ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЕТОДОЛОГИИ

Что может быть интереснее экономики переходного периода? Только "переходное" состояние экономической науки, отражающей муки объективного (что на языке экономистов означает - вопреки субъективным желаниям общества) перерастания экономики в новое качественное состояние.

Особое сострадание вызывают интеллектуальные терзания экономистов на их профессиональных "праздниках научной мысли", как стали называть в печати массовые слёты ученых (научно-прак­тические конференции).

*

В прошлом году в одном из больших уральских городов состоялось "пол­номасштабное" (так в отчёте!) совещание "видных" (так в отчёте!) ученых-эко­номистов, преподавателей университетов и специалистов-практиков (такова группировка совещавшихся, предложенная самими устроителями!) по проблемам экономиче­ской теории[18].

Обозначенное структурирование участников не случайно - оно исходит из традиционной позиции представителей академических институтов, считающих "учеными-экономистами" только свое академическое сообщество (кстати, эта закрепившаяся идиома не очень ясна, - вряд ли кто слышал об "ученых-физиках" или "ученых-химиках", но экономи­стам такая приставка очень льстит), тогда как преподаватели университетов выведены из состава "ученых-экономистов"; и уж тем более из него удалены некие "специалисты-практики" - самая массовая группа "неэкономистов-неуче­ных".

Совещание было проведено "с целью систематизации и классификации накопленного обширного (так в отчёте!) арсенала методов и моделей современ­ной экономической науки".

Что же озаботило "видных отечественных ученых-экономистов" - корпо­ративных держателей "накопленного обширного арсенала"?

*

В большом обзорном докладе, вынесенном на пленарное заседание, дос­талось - кому бы вы думали? - ну, конечно же, Рынку, который, оказывается, есть всего " лишь (!) один (!) из (!) механизмов (!) сведения множества индивиду­альных интересов к общественному. Его неуниверсальность (!) связана с тем, что далеко не все индивидуальные предпочтения имеют возможность проявить себя на рынке. Для преодоления уязвимости рыночных отношений (!) экономи­ческая теория рассматривает случаи существования общественных благ, побоч­ных эффектов (экстерналий) и возможные нарушения условий совершенной конкуренции". Другими словами, не рынок спасает неэффективную админист­ративность производства общественных благ, а наоборот - это административно-организованное производство общественных благ преодолевает уязвимость рыночных отношений. Изрядно!

Когда относительно недавно "экономисты-ученые" были еще жрецами политико-экономической науки, они вынуждены были, пусть сквозь зубы, при­знавать, что в экономике прогрессивное движение есть движение от до-, вне- и предрыночного состояния производства - к рыночному.

Но сегодня эта занудная политэкономия (к радости многих экономистов) низвергнута и оказалось, что источник-то всех бед - рынок.

Попался, голубчик! Это только замарксевшие политэкономы бубнили о всеобще-преобразующей миссии рыночного механизма, победа которого озна­чала бы всемирно-исторический переворот в основах экономической организа­ции созидательной сферы человечества. А оказалось, что рынок - это всего лишь один из множества механизмов социализации индивидуального, он не­универсален и уязвим. Спасибо докладу - теперь даже язык не повернётся на­звать трансформационный период в России "переходом к рынку". Теперь объ­яснено - в советской экономике были всякие механизмы сведения индивиду­альных интересов к общественному (эти механизмы до сих пор рубцуются шрамами в душе каждого советского "индивида"), не было только малости - одного из множества таких механизмов, называемом "рынок" - уязвимого и не­универсального. И из-за этой малости - столько шума?

*

Доклад констатирует - сегодня "в основном предлагаются два подхода: ставка на дальнейшее дерегулирование экономики и государственный интер­венционизм".

А теперь проверим - сможете ли вы с одной попытки отгадать, какой из этих подходов, по мнению собравшихся на полномасштабное совещание вид­ных ученых-экономистов, "дает основание надеяться на сохранение высокотех­нологичных производств и модернизацию российской экономики"? Или - бла­годаря какому подходу "в перспективе можно ожидать более высоких темпов роста"?

Вы не ошиблись, - ну, конечно же, благодаря государственному интервенционизму в экономику, - он, правда, уже однажды сделал это (сохранил и модернизировал) в советское время, теперь он сделает то же и с тем же успехом в постсоветское время.

Доказательства? Быстро же вы забыли об успехах государственного ин­тервенционизма в социалистическую эпоху. А еще называете себя экономи­стом...

*

Тоска по государственному интервенционизму заставляет даже терять чувство меры - в докладе с упоением напоминается о еще одной благодати го­сударственного дирижизма - "кроме того (так в отчете!), вмешательство госу­дарства в действие рыночного механизма позволило бы сформировать более гармоничные социальные отношения". Впрочем, эта "государственно-форми­руемая" гармония вспоминается не только докладчику, - крепостное беспас­портное состояние колхозно-совхозного крестьянства, безвозвратные займы го­сударства у нищих рабочих, да и сегодняшний пауперизм бюджетных работ­ни­ков на фоне сверхбессовестных окладов государственных чиновников, - разве эта не залог "гар­моничных социальных отношений"?

Далее в зале взметнулся вербальный туман - "нельзя абстрактно (?) ут­верждать, что верной является та или иная политика (так в отчёте!). Все зависит от того, какова нынешняя "карта общественных предпочтений" в России. На­строено ли общество на модернизацию экономики страны, выход на высокие позиции в науке, образовании, культуре ценой некоторых текущих жертв или оно не видит в этом никакого смысла?"

Если эту "научность" перевести на нормальный язык, то смысл вот в чем: мы, ученые-экономисты, так до сих пор и не знаем, какая экономика эффектив­нее (хотя рыночной экономике уже пятьсот лет и все пребывающие в ней страны об­наруживают завидную эффективность). Мало того, это только политэкономы ис­ходили из объективных тенденций экономической динамики, а мы, их совре­менные потомки, полагаем, что "все зависит от того, какова нынешняя "карта общественных предпочтений" в России"[19].

Да, мы признаём, что государственный интервенционизм потребует "не­кото­рых текущих жертв", зато он даст (см. выше).

Будущие "текущие жертвы" самозабвенно аплодировали.

*

Впрочем, полностью рыночная методология не была отвергнута - оказы­вается, как отмечалось в другом докладе, "по отношению к экономическим тео­риям можно говорить не только о существующей потребности, но и о платеже­способном спросе на современные теории предприятия". А там где спрос, там - по теории рынка - непременно появится и предложение. Трудно сказать, как сложится тогда судьба отечественной экономической науки, которая и так об­служивает тех, кто платит. К тому же следует учитывать "ментальные, куль­турные и микроинституциональные особенности предприятия".

Ну, раз дело доходит до "ментальности предприятия" - жди появления сначала "ментальности микроэкономики", а затем - и "ментальности макроэко­номики". Лжепредметной работы для экономистов станет невпроворот.

*

Впрочем, подобный логика «ученых-экономистов» уже не удивляет, так как один из официальных лидеров отечественной экономической науки недавно специально отмечал – «дискуссия о том, что отвечает интересам российского общества, а что не отвечает, сегодня вновь стала актуальной; опять приходится определяться по таким вопросам, как «какой мы желаем видеть свою страну в будущем?» и «отвечает ли нынешним общим интересам существующая модель распределения доходов в стране?»[20].

При всём своём пиетете к «видным ученым-экономистам» осмелимся всё-таки робко напомнить, что такая дискуссия отнюдь не составляет предметную задачу экономической науки. Подлинная экономическая наука ставит вопрос диаметрально противоположным образом, – какие интересы диктуются российскому обществу объективным состоянием его экономики?

Более того, - экономисты изучают не желания людей, а - экономическую заданность вектора этих желаний (независимо от лозунгов общества на политических знамёнах). И еще, - вместо того, чтобы вывести «существующую модель распределения доходов» из данной системы экономических отношений, от этой модели требуют, чтобы она отвечала неким «общим» интересам, также неведомым экономической науке. Странно.

Впрочем, все эти р-рр-революционные изменения (во времена научного марксизма именовавшиеся как его «вульгаризация») опираются на контрпереворот в предмете экономической науки, – тот же лидер отмечает, что «хорошо известно: экономическая теория — это поведенческая наука, она изучает поведение людей (?) и групп людей».

Э, нет, здесь отступать нельзя: экономическая теория – не поведенческая наука неких отдельных «людей» (затем доброжелательно объединяемых автором в «группы людей»), экономическая теория – наука об объективных закономерностях развития общественного производства, одной из частных форм проявления которых является «поведение людей и групп людей», но этот производный момент саму экономическую науку интересует меньше всего!

Еще одна методологическая новация наших дней: уверение в том, что «в основе многообразных экономических взаимодействий лежат соответствующие интересы», которые тут же автором дефиницируются как «предпочтения» или «преференции».

Но это – неправда: экономические интересы – не «основа многообразных взаимодействий», а только передаточное звено между объективной логикой движения общественного производства и мучительным метанием («поведением») плохо осознающих эту логику индивидов. А расшифровывать «экономические интересы» - фундаментальную категорию экономической науки! - как «предпочтения» или «преференции» означает такое мельчение и суету, что впору звать вместо экономистов «психотерапевтов» и представителей отделов по коммерческим продажам.

Дальше ставится проблема – «можно ли количественно выразить преференции отдельных людей, групп, общества в целом»?

Ну, ладно, ну пусть будут «преференции», но измерять преференции «отдельных (??) людей» - это уж слишком даже для современных экономистов.

Далее высказывается тезис: дескать, «если согласиться с тем, что индивидуальные и групповые преференции (по-старому – «экономические интересы»?) не обладают количественной определенностью, то понять многие важнейшие экономические закономерности будет практически невозможно».

Означает ли это, что «понять многие важнейшие экономические закономерности» можно только, если они «обладают количественной определенностью»? Вся история экономической науки опровергает такой подход.

*

Праздник научной мысли завершился. Его интеллектуальный поиск в который раз доказал - жизненно значимым для профессио­нального мышления "ученых-экономистов" становится знание ими реальной экономической истории нашей страны. Сегодня этот учеб­ный курс в студенческой аудитории, пожалуй, важнее, чем пользую­щиеся платежеспособным спросом обширные и заёмные экономиче­ские теории.

Идеологизация ребюрократизации - такова навязываемая чи­новными экономистами сверхзадача научного поиска. Но это уже было. В тридцатых. Прошлого века. Стоит ли ходить по кругу?

[1] «Теоретик-количественник полагает, что существует ряд важных факторов, которые влияют на предложение денег и не влияют на их спрос… Количественная теория денег – это прежде всего теория спроса на деньги» (М.Фридмен. Количественная теория денег. М. 1996, с.19).

[2] «…Существование банков позволяет производственным предприятиям приобретать деньги, не увеличивая капитал у первичных собственников богатства. Вместо того, чтобы продавать обязательства (акции и облигации) этим собственникам, они могут продавать их банкам, получая взамен «деньги»; согласно обороту, столь часто приводимому в учебниках по теории денег, банки «чеканят» деньги из частных обязательств, переделывая их в общепринятые» (там же, с.31).

[3] «Первичные собственники богатства могут владеть им в самых разных формах, и каждый выбирает тот способ разделения богатства по видам владения, который позволяет ему получить максимум «полезности», сообразуясь с условиями, ограничивающими возможность преобразования одного вида богатства в другой» (там же, с.20).

[4] «… Обладание одной формой богатства вместо другой означает изменение в потоке доходов, а эти различия и составляют фундаментальную сущность «полезности» каждой отдельной формы богатства» (там же, с.20).

[5] «Реальное количество денег, или количество денег в реальном выражении, определяется прежде всего спросом на деньги – функциональной зависимостью между спросом на реальное количество денег и другими переменными экономической системы» (там же, с.48).

[6] «Стало общим местом утверждение, что в теории денег нет ничего менее существенного, чем их количество, выраженное в долларах, фунтах или песо… Совсем иначе обстоит дело с количеством денег в реальном выражении, или реальным количеством денег, которое измеряется массой товаров и услуг, покупаемых за номинальное количество денег. Это реальное количество денег оказывает сильнейшее влияние на эффективность экономического механизма, на оценку людьми их богатства и на действительную величину такового. Тем не менее, лишь недавно было осознано, что должно существовать некоторое оптимальное количество денег и, что более существенно, понято, каким образом общество может поддерживать это количество на данном уровне» (там же, с. 40).

[7] Величайшая заслуга Карла Маркса в том, что он объяснил: «производство» – это не только и не столько технология, сколько результат общественной истории, что для производства приоритетна не природа, а общество (что доказывает, например, сопоставление японской и российской экономики), но на осознание этой идеи не хватило, видимо, и 150-ти лет! А ведь Ленин предупреждал: идея общественных отношений производства – это центральная идея всей экономической науки, отказавшись от которой она превращается в науку о технологии производства. Так оно и произошло. Горе нам, политэкономам, не выдержавшим элементарного испытания рыночными преобразованиями!

[8] Объяснение нерыночной практики общественного сектора смешанной экономики посредством чуждой ее природе рыночной теорией «спроса и предложения» - интеллектуальный подвиг, сравнимый по красоте и значимости только объяснению советскими политэкономами рыночных атавизмов административно-командной экономики нерыночной теорией «непосредственно-обобществленного производства».

[9] Речь идет о логической характеристике рыночного сектора, хотя на практике убыточность предпринимательства – явление обыденное; здесь уместна аналогия с категориальной характеристикой «товара» – в рамках теории он принимается как общественно-полезная ценность, хотя на практике может быть и бесполезным.

[10] Объяснение нерыночного сектора в методологическом аспекте в чём-то сродни с марксовой постановкой проблемы "всеобщей фор­мулы капитала" (когда прибавочная стоимость и не может появиться в сфере обращения, и появляется в ней).

[11] И это - вместо того, чтобы заниматься своим непосредственным делом, то есть сугубо и только экономической теорией, не обращая внимания на неизбежные зигзаги экономической политики и стяжательские страсти хозяйственной практики; как с гордостью сообщалось в отчете одной именитой конференции, «красной нитью через многие доклады и сообщения проходила мысль об ответственности экономистов за современное состояние экономической теории, политики и практики», - каково? Видимо, погубивший советских экономистов «атлантов комплекс» никого и ничему не научил и даже, более того, - горделиво унаследован экономистами эпохи рыночных реформ. В результате уже целое десятилетие эпоха – сама по себе, а обижающиеся на нее экономисты-теоретики – сами по себе. Между тем их реальный союз требует независимости хозяйственной практики от экономической мысли (и, соответственно, экономической мысли - от хозяйственной практики). Любое иное основание такого союза ведет либо к идеологизации экономики (до сих пор не можем оправиться от этого), либо к эмпиризации теории (то, от чего теперь придется так долго избавляться).

[12] Отстаивать позицию вульгарно понимаемой «нужности» экономической теории равнозначно утверждению, что астрономия необходима звёздам, - астрономия-то необходима, но не звездам, а людям. Точно так же обстоит дело с экономической теорией, – нужна она, конечно, нужна, но - не самой экономике, а ее участникам.

[13] В. Полтерович приводит следующее прекрасное высказывание Фрэнка Найта (по П.Хейне): "Самое вредное - это вовсе не невежество, а знание чертовой уймы вещей, которые на самом деле неверны".

[14] Известный специалист по кризисной ситуации в экономической теории В.Полтерович отмечает: «состояние теории я называю кризисным, если доказано или весьма правдоподобно, что поставленные ею основные задачи не могут быть решены принятыми в теории методами. Современная экономическая теория находится в глубоком кризисе, который, видимо, должен привести к переформулировке ее основных целей и изменению стиля исследований». С этим трудно согласиться, - кризис метода не есть кризис предмета науки. Великая физика, – уж на что подлинно «естественнонаучная» дисциплина, - и то каждый раз преодолевала кризис ускоренным развитием своего методологического инструментария (и только один раз, в начале ХХ века, чуть не впала в кому, потеряв на время предмет своего анализа, когда разложила атом на микрочастицы; но как только пришло осознание нового качественного состояния традиционного предмета физического познания, кризис был преодолён). Поэтому лечение методологического (инструментарно-методического?) кризиса рецептом «переформулировки ее основных целей» равносильно появлению новой науки, но если в истории познания от «алхимии» двигались к «химии», то происходящее в экономической теории скорее свидетельствует об инверсионности экономической мысли: от политэкономии («химии») мы движемся к экономиксу («алхимии»).

[15] Как верно заключает В.Полтерович, «современный стиль теоретизирования в экономике сложился за последние 50 лет», - и этот стиль для фундаментальной экономической теории оказался, по нашему убеждению, малорезультативным. Во всяком случае, в экономической теории пока преобладает «допятидесятилетнее» содержание.

[16] Удивителен вывод В. Полтеровича: «Если верно, что основная причина (кризиса экономической теории – О.М.) состоит в отсутствии универсальных экономических законов, … то, возможно, выход состоит в принципиально иной организации научного исследования». Трудно согласиться с таким заключением: неужели неясно, что отсутствие универсальных экономических законов делает бессмысленной любую организацию научного исследования!

[17] Впервые опубликовано в: «Экономический вестник Ростовского государственного университета», 2004, №4.

[18] Здесь и далее цитируется по источнику: Татаркин А., Попов Е. Первый Всероссийский симпозиум по экономической теории. Газета "Наука Урала" N24(852), октябрь, 2003. (в интернете - http://www.uralweb.ru/hits/uran9/go).

[19] Если бы нашему докладчику случилось в 1913 году - в год 300-летия дома Романовых - составлять "карту общественных предпочтений" российского общества, он бы сильно обмишулился, ибо уже через четыре года умилявшиеся царю-батюшке от этого же дома не оставили даже развалин. Вот и руководствуйся после этого картотекой общественных предпочтений...

[20] Здесь и далее цит.по: Центр исследований постиндустриального общества\

http://www.postindustrial.net/admin/content1/add.php?table=free&page=#_ftn1

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: