Изменение распределения мирового населения 14 страница

В силу отмеченных выше причин глобализация порож­дает мощные антиамериканские настроения и главным образом из-за широко распространенных представлений о том, что она является не только инструментом для осу­ществления социально-экономических перемен, но и для культурной гомогенизации и политического доминиро­вания. Доктрина глобализации, таким образом, порождает собственную антитезу, в которой сращивание глобализа­ции с американизацией выступает в качестве контркредо, являющегося одновременно антиглобалистским (по суще­ству противостоящим американскому политическому верховенству) и антиглобализационным (критически оце­нивающим экономические и социальные последствия глобализации как таковой).

Победа в «холодной войне» поставила Америку во главе мира. Она оказалась в доминирующем положении, но без какого-либо интеллектуально убедительного обо­снования привлекательности американской системы. Утверждения марксизма об «исторической неизбежности

движения человечества к коммунизму», звучавшие на протяжении большей части беспорядочного XX века, были драматически опровергнуты распадом советского блока. Часто раздававшаяся критика капитализма также показала свою несостоятельность: капитализм доказал, что он более продуктивен и лучше вознаграждает людей, чем социализм. Сегодня даже коммунистический Китай пытается сохранить политический режим «коммунизма» за счет внедрения капитализма. Ничто не может срав­ниться с демократией и свободным рынком. Некоторые даже считают, что наступил конец истории.

Но история еще не закончилась. Именно потому, что моральное содержание глобализации в лучшем случае остается расплывчатым, а восприимчивость ее сторонни­ков к вопросам социальной справедливости не всегда просматривается, у многих существует желание заклей­мить глобализацию как новую универсальную доктрину эксплуатации⁷. Морально инертная и духовно пустая глобализация обвиняется ее критиками как идеология высшего материализма, превосходящая в этом плане даже марксизм. Она подвергается осмеянию как свое­корыстная идеология членов советов директоров корпо­раций, лишенная всякой заботы о социальной справедли­вости, патриотизма, морали и этики.

Это обвинение вызвало прилив сил у ранее разочаро­вавшихся марксистов, а также симпатии популистов, анархистов, защитников окружающей среды, представи­телей разного рода культов, шовинистов правого толка, не говоря уже о более серьезных скептиках - на эконо­мическом и даже теологическом уровнях, - относительно предполагаемых благ глобализации. Взрывы насилия в первом году XXI века во время конференции ВТО в Сиэтле, заседаний Всемирного банка в Вашингтоне и МВФ в Праге, а также в других местах стали первыми признаками появления контркредо.

Контрсимволизм - явление в политике не новое. Это происходит тогда, когда более слабая сторона принимает (по крайней мере внешне) правила игры, применяемые более сильной стороной, и направляет их против сильной стороны. Классическим примером является мобилизация

индийских масс партией ИНК Махатмы Ганди, кото­рый использовал тактику мирного гражданского непови­новения и призывы к британскому либерализму для завоевания политических симпатий в Великобритании и нейтрализации возражений британских правителей против независимости Индии. Движение за гражданские права в Америке в итоге победило за счет использова­ния тактики, связанной с американскими конституцион­ными традициями. В Польше «Солидарность» сбросила навязанный Советами коммунистический режим, моби­лизовав «пролетариат» на защиту прав рабочих, прежде чем она открыто взяла курс на национальное осво­бождение. Одним из главных просчетов Организации освобождения Палестины является то, что она никогда последовательно не придерживалась тактики контр­символизма, чтобы вызвать в Израиле симпатии к ее усилиям по достижению независимости Палестины от Израиля. ~~^

Отрицание глобализации аналогичным образом свя­зано с попыткой превратить в контрсимволы ключевые с исторической точки зрения постулаты глобализации. К ним относятся: моральная подоплека глобализации, в какой степени она на самом деле преследует (или не преследует) цель улучшить условия жизни людей; ее эко­номические достижения в области социальной политики и выполнения роли социального регулятора в мире, где экономическое неравенство, несмотря на осуждение, становится все более явственным. Короче говоря, анти­глобализация в интеллектуальном плане развивается от неясного ощущения в направлении контркредо, эмоцио­нально подпитываемого антиамериканизмом.

В этом качестве она заполняет пустоту, создавшуюся после коллапса коммунизма. Новое контркредо сосре­доточивает внимание одновременно на главных поли­тических и экономических реалиях современного мира, а именно гегемонии и глобализации, и подвергает их кри­тике. Оно также объединяет различные протестные движе­ния, особенно направленные против Америки, и туманно намекает на какое-то альтернативное видение будущего. Не будучи столь же систематическим и всеобъемлющим,

как марксизм, оно, тем не менее, успешно апеллирует к разуму и чувствам.

Одной из движущих сил нового контркредо являются принципиальные противоречия между обычно прагма­тичными сторонниками глобализации и их более эмо­циональными оппонентами. Воинственные социально-политические движения зачастую приводятся в действие не столько материалистическими импульсами, сколько острым ощущением социальной несправедливости. Коммунизм получил свой первый толчок в этом направ­лении именно от таких ощущений, и потребовалось семь десятилетий советского лицемерия, чтобы дискредитиро­вать его привлекательность. В той мере, в какой глобали­зация воспринимается как движимая силами свободного рынка, она трактуется ее противниками как своекорыст­ная и антигуманистическая. Экстремальные проявления контркредо привлекают самодовольных догматиков и безнадежных идеалистов, способных объяснить любые проявления бурных политических страстей⁸.

Для оправдания своего возмущения критики глоба­лизации иногда использовали осторожные и морально мотивированные возражения относительно ничем не ограниченного капитализма, высказывавшиеся римским папством с конца XIX века. В наше время, в 1961 году, папа Иоанн XXIII в своей энциклике Mater et Magistra сосредоточился на «возрастающей важности социальных отношений», свойственной современному миру, что, по его мнению, требовало большего внимания к вопросам «социализации». Эта ссылка (и особенно само слово) широко толковалась как принципиальная критика капи­тализма. Через четыре десятилетия папа Иоанн Павел II в своем выступлении 27 апреля в Папской академии социальных наук подчеркнул, что «глобализация, как и всякая другая система, должна служить человеку, она должна служить солидарности и общему благу». Он предо­стерег, что «изменения технологий и трудовых взаимо­отношений происходят слишком быстро, чтобы культура могла за ними угнаться», и призвал человечество «уважать разнообразие культур». Вместе с тем папа осторожно отметил, что «сама глобализация a priori ни хороша, ни

плоха. Она будет такой, какой ее сделают люди». Его обес­покоенность только высветила широко распространен­ную тревогу в отношении основных причин, которыми мотивируется глобализация.

В основе формирующегося контркредо лежат разно­образные проявления недовольства, но у него пока еще нет главного теоретика и официальной доктрины. Эта идео­логия - в процессе формирования, но и в этом качестве она занимает определенное место. Помимо серьезной академической критики глобализации как экономической теории очень большое влияние оказали взгляды скончав­шегося в 2002 году видного французского социолога Пьера Бурдье, сформулировавшего свой приговор глоба­лизации в виде главного тезиса о том, что «объединение выгодно доминирующему», и утверждавшего, что миро­вой рынок является политическим явлением - «продук­том более или менее осознанно проводимой политики». Он не оставил своим~поклонникам сомнений в том, кто осуществляет это планирование.

«Модель экономики, имеющая исторические корни в традициях конкретного общества, а именно аме­риканского, одновременно становится неизбежной, становится судьбой и проектом всеобщего освобожде­ния, преподносится как конец естественной эволюции, как гражданский и этический идеал, который во имя предполагаемой связи между демократией и рынком сулит политическую свободу народам всех стран.

То, что предлагается и навязывается всем как уни­версальный стандарт любой рациональной эконо­мики, в действительности является универсализацией конкретных характеристик одной экономической системы, укоренившейся в истории и социальной структуре конкретной страны - Соединенных Штатов Америки»⁹.

Из этого приверженцы нового кредо делают вывод, что глобализация «не является выражением эволюции» и продуктом современной технологии, а «придумана и создана людьми с конкретной целью - отдать примат экономическим ценностям (корпоративным) перед всеми

другими ценностями»¹⁰. Глобализация, таким образом, представляет собой всеобщий империализм экономически наиболее конкурентоспособных и политически могуще­ственных, в первую очередь Соединенных Штатов.

Дело, однако, не ограничивается Соединенными Шта­тами. Против глобализации как политики, выгодной силь­ным и привилегированным мира сего, могут выступать и некоторые слои населения слаборазвитых стран, нахо­дящиеся в подчинении богатых меньшинств. По словам одного проницательного аналитика глобализации, пока еще не все замечают, что некоторые местные «рынки со­средоточивают несметные богатства в руках «посторон­них меньшинств»... что вызывает этническую зависть хронически бедного большинства»¹¹. Эти меньшинства в силу лучшего образования и более широких контактов располагают большими возможностями привлекать ино­странные инвестиции и становиться партнерами ино­странного бизнеса. Глобализация помогает им извлечь максимум пользы из своего привилегированного положе­ния, что влечет дальнейшее углубление национального неравенства и обостряет межнациональную напряжен­ность. Неутешительная реальность заключается в том, что экономические привилегии этнического меньшинства создают весьма взрывоопасную политическую ситуацию; этническая зависть может стать мощной ксенофобской силой, вызывающей враждебное отношение к порож­даемой глобализацией несправедливости.

Неудивительно, что атака на глобализацию и особенно на ее связь с Америкой имеет существенную культурную составляющую. По мнению критиков, продвигая глоба­лизацию по экономическим и политическим причинам, Америка также преследует своекорыстные цели куль­турного империализма. В глазах этих критиков глоба­лизация является синонимом американизации, означает навязывание другим американского образа жизни, вызы­вающего прогрессирующую культурную гомогенизацию мира по американскому образцу. Такое политическое обвинение напоминает лозунг французских коммуни­стов о том, что США занимаются «кокаколонизацией» мира.

Этот культурный фактор привносит в дискуссию острый идеологический момент. Он не только сводит вместе различные оттенки антиглобалистской идеологии, но и обеспечивает поддержку элит некоторых ключевых государств, особенно Франции и России.

Для французской политической и культурной элиты нынешнее американское глобальное превосходство -пусть даже и переносимое как неизбежное зло ради меж­дународной безопасности — представляется формой куль­турной гегемонии. Многие представители этой элиты рассматривают глобализацию как американский план распространения всепроникающей массовой культуры, пагубно действующей на национальное культурное насле­дие конкретных стран. Подобная перспектива вызывает глубокое неприятие у элиты, которая не только безгра­нично гордится собственным культурным наследием, но и считает его имеющим мировое значение. Ее самозащита против предполагаемого вульгаризирующего и гомоге­низирующего влияния последствий глобализации почти неизбежно принимает антиамериканскую окраску.

Французы часто и открыто заявляют, что глобализация означает гомогенизацию. Любые появления глобализации рассматриваются через призму их совпадения с угрозой распространения американской культуры. Считается, что эта угроза охватывает диапазон от использования англий­ского языка как средства межнационального общения -будь то в области контроля за воздушным сообщением или как рабочий язык международных чиновников - до опасного влияния на традиции французской кулинарии со стороны проводимой американцами линии на исполь­зование в сельскохозяйственном производстве и живот­новодстве технологий генной инженерии, считающихся вредными для человека.

Правда, следует отметить, что Франция и Америка дорожат своей исторической дружбой, основанной на искренней и проверенной временем приверженности демократическим ценностям. Тем не менее на смену затухающему вызову марксизма пришла новая напря­женность во франко-американских культурных отноше­ниях, которая затронула даже официальный диалог двух

стран. Например, в 2000 году Соединенные Штаты орга­низовали встречу в Варшаве «Сообщества демократиче­ских государств» (с участием министров иностранных дел более 100 стран), в ходе которой министр иностран­ных дел Франции утверждал, что американский способ поддержки демократии в глобальном масштабе плохо сочетается с необходимостью уважения международного культурного многообразия. Он призывал участников не «ставить знак равенства между универсализмом и навя­зыванием западных ценностей» и осуждал «доминирова­ние англо-американской модели свободного рынка»¹².

Подобная критика со стороны французов придала антиглобализму некоторый налет интеллектуальной эле­гантности. Тем временем российская элита все чаще пред­лагает более антагонистичное политическое определение контркредо. Большая часть этой элиты инстинктивно испытывает антиамериканские настроения, но ей недо­стает системности в формулировках для оправдания этой враждебности и придания ей конкретного направления. Здесь присутствуют вполне понятные сожаления Москвы по поводу утраты ею своего места на верху глобальной иерархии и недовольство эксклюзивным местом, которое занимают США. Большая часть российской элиты пони­мает неоспоримый факт, что коммунизм дискредитирован и возврата к нему быть не может. Ставка на национализм, чтобы не сказать шовинизм, может способствовать внут­риполитической консолидации, но не принесет России внешних союзников. Было бы затруднительно, а по сути бесполезно соревноваться с Америкой на основе нацио­нализма, который фокусирует внимание на ужасающих условиях в самой России. Для противостояния амери­канской «гегемонии» Россия должна заручиться между­народной поддержкой, а это, в свою очередь, требует солидного интеллектуального обоснования.

Поэтому представления о том, что глобализация - это прямое продолжение американского глобального поли­тического превосходства, являются ниспосланной Богом идеологической возможностью, которая дает основание для всеобъемлющей косвенной критики единственной сверхдержавы и без явного антиамериканизма создает

предпосылки для объединения сбитых с толку и деморали­зованных сегментов посткоммунизма, антикоммунизма, псевдокоммунизма, националистических и шовинисти­ческих элементов в российской элите. Она даже позво­ляет использовать остаточные явления старой советской кампании «борьбы с космополитизмом» для выработки такой позиции, в которой антиглобализм фактически станет антиамериканизмом. Россия не может экономи­чески соперничать с Америкой, но контраст между рос­сийской бедностью и американским изобилием может быть сведен к обвинению, что Америка, в отличие от России, в культурном отношении бесплодна, материали­стически алчна и лишена духовного призвания.

В политическом плане подобного рода взгляды при­общают Россию к другим распространенным проявлениям антиглобализма в мире. Российская элита традиционно претендовала на какую-то особую роль для России сна­чала как для ТретьёТЪ Рима христианского мира и позже как центра мировой революции, символом которой являлся развевавшийся над Кремлем красный флаг. Когда в декабре 1991 года этот флаг был спущен, статус России в глазах многих понизился до статуса простого нацио­нального государства, которое больше уже не олицетво­ряет какие-то трансцендентальные и транснациональные ценности. Таким образом, идея контркредо обладает для России определенной привлекательностью и отвечает ее чаяниям на восстановление самоуважения и более эффективное идеологическое противодействие глобаль­ному превосходству американского бизнеса и массовой культуры¹³.

Есть также еще одна своекорыстная и чисто внутрен­няя причина настороженного отношения московской элиты к возглавляемой США глобализации. Эта элита традиционно испытывала сильные предпочтения в отно­шении высокоцентрализованной системы управления. Централизованная власть отвечает ее интересам, в то время как глобализация угрожает ослаблением этой вла­сти и снижением эффективности национальных поли­тических институтов. Российская элита инстинктивно отвергает идею децентрализованной нации, в которой

регионы в меньшей степени зависят от Москвы и боль­шей степени напрямую взаимодействуют с «заграницей»'⁴.

Официальная позиция Китая тоже отражает явст­венную культурологическую враждебность в отношении поддерживаемой США глобализации. В условиях, когда марксизм утратил свое значение как во внутриполити­ческом контексте, так и в глобальном масштабе, полити­ческое руководство Китая нуждается в альтернативном доктринальном обосновании своей монополии на власть в стране, в то время как в международном плане оно стремится выработать общее интеллектуальное видение близких по духу противников американского «гегемо­низма». Последний аспект, касающийся утверждений об изначальном антидемократизме глобализации, играю­щей на руку сильным, дает весьма удобный аргумент в защиту отстаиваемой Китаем идеи «многополярности»¹⁵.

Можно также уловить некоторые элементы форми­рующейся контрдоктрины в частых заявлениях китайцев относительно концепции «азианизма» (предположительно при главенстве Китая), которую надо развивать в интере­сах независимого обеспечения коллективных интересов стран Азии перед угрозой гегемонистской глобализации. Поддерживаемая Китаем концепция «азианизма» может стать привлекательной альтернативой глобализации, использующей общность взглядов влиятельной китай­ской диаспоры в Юго-Восточной Азии и китайцев в КНР. Два недавних китайских бестселлера: «Китай может сказать "нет"» (явное подражание очень популярному антиаме­риканскому памфлету, написанному видным японским националистом и озаглавленному «Япония, которая может сказать "нет"», и «Китайский путь: в тени глобализации», отражают представления о том, что глобализация явля­ется продолжением американского политического и эко­номического гегемонизма.

Парадоксально, но именно приверженность Китая гло­бализации, а не противодействие ей может стать препят­ствием для мирового экономического господства США. Как уже отмечалось, Китай является излюбленным при­мером для всех, кто пытается рекламировать глобализа­цию. Китай не только привлекает американский капитал,

который видит все меньше возможностей для приложе­ния в сфере национального производства в самих США, но и вообще становится все более притягательным для прямых иностранных инвестиций, привлекаемых низкой себестоимостью производимой продукции, высокой про­изводительностью труда и избыточной дешевой рабочей силой Китая. Если эту тенденцию связать с заметным падением уровня прямых иностранных инвестиций в экономику США, которые сокращают дефицит торгового баланса, и прогрессирующим падением прибыльности американской промышленности, успех глобализации, превратившей Китай в главную промышленную фабрику мира, может стать основным фактором в крахе амери­канской промышленности¹⁶.

И наконец, возражения антиглобалистов имеют еще один вполне практический аспект. Контридеологи пони­мают, что американская экономика является локомоти­вом глобального развития и американская мощь является основой мировой стабильности. Заметный экономиче­ский спад в США и его отрицательное воздействие на мировую экономику могут повернуть вспять тенденцию развития свободной мировой торговли (эта тенденция энергично поддерживается находящимися в Вашингтоне всемирными организациями). Учитывая, что американ­ская мощь не отделима от жизнеспособной американской экономики, экономический кризис приведет к ослабле­нию влияния Америки в мире, ослабит явно позитивную связь между глобализацией и интересами безопасности США и стимулирует пагубное национальное экономи­ческое соперничество. Многие мощные группировки, выражающие национальные экономические интересы, от немецких угольщиков до японских производителей риса и американских сталелитейщиков, по крайней мере в краткосрочном плане, только выиграют от возрождения протекционизма.

Эта смесь мотиваций и убеждений еще не составляет последовательную и систематичную антиглобалистскую идеологию по типу марксистской связи псевдоистори­ческого детерминизма и идеалистического фанатизма. Это, скорее, протест против пугающего будущего и

возмутительного настоящего, чем альтернативный план для человечества. Короче говоря, глобализация осуждается по различным причинам, многие из которых связаны с лежащим на ней негативным отпечатком Америки, но контркредо пока еще не предлагает цельного, идеологиче­ски привлекательного альтернативного плана установле­ния мирового политического и экономического порядка. Сторонники контркредо могут нападать на своего доми­нирующего противника, но они пока не в состоянии перейти в решительное контрнаступление.

Со временем, однако, может возникнуть целостная концепция контркредо, которая даст интеллектуальный импульс для возникновения откровенно враждебного ЙША политического климата. В период, когда стало модно считать, что век идеологий закончился, антиглобали­зация, сплавляя в единое марксистский экономический детерминизм, христианский гуманизм и тревогу о состоя­нии окружающей среды, подогреваемая сознанием гло­бального неравенства и обыкновенной завистью, имеет шансы стать цельной и глобально привлекательной анти­американской доктриной.

Если это случится, то контркредо может превратиться в мощное орудие для всемирной мобилизации масс. В какой-то момент оно может стать объединяющей идео­логической платформой для создания коалиции не только различных политических течений, но и государств, кото­рые объединятся для противодействия американской гегемонии. Наиболее фанатично настроенные идеоло­гические и политические лидеры могут использовать в своих целях бытующие представления об американском эгоизме, равнодушии к интересам более бедных и сла­бых, произвольном использовании Америкой силы для того, чтобы представить ее как глобального врага номер один.

Ключевое слово здесь «могут». Опросы общественного мнения показывают нарастание критического и даже враждебного восприятия Америки. Однако эта тенден­ция скорее отражает недовольство поведением США как единственной мировой сверхдержавы, чем отрицание американского образа жизни как такового или доктрины

глобализации¹⁷. Примечательно, что когда глобализация определялась как «расширение торговли между странами в сфере товаров, услуг и инвестиций», большинство насе­ления 25 стран выражало надежду, что это положительно скажется на их будущем. Однако мнения сильно расходи­лись в отношении влияния глобализации на существу­ющее в мире неравенство, что предположительно явилось результатом противоречивых сообщений средств массо­вой информации по этому вопросу. Но самым любопыт­ным и потенциально самым значительным оказалось то, что при общей оптимистической оценке глобализации значительная часть респондентов также выразила неко­торое одобрение антиглобалистских движений на том основании, что «они действуют в моих интересах»¹⁸.

Это удивительное сочувствие критикам глобализации может быть предупредительным сигналом. Возможно, общество ощущает, что глобализация, разрушая связь между жизненно важными экономическими решениями и теми, кого они непосредственно касаются, может подо­рвать веру общества в демократию. Наиболее слабые и бедные страны, особенно остро уязвимые в социальном отношении группы, могут решить, что их отсекают от при­нятия политических решений, непосредственно затраги­вающих их благополучие. Если национальная экономика пошатнется, никто, никакие далеко расположенные мно­госторонние институты (вроде ВТО или МВФ), никакие наднациональные образования (вроде ЕС), никакие гигант­ские глобальные корпорации и финансовые институты (расположенные в далеких городах богатых стран) не будут нести политическую ответственность. Для многих экономическая глобализация будет означать утрату госу­дарственности.

Распространяющееся чувство социального бессилия создаст исключительно благоприятный климат для раз­ного рода демагогов. Они будут повторять националисти­ческие лозунги, распространять марксистскую риторику, разоблачать пороки новой глобальной реальности, ответ­ственность за которые можно возложить на алчных экс­плуататоров из далекой Америки и Европы, и при этом контрсимволично прикрываться флагом демократии.

Глобализация, вместо того чтобы восприниматься как результат сжавшегося вследствие технологической рево­люции мира, превратится в глобальный заговор против народов¹⁹.

Признание этого риска вовсе не означает одобре­ние критики демагогов или игнорирование связи между феноменом глобализации и возникновением нового типа политической гегемонии. Однако неоднозначная реакция общества на глобализацию свидетельствует о наличии потенциально серьезной проблемы. Глобализация имеет как положительные, так и отрицательные стороны, и если американские политики сознательно не привнесут в нее политически очевидное моральное содержание, сосре­доточенное на улучшении условий жизни людей, их не­критическая поддержка этого процесса может вызвать негативную реакцию.

Сердцевину этого морального компонента должно составлять развитие демократизации. Для всех стран, затронутых процессом глобализации, должны быть соз­даны возможности выражать свое мнение. Если менее развитым странам позволить высказываться, то у них будет меньше оснований и желания критиковать мораль­ную легитимность глобализации. Демократизация глоба­лизации будет долгим, сложным и трудным процессом, который часто может идти вспять и потребует твердого американского лидерства. Тем не менее Америка в состоя­нии привнести необходимую моральную составляющую в свой подход к проблеме глобализации, приглушая докт-ринальные импульсы, делая на практике то, к чему она призывает, и ставя в центр внимания всеобщее благо.

Соединенным Штатам следует как в политической риторике, так и в практической политике преподносить глобализацию не как священное писание, а как возмож­ность улучшения условий жизни людей. Это несколько смягчит нынешний излишне идеологизированный под­ход к глобализации. Стремление к открытости рынков и снижению торговых барьеров должно быть не само­целью, а средством улучшения экономического климата в мире. «Свобода торговли» и «мобильность капитала» сохранят свою роль основополагающих принципов, но

их нельзя без разбора навязывать всем странам без учета местных политических, экономических, социальных и других особенностей. Приглушение идеологии в пользу более индивидуализированного и дифференцированного подхода к глобализации продемонстрирует восприимчи­вость Америки к конкретным нуждам других стран, одно­временно внушая такую же восприимчивость лидерам американского бизнеса.

Сейчас Америка подрывает свои шансы на мораль­ное лидерство, требуя от других того, что сама для себя отвергает. Когда какие-то правила оказываются экономи­чески невыгодны или политически неудобны Америке, она их часто нарушает. Подобная непоследовательность увеличивает подозрения к мотивам Америки, делая ее господство еще менее терпимым, и усиливает стремле­ние других аналогичным образом нарушать системные правила. Учитывая роль Америки как главного локомо­тива глобализацииГнекоторые послабления могут быть оправданы, но они должны быть четко ограничены и не быть своекорыстным лицемерием.

Поскольку глобализация является благом для Аме­рики, она должна принять участие в смягчении ее отри­цательных проявлений. Сегодня благополучие Америки во многом зависит от того, как мир видит свое благо. Чем равнодушнее Америка относится к страданиям людей в мире, тем больше мир противится американскому лидерству. Поэтому Америка должна проявить готов­ность взять на себя известную долю расходов по улучше­нию условий в мире, не ожидая для себя немедленной отдачи²⁰. И наконец, идя на односторонние, но хорошо просчитанные жертвы в интересах глобального блага, Америка может убедить мир, что ее глобальное доми­нирование имеет доброкачественный характер, что она непосредственно занимается теми проявлениями нера­венства, которые порождают антиамериканизм.

В конечном счете политическая притягательность контркредо зависит от того, как Америка осуществляет свое лидерство и в каком состоянии находится мировая экономика. Неустойчивость мировой экономики будет подпитывать сопротивление глобализации, поощрять

введение новых барьеров на пути свободной торговли, усугублять социальные трудности бедных стран, нано­сить ущерб американскому политическому лидерству и глобальной привлекательности демократии.

Для Америки дилемма глобализации создает не только риск изоляции в философском плане, но и риск воз­никновения доктрины, которая может вызвать подъем антиамериканизма в мире. В этой связи американскому руководству важно понять, что в наш век всеобщего политического пробуждения и общей международной уязвимости к современным средствам массового разру­шения, безопасность зависит не только от военной мощи, но также и от преобладающего общественного мнения, от политического воплощения общественных страстей и от очагов фанатической ненависти.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: