Дополнительный материал для учителя.

«История одного города» в школьном изучении».[32]

Творчество Щедрина в школьном изучении представлено односторонне. Достаточно ли полно раскрывается писатель-сатирик в «Господах Головлевых»? А «История одного города» представляет собой как социальную сатиру, так и сказочные мотивы. Наконец, сатирическая повесть Щедрина по праву может быть отнесена к жанру антиутопии, и актуальность ее обусловлена не только общечеловеческим смыслом, присущим классике вообще, но и пророческим провидением.

У учащихся, прочитавших повесть, как правило, складывается впечатление, что «История одного города» задумана как карикатура на историю России вплоть до начала 19 века, как пародия на труды русских историков. Это естественное первое впечатление, и надо сказать, что таким же в основном было и восприятие читателей — современников Щедрина. Так А. С. Суворин усмотрел в «летописи» Глупова «уродливейшую карикатуру» на историю государства и «глумление над русским народом». Даже Тургенев, высоко оценивший произведение, писал: «Это, в сущности, сатирическая история русского общества во второй половине прошлого и в начале нынешнего столетия».

Неудивительно, что вначале учащиеся поддерживают такую трактовку. Наша задача — углубить восприятие, показать, что повесть Щедрина и гораздо большее значение, нежели пересмешничество минувшего.

Обзор произведения завершим беседой об отношении русской истории и истории города Глупова: действительно ли повесть Щедрина — только пародия на труды ученых, карикатура на реальные государственные события? Многочисленные исторические параллели говорят, на первый взгляд, в пользу именно этой точки зрения: путешествие глуповцев к князю и теория «варяжского» происхождения государственности на Руси; смена градоначальниц и период дворцовых переворотов в 18 веке; Угрюм-Бурчеев и Аракчеев; Беневоленский и Сперанский; Парамоша и Магницкий и т. д.

Но прислушаемся к самому автору: «Мне нет никакого дела до истории, и я имею в виду лишь настоящее». И еще: «...я совсем не историю предаю и осмеянию, а известный порядок вещей». С этой точки зрения и анахронизм, и фантастика, и гротеск, и ограниченность пространства — все это средства художественного обобщения, создающего картины — варианты государственного устройства. Не пародия, а предупреждение (важнейшая функция жанра антиутопии), выведенное из печального опыта и устремление в будущее, нам, — вот истинный пафос произведения сатирика.

Но в начале знакомства с «Историей...» еще рано делать такой вывод. Однако важно посеять зерно сомнения в первоначальной интерпретации.

Текстуальный анализ, которым мы применяем должен, несмотря на фрагментарность, выявить художественную целостность произведения. Наиболее эффективен в этом случае прием сопоставления фрагментов и деталей, позволяющий выйти на идеи, цементирующие текст. Покажем логический ход — сопоставление двух эпизодов анализируемых глав.

При обсуждении главы «Органчик», конечно, в центре нашего внимания образ Брудастого. Раскроем обобщающий смысл щедринского гротеска — органчика на плечах градоначальника, двух «мелодий», вполне достаточных для победного управления глуповским народом... Сосредоточимся, однако, на самом факте поломки органчика: действительно, а есть ли причина аварии этой государственной машинки? Попросим учеников найти эпизод, который описывает внешние обстоятельства поломки. Вот он: «То был прекрасный весенний день. Природа ликовала; воробьи чирикали; собаки радостно взвизгивали и виляли хвостами. Обыватели, держа под мышками кульки, теснились во дворе градоначальнической квартиры и с трепетом ожидали страшного судьбища. Наконец ожидаемая минута настала.

Он вышел, и на лице его в первый раз увидели глуповцы ту приветливую улыбку, о которой они тосковали. Казалось, благотворные лучи солнца подействовали и на него (по крайней мере, многие обыватели потом уверяли, что собственными глазами видели, как у него тряслись фалдочки). Он по очереди обошел всех обывателей и хотя молча, но благосклонно принял от них все, что следует. Окончивши с этим делом, он несколько отступил к крыльцу и раскрыл рот… И вдруг что — то внутри у него зашипело и зажужжало, и чем более длилось это таинственное шипение, тем сильнее и сильнее вертелись и сверкали его глаза. «П...п...плю!» — наконец вырвалось у него из уст; с этим звуком он в последний раз сверкнул глазами и опрометью бросился в открытую дверь своей квартиры».

Конечно для нас важнее обобщенное значение образа, но внимательное отношение к обстоятельствам «аварии» позволит отметить необычность происшествия не только в самом факте поломки, но и в деталях, ее сопровождающих: «прекрасный весенний день», «приветливая улыбка»...

Глава «Подтверждение покаяния...» рисует еще один социально-психологический тип правителя. Маниакальная идея уравниловки, овладевшая Угрюм-Бурчеевым воплощена во внешнем облике «идиота». Символическим становится образ шинели, долженствующий внушить обывателям иллюзию безгрешности и бескорыстия тирана (прием с «простой солдатской шинелью» использовался еще Фридрихом Прусским и затем русскими деспотами разных мастей: чем бездушнее и жестче режим, тем больше заботится тиран об аскетизме своего быта и облика). Антиутопизм и пророческий смысл главы достаточно ясны: извращенная идея равенства оборачивается казарменной уравниловкой, единодушие подменяется единомыслием и поддерживается системой тотального доносительства, а оправдываются эти кошмары наяву «бедствиями минувшими и настоящими»... Подтверждений грозному пророчеству Щедрина, увы, немало.

Природа, ставшая для Щедрина олицетворением нормальной, живой жизни, — вот главный и, к сожалению, единственный до конца последовательный противник бесчеловечной, мертвенной идеи государства. Таков вывод нашей беседы.

«Наш город не будет Глуповым». Литературный вечер — состязание [33].

На проводимом вечере вполне возможно представить несколько команд и устроить состязание молодых талантов. Главная цель вечера — научиться читать произведения Салтыкова-Щедрина как одного из русских классиков, понять своеобразие и смысл его сатиры, которая была направлена не против самодержавия как такового, а «против тех характеристических черт русской жизни, которые делают ее вполне удобною».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: