Миссия Спасения» — религиозная организация, зани­мающаяся перевоспитанием и трудоустройством опустившихся людей. — Прим. пер.

Не все, приходившие на собрания, были «потерпевшими крушение». Иные приходили из фешенебельных пригородов Денвера и хотели помочь служениям, но не имели возмож­ности сделать это в своих местных церквях. Служения проходили каждый вечер, и огромные толпы выплескива­лись на тротуары.

Кэтрин трудилась неустанно. Она жила в Денвере дольше, чем где-либо еще, где она проповедовала. Столь долгое пребывание означало, что еще немного — и ей при­дется заниматься руководством церкви, а этого-то она и не хотела. После пяти месяцев непрерывной работы она объя­вила общине в пятницу вечером, что выполнила свою задачу и собирается уезжать.

Это объявление было встречено громкими протестами. Люди вскочили со стульев с криками: «Нет! Нет!». Затем встал один мужчина, которого Кэтрин знала только в лицо, — он посещал служения всего в течение нескольких недель.

Сквозь шум он закричал: «Милая барышня, пришло время прекратить ездить. Вы нам нужны здесь. Если Вы согласитесь остаться в Денвере, я лично оплачу аренду само­го большого здания, которое Вы выберете. Мы назовем его «Скиния пробуждения Денвера» и поместим вверху боль­шую неоновую вывеску: «Молитва изменяет мир».

Крики, аплодисменты и обещания других пожертвова­ний от общины убедили Кэтрин, что ей надо остаться. На­чался поиск места, где бы основать «Скинию». А тем вре­менем, поскольку фирме «Монтгомери» нужен был ее склад, место проведения собраний переместилось в склад «Мони­тор пейер компани» по адресу: 1941, улица Кертис. Была сооружена вывеска: «Скиния пробуждения г-жи Кульман». Богослужения шли полным ходом.

Эллен Галлифорд организовала хор из более чем 100 го­лосов, сочиняя сама большую часть того, что они пели. Спе­циально приглашались проповедники со стороны для неко­торых собраний. Кэтрин понимала, что ее ресурсы ограничены. Она не была учителем. У нее было лишь одно послание: «Вам надлежит родиться заново». Она понимала, что, для того чтобы удержать людей, им нужно давать ду­ховную пищу. И это делалось через музыкальную програм­му и других проповедников, которые с радостью принимали ее приглашение приехать с проповедью в самую быстрорас­тущую общину Запада.

Любимыми учителями были евангелисты и супруги Рас- тхой, которые «пасли» независимые церкви в Калифорнии, Орегоне и Миссури. Сменяя друг друга в течение двух ме­сяцев подряд, они вели собрания: один проповедовал, а другой (или другая) руководил пением. На некоторых собраниях им помогал молодой евангелист Фил Керр, выдающийся со­чинитель церковных песен и проповедник на радио.

Типичное расписание на неделю выглядело так (запись от 11 января 1935 г.):

Воскресенье, 11.00. Кэтрин Кульман: «Тебе надлежит родиться заново».

Воскресенье, 15.00. Фил Керр: «Вера, передвигающая горы».

Воскресенье, 19.30. Госпожа Растхой: «Барьер перед вратами ада».

Понедельник, 19.30. Говард Растхой: «Почему я женил­ся на моей жене».

Вторник, 19.30. Фил Керр: «Самое большое молитвен­ное собрание в мире».

Среда, 19.30. Госпожа Растхой: «Превознесем Отца Небесного».

Четверг, 19.30. Говард Растхой: «Является ли Муссоли­ни Антихристом?»

Пятница, 19.30. Фил Керр: «Что говорит Библия о чу­десном исцелении».

Суббота, 19.30. Особое музыкальное служение.

Именно на собраниях в здании бумажного склада на улице Кертис Кэтрин познакомилась с концепцией чудес­ного исцеления. Фил Керр часто об этом проповедовал, как и другие приезжавшие евангелисты. «Собрания с исцеле­ниями» часто проводились параллельно с евангелизацией, и проповедник обычно приглашал больных выйти вперед для специальной молитвы. Случалось, что проводили также по­мазание елеем. В других случаях людей приглашали в спе­циальную комнату для особой молитвы. В отдельных слу­чаях бывали удивительные исцеления, и люди на следующий вечер выходили свидетельствовать о них. Это вызывало интерес у Кэтрин, ибо, хотя она сама редко моли­лась за больных, она всегда была удивлена и обрадована, когда люди исцелялись.

К сожалению, многие начали ее отождествлять с Эмми Симпл Мак-Ферсон, сверкающей проповедницей-пяти­десятницей из Лос-Анджелеса. Сестра Эмми, как ее на­зывали последователи, построила свой «Ангельский храм» на пять тысяч посадочных мест в Лос-Анджелесе в 1923 году — в том же году, когда Кэтрин оставила свой дом, чтобы присоединиться к Парроттам на Западном по­бережье. И если Кэтрин была актрисой, то Эмми была су­перактрисой. Ее невероятно драматизированные проповеди, представленные на сцене с полной сменой декораций, цвет­ными прожекторами, звуковыми эффектами и сотнями лю­дей, занятых в массовках, люди называли лучшими шоу в Лос-Анджелесе. Позднее она основала «Международную Церковь четырехугольного Евангелия».

В 1926 году Эмми была загадкой номер один для Америки. В течение пяти недель, с 18 мая по 23 июня, ее не могли найти. Последний раз ее видели на пляже и дума­ли, что она утонула.

После неистовых поисков, в которых были задействова­ны несколько полицейских подразделений, армия частных детективов и даже сам президент Мексики, Эмми объяви­лась и сообщила, что ее похитили. Впрочем, полиция поста­вила под сомнение ее рассказ и обвинила ее в том, что она укрывалась в любовном гнездышке на севере Калифорнии вместе с бывшим радиооператором из «Ангельского хра­ма». В конце концов ее привели в суд и предъявили обви­нение в развращении общественной морали и лжесвиде­тельстве. Все обвинения были в конечном счете сняты.

Служение Кэтрин все время росло в ходе этого скан­дала. Эллен постоянно увещевала ее быть благоразумной. «Довольно всяких людей, которые порочат Царствие Божие, чтобы еще и ты занималась тем же», — предупреждала она. Хотя Кэтрин и провела позднее гигантское служение с чудесами в «Ангельском храме» зимой 1968 года, сама она никогда не встречалась со знаменитой «целительницей верой», сестрой Эмми. «Непосредственное» их свидание состоялось, когда она посетила могилу Эмми где-то через 20 лет после ее смерти. В статье для журнала «Христиан­ство сегодня» Кэтрин писала: «Я никогда не встречала ее (Эмми Симпл Мак-Ферсон). Но несколько лет назад мы с Мэгги Хартнер посетили ее могилу. Там мы увидели мо­лодого человека и женщину, вероятно его мать, которые смотрели на монумент, воздвигнутый в память о госпоже Мак-Ферсон. Женщина рассказала, как проповеди Эмми зримо представили ей Иисуса. «Я нашла Христа, глядя на ее жизнь», — говорила женщина. В тот момент Кэтрин Кульман подумала, что если хоть один человек вот так будет стоять у ее могилы и говорить: «Я нашел Христа, потому что она проповедовала Евангелие», тогда и она прожила жизнь не зря.

Такой была Кэтрин. И даже если у нее были подозре­ния в показной балаганности и хвастливой жизни знамени­той евангелистки, она никогда не говорила о них публично. Хотя сама Кэтрин презирала всех людей, выдающих себя за исцеляющих верой, ибо видела то разрушение, которое они оставляют за собой, она старалась говорить о них с доб­ротой и делала все возможное, чтобы сохранить единство в Царстве. Таким образом, хотя некоторые в Денвере упо­добляли служение Кэтрин шоу сестры Эмми, у них было общим лишь то, что обе были женщинами и обе пытались служить Богу особым образом.

Одним из величайших огорчений Кэтрин был тот факт, что ее отец, которого она так сильно любила, никогда не слышал ее проповедей. Она всегда утверждала, что папина нелюбовь к проповедникам выросла из того, что они редко проповедуют подлинное Слово Божье, если вообще когда- либо делают это. Она была уверена, что человек создан, чтобы иметь общение с Богом, и если однажды он услышит настоящее Слово Божье, то посвятит себя Автору Слова. Поэтому она полагала, что папа отнесся бы благосклонно к ее служению. Не только потому, что она была его «дитя», а потому, что она проповедовала истину.

У папы так и не было этого шанса, и потому тот факт, что он умер, а Кэтрин не была уверена, принял он Христа как своего Спасителя или нет, оставался одним из самых больших огорчений в ее жизни. В 1973 году, когда я спе­циально приехал в Питтсбург, чтобы взять интервью у Кэт­рин для передовой статьи в журнале «Гайдпост», она ска­зала: «Есть только одна история, о которой я хочу рассказать — это о том времени, когда умер папа».

Это случилось в полвторого дня в воскресенье после Рождества — 30 декабря 1934 года, когда 27-летняя де­вушка сняла трубку телефона. Она только что пришла с утреннего воскресного служения. — «Кэтрин, твой отец ранен. Его сбила машина».

Ей звонила старая подруга, которая пыталась дозво­ниться до Кэтрин в течение двух дней, но линии были по­вреждены из-за сильного снегопада. Джо Кульман работал допоздна в пятницу 28 декабря, проверяя и перепроверяя все платежи после рождественского ажиотажа. Мама по­звонила ему и попросила принести домой дюжину яиц. Джо, которому было 68 лет, отправился покупать яйца в «Дом домашней птицы г-на Буффмана». Улицы были покрыты льдом, и налипающий снег слепил ему глаза. Он уже почти дошел до дому, купив яйца, когда упал, разбив их все в ко­ричневом бумажном пакете. Поднявшись с земли, он решил, что «безопаснее» будет презреть лед и вернуться назад за новыми яйцами, чем пытаться объяснить свою неуклюжесть маме. С воодушевлением он пошел назад к Буффману. Он пожалел, что у него нет пары специальных носков, как у мно­гих, кого он встречал по дороге, он смог бы натянуть их по­верх кожаных ботинок, чтобы сила трения о толстый лед стала больше.

Войдя в магазин, он обратился к Секл Буффман: «Секл, мне нужна еще дюжина яиц. Я упал и думаю, что Эмма будет недовольна, если я приду домой без яиц».

С новым пакетом с яйцами он отправился домой снова по Главной улице. Он дошел до 9-й Авеню, что рядом с его извозной конторой, когда решил перейти на другую сторону дороги. С этого момента точно неизвестно, как все произошло. Свидетели говорили, что якобы, когда он дошел до середины улицы, господин Катце из кафе «Топси» про­езжал по этой улице на своем «бьюике». Катце попросил вести машину своего сына-подростка, поскольку полагал, что мальчик лучше водит на скользких дорогах. Шурин Катце сидел на заднем сиденье. Внезапно мальчик увидел Джо Кульмана, стоящего посередине дороги. Пытаясь объехать его, он круто свернул в сторону, съехал в кювет и юзом въе­хал во дворик доктора Шолле. Выскочив из машины, они увидели Джо Кульмана, лежавшего на дороге. У него был поврежден череп, но на теле не было видно других следов удара. Все же никто не мог сказать с уверенностью, сбила ли его машина или он сам упал на лед и разбил голову. Он оставался в коме два дня и умер 30 декабря.

Кэтрин, ведя «Форд V-8», мчалась по штату Колорадо сквозь слепящую пургу. Она вспоминала: «Только Бог знает, как быстро я ехала по обледенелым дорогам, но я не могла думать ни о чем, кроме папы. Папа ждал меня. Папа знал, что я приеду».

За 100 миль до Канзас-Сити она остановилась у теле­фонной будки и позвонила. Тетя Белле, сестра ее матери, подошла к телефону.

- Это Кэтрин. Скажи папе, что я почти доехала.

В трубке было молчание, затем Белле ответила:

- Разве они тебе не сказали?

- Что они должны были мне сказать? — Кэтрин спросила, уже чувствуя, как отчаяние перехватило горло.

- Папа умер. Он умер сегодня рано утром.

Оставшиеся мили были для нее кошмаром. На дороге

не было машин, лишь ее фары врезались в снежную белизну, и дворники на ветровом стекле тщетно сражались с мок­рым снегом, который жалил своими иглами.

Приехав домой рано утром, она застала всю семью в гос­тиной вокруг открытого гроба ее любимого папы. Все нахо­дились в традиционном «бдении у гроба», как было принято в Средней Америке. Кэтрин отказалась смотреть на лицо того человека, которого она боготворила. Она много раз бывала дома после того, как десять лет назад уехала отсюда. Ничего не менялось. И только в этот раз все изменилось. Она знала, что теперь папа уже не будет ждать ее, когда она вернется до­мой. Она знала, что мама продаст большой дом, который был для нее убежищем в прежние годы. И ненависть поднялась в ней, подобно вулкану. Ненависть к тем, которые, как она по­лагала, отняли жизнь у ее отца.

Когда она рассказывала мне эту историю 37 лет спустя, она плакала. Мы сидели в ее личном офисе в «Карльтон-Хаус» в Питтсбурге. Она села на пол, прислонившись к сте­не, а я сидел рядом с ней в коричневом кожаном кресле.

«Я все еще вспоминаю это, — рассказывала она, вы­тирая слезы, катившиеся из глаз, — так живо, как если бы это было вчера. Мы все сидели в первом ряду в маленькой баптистской церкви. Я просто не могла поверить в смерть папы. Этого не могло быть. После богослужения люди встали и выстроились позади гроба, мрачно смотря на папи­но лицо. Когда они все подошли, распорядитель на похоро­нах тоже подошел и встал рядом с семьей. Он пригласил нас подходить к гробу прощаться. Дядя Херман остался один из всех братьев, тетя Гасти умерла годом раньше. Мама, Миртл, Мальчик и Женева медленно двинулись по проходу и прошли мимо гроба. Я осталась одна, и я не хо­тела подходить.

Затем, уж не знаю как, я внезапно оказалась у первого ряда, глядя вниз. Но я не могла посмотреть ему в лицо. Вместо этого я стала смотреть на его плечо. Это было то самое плечо, на которое я часто клала голову, когда у меня болели уши. У папы не было исцеляющей силы. Никакого исцеляющего могущества. Я даже не была уверена, что он был христианином. Но у него была любовь. И эта любовь заставляла боль уходить от меня.

Я протянула руку и слегка коснулась пальцами его плеча. И когда я это сделала, что-то случилось. Словно я про­вела пальцами по мешку с мукой. Это был не мой папа. Это был просто черный шерстяной пиджак, покрывающий нечто, что было выброшено, что когда-то было любимо, а теперь отброшено. Там не было папы».

Кэтрин вернулась в Денвер, получив урок, который мог быть преподан только через ненависть и потерю. Урок про­щения. Ее семья, невзирая на возражения матери, настаива­ла на подаче в суд иска против тех, кто, как они считали, был виновен в смерти отца. Однако Кэтрин сказала, что не будет участвовать в этом. Она ушла из суда до того, как дело было рассмотрено.

«Возмездие, — говорила она мне позднее, — всегда должно быть в руках Бога. Держать в душе недовольство, мстить тому парню — это ранило бы меня бесконечно сильнее, чем это ранило бы его. И по этой причине я ни­когда не преследовала никого судебным порядком, незави­симо от того, как сильно они обидели меня или как они пользовались мною. Я — Божий человек. Я принадлежу Ему. Я доверяю Ему сделать со мной и с моими обидчика­ми то, что Он считает нужным».

Это утверждение проходило серьезную проверку много раз, особенно в тех случаях, когда кто-то из ее наиболее до­веренных помощников обращался против нее и публично клеветал на нее. Но она никогда не сходила со своего пути прощения. Она все оставляла в руках Божьих.

В начале 1935 года люди, подыскивавшие здание в Ден­вере, сообщила, что они нашли идеальное помещение для «Скинии». Это был старый гараж для грузовиков, а до это­го — конюшня для ломовых лошадей фирмы «Универмаг Даниила и Фишера». Здание располагалось на углу Запад­ной Девятой и улицы Акома, и уже 5 февраля того же года начались ремонтные работы. Спустя четыре месяца гигантс­кое здание на две тысячи посадочных мест было битком на­бито по случаю начинающейся 30 мая серии евангелизационных собраний. 72 – футовая* неоновая вывеска по всей длине здания гласила: «Скиния пробуждения Денвера». А под ней, уже меньшего размера буквами: «Евангелистка Кэт­рин Кульман». Наверху здания была более яркая надпись из трехфутовых** букв: «Молитва меняет мир».

*72 фута = 22 метра. — Прим. пер.