, после чего Ратсо, наконец, решил свалить. Он сказал, что ему надо посмотреть, как идёт ремонт водопровода, но я знал, что парень покидает меня, потому что разозлился. Однако я заметил, что за кушеткой он оставил здоровенный чемодан с жизненно необходимыми бебехами. Это говорило, что в один прекрасный день он вернётся. Наподобие пунктуального МакАртура.

Я высоко ценил заботу Ратсо, но мне надо было побыть одному. Во-первых, я уже встречался с ближайшим другом Бейкера Бобом Брейди и обшарил конуру, в которой обитал Том. Никаких следов его кинематографических усилий мне обнаружить не удалось. Один из ассистентов Тома с довольно странным именем Легз* - Ноги, уже успел сообщить отцу Бейкера, что в лаборатории фильма нет. Если фильма не

*Шестёрка на современном уголовном жаргоне


оказалось в конуре и не было в лаборатории, то это означало, что мне придётся заглянуть во все остальные места.

В конце недели, последовавшей за проводами Бейкермана, я вернулся в свой постоянный лагерь у подножия горы, именуемой «Депрессия». Я подобно Эмили Дикинсон торчал на своём чердаке, курил сигары, пил кофе, время от времени кормил кошку и изредка подкармливал себя, разогревая окаменелости из глубин холодильника. Сроки годности, как для корма кошки, так и для моей жратвы, давным-давно истекли.

Я обратил внимание на то, что мои поведенческие стандарты за это время претерпели некоторое изменение. Я стал нарочито громко пердеть и с некоторой долей юмора отметил, что друзья, включая Ратсо, всё реже и реже появляются на моей голубятне. Честно говоря, я не знал, зачем так поступаю.

Возможно, это был крик о помощи.

Именно в это время я стал замечать сверхъестественные параллели между моей жизнью и жизнью Иисуса. Он и я, естественно, были евреями. Ни один из нас никогда не имел достойного упоминания дома. Ни он, ни я так и не сочетались браком. И мы с ним, никогда и нигде по-настоящему не работали. Мы оба только тем и занимались, что шлялись по стране, вызывая у людей раздражение.

- Может быть, Иисус сможет нам помочь, - сказал я кошке. -
Может быть, он может отыскать фильм о парнях, корчащих из
себя Элвиса Пресли.

Кошка взглянула на меня так, словно у меня поехала крыша, но, тем не менее, осталась стоять на столе неподалёку от меня. Это меня вдохновило, и я продолжил:

- Может быть, Иисус поможет мне разыскать типа по
кличке Легз. Я оставил три сообщения на его автоответчике,
но он лечению не поддаётся.

Кошка смотрела на меня так, как смотрят на то место, где только что находилась радуга.

- Перестань пялиться на меня с жалостью, - сказал я и
попытался смахнуть её со стола.


Отодвинувшись ровно настолько, чтобы я не мог до неё дотянуться, она продолжала страдальчески на меня взирать.

-Давай помолимся, - предложил я кошке, и мы оба склонили головы.

- Дорогой Бог, Иисус, Будда или Л. Рон Хаббард, помогите
нам, пожалуйста, найти документальный фильм о чудиках,
изображающих Элвиса. Мы верим, что Бейкерман и Элвис
находятся рядом с вами и что они должны убедить вас в
искренности наших намерений. Мы уверены в том, что общество
Бейкермана доставляет вам истинное наслаждение. А что
касается Элвиса, то он за всю свою сценическую карьеру не
видел перед собой ни одного пустого места. К концу своего
существования он, к сожалению, стал чем-то вроде химической
куклы, а его выпирающее брюхо приходилось перед выходом
на сцену туго забинтовывать. Но что из того. Ведь ты, Иисус,
прекрасно знаешь, как бывает с идолами. Глядя на то, что
происходит в мире, я понимаю, что вы страшно заняты,
следя за каждым воробышком...

Я подмигнул кошке и закончил:

-...тем не менее, мы будем крайне благодарны, если в
ближайшее время получим от вас весточку.

Кошка со скептическим видом подмигнула обоими глазами и уставилась в потолок.

От Л. Рона Хаббарда я, по правде говоря, вестей не ждал. Будда тоже ни с кем не выходил на связь уже много лет. Но я надеялся, что Бог или Иисус окажутся более общительными. В последнее время они, почти не закрывая рта, мололи языками. Их собеседниками были парапсихологи, футбольные тренеры и Орал Роберте - всех не перечислить. Одним словом, я очень надеялся.

Я приготовил себе эспрессо, попыхтел сигарой и призвал кошку к терпению. Я отнёс кофе на кухонный подоконник, но кошка составила мне компанию и там. Мы терпеливо ждали. Пепельницу я не прихватил. Весь мир служил мне пепельницей.

По прошествии пары эспрессо и доброй половины сигары, небеса по-прежнему не подавали никаких признаков жизни. Из моего кухонного окна открывался довольно унылый вид. Триумф серого цвета. Творец и Иисус, видимо, не вступали в беседу с сыщиком. Они либо не существовали, либо им было плевать. Не исключено, правда, что ребята страдают аутизмом.


- Сила молитвы, - сказал я кошке.

Взяв в руки Дейли Нь/ос, я довольно небрежно перевернул несколько страниц в поисках имени своего приятеля МакГоверна. Было бы очень мило увидеть слова: «Кинки, твои маленькие друзья заблуждаются». Но ничего такого в газете не оказалось.

Почти ничего. Дейли Ньюс время от времени предоставляла ему возможность выступить в разделе «Лучшие люди», делая его таким образом единственным в мире супер-интеллигентным редактором светской хроники, имеющим рост под метр девяносто, вес около 64 килограмм, и к тому же ирландца. В сегодняшней колонке МакГоверн обращал внимание читающей публики на то, что последние десять лет строительные фирмы и общее загрязнение природной среды угрожают пруду Уолдена, известного благодаря Генри Торо. МакГоверн сообщал о борьбе за сохранение пруда в его первозданном состоянии - почти в том же примитивном виде, в каком он пребывал во времена Торо. Само собой разумеется, что имелись парни, желающие сделать пруд похожим на штат Нью Джерси. Обе противоборствующих группы, каждая по-своему, особых симпатий у меня не вызывали. Впрочем, так же как и МакГоверн. Я был не очень высокого мнения о лишённых вкуса звёздах попсовой тусовки, сделавших пируэт в сторону глобальных проблем, оставив на время свои сценические децибелы и студии многополосной записи. Впрочем, глобальным проблемам не повредит любая поддержка. Тот факт, что Майкл Джексон собирается стать счастливым и гордым обладателем останков Человека-слона, вовсе не означает, что я должен метать спаржу в ботаников, задумавших спасти Пруд Уолдена.

Что касается строителей, то те, естественно, парни плохие, но честные. Правда, в своём извращённом стиле. Они не скрывают, что им нужна куча бабок, чтобы купить большой волосатый бифштекс, заиметь призовую жену, приобрести катер и иметь время, чтобы убить пару Бэмби на пути в Белиз. Эти ребята, по правде говоря, имеют весьма опасное сходство с нормальными американцами. Звёзды рока, пытающиеся спасти мир, могут выглядеть столь же убогими. МакГоверн, похоже, разделяет мою точку зрения, поскольку свою статью он сопроводил здоровенной и безвкусно-яркой фотографией знаменитостей в шикарных голливудских прикидах. Снимок


был сделан на коктейле, который знаменитости закатили для спасения Пруда Уолдена. Под картинкой вместо подписи приводилась цитата из того же Торо: «Опасайся любой затеи, требующей нового наряда».

Я снова посмотрел в окно, и передо мной, наконец предстало видение. Правда, я не совсем усёк, было ли видение библейским. Но надеялся, что это именно так. Время покажет. Потрясная блондинка, примерно трёхметрового роста, в манто из каких-то занесённых в Красную книгу животин, пересекала Вандам Стрит по направлению к моей берлоге. На поводке она вела двух, как мне показалось, домашних белок. Впрочем, это могли быть не домашние зверьки, а компаньоны из животного мира. Не вызывало сомнений то, что это были самые счастливые белки во всём Нью-Йорке.

Блондинка на миг подняла голову, и я увидел её лицо. Это было продолжением чудного видения. В лице красотки не было даже и намёка на тевтонскую заносчивость, мрачность и недружелюбие. Она казалась мне живой, полной веселья и восхитительной. А вы же знаете, насколько трудно высокой женщине казаться восхитительной. Незнакомка выглядела весьма утончённой, оставаясь в то же время девчонкой вашей мечты, увиденной вами когда-то на сельской ярмарке вашего графства. Одним словом, она была тем существом, которому следовало постоянно пребывать рядом с вами.

Я следил за ней до тех пор, пока она не скрылась из вида. Затем я изучил пожарную лестницу, голые кирпичные стены стоящего на улице пакгауза, здоровенный кусок серого неба, какой-то лимузин и человека, медленно бредущего через скудно освещённую помойную яму, именуемую нашим миром. Мои компатриоты-американцы, думал я, словно навозные жуки копошатся в поисках счастья на древних улицах, в то время как жизнь прокатывается по ним тяжёлым катком.

Я запалил сигару. Погладил кошку. Затем я закрыл глаза и представил Пруд Уолдена.

Иногда жизнь подпрыгивает и кусает вас в жопу. Как в старом анекдоте. Вопрос: «Что имеет четыре ноги и руку?»


Ответ: «Питбуль». Мало кто находит эту шутку смешной. Ещё меньше людей находят весёлой жизнь. Может быть в этом и заключается часть проблемы.

Моя жизнь в этот момент была не более радостной, чем у обезьяны Клинта Иствуда. Я страдал как от потери человека, в котором с опозданием увидел своего лучшего друга, так и от мысли, что при встрече с уродом по имени Легз мне придётся переломать ему нижние конечности. Моё, от всего отрешённое, герметически закупоренное и непредвзятое настроение стало принимать несколько кафкианский оттенок. Жизнь требовала развлечений вне зависимости от того, хотел я их или нет.

Был холодный дождливый вечер. Я сидел за письменным столом, не зная как поступить - наложить на себя руки, или отправиться в боулинг. В этот момент зазвонили телефоны. Я позволил им немного поверещать. Не хотелось, чтобы тот кто звонит, подумал, что я испытываю одиночество, голоден или ищу работу. Какая, к дьяволу, работа! Ведь я, чёрт побери, видимо, весь остаток жизни обречён трудиться словно пчёлка, разыскивая документальный фильм об имитаторах Элвиса. Поэтому-то я вовсе не возражал, чтобы телефоны немного позвонили. Звонки означали, что я ещё кому-то нужен. В этом было что-то успокаивающее.

Пялиться на мои телефоны было столь же интересно, как изучать коллекцию клопов из Уганды. Но это было единственное занятие, которому я в тот момент мог предаться. На моём столе располагались два красных аппарата (по одному на каждое полушарие мозга), присоединённых к одной линии. Никакого практического значения это не имело, но когда телефоны начинали на пару звонить, а поступали они так постоянно, я начинал себя ощущать кем-то. Кроме того, в моей спальне стоял несколько женственный компактный телефон розового пастельного цвета, который в последнее время стал крайне редко прерывать мой сон или процесс совокупления. Когда у меня будет миллион баксов, я обязательно поставлю телефон и в сортире.

Я поднял левую трубку.

- Говорите.

- Привет, детка. Узнаёшь, кто это?

Я ненавидел подобные упражнения, поскольку голоса


даже самых близких женщин из далёкого прошлого звучали для меня совершенно одинаково. В таких случаях у меня было всего два варианта - нагрубить или начать забрасывать удочку наудачу. Второе было занятием малоприятным.

- Не могли бы вы предоставить мне возможность выбора? -
спросил я.

- Нет, - последовал ответ.

- В таком случае я предоставлю его себе сам. Итак... А:
Элеонор Рузвельт. Б: Скупки Фромм. В: Мама Касс...

- Перестань, Кинкстер, ты знаешь, кто говорит.
Я действительно знал.

Звонила Нижняя Джуди. Девица, правда, не знала, что она Нижняя, поскольку о существовании проживающей на севере Манхэттена Верхней Джуди ей было неизвестно. Каждая из них считала себя просто Джуди, и я хотел, чтобы так продолжалось всегда. Они обе вошли в мою жизнь примерно в одно и то же время несколько лет назад, наряду с другими дамами, которых звали не Джуди. (В то время я взлетел очень высоко, и даже для того, чтобы почесать жопу, мне требовалась стремянка.) Ни одна из Джуди не отвечала всем требованиям, поэтому мне пришлось прибегнуть к изощрённой тактике жонглёра. Несколько раз я едва не дал маху, что могло сделать меня кастратом и пополнить ряды Венского рождественского хора мальчиков. Удержание обеих Джуди в неведении давало мне постоянное занятие, а в качестве дополнительного бонуса оставляло и меня в неведении о совместных банковских счетах, пылесосах и обдираловке в семейных ресторанах.

Настала пора, подумал я, чтобы обе Джуди вернулись в мою жизнь. С того момента, когда я встречался с каждой из них в последний раз, утекло довольно много воды.

К тому времени когда я повесил трубку, мы уже успели договориться, что Нижняя Джуди заскочит ко мне вечерком на «ночной девичник». Нижняя Джуди была в своё время довольно миловидной и к тому же неплохой актрисой. Теперь она стала миловидным социальным работником. Насколько я понял, главная задача её новой карьеры состояла в том, чтобы вернуть к жизни тех людей, через которых она переступила в карьере первой. Этой ночью, как я надеялся, она сможет вернуть к жизни моего мистера Мальчик-с-пальчик.


Телефонная жизнь после полудня едва теплилась, никакой входящей информации практически не было. По мере того как день становился всё темнее и дождливее, я всё больше отключался от человечества и от участия в крысиных гонках. При этом я постепенно утрачивал способность отличать расу людей от расы крыс. Показателем степени моего одиночества явился тот факт, что, преодолев сильное душевное смятение, я поднял трубку и набрал рабочий телефон Ратсо.

- Национальный Пасквилянт, - произнёс женский голос.

- Могу я поговорить с Ратсо?

- Как вас ему представить?

- Скажите, что звонит Джеральд Макбоинг-Боинг.

- Не могли бы вы назвать место вашей работы, сэр?

- В «Группе Головозадых».

- По какому вопросу вы звоните? - сухо спросила она.

- Передайте Ратсо, что я хочу сообщить ему об одном
малоизвестном факте. Дело в том, что много столетий тому
назад таитяне совершили переход на примитивных каноэ от
своего острова до Гавайских островов. Эти благородные, но
примитивные люди прошли тысячи миль без карт, большей
частью под беззвёздным небом, чтобы открыть едва заметные
океанские течения. Говорят, что им в навигационных целях даже
приходилось выкладывать на деревянную палубу каноэ свои
мошонки.

- Это вы звонили на прошлой неделе? - спросила она и
приказала ждать.

Во время моего краткого, но мучительного пути по жизни такое происходило не раз и, вне сомнения, ещё будет происходить. Подобная пауза давала мне возможность передохнуть. Так что ожидание с прижатой к уху трубкой - дело совсем неплохое, если не думать о том, что вас заставляют ждать.

- Кинска! - наконец разразился Ратсо. - Кинска! «Рейнджеры»
сегодня играют с «Брюинз». Джей Ди расщедрился на два
билета.

Джей Ди в миру звался Джоном Давидсоном - он был знаменитым в прошлом голкипером «Рейнджеров» и большим другом Ратсо. Ему удалось элегантно превратиться из звезды хоккея в звезду телеэкрана в виде спортивного комментатора. Подобное происходит нечасто. Впрочем, в качестве смягчающего


обстоятельства следует принимать во внимание, что многие игроки просто не говорят по-английски.

Я сообщил Ратсо, что в этот вечер сам намерен кинуть несколько шайб. Он воспринял эту весть благожелательно, предупредив, однако, чтобы я не играл высоко поднятой клюшкой и не устраивал цирковых номеров.

- Это будет классная игра, - предпринял Ратсо ещё одну
попытку. - Ты ещё пожалеешь, что её пропустил.

- Обязательно пожалею, - сказал я, ещё не зная в то время,
насколько верными окажутся эти слова.

Я был очень благодарен Ратсо за то, что его водопровод наконец привели в порядок.

Немного позже, когда Нью-Йорк стал смахивать на пустую кладовку с вечностью, как с ним часто бывает в сумерки, в моей конуре зазвонил телефон. На сей раз это был звонок, который я давно ждал. Звонил Легз.

- Значит так, есть кое-что, о чём нам обязательно следует
потолковать, но мне надо делать ноги, - это явно был не каламбур.

- Хорошо, - сказал я. - Когда встретимся?

- Завтра в три. В «Обезьяньей лапе».

- Знаю это место.

Да и как не знать, если я спалил в тамошнем сортире чуть ли не половину своих мозговых клеток.

- Чао, - бросил он и исчез.

- Чао, - сказал я кошке и положил трубку на место.
Кошка вопросительно посмотрела на меня. Я выпустил в

потолок славную струю сигарного дыма и произнёс:

- Рифмуется с мяу.

Из окна кухни я наблюдал, как по Вандам Стрит на меня словно красная вечерняя заря надвигается Нижняя Джуди. Где-то в мире ещё существуют вечерние зори. В Нью-Йорке же часто не бывает не только солнца, но и достойного упоминания неба. Здесь резкие тени, словно старики, падают на тротуар, а унылое серое покрывало становится темнее и холоднее. Под этим пронизывающим до костей ледяным одеялом всё сильнее и сильнее начинают суетиться люди и крысы.


Джуди помахала мне снизу. Я открыл окно ровно настолько, чтобы бросить вниз кукольную голову негра, изо рта которой свешивался ключ от дома. Ратсо когда-то споткнулся о корзину с куклами-неграми на блошином рынке на Канал Стрит и, убедив какого-то парня в тюрбане перейти в свою веру, купил всю корзину. В приступе неимоверной щедрости он отстегнул мне одну из этих кукол, и у меня с ней возникло полнейшее взаимопонимание. Что он сделал с остальными известно лишь Аллаху да Дядюшке Римусу. Но ни тот, ни другой не протрепались.

Кукольная голова, оказавшись прочнее большинства голов человеческих, пережила множество ярких, цветных парашютов и теперь пользовалась продуктом, которым я торговал на своих шоу, а именно, банданой «Чти Америку», известной также, как «Утирка Кинки». Это был американский флаг с пятьюдесятью звездами Давида, портретом Кинкстера и слоганом «Продавай американское». Как песня, «Продавай американское» в 1973 году входила в десятку лучших хитов в стиле кантри. В том же году она была признана лучшей на фестивале в Кадиллаке, штат Мичиган. Но как парашют, слоган «Продавай американское», снижался слишком быстро и обитающие на тротуарах или, если хотите, на обочине нормального общества, наркоманы не успевали уловить его смысла. К сожалению, подобное часто происходит с нами всеми. Но сейчас для меня это было по-херу. Моей главной заботой в данный момент было поскорее закрыть окно, чтобы волосы в моих ноздрях не успели превратиться в сталактиты.

Когда парашют и негритянская башка приземлились, Нижняя Джуди открыла металлическую дверь дома и начала утомительный подъём на мой четвёртый этаж. Я же предался тягостным размышлениям на тему, куда потащить её на ужин. Мне хотелось признаться ей в любви. Мне хотелось признаться в любви хоть кому-нибудь. В той любви, которую я испытывал к кошке и Бейкерману. В историческом же плане свидания с кошками и покойниками обходятся дешевле, чем с любым другим. Их легко любить. Легко хранить в сердце.

Я повёл Нижнюю Джуди в «Обезьянью лапу». Там я пропустил пяток Джеков Дэниеле, дополнил их некоторым количеством Доктора Пекерса и проглотил примерно половину пастушьей запеканки. Все окружающие меня лица казались отдалённо


знакомыми. Нижняя Джуди слопала вторую половину запеканки, запив его каким-то, как мне показалось, Шато де Катсан. Затем мы отметили событие небольшим пакетиком из алюминиевой фольги, содержащим новую улучшенную разновидность «Тайда». Пакетик Нижняя Джуди купила у нервного парня, проходящего под именем Хорёк. Хорёк не знал, что он Хорёк, также как Нижняя Джуди не знала, что она Нижняя Джуди. Нюхнув четвёртый раз, я пришёл к выводу, что в нашем безумном мире мало кто знает, что он и кто он. Вполне вероятно, что я на самом деле - чопорный, в безукоризненном прикиде деятель крупной корпорации, угодивший в скорлупу кантри-музыканта, ставшего детективом-любителем. Впрочем, не исключено также, что я всего лишь виноградная улитка.

Добравшись на четвереньках до своей норы и будучи в сравнительно приличном расположении духа, я принял на грудь ирландское виски Джеймсом, наполнив им старую, сделанную из бычьего рога посудину. В промежутке между непредсказуемыми вспышками боли, вызванными смертью Бейкермана и вполне предсказуемым скрежетом зубовным, вызванным продуктом Хорька, были моменты, когда я ощущал себя почти человеком.

В расположенном над моей голубятней танцклассе для лесбиянок неожиданно врубили более высокую скорость, а Нижняя Джуди стала избавляться от туфель, чулок и других наружных принадлежностей. Кошка мирно мурлыкала на кухонной стойке. Общество Нижней Джуди, в отличие от компании Ратсо, всегда доставляло ей удовольствие. Чего ещё может пожелать мужчина?

- Знаешь, - сказал я, когда Джуди начала расстёгивать
блузку, - вот уж почти двадцать пять лет как я импотент.

- Какая удача. Боюсь, что наша встреча произошла в один
из тех самых критических дней месяца.

- Ты что, мать твою, шутишь?

- Нет, я, мать мою, не шучу. Так что сегодня для тебя ни
меня, ни моей мамы не будет.

Кошка и я смотрели на Нижнюю Джуди. Где-то в небесах над нами топотали лесбиянки из танцкласса Винни Кац. Я под шумок опрокинул стаканчик Джеймсона.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных