Глава 11. Поиски Грегуара

Сложнее всего Грегуару было достать жирную гусиную печень специально откормленной породы птиц – мало того, что цена была до неприличия высокой, но и найти сей деликатес казалось невозможным. В городе было только три фешенебельных ресторана, где подавали жирную гусиную печень – «Рыба-Меч», «Двенадцать» и «Кабинет». Ещё был «Гранд-Отель» – недостроенная гостиница с рестораном на первом этаже – но Здание заморозило строительство железнодорожного вокзала и путей сообщения, потому «Гранд-Отель» так и не был открыт, пугая улицу чёрными глазницами высоких окон. Бродяги уже спорили, кто какой этаж займёт на зиму.

«Рыба-Меч», «Двенадцать» и «Кабинет» были теми местами, где обедала госпожа Роза Полуденная, братья Райн и прочие сильные мира сего. Поставщик у ресторанов был один, легендарный контрабандист Франц, потомственный флибустьер, акула чёрного рынка. Как найти его лавку, постоянно переезжающую по циферблату города, знали единицы. Например, в прошлом месяце Франц расположился в роскошном особняке на Круглой площади под носом у Здания. Служба Преследования и полисмены вышибли старинную дверь десять минут спустя после того, как капитан незаконной торговли лично закрыл её ключом, покидая пятикомнатный корабль. Где же он будет завтра, не знал никто.

Но за несколько серебряных монет и полчаса унизительных расспросов у чёрного хода «Кабинета» Грегуар раздобыл у официанта адрес и тайное слово, открывающее дверь в каком-то нандийском райончике, в кирпичной халупе недалеко от моря на грязной улице, полной оборванных узкоглазых детей.

Здесь Грегуара постигло ещё одно унижение. Посыльные из трёх фешенебельных ресторанов города, доехавшие на колясках с собственными рикшами, в отглаженных белоснежных костюмах, выглядели лучше, чем хозяин маленького кабачка «Прохлада», с чёрным потёком между клетчатых лопаток, добредший сюда пешком через раскалённый рынок. Но главное было не это. Кто-то уже прознал о намерениях Грегуара. Потому хохотали над ним все, включая Франца, сорокалетнего смуглокожего красавца с клиновидной бородкой и волосами чёрными, как паруса его прадеда:

– Не перекормите нашего финиспектора, мсье. А то мне придётся продавать и его печень, – Франц, усмехаясь, протянул ему небольшой свёрток, который казался уменьшенной карикатурой на огромные авоськи других посыльных.

Подходящую икру, красную рыбу и рапанов он нашёл через два часа плутаний по рынку среди толкучки узких разноцветных рядов, тентов, выкриков и причитаний. Всё-таки несколько прибрежных рыбаков кое-где торговали свежим уловом. Отстояв минут сорок в очереди на самом солнцепёке, Грегуар купил свежей рыбы, икры и мидий. После Сухого Мора нравы Морских стали мягче, и рыбаки заходили дальше в город, не рискуя стать изгоями в родных деревнях.

Яблоки для паштета он нашёл у какого-то седого торговца на перекрёстке – зеленоватые, в самый раз, добавят свежести.

С трюфелями вышел неприятный казус: Грегуар выкупил последнюю порцию, отложенную для посыльного из «Кабинета», кое-как уговорив продавца в лавке на двойную цену. В его кабачок официанты из «Кабинета», конечно, ввалиться не посмеют, но теперь ему лучше не появляться в их квартале, иначе можно отхватить.

Омаров Грегуар купил у Жерара на углу Мясной. Упрашивать пришлось дольше, чем обычно. Жерар сам опасался проверок и, после последнего предупреждения от Здания, старался вести бизнес только по-белому. У Грегуара не было возможности платить налоги с такой крупной закупки. До этого он всегда официально покупал омаров по заниженной цене, но доплачивал на руки. Теперь же Жерар мялся полчаса, но сдался после того, как Грегуар соврал, что видел копию списка проверяемых, всего фамилий семнадцать, тебя там нет, честно, в алфавитном идут, после Оберау сразу Сокаль, а Обри нет, клянусь тебе, последний раз… – Жерар вырвал край фартука из цепких коротких пальцев и ушёл в погреб.

Как можно убедиться, за два последних дня, ещё до немого противостояния с Аркадием, Грегуар одним из первых где-то пронюхал о проверке, мало того, каким-то неведомым способом из перекрёстка намёков, обиняков и сплетен вычислил координаты истины: его имя есть в ужасном списке инспектора. Грегуар стал готовиться к битве. Он внимательно изучил противника.

Инспектор был полон, даже грузен, и страдал отдышкой. Говорили, что он любит вкусно поесть. Говорили, что он не берёт взяток, честен, настойчив и непредвзят. Но Грегуар знал, что так не бывает. Слабости есть у всех. Тем более, он хромает, скорей всего, вследствие употребления жирной пищи. А ту же «Рыбу-меч» он в прошлом месяце не оштрафовал, и утверждают, что весьма плотно там отобедал всяческими деликатесами и даже выпил вина в рабочее время, после чего расследование в отношении «Рыбы-меч» было прекращено. Каких трудов стоило Грегуару найти и расспросить вальяжного официанта из «Рыбы-меч» – один Полдень ведает. Официант, любитель несовершеннолетних мальчиков, был пару недель назад уволен за какой-то постыдный поступок в отношении помощника повара и теперь потягивал коктейли через трубочку в не самом лучшем заведении города в неподобающий для этого занятия час, скажем, задолго до полудня. Несколько медяков нарушили путанный ход беседы, и Серж – так назвался этот молодившийся сорокалетний пижон– снисходительно пропел:

– Ну, доставайте перо, рыбка моя, а то у нас нет-с.

Прибавьте к этому некий слух, согласно коему госпожа Роза Полуденная, получавшая семена и цветы не только законным образом, но и контрабандой из порта, как-то послала инспектору целую корзину перепелиных яиц, пару батонов лукового хлеба и ящичек с козьим сыром и странным образом избежала прошлой проверки. Да, чудесный мозг параноика сложил все факты в единственно-верную теорию.

Финансовый инспектор города Полудня Адель Вличкий был чревоугодником и легко соблазнялся на изысканные кушанья.

Потому в день грядущей проверки ещё засветло Грегуар уже шумел на кухне кастрюлями и сковородами, обливая омаров лимонным соком, раскладывая яблочно-печёночный паштет при этом постоянно сверяясь с небольшим листком, исписанным холёной рукой томного Сержа.

Мозг параноика – устройство странное, отсеивающее всё ненужное, всё, что не вписывается в объявленную официальной идеологией правду. Непонятно, как три года назад чуткий к сплетням Грегуар пропустил громкую новость об избиении инспектора тремя неизвестными, после которого тот стал хромать на правую ногу. К тому же Грегуар не знал о том, что «Рыба-меч», чуть ли не закрытая в прошлом году за покупку контрабандного товара, два месяца назад выписала себе какого-то заморского бухгалтера, настолько преуспевшего в своих махинациях, что ключ к его шифру пока не смог подобрать и сам инспектор. А тот листок, на который сейчас щурит свои глаза Грегуар, рискуя нашинковать себе пальцы вместе с сельдереем, листок, который старательно исписал по памяти уволенный Серж, не пропустив ни одного блюда, лишь отражает пиршество на столе инспектора и прекрасной женщины с русыми волосами, день рождения которой они решили отпраздновать в «Рыбе-меч».

Тем более, Грегуар не мог знать, что содержимое присланной Розой корзинки догнивает на заднем дворе инспекторского дома в выгребной яме, куда Адель под протестующие крики жены и изумлённые взоры соседей выкинул весь полученный дар. До контрабанды цветов у Аделя ещё просто не дошли руки. Но прижать госпожу Розу Полуденную было в его планах.

В чём Грегуар не ошибся – Адель Вличкий любил хорошо поесть. То, что приготовит его жена Мария.

И не зная остальных роковых подробностей, Грегуар, и так отдавший часть сбережений за список деликатесов, заказанных когда-то женщиной с русыми волосами, и потерявший недельную выручку и три часа времени в противостоянии с Аркадием, продолжал нарезать, варить, печь, парить, в редкие минуты вытирая пот со лба и выбегая посмотреть в зал: не явился ли инспектор. Инспектор опаздывал и Грегуар ликовал: он успевал сделать всё. Даже если инспектор войдёт прямо сейчас, пока он будет усаживаться, пока выпьет первый бокал ледяного красного – чуткое замечание уволенного извращенца – и поглощать огненный крем-суп из трюфелей, остальные яства дойдут до нужной кондиции. Да, Грегуар ликовал. Он бурчал что-то под нос, ещё не песню, но уже какой-то гармонически выстроенный шум, в котором внимательный слушатель заметил бы отсылку сразу к нескольким партиям с ненавистной пластинки.

Глава 12. Ещё один случай в кабачке «Прохлада»

Инспектор вошёл в кабачок «Прохлада» и замер, оглядев зал.

«Откуда эти черти всё так быстро узнают? Где у меня утечка? Бюрократки с этажа, наверное. Хочешь, чтоб узнал весь город, обмолвись вполголоса у их дверей».

Всё в кабачке знало о появлении инспектора, от ошарашенных чистотой полов и беззастенчиво сверкающей барной стойки до ехидно подмигивающих столиков. И на самом лучшем, конечно же, шикарный натюрморт из возвышающейся часовни заиндевелой бутылки, растущей прямо из миски со льдом в окружении вереницы блюдец с непотребно-влажным возбуждением красной рыбы, откровением вскрытых мидий, кокетливым завитком креветок… Какие-то пятна свежей зелени, шахматная партия сыров, геометрически правильное месиво салата в блеске оливкового масла, ад крем-супа в сияющей полусфере. Тут и бледная аристократическая немощь красной икры, тут и лаконичная роскошь чёрной, тут и жирная гусиная печень, надо же. То ли многодневная усталость, то ли недосып, то ли муторное наваждение бюрократических коридоров овладевали инспектором, но вся эта круглая картина на белоснежном холсте скатерти ссылалась на что-то в памяти, отдавая ненужным дежавю.

– Леа! У нас гости! – пропела растрёпанная голова хозяина кабачка «Прохлада», возникшая откуда-то из кухни. – Повесь табличку, милочка! – лицо расплылось в улыбке. – Проходите-проходите, господин инспектор…Располагайтесь, я сейчас, – голова Грегуара приглашающе кивнула в сторону буйства красок и запахов.

Инспектор постоял немного среди полчища намытых столов, пододвинул ближайший стул и сел за пару столиков от указанного.

«И что мне с такими делать? Сразу видно: дело нечисто, но зачем так-то, а? И неудобно, и мелко. Он же всё это покупал, готовил».

Грегуар вошёл в зал с дымящимся подносом, напевая кусочек из арии, и замер, увидав инспектора.

– Что вы, что вы, господин инспектор-с! Вам сюда! – Грегуар сам не заметил, как в его речь пробрались нотки неприятного Сержа.

– Спасибо, мне удобнее здесь. Несите…

– Хо-хо, вы шутник, господин фининспектор! О-хо-хо, разыграли старичка! А как же отведать моего наискромнейшего кушанья?

Инспектор был очень голоден. Он даже не успел позавтракать, когда проснулся, так как опаздывал.

– Спасибо. Говорю вам, мне удобнее здесь. Несите документы.

– Слушаюсь, – растерянно буркнул Грегуар, развернулся вместе с подносом, сделал пару шагов, затем повернулся обратно, не глядя на инспектора, поставил поднос на тесный стол, звякнув бокалами, и, фальшиво что-то напевая, вышел на кухню, плотно прикрыв дверь.

«Чёрт, – подумал инспектор. – Вот я дурак. А потом спрашивай Марию, почему они тебя не любят».

«Дурак. Старый дурак! – думал Грегуар, входя в кухню. – Нельзя же так в лоб. Ещё эти шуточки мои идиотские. Я могу всё испортить! Надо тоньше, Грегуар, тоньше…»

– Леа! Живо на кухню!

«Сейчас мы всё поправим, господин инспектор. Сейчас мы вас оформим в лучшем виде. А потом вы нас, а потом вы…»

Инспектор тем временем разглядывал кабачок.

«Что-то не так. И запах. Нет, не печени и остального, а деревянный какой-то».

На натюрморт, всё также беззастенчиво пародирующий что-то из прошлого, он старался не смотреть. Кабачок был убран и сверкал чистой посудой, вымытыми столами и стойкой, белоснежными скатертями, занавесками… Только где-то у окна жужжала и стучалась в стёкла недобитая в аду утренней уборки усталая муха. Инспектор попытался найти привычный узор прежних стульев, но наткнулся на какие-то яркие бело-красные полоски спинок.

Точно.

«И запах. Свежей мебели. Вот от них».

– А вот и мы, господин инспектор, а вот и мы-с.

Инспектор перевёл взгляд и выругался про себя. Грегуар с молоденькой официанткой переносили блюда и кушанья за его стол.

– Слушайте. Я вас просил…

– Да-да, Леа, подправь скате… Да левей, бестолковая! Простите. Да, но сначала немножечко поку-у-шаем…

– Э-э, Грегуар, поймите, меня не интересуют все эти, э-э, деликатесы. Меня интересуют ваши документы. Принесите мне документы и…

– Вот так, Леа, вот так. Как говорится, если вы к нам не идёте, мы сами к вам, всё понимаем. Вам по должности не положено.

– Грегуар.

– Позвольте, салфеточку-с – Грегуар вместе с Леой пытался засунуть за взмокший ворот Аделя хрустящий крахмалом треугольник.

– Грегуар…

– Чуть головку ниже, будьте добры-с, – пальцы хозяина кабачка коснулись мокрой шеи Аделя.

– Грегуар! – взревел инспектор. Леа испугано отскочила в сторону. Инспектор вырвал салфетку, хотел швырнуть её на пол, но сдержавшись, кинул на соседний стол. Та упрямо соскользнула вниз. Грегуар запричитал что-то как над несмышлёным ребёнком.

– Что же вы… Как же, это дело…

– Тихо! – оборвал инспектор. – Документы! Быстро. Сюда.

Грегуар метнулся сначала в одну сторону, потом в другую, подхватил салфетку и скрылся на кухне вместе с семенящей за ним Леой.

«Проклятие. Двенадцать раз тебя в полночь, по трём стрелкам со звоном да с колоколами!»

«Чёрт! Чёрт. Чёрт. Разрази меня Полдень. Что я делаю не так, что?! Может, Леа ему не угодила?»

– Леа! Не выходи, сиди на кухне, умоляю тебя.

Леа обиженно села на кухонный табурет, явно собираясь расплакаться.

«Какой противный господин. Правильно про него говорят. И усы эти ужасные».

– Вот документики, господин инспектор.

Грегуар дрожащей рукой подал тяжёлую картонную папку. Инспектор осторожно взял, полминуты справлялся с нервным узлом, открыл и уткнулся в строчки.

Грегуар не решался сесть. Вопреки всем надеждам, блюда оставались нетронутыми. Половина их успела иммигрировать на стол инспектора, половина осталась на соседнем континенте, подчёркивая всю неловкость ситуации.

Инспектор молча смотрел в папку, близоруко щуря глаза. Где-то в стекло билась муха.

– Садитесь, ну… – спохватился инспектор. Он старался не отрывать взгляд от бумаги. Строчки прыгали перед глазами, но он заставил себя успокоиться, усмирить их тряску. Грегуар осел в кресло.

– А что это у вас за новые кресла?

– А-а-а… да. Можно и так… Скорее стулья, но да, да, кресла, вам видней… Сделали перестановочку-с…

– Накладная? – инспектор говорил, не отрывая взгляда от папки. Он боялся столкнуться с глазами Грегуара.

– Там, в конце… – бас хозяина замирал на несвойственных ему высотах.

«Даже не смотрит на меня. Когда же он будет есть? Как же неловко. Может, я что-то не так накрыл. Может, Серж соврал?»

– То есть, вы утверждаете, что это стулья?

– А? – Грегуар напоминал рыбу на дне кухонной раковины.

– Судя по накладным, это – стулья. Так?

– Ну, значит, так…

«Проклятие. Хотел сэкономить копеечку на закупке. Попросил обозначить стульями. Что же он не ест? Супчик остынет. Я его так долго…Что же он не ест?»

– Так. А это что такое? Разгрузка и сборка – четыре часа? Инспектор внимательно осмотрел все кресла в кабачке: это собирали четыре часа? Здесь работы, самое большее – на час.

«Чёрт», – подумал хозяин.

– Ну, – Грегуар пожал плечами. Суп остывал. Салат оставался нетронутым. Блестели начищенные приборы, муха билась в стекло.

«Так, – голова фининспектора заработала привычным способом, со свойственным неторопливым азартом, – налог на зарплаты один из самых больших. Значит, он этим скрывал что-то большое. Во-первых, стулья. Понятно, что это не стулья. Но на закупке мебели сэкономишь немного. Во-вторых, зарплаты грузчикам. Нет. Слишком малы, чтобы что-то увести, максимум – недельная выручка – этим он меня отвлекает. Я почти попался. В-третьих… и даже во-первых. Вот что. Деликатесы. На них налог ещё больше. К тому же – контрабанда. Он этим обедом меня не только купить хочет. Он мне, бедняга, наверное, сообщить пытается, мол, я тоже в игре. У Франца отовариваюсь. Выхожу на крупный рынок. Так, что ли? Или хочет мне Франца выдать, чтобы я его самого пощадил? Дурачок, у Франца гражданства города даже нет, его ничто не держит, он всегда может сесть на шхуну и отчалить. Только он этого не сделает, потому что высшие чиновники Здания так любят посидеть в «Кабинете», вместо своих кабинетов. Посмотрим».

Хозяин неподвижно сидел рядом.

«Да он даже не дышит. Устал я».

«Это во сколько мне печень встала? Трюфельки...»

«Чего молчат? Оба, конечно, противные, но усатый хуже».

Где-то на том конце вселенной в стекло билась изумрудная муха.

– Так, – инспектор изучал папку – значит, красную рыбу вы покупали по двенадцать серебряных монет? Омаров – по восемнадцать? Итого – тридцать? Вот эту вот красную рыбу? Вон тех омаров? – инспектор кивнул в их сторону, словно они были виновны во всём произошедшем. – Подскажите мне, где же лавочка с такими ценами?

Хозяин сглотнул.

– У Жерара.

– В том, что на углу Мясной? Здорово. Схожу туда завтра, у жены скоро день рождения.

Хозяин облизнул пересохшие губы.

– Ну… э-э-э… Закупка оптовая, оттого и скидочка. К тому же, всё могло измениться. Знаете ли, рыночная экономика, инфляция. Никакого же постоянства, сами понимаете.

– Я всё понимаю. Например, про трюфели, которые в город официально не поставляли более двух лет. Я понимаю про жирную гусиную печень, продажа которой вообще запрещена в городе. Это называется контрабанда, Грегуар. Вы – покупатель. А есть ещё продавец. Потому послезавтра жду вас в финансовом отделе со всеми бумагами, в кабинете…

– Но господин инспектор! Вы же знаете, какие в нашем городе налоги. Я это всё, – он указал на натюрморт, растянутый на два стола, – только для вас! Я так не продаю. Может, всё-таки как-то можно решить… Как-то договориться? – пересохший бас хозяина на последней фразе помчался ввысь и дал петуха.

Инспектор медленно закрыл папку.

«Видимо, просто пытается купить. Начудил за год с бумагами, побежал к Францу, мебель купил…»

– Вы просто попробуйте печень, попробуйте. А трюфеля? Я два часа этот супчик…Остынет же.

Огромное насекомое жужжащей изумрудной полоской пронеслось над столом между хозяином и инспектором, сделало крутую петлю и унеслось обратно.

Инспектор выпрямился в удобном кресле и тяжело посмотрел прямо в глаза хозяину. Ему вспомнился сегодняшний сон, отец, мать, звуки пианино, летящие сквозь дождь.

«Устал я. Жутко устал. Жалко его».

Грегуар смотрел на инспектора.

– Завтра. В кабинете номер двадцать три. Жду вас до полудня.

Грегуар посерел.

– И не смейте мне больше говорить того, что вы сейчас сказали.

Фининспектор поднялся, надел котелок и пошёл к дверям, тяжело опираясь на трость.

Он уже взялся за ручку двери, когда услышал за спиной чуть хрипловатый торопливый бас хозяина.

– Может, мы и не в состоянии сместить вас, господин инспектор. Может, вы и будете прижимать нас, мелких торговцев. Но кто-нибудь на вас управу найдёт. Есть в этом городе рыбки и покрупнее. И далеко не всё и не всегда вам будет с рук сходить. Уж поверьте мне. Есть в этом мире справедливость, видит Полдень.

Инспектор тяжело вздохнул, держась за дверную ручку. Он вспомнил про братьев. Потом медленно обернулся. Хозяин был бледным, тяжело дышал.

– Я делаю свою работу. Исполняю свой долг. Который вы мне доверили. И буду исполнять его дальше, несмотря ни на что.

Хозяин молча смотрел в глаза инспектору.

«Справедливость…Как они меня все утомили».

– Ни на что, – повторил инспектор и вышел на улицу.

Грегуар опустился в кресло.

«Пропал я. Ещё эти проклятые кресла. Чёрт меня дёрнул их купить. Что я не так приготовил?»

Леа плакала на кухне.

«Ну, совершено противный. И усы дурацкие».

Грегуар посмотрел на столы с приборами, ему захотелось снести всё на пол, растоптать…Он услышал всхлипы с кухни.

«Эта дура ещё».

– Замолкни! – хрипло и зло крикнул он. Всхлипы замерли.

Грегуар выдохшись, опустился на стул. Леа На кухне что-то мыла.

– Леа, милая, идём кушать. Не пропадать же добру!

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: