Глава 1. ЦЕЛЬ ИССЛЕДОВАНИЯ 28 страница

Никто ничего не запрещает в уголовном кодексе под страхом наказания. Запрет есть в других законах. В тех законах, в которых предписывается правильное (должное) поведение. Например, не укради, не убий…

В правовом государстве общественная опасность деяния определяется исключительно в позитивных (диспозиционных) законах, а не через посредство карательных. Хотя таковое было во все времена и во всех обществах. Всегда было позитивное (должное) право. В первую очередь, это религиозные заповеди. Они могли иметь прямое действие законов. За их нарушение следовало наказание. Не исключено, что в былые времена в первую очередь записывались именно наказания за нарушения известных правил, а не сами правила. Так было проще. Сейчас речь идёт о правовом государстве.

Примечание. А как быть с покушением на преступление? Покушение тоже противоправно. Оно есть нарушение охраняемых законом интересов. Например, покушались на грабеж. Покусившемуся дали отпор. За покушение нужно понести наказание.

Раздел III. Гражданский иск в уголовном процессе как примитивизм

Должно соблюдаться единство судебной системы, а не разделение на два, три или даже четыре вида, если учитывать конституционное исследование. В соответствии с этим искусственно разделение процессуальных кафедр и учебных дисциплин.

Логика судопроизводства приводит к тому, что вершина суда – это уголовный процесс, который возвышается над гражданским. Поскольку наказание уголовное шире гражданского, оно охватывает материальную компенсацию вреда. Поэтому судья уголовного суда должен быть выше судьи по гражданским делам. Судьёй уголовного суда можно стать, только пройдя ступень гражданского судьи. По логической сути, уголовный и гражданский процессы ничем не должны отличаться. Суд устанавливает противоправность, то есть нарушение [диспозиционного] закона. И каждый суд определяет виновность, размер вреда и ответственность. Гражданский суд ограничен пределами назначения видов ответственности. Уголовный суд лишь есть продолжение суда гражданского и в отличие от суда гражданского обладает правом на все виды легитимного насилия (наказания).

Гражданский иск в уголовном процессе должен быть первичен. Вначале должен быть рассмотрен гражданский иск, то есть установлены противоправность и размер вреда. Спор между истцом и ответчиком, кредитором и должником разрешает вопросы противоправности в поведении ответчика-подсудимого, то есть какие правовые нормы [диспозиционного] закона были им нарушены, какой вред был причинен ответчиком-подсудимым истцу, причинную связь между деяниями ответчика-подсудимого и наступившими вредными последствиями для истца, виновность ответчика-подсудимого в причинении вреда.

Основание иска простое. Обязательство возникает из обязательства или из деликта. Далее состязательный процесс по правилам гражданского судопроизводства. Виновность, размер вреда установлены. Далее следует разрешить вопрос об ответственности. Всякое противоправное деяние, правопреступление, является общественно опасным, общественно вредным. Степень опасности, вредности предопределяет степень ответственности. Уголовный суд дополнительно выносит наказание из уголовного закона к ответственности гражданско-правовой. А не наоборот, когда, назначив уголовное наказание, дополнительно назначает возмещение вреда из гражданско-правовых требований. Это неправильно.

Уголовно-процессуальный кодекс – не учебник по всем отраслям знания, и к нему не приложены учебники логики и грамматики. Не нужно создавать специальный раздел гражданского процесса в уголовно-процессуальном законе. Гражданский иск должен рассматриваться в суде по правилам гражданско-процессуального закона или арбитражного процессуального закона по подсудности. Все гражданско-правовые процедуры должны быть соблюдены.

“Дело Йукоса” показало отсутствие соблюдения процедур предъявления и рассмотрения гражданского иска, а также неумение и незнание этих процедур участниками процесса, в том числе и судьями. Даже страх перед ними. Как же повели себя адвокаты в вопросе гражданского иска в уголовном процессе?

На стадии предварительного расследования следователь обеспечивает соблюдение процедуры предъявления иска и извещения ответчика об иске. Получив иск, следователь должен проверить соответствие содержания иска требованиям гражданско-процессуального закона и предоставить копию иска ответчику, а не “ознакомить” с иском. Не соблюден порядок предъявления иска – нет иска. Если копия иска с приложением, обосновывающим исковые требования, не вручена ответчику, то адвокат должен считать, что иск не предъявлен. И вести себя сообразно этому, а не высказываться о признании или не признании иска. При таких условиях для обвиняемого и его адвоката иска нет, иск не предъявлен, если не вручена ответчику копия иска, не указан в иске ответчик, что можно обнаружить в “деле Йукоса”, и так далее, то нет иска. Подсудимый не должен отвечать на вопрос о признании иска никоим образом, так как иск в этом случае не предъявлен, его юридически нет.

Предъявление и рассмотрение гражданского иска в уголовном процессе в “деле Йукоса” носило примитивный характер, что продемонстрировало небрежение правом профессиональными участниками уголовного процесса. Акт признания гражданским истцом (постановление следователя или определение суда) в уголовном процессе был демонстрацией судейского произвола.

Казус. Стадия представления сторонами доказательств. Гражданский истец заявляет ходатайство о приобщении к материалам уголовного дела доверенности представителю, выданной гражданским истцом для представления его интересов в судебном процессе, а также уточнение исковых требований.

Суд поставил вопрос о приобщении этих документов к материалам уголовного дела на обсуждение участников процесса. Все признали, что приобщить надо. Государственный обвинитель сказал, что представленный гражданским истцом документ поможет отстаивать позицию обвинения.

Признавая необходимость приобщения этих документов к материалам дела, адвокат поделился самостоятельными суждениями о гражданском иске в уголовном процессе. Адвокат попросил отказать в удовлетворении исковых требований. Адвокат сказал, что цифры, указанные в уточнении к исковому заявлению, не соответствуют цифрам, приведённым в исковом заявлении и других документах, находящихся в материалах уголовного дела, а также что нельзя начислять пени в отношении налогоплательщика, если на его имущество наложен арест. Кроме того, адвокат поведал, что гражданский истец – это лицо, которое предъявило требование о возмещении имущественного вреда при наличии оснований полагать, что данный вред причинен непосредственно преступлением. Речь идёт о том, разъяснил адвокат, что по уголовному делу можно взыскивать реальный вред, а не штрафы и пени. Если суд при рассмотрении уголовного дела взыщет причинённый истцу ущерб, то тогда истец может предъявить в суд по гражданским делам иск с требованием взыскать пени и штраф. Поэтому, решил адвокат, изначально этот иск является необоснованным. О необоснованности гражданского иска адвокат пообещал сказать в прениях.

Суд приобщил эти документы к материалам дела. Приобщая доверенность представителя гражданского истца и уточнённые исковые требования, суд сообщил участникам процесса, что рассмотрение гражданского иска по существу, в том числе вопрос о том, обоснован ли гражданский иск, подлежит ли иск удовлетворению или нет, подлежит разрешению судом при постановлении приговора.

[Примечание. Ходатайствовать о приобщении к материалам судебного дела доверенности представителя гражданского истца и уточнённых исковых требований есть юридическая нелепость. Это такая же нелепость, как если адвокат-защитник подсудимого будет ходатайствовать о приобщении к материалам судебного дела ордера адвоката. Однако адвокат в этой нелепости соучаствовал, поскольку она вписывается в представления адвоката об уголовном процессе. Для адвоката гражданский иск в уголовном процессе досадное недоразумение, которое надо терпеть и стараться как можно быстрее избавиться от него. Никто не хочет рассматривать гражданский иск.

Если лицо посчитало, что ему преступлением причинён имущественный вред, то это лицо предъявляет иск о возмещении вреда в уголовном процессе, обосновывает иск и рассчитывает размер вреда, прикладывает состязательные бумаги, в том числе и имеющиеся в материалах уголовного дела. Вслед за предъявлением иска, если иск отвечает формальным признакам искового заявления, предъявившее иск лицо признаётся гражданским истцом, а подсудимый – ответчиком. У гражданского истца появляются права, реализация которых не может зависеть от усмотрения обвинительного органа или суда. Суд не может ставить на обсуждение сторон вопрос о приобщении или неприобщении к материалам судебного дела доверенности и искового заявления или дополнения к исковому заявлению. Такой постановкой вопроса суд ставит под сом487 нение самоё право на иск, право на судебную защиту, защиту правоохраняемых интересов истца. Право как таковое никогда не ставило реализацию права на иск в зависимость от мнения и желания ответчика. Ответчик может возражать против исковых требований, опровергать доводы истца, но не требовать от суда запрета истцу предъявлять состязательные бумаги, а тем более подтверждение полномочий представителя истца. Это абсурд.

Процессуальное деяние по приобщению уточнённых исковых требований к материалам уголовного дела само по себе абсурдно. Уточнение исковых требований есть дополнение к исковому заявлению. Это часть иска. Часть следует судьбе целого. Иск не приобщается к чему-то, а предъявляется. Иск поддерживается. Иск с прилагаемыми к нему состязательными бумагами вручается ответчику-подсудимому. Если иск не вручён ответчику-подсудимому, то иск не предъявлен. Иск должен быть рассмотрен в судебном заседании по правилам гражданского судопроизводства. Исковые требования должны быть продемонстрированы в судебном процессе. Если такой процедуры в судебном процессе не было, то надо признавать, что иск в суде не рассматривался. Реплика адвоката о гражданском иске в судебных прениях не есть рассмотрение иска, не есть возражение ответчика.

Адвокат боится гражданского иска в уголовном процессе, он не знает и не понимает сути гражданского иска в уголовном процессе, он боится и гражданского иска, и уголовного процесса. Поэтому адвокат с облегчением воспринимает слова суда о том, что суд сам рассмотрит гражданский иск, всё оценит, всё учтёт без доказывания сторон по обстоятельствам исковых требований при вынесении приговора в совещательной комнате. Это большое облегчение для адвоката.]

Казус. Об оговорках гражданского истца и прокурора. Стадия дополнения судебного следствия. Сторона защиты заявила ходатайство о вызове для допроса в качестве свидетеля одного из работников гражданского истца. Представитель гражданского истца был против такого вызова, потому что сторона защиты не сформулировала, зачем она хочет заслушать свидетеля, не указала цель допроса. Государственный обвинитель, будучи против, рассудил, что допрос в качестве свидетеля на стадии дополнения судебного следствия возможен только в том случае, если в ходе судебного разбирательства будут установлены какие-то иные, новые, неизвестные ранее участникам уголовного судопроизводства сведения относительно информированности данного лица. Суд отказал в вызове свидетеля.

[Примечание. Совершенно не странные и не неожиданные оговорки гражданского истца и государственного обвинителя. Оказывается, надо мотивировать, зачем собирается вызвать сторона свидетеля, что она хочет доказать сообщёнными свидетелем сведениями. Правда, сторона обвинения сама ни разу не мотивировала предстоящий допрос свидетелей. Но адвокаты ни разу и не пытались выяснить отсутствие мотивировки. Все дружно участвовали в заслушивании рассказов свидетелей об их жизни. Только не участвовали в представлении доказательств.]

Раздел IV. Нелепость адвоката на допросе обвиняемого

Глава 1. Обвиняемый в “деле Йукоса” вообще

Обвиняемый – это физическое лицо, которому государственным обвинительным органом предъявлено обвинение в совершении уголовно наказуемого деяния. Человек, которого обвинительный орган желает подвергнуть предусмотренному в уголовном законе наказанию, есть обвиняемый.

Примечание. Согласно уголовно-процессуальному закону, обвиняемым признаётся лицо, в отношении которого вынесено постановление о привлечении его в качестве обвиняемого или вынесен обвинительный акт.

Добавление. Каждый обвиняемый находится в психическом состоянии порока воли и сознания. Без чужой помощи из этого состояния выйти нельзя, если, конечно, он не сверхчеловек или гений. Адвокат призван оказать такую помощь. Чтобы адвокату осуществить своё призвание, обвиняемый должен поверить адвокату, то есть стать его доверителем. Если обвиняемый не доверяет адвокату, тем хуже для обвиняемого. Адвокат не слуга и не хозяин обвиняемого. Обвиняемый не клиент адвоката, а адвокат не патрон обвиняемого. Адвокат не берет обвиняемого в зависимость как неполноправного и ущербного человека. Называние обвиняемого “клиентом” адвоката оскорбляет человеческое достоинство обвиняемого и принижает профессиональное достоинство самого адвоката. Назвать кого-то “клиентом” – значит подчеркнуть своё пренебрежение к человеку, указать на приниженное его положение. У адвоката доверители, у врача пациенты.

У обвинительного органа есть права и обязанности. У суда есть права и обязанности. У адвоката есть права и обязанности. У обвиняемого есть только права.

У адвоката в судебном процессе две задачи: разъяснять доверителю (для суда – обвиняемому) юридические сомнения и предупреждать обвинительный орган и суд от нарушений норм права, которые они призваны соблюдать. Эти задачи взаимосвязанные, взаимозависимые, которые не могут существовать одна без другой, а будучи разделенными, превращаются в абсурд.

Адвокат разъясняет доверителю смысл его прав, форму и способ пользования правами, стратегию пользования правами в его жизненных интересах.

Пользование правами обвиняемого в максимальной степени возможно, если обвинительный орган и суд исполняют свои функции без нарушения адресованных им правил. Если обвинительный орган и суд нарушают, например, процессуальные правила, то они не исполняют свои обязанности. Ибо нарушение правила есть неисполнение обязанности. Неисполнение обязанности есть нарушение права другого. Отсюда главная публичная функция адвокатуры (вообще адвокатуры как института гражданского общества) – реагировать словом в форме ходатайств и заявлений на всякое неисполнение обязанностей государственными служащими.

Юридическая помощь адвоката имеет две стороны. Одна обращена к доверителю, другая в интересах доверителя – к чиновнику. Поэтому в такой частной помощи проявляется публичный, всеобщий интерес.

Адвокат не имеет власти, силовых механизмов принудить исполнять обвинительный орган и суд их обязанности. Адвокат должен всего лишь отметить, зафиксировать неисполнение ими обязанностей. Решает вопрос о принуждении к исполнению или забвении неисполнения другой иерархический властный орган. Эта тема политическая, находящаяся вне адвокатской практики.

Адвокат, выходящий за пределы своего профессионального назначения, не исполняет своих обязанностей. Поскольку деяния за пределами профессионального назначения нейтрализуют, умаляют, отрицают, делают бессмысленной всякую профессиональную деятельность в процессе. В результате обвинительный орган и суд не ограничены никаким автори491 тетом в собственном произволе, а обвиняемый впадает в круг непонимания происходящего. Адвокат сам закрыл логический выход из круга абсурда своими противоречивыми процессуальными поступками. Этот выход вдруг оказывается никому не нужен.

Примеры выхода адвоката за пределы профессионального назначения: указывать на политически мотивированный характер преследования обвиняемого; додумывать за обвинительный орган обвинение; догадываться и излагать то, что не высказал обвинительный орган; догадываться о скрытых мыслях обвинительного органа и суда; объяснять суду, что и как доказывает обвинительный орган; ссылаться в оправдание своих действий на указания доверителя; заручаться на каждый свой шаг согласием доверителя.

“Дело Йукоса” показало, что доминирующим стилем в деятельности адвокатов стал выход за пределы профессионального назначения при оказании юридической помощи. Да-да, это именно стиль, потому что он непосредственно не охватывается правилами адвокатской профессии (пока), а поэтому и ненаказуем. Этот порочный стиль прикрывается так называемой “тактикой защиты” или “позицией защиты”.

Примечание. О наказании за стиль

В языкознании, наряду с грамматическими и синтаксическими, признаются ошибки и стилистические. При сдаче экзаменов за стилистические ошибки также снижают оценки (наказывают), как за грамматические и синтаксические.

В спортивных состязаниях по борьбе наказывают за пассивное ведение борьбы, то есть за стиль. Уставший борец, чтобы не быть наказанным за пассивное ведение борьбы (за стиль), применяет стилистический приём, которым он пытается скрыть проявившуюся неспособность вести активную борьбу, а именно он проявляет видимость активности в проведении приёмов борьбы. У борца нет сил, чтобы провести активный борцовский приём. Но он делает вид, что хочет исполнить этот приём и совершает движения, похожие на начало борцовского приёма. Таким образом, оставаясь в одном и том же стиле (пассивном), борец демонстрирует разные виды этого стиля, чтобы скрыть от наблюдателей свою неспособность бороться. Но и за видимость активности борец подлежит наказанию, как и за пассивность в борьбе. Потому что это одно и то же нарушение правил борьбы.

Стиль – это сам человек. Чтобы изменить стиль, надо стать другим человеком.

Каждый отдельно взятый стилистический шаг адвоката может быть оправдан как единственно возможный или нужный. Но когда они складываются в систему и превращаются в абсурд, то это свидетельствует о профессиональном пороке адвоката. У такого порока нет какой-то одной причины, их всегда множество, даже целая система. Все они охватываются одним понятием – низкая правовая культура. Противостоят таким порокам правила адвокатской профессии и корпоративный адвокатский суд, чего у других юридических сословий нет или они находятся в зачаточном, примитивном состоянии. Адвокатская корпорация – единственное действенно самоочищающееся юридическое профессиональное сословие.

Глава 2. Пороки стиля в “деле Йукоса”: допрос обвиняемого и адвокат

§ 1. Синдром 51-й и обвиняемый

Как ни удивительно, но синдром 51-й настолько всеяден, что даже иногда проявлялся у адвокатов при допросе обвиняемых.

По подсказке адвоката даже обвиняемые порой отказываются давать показания, ссылаясь на статью 51 Конституции России. Это ли не стиль адвоката?

Пример 1 из допроса подозреваемого.

“По существу подозрения могу показать следующее: в совершении указанного преступления участия не принимал. Подтверждаю ранее данные мной показания в качестве свидетеля, больше к ним добавить ничего не могу. От дальнейших показаний отказываюсь в соответствии со статьёй 51 Конституции РФ”.

Пример 2 из допроса обвиняемого.

После ознакомления с постановлением о предъявлении обвинения проводится допрос обвиняемого с участием адвоката. В протоколе запись о том, что обвиняемый обвинение не признаёт и давать показания не желает в соответствии со статьёй 51 Конституции РФ. Подписи участников допроса.

Синтаксис примеров. Уголовно-процессуальный закон предоставляет обвиняемому право давать или не давать показания. Это его право, а не исключение из обязанности давать показания. Сейчас не будем касаться юридических познаний следователя, который, как предполагается, должен знать права обвиняемого, коли он их ему “разъяснил”. Или следователь выполнял функцию стенографиста?

Пример 3 из допроса обвиняемого.

По уголовному делу обвинение предъявлено А., Б. и В. Допрашивают А. с участием адвоката.

На вопрос следователя о желании обвиняемого дать показания следует ответ обвиняемого “На все вопросы в соответствии со ст. 51 Конституции РФ отвечать отказываюсь”.

Однако далее следуют вопросы, касающиеся обвиняемого Б.:

- Знаком ли А. с Б.?

- С какой целью были созданы общества “О” и “П”? Был ли посвящён в эти планы создания этих обществ Б.?

- Принимал ли участие Б. в регистрации этих обществ?

- Кто принимал решение о назначении Б. директором общества “О”?

- Являлся ли Б. обычным административным работником?

- Кто подбирал персонал в эти общества? Какая роль в этом Б.?

- При каких обстоятельствах общества “О” и “П” заключали контракты на приобретение вещей?

- Какая была роль Б. при заключении контрактов?

- Мог ли Б. отказаться подписывать контракты на приобретение вещей?

- Был ли осведомлён Б. о приобретении вещей обществами “Х” и “Ц”, где директорами были сами А. и В.?

- Мог ли Б. влиять на условия договоров?

- Имел ли Б. отношение к организации поставки вещей?

- Каким образом рассчитывалась заработная плата в Обществе, в котором Б. был директором? Каков был размер заработной платы? Мог ли Б. влиять на размер заработной платы?

- Как и кем рассчитывалась зарплата у самого Б., какой был её размер и почему он был именно такой?

- По какой причине Б. был уволен с должности директора, и в каких дочерних от Общества “Я” компаниях он остался работать?

- Равнозначен ли был Б. с другими директорами обществ?

- Что вы можете рассказать о деятельности Б. в филиале Общества “РРР”?

После каждого вопроса следовал ответ обвиняемого: “В соответствии со ст. 51 Конституции РФ отвечать на данный вопрос отказываюсь”.

Протокол прочитан лично, замечаний нет, подписи обвиняемого и адвоката.

Синтаксис примера. Обвиняемый вместе с адвокатом хотели выслушать все вопросы, им было любопытно. Надо же знать, что интересует следствие. Ради удовлетворения своего любопытства адвокат и его доверитель прибегли к негодному средству, к дарованному статьёй 51 Конституции России праву на молчание. Не исключаем, что какой-нибудь проницательный юрист выскажет догадку, что адвокат таким образом поступил нарочно, чтобы всё выведать у следователя. Мол, отвечать на этот вопрос не буду, то есть жду другого вопроса. Опять не буду отвечать. Опять вопрос не подходит. Или ответ не подойдет? Надо скрыть ответ. А вот любопытно, какой будет следующий вопрос?

Задача адвоката не в выведывании чего-то у следователя. Каждое негодное средство может только навредить доверителю. Выслушивание вопросов никакого значения для обвиняемого не имеет, но невольно наталкивает на подозрение, что обвиняемый что-то скрывает, ему зачем-то хочется узнать, какими сведениями располагает следствие и тому подобное. Это интуиция допроса. А интуиция – логический приём. Интуиция догадки может легко превратиться в убеждение.

Добавление. В буквальном смысле у обвиняемого нет процессуальных обязанностей, в отличие от других участников уголовного процесса. Отсутствие обязанностей у обвиняемого – логический принцип уголовного преследования. Всё, что просят делать обвиняемого, он делает добровольно. Отвечать на вопросы, читать следственные бумаги, защищаться словом и всё другое есть его права, которыми он пользуется по своему разумению или прихоти. Но если он, например, отказывается принимать пищу (кушать), то его насильно накормят. Человек не может умирать по своему желанию на глазах уполномоченных государственной властью, назначенных следить за тем, чтобы обвиняемый не умер.

Вообще-то ни у одного человека нет никаких обязанностей. Любой может ничего не делать или делать всё, что сможет физически. Другое дело, что его могут наказать за непотребное своеволие. Но это вопрос второй. Человеку дарована свобода воли. Он может распорядиться собой по-своему. Однако тогда и им самим могут распорядиться другие, например, сделать ему больно, но уже по своей воле. Состояние всеобщего своеволия есть состояние дикости, или независимости. Никто ни от кого не зависит. Независимость от законов тоже есть независимость от общества, от власти. Другое дело – состояние свободы. Состояние свободы – это господство прав и обязанностей, которые люди по своей воле на себя возложили. А независимых людей свободные наказывают, изолируют, даже лишают самой жизни. Конечно, независимый тоже может лишить жизни свободного. Но это будет абсурд, который подлежит преодолению (наказание независимого). Состояние свободы поддерживается страхом наказания, угрозой лишиться тех или иных удобств.

Каждый по своей воле решает, быть ему свободным или быть ему независимым. Например, судья, выносящий неправосудный приговор, есть независимый судья. Ибо он независим от права. Сама по себе человеческая независимость есть абсурд, который преодолевается логикой свободы. Когда в государственной машине количество независимых (абсурдных) достигает такого множества, которое переходит в иное качество, то случаются революции, цель которых – свобода. Чиновник стремится в силу своей двойственной природы (человека из гражданского общества и антропологического выражения государства) к абсурдизации свободы, он желает быть независимым, а государь и народ постоянно преодолевают этот абсурд. Если вдруг государь переходит из свободы (логики) в состояние независимости (абсурда), то он становится деспотом или тираном. Народ может возвратить деспота или тирана в царство свободы посредством революции (дезабсурдизации абсурда). По крайней мере, он имеет на это право – право народа на революцию против тирании.

Впасть в независимость (дикость) государь может не только действиями, тогда он становится деспотом или тираном, но и бездействием, то есть если он ничего не будет делать, кроме как взывать, мучиться сомнениями, делиться личными переживаниями, заниматься самолюбованием… При бездействии государь не исполняет свои обязанности по поддержанию свободы в обществе, то есть того правового порядка (режи497 ма), который он обещал (гарантировал) народу сохранять при вступлении на высший государственный пост. Бездеятельный государь становится независимым от своих обязанностей. Такая бездеятельная независимость государя преодолевается логикой свободы, то есть революцией или, на худой конец, дворцовым переворотом.

Бюрократия как антропологическое выражение государства стремится к независимости. Коррупция, то есть ржа, разложение государственного аппарата, есть форма его независимости. Жажда государственного аппарата расширить свою независимость ведёт к увеличению его функционально- волевой энтропии, логическим результатом которой является разрушение дееспособности этого аппарата и, возможно, всей государственной машины (см. историю нашего Отечества). Независимость есть путь к энтропии, то есть к поглощению свободы; независимость есть самоё социальная энтропия. Задача государя – снижать энтропию бюрократии посредством восполнения и увеличения энергии свободы, заменять независимых чиновников свободными, то есть не нарушающими юридических норм. Свобода находится внутри государства и права, а независимость вне государства и права. Независимость стремится к уничтожению государства и права. При этом нельзя отождествлять независимость и анархию. Анархия – это управление, правила, порядок и сила, но только без государственной машины, когда такой машины вообще нет.

§ 2. Ложные вопросы адвоката к обвиняемому

Сведения, содержащиеся в показаниях обвиняемого, могут иметь доказательственное значение для установления нужных обстоятельств. Эти сведения могут быть аргументами в доказывании тезиса обвинения или его антитезиса.

Для обвинителя допрос обвиняемого не представляет ни умственной, ни эмоциональной сложности: или обвиняемый себя изобличит, или его показаниями можно пренебречь, так как он не обязан говорить правду, или вообще без его показаний можно обойтись. Обвинителю и так всё ясно, “совокупность доказательств” у него имеется.

Для адвоката задавание вопросов своему доверителю представляет весьма сложную и трудную задачу. С этой задачей редко кто из адвокатов справляется. Лучше за неё и не браться.

Чтобы приступить к этой процедуре, надо вооружиться огромными знаниями, волей, обладать развитой способностью мышления. И только бездумная самонадеянность адвоката может подвигнуть его на такую опасную для его доверителя авантюру. Ибо для целей оправдания ответы не имеют практического значения, потому что результат ответов именно такой, как это выглядит с точки зрения обвинителя: или обвиняемый себя изобличит, или его показаниями можно пренебречь, так как он не обязан говорить правду, или вообще без его показаний можно обойтись. Все факты, служащие оправданию обвиняемого, находятся вне его показаний.

Чтобы начать задавать вопросы своему доверителю, нужны весомые логические предпосылки.

Во-первых, обвинение должно быть понятно адвокату из самого его изложения государственным обвинителем, а не из догадок адвоката об обвинении. Обвинение должно содержать состав преступления, то есть все его элементы с обязательным указанием на противоправность вменяемого деяния, а именно – какой закон нарушил обвиняемый. Во-вторых, если обвинение понятно, хотя это бывает редко, то адвокату должно быть ясно отношение к нему обвиняемого (признание вины). В-третьих, адвокат должен уяснить алгоритм доказывания стороны обвинения.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: