Глава 1. ЦЕЛЬ ИССЛЕДОВАНИЯ 30 страница

Корпорация адвокатов развеяла юридические заблуждения обвинительного органа касательно сущности адвокатской деятельности. Сначала орган корпорации адвокатов напомнил позицию Конституционного суда России, согласно которой реализация права пользоваться помощью адвоката не может быть поставлена в зависимость от усмотрения должностного лица или органа, в производстве которого находится уголовное дело. Потом обвинительному органу было разъяснено, что ознакомление по окончании предварительного следствия с материалами уголовного дела является правом, а не обязанностью обвиняемого и его защитника; адвокат не обязан объяснять причину, по которой он решил не пользоваться предоставленным ему правом; качество оказываемой адвокатом юридической помощи оценивается его доверителем; уголовно-процессуальное законодательство не предусматривает обязанности адвоката-защитника давать подписку о неразглашении материалов уголовного дела; неисполнение обязанности, которую закон не возлагает на защитника, нарушением порядка уголовного судопроизводства не является.

Примечание. Пока есть только два суда в истинном понимании “суда”. Это Конституционный суд России и дисциплинарный суд корпорации адвокатов, прежде всего в лице органов Адвокатской палаты города Москвы.

Настораживают, однако, объяснения самого адвоката в ответ на абсурдные суждения обвинительного органа. Справедливо полагая, что возможность пользоваться помощью того или иного адвоката при ознакомлении с материалами уголовного дела является правом, а не обязанностью обвиняемого, адвокат считает, что имеет значение лишь то, чтобы ознакомление с этими материалами было организовано таким образом, чтобы это не приводило к затягиванию процесса ознакомления. Адвокат пояснил, что при участии в уголовном процессе двух и более адвокатов за обвиняемым остаётся право выбора, с кем из них он желает знакомиться с материалами дела. И его доверитель заблаговременно написал заявление, которым поставил обвинительный орган в известность о том, что помощь именно этого адвоката в ознакомлении с материалами уголовного дела ему не требуется, так как предмет работы этого адвоката – представление интересов обвиняемого в суде. В связи с этим адвокат в письменной форме попросил обвинительный орган его, адвоката, для участия в следственных действиях не приглашать, потому что его подзащитный освободил его, адвоката, от ознакомления с материалами дела до возникновения в этом особой необходимости, так как пока адвокат представляет интересы подзащитного в суде и дальнейшая деятельность адвоката с работой следственной группы не связана. Адвокат был уверен, что ознакомление с материалами дела ни разу не приостанавливалось из-за отсутствия адвокатов; затягивания процесса по вине защиты не было, никаких претензий со стороны подзащитного никогда не высказывалось.

Доверитель в защиту своего адвоката информировал и корпорацию адвокатов, и обвинительный орган о том, что, поскольку у него есть несколько адвокатов, то помощь этого адвоката при ознакомлении с материалами уголовного дела ему не требуется, а решение о том, нужна ли будет помощь этого адвоката в суде первой инстанции, он ещё не принял. Обвиняемый также заверил, что завершение ознакомления с материалами уголовного дела не будет задержано из-за адвокатов. Обвиняемый утверждал, что он имеет право самостоятельно определять, в каких вопросах помощь каких адвокатов и в каких объёмах ему необходима, а попытки обвинительного органа руководить адвокатами недопустима и нарушает права обвиняемого. Доверитель заявил, что работой адвоката он доволен и защитой обеспечен.

Конечно, действия адвоката правомерны и даже находятся в допустимых рамках правил адвокатской профессии. Но недопустимо строить свою позицию на зависимости от указаний своего доверителя. Нужно исходить из предположения, что все процессуальные заявления (ходатайства), исходящие от обвиняемого, у которого есть защитник, согласованы с этим защитником, то есть с адвокатом, и одобрены им. Иначе говоря, это процессуальные действия самого адвоката. Процессуальные заявления не следует путать с показаниями обвиняемого по обстоятельствам предъявленного обвинения.

Обвиняемый не может “освобождать” адвоката от ознакомления с материалами уголовного дела. Никакие “освобождения” не имеют для адвоката значение. Адвокат сам решает, когда и с какими материалами ему знакомиться. Никакие просьбы обвиняемого, обращённые к обвинительному органу, чтобы адвоката не приглашали на следственные действия, не имеют никакого значения для обвинительного органа, тем более по причине “освобождения” обвиняемым своего адвоката от каких бы то ни был действий. Обвинительный орган сам за себя решает, когда, какие и с участием кого следственные действия проводить.

Обвиняемый, который всегда находится в состоянии душевного волнения, в состоянии порока воли и сознания, не должен сам решать, какой, когда и для чего ему нужен адвокат. Адвокаты сами должны решать эти вопросы для своего доверителя. Для этого и приглашаются адвокаты. Адвокат – это не курьер для особых поручений. Конечно, бывает, что именно подзащитный распределяет направления и виды деятельности между адвокатами, когда адвокаты в волевом и интеллектуальном отношении слабее своего доверителя. Но такую адвокатскую ничтожность надо держать в глубокой тайне, хранить её как адвокатскую тайну. Если всё решает и обо всём судит обвиняемый, то что стоят слова адвоката?

Паттерн. О бессмысленности показаний подсудимого.

Показания подсудимого в суде двусмысленны. С одной стороны, показания подсудимого можно рассматривать как судебные доказательства, то есть сообщенные им сведения могут являться аргументами в доказывании или опровержении какого-то утверждения. С другой стороны, показания подсудимого есть самоё доказывание, то есть суждения с известными ему сведениями по опровержению тезиса обвинения или доказыванию утверждений стороны защиты. Если подсудимый сообщает какие-то сведения, то эти сведения подвергаются логическим операциям другими участниками процесса (прокурором, адвокатом) и самим судом, а не подсудимым. Если же сам подсудимый сообщает какие-то сведения и совершает над ними логические операции, а именно кладёт собственные сведения в основу своего доказывания, например своей невиновности, то истинность сделанных подсудимым выводов нельзя будет признать доказанной. Потому что источником сведений, положенных в основу доказывания, будет сам подсудимый. Истинность этих сведений нельзя проверить. Если же истинность этих сведений можно проверить через иные источники информации, то тогда нет необходимости брать за основу сведение, сообщенное подсудимым. Источником сведений должен быть не подсудимый, а кто-то другой, например свидетель или какой-то документ. Последние и будут судебными доказательствами. Именно такие доказательства и должны лежать в основе доказывания. Если же подсудимый при даче показаний оперирует с полученными от других сведениями, то это будет нормальное доказывание, аналогичное доказыванию государственного обвинителя или адвоката. Получается, что всякие сообщённые подсудимым сведения не имеют доказательственного значения без их подтверждения другими источниками информации. Но если есть другие источники информации, то полученные от них сведения и должны быть судебными доказательствами, а показания подсудимого теряют всякий смысл и поэтому избыточны. Так называемое “чистосердечное признание” есть не доказательство, а всего лишь начало добывания доказательств, аргументов в доказывании. Показания подсудимого не способны по своей логической сути опровергнуть предъявленное ему обвинение никогда. Но если обвиняемый решил дать показания, то они могут лишь облегчить или сократить работу при расследовании и изобличении преступника – при доброй воле на то обвинительного органа или суда.

На предварительном следствии обвиняемый сообщает сведения следователю и сам не совершает логических операций ни со своими, ни с полученными от других сведениями. На предварительном следствии у обвиняемого нет собственного доказывания, так как обвиняемый есть лишь источник сведений для совершения над ними логических операций (оценки) следователем. Соответственно, и у адвоката исключается функция доказывания.

Раздел V. Зловещая роль адвокатов во время допроса свидетелей

Глава 1. Допрос в судебном следствии по «делу Йукоса»

Казус. Разрешение на допрос свидетеля. Государственный обвинитель вызвал в суд свидетеля и заявил суду ходатайство о разрешении допросить этого свидетеля. Суд поставил на обсуждение это ходатайство. Адвокат увидел несуразность в самом ходатайстве о позволении допросить свидетеля, потому что это есть право на представление доказательств и доказывание стороной судебного процесса. Поэтому никакого дополнительного разрешения от суда не требуется. Суждения адвоката касательно абсурдности такого ходатайства верны. Однако адвокаты ни разу не поинтересовались процессуальной целью допроса свидетелей государственным обвинителем. Правда, и сами адвокаты должны извещать о процессуальной цели вызова свидетеля со своей стороны.

Казус. Допрос свидетеля в суде и документы. Допрашивается свидетель со стороны обвинения. Государственный обвинитель никому не сказал, зачем ему понадобилось вызывать именно этого человека для допроса и какие обстоятельства он хочет доказать посредством сообщённых свидетелем сведений. Государственный обвинитель задавал вопросы о жизни свидетеля. Потом государственный обвинитель спросил у суда разрешение предъявить свидетелю документ, ранее в суде исследованный, то есть прочитанный вслух, и расположенный в таком-то томе уголовного дела. Суд расценил эту просьбу государственного обвинителя как ходатайство и стал выяснять мнение у других участников процесса о возможности такого предъявления. Никто из адвокатов не возражал против предъявления документа свидетелю.

Суд удовлетворил ходатайство государственного обвинителя о предъявлении свидетелю документа, предоставив возможность государственному обвинителю предъявить свидетелю документ.

Однако при выражении согласия мотивы у адвокатов был разные.

Одни адвокаты заявили, что они проверили этот документ и подтверждают, что он оглашался; но даже если бы он и не оглашался, у них всё равно не было бы возражений против предъявления его свидетелю. Другие адвокаты заявили, что не имеет процессуального значения, оглашался ранее документ или не оглашался, всё равно допрашивающая сторона имеет право предъявить свидетелю любой документ, который она считает нужным.

Заметим, что предъявление документов свидетелю для дачи показаний входит в объём права доказывания стороны необходимых обстоятельств. Лишение возможности такого предъявления есть лишение возможности пользоваться своими правами, а в отношении подсудимого такое запрещение будет нарушением его права на защиту. Однако если право на предъявление документов свидетелю бесспорно, то почему адвокаты дают ответ на ложно поставленный вопрос? Любой ответ на ложный вопрос будет ложным.

Казус. Допрос свидетеля и противоречия. Допрашивается так называемый свидетель обвинения. Зачем вызван и допрашивается этот человек, государственный обвинитель не рассказал, точно так же, как государственный обвинитель никогда не говорил, зачем и почему он читал разные документы из материалов уголовного дела. Адвокаты и на этот раз не проявили любопытства.

Свидетелю задаются вопросы по его былой жизни. Государственный обвинитель прекращает задавать вопросы и обращается к суду с просьбой разрешать огласить и таким образом исследовать протокол допроса этого свидетеля на предварительном следствии, находящийся в таком-то томе материалов уголовного дела. Делает он это, поскольку, по его мнению, усматриваются существенные противоречия в показаниях свидетеля, данных им в ходе судебного разбирательства и в ходе предварительного расследования. Адвокаты были против оглашения, потому что государственный обвинитель не указал на противоречия, а сама сторона защиты никаких противоречий не видит.

Дело не в том, что суд разрешил огласить показания свидетеля, данные им на предварительном следствии, а в том, что адвокаты не возражали против самого факта допроса неизвестно кого, неизвестно зачем и для доказательства неизвестно каких обстоятельств. Адвокаты отнеслись безразлично к процессу представления доказательств стороной обвинения в форме допроса свидетелей. Ведь показания свидетеля должны не только заслушиваться, но анализироваться участниками процесса сразу же. Тогда это будет представление, то есть демонстрация доказательства. Иначе говорение в суде человека, которого назвали свидетелем, ничем не будет отличаться от зачитывания вслух текста из документа. Отношение адвокатов к говорению свидетеля в суде и к чтению его же показаний на предварительном следствии является непоследовательным, или абсурдным. Ведь никто не сказал, что именно доказывается говорением, а что чтением протокола допроса. И адвокатов это тоже не интересует. Адвокаты не выступали против допроса свидетеля, хотя им неизвестно было, зачем он вызывается. А против чтения его показаний, данных на предварительном следствии, выступают. Однако если в протоколе допроса свидетеля действительно отражено такое сведение, которое доказывает событие преступления, вину подсудимого в его совершении, а на допросе в суде свидетель об этом не сказал по причине беспамятства, то такой протокол обязательно надо огласить, а содержащееся в нём уличающее сведение представить как аргумент тезиса обвинения. Но никаких “уличающих сведений” в протоколе допроса не содержится. И это безразлично адвокатам. Им важна даже не форма, а признаки формы. Адвокаты выступают против такого зачитывания не по существу доказывания, не из-за того, что содержащиеся в былых показаниях свидетеля сведения что-то могут доказать, а исходя из ложного понимания старых правил формальных доказательств: если есть возможность что-то не представить стороне обвинения, так надо выступать против такого представления. Хотя и сторона обвинения не знает и не понимает, что она хочет доказать этим чтением протокола допроса свидетеля на предварительном следствии. Если бы знала, так непременно бы блеснула сладостной способностью суждения. А такое бессистемное отрицание фактически вынуждает суд разрешать оглашать протоколы допросов свидетелей на предварительном следствии.

Казус. Приобщение записей свидетеля. Во время ответов на вопросы свидетель, вызванный стороной обвинения, пользовался принесёнными записями и документами. Государственный обвинитель заявил ходатайство, чтобы суд взял эти документы у свидетеля и приобщил к материалам уголовного дела. Прокурор только сказал, что документы имеют отношение к уголовному делу. И всё. Суд поставил на обсуждение это ходатайство. Сторона защиты поддержала ходатайство о приобщении. Суд приобщил документы к материалам уголовного дела.

Документы были приобщены, но никто не высказал суждений, зачем их нужно приобщать, какое доказательственное значение они имеют, то есть какое обстоятельство содержащимися в них сведениями хотят доказать. Между желанием стороны обвинения приобщить эти документы и желанием стороны защиты сделать то же самое есть явное противоречие. Получается, обе стороны тайно, скрытно от друг от друга хотят использовать один и тот же аргумент в доказывании прямо противоположных утверждений. Но никто об этом не знает и, что самое интересное, и не узнает, так как каждая сторона уже сам факт приобщения рассматривает как доказательство. А если в процессе примут участие и другие стороны, каждая со своими интересами, то все они могут расценивать это “доказательство” в свою пользу. Выходит, один документ становится доказательством чего угодно, вообще всего. В том числе, например, что судья и обвинитель, являются участниками заговора с целью свержения Верховной власти (а так оно, по сути, есть, поскольку их произвол есть подрыв установленного и поддерживаемого этой властью порядка и основ её легитимации).

Казус. Оглашение показаний свидетеля и противоречия. Допрос свидетеля. Государственный обвинитель заявил ходатайство огласить три протокола допроса свидетеля на предварительном следствии, потому что прокурор усмотрел в них противоречие.

Адвокат выразил недоумение по поводу мотива ходатайства. Адвокат рассудил, если нужно оглашать три протокола разом, то следует признать, что в них тоже содержатся противоречия. Значит, на предварительном следствии свидетель тоже давал противоречивые показания. Если в трёх протоколах противоречий нет, то достаточно огласить один протокол, чтобы сопоставить показания свидетеля на предварительном следствии и в суде. Если же прокурор требует оглашения трёх разных протоколов, следовательно, прокурор считает, что и в них тоже содержатся существенные противоречия. В таком случае, почему эти противоречия не были устранены на предварительном следствии?

[Примечание. Адвокат усмотрел абсурд в ходатайстве прокурора. Но адвокат не усмотрел абсурда в самом допросе без цели доказывания. Адвокат обнаружил способность остроумия, то есть умение находить противоречия, но проявилось оно в негодном случае. Пусть даже есть четыре противоречия, но что же каждым сведением-противоречием хотят доказать? Четыре положения можно доказать. Что сам адвокат хочет доказать хотя бы одним сведением-противоречием?]

Казус. Об исследовании доказательств. Допрос свидетеля в суде. По ходатайству прокурора суд решил огласить показания свидетеля, данные им на предварительном следствии, потому что прокурор усмотрел в них противоречия. Адвокат начал было высказываться о причинах возможных противоречий. Судья прервал адвоката, указав, что адвокат даёт фактически оценку показаниям свидетеля и противоречиям в показаниях, хотя допрос свидетеля ещё не закончен. Адвокат обещал высказать свою мысль после допроса свидетеля. Когда допрос свидетеля закончился, судья разрешил адвокату сделать заявление, поскольку свидетель допрошен и его показания исследованы. Судья пояснил, что адвокат не мог делать своё заявление во время допроса в связи с оглашёнными показаниями, потому что заявление адвоката могло оказать влияние на показания свидетеля.

[Примечание. Адвокат разделяет убеждение, что “исследование” показаний свидетеля есть опрос свидетеля, а не анализ содержащихся в показаниях сведений для доказывания тезиса. Никто ни разу не раскрыл тайну, зачем нужно получать сведения от свидетеля, что хотят этими сведениями доказать. Запрет стороне защиты исследовать, то есть высказываться о доказательственном значении показаний, есть отказ в праве на защиту. Если сторона обвинения не обозначила цель допроса свидетеля, то сторона защиты не должна за сторону обвинения догадываться о цели допроса. Нет цели допроса – нет представления доказательства.]

Казус. О смысле допроса и адвокатах. Допрос свидетеля в суде. Государственный обвинитель ходатайствует об оглашении протокола допроса свидетеля на предварительном следствии. Адвокат высказался против оглашения протокола допроса. В обоснование своего возражения адвокат заявил, что он против оглашения не потому, что там содержится какая-либо обличающая его подзащитного информация, а только по той причине, что он, адвокат, не видит смысла в оглашении этого протокола как не имеющего отношения к предмету расследования и доказывания, то есть к преступлению.

[Примечание. Сторона защиты отрицает сам факт события преступления. Если адвокат убеждён в верности утверждения, что его подзащитный никакого преступления не совершал, то в высказывании адвоката против оглашения протокола содержится ложная предпосылка. А именно, что есть какие-то протоколы, в которых содержатся сведения, “обличающие” подсудимого. Если адвокат допускает, что есть обличающие сведения, то любой волен усомниться в невиновности доверителя адвоката. Далее, другая предпосылка: если адвокат считает, что этот протокол не имеет отношения предмету доказывания, то другие протоколы, об оглашении которых ходатайствует прокурор, могут иметь отношение к предмету доказывания. А показания свидетеля в суде имеют ли отношение к предмету доказывания? Не имеют, потому что показания на предварительном следствии, по утверждению адвоката, не имеют отношения к предмету доказывания. Содержание же показаний свидетеля в суде и на предварительном следствии идентично. В действиях адвоката противоречие. Его не смущают показания свидетеля в суде, но он против оглашения показаний, данных им на предварительном следствии. А откуда адвокат знает о предмете доказывания? Разве стороне защиты было об этом сказано стороной обвинения? Нет, этого сделано не было. Адвокат сам решил догадаться о предмете доказывания за государственного обвинителя. Суд же не стал ни за кого догадываться и разрешил прокурору огласить показания свидетеля, данные им на предварительном следствии.

Казалось бы, если адвокат не видит смысла в оглашении указанного протокола, то на содержащиеся в нём сведения адвокат не должен реагировать. Но после оглашения этого протокола адвокат начинает задавать вопросы свидетелю, касательно оглашённых сведений. Адвокат помог государственному обвинителю и создал видимость состязательности и исследования доказательств. Зачем же надо было задавать вопросы свидетелю, если его показания не имеют отношения к предмету доказывания?]

Глава 2. Помощь адвоката на допросе как тенденция беспомощности

На допросах свидетелей по “делу Йукоса” адвокатура проявила пассивность и беспомощность как тенденцию профессионального поведения.

По отдельным разрозненным судебным процессам трудно узнать, как вели себя на допросах со свидетелями адвокаты. Каждое отдельно взятое судебное дело – это случай, происшествие, казус. Но не пример. Примером поясняют выявленную закономерность, выдвинутый тезис. Пример – отдельное в однородном, типичное. Когда нет совокупности (достаточности) казусов, нет статистики, нельзя вывести закономерности, почувствовать направление движения, стиль поведения, те общие и единые черты, которые выражают характер деятельности адвокатов при допросах, что вдруг стало в их поведении общим, часто повторяющимся, присущим большинству.

“Дело Йукоса” позволило взглянуть на профессиональное поведение адвокатов со стороны как на массовое, находящееся в более или менее однородных процессуальных условиях, несмотря на множество сопряжённых дел. Эта однородность определялась, прежде всего, компактностью обвинительного органа, его организационно-волевым единством, одним методологическим подходом ко всем делам, процессуальным действиям.

Адвокаты на допросах свидетелей заняли позицию пассивную, позицию сторонних наблюдателей, сидельцев, фиксаторов происшедшего. Активность адвокат должен был проявлять не против следователя, а за свидетеля, помогать которому он был призван. Беспомощность адвокатов во время допросов проявилась в отдельных строптивых заявлениях, записанных ими в конце протокола допроса.

Адвокату позволительно помогать свидетелю по время допроса. Для каждого свидетеля быть на допросе – состояние чрезвычайно тяжелое. Состояние крайнего психического напряжения часто не позволяет понять самые простые вопросы и сформулировать на них ясные ответы. Адвокат должен объяснить свидетелю суть происходящего, смысл того или иного слова, например.

Следователь может считать, что если не позволять адвокату консультировать свидетеля, то тогда свидетель будет говорить чистую-пречистую правду. Причём такую правду, которая только и нужна следователю. Также следователь может искренне считать, что адвокат только мешает проводить допрос. Такие чувства и мнения у следователей возникают в первую очередь тоже по простой причине. Следователь на допросе также нервничает. Мотив у следователя может быть любой. Дело опять не в нём, а в адвокате.

Задача у адвоката – оказывать свидетелю помощь, консультировать его.

Что можно наблюдать на допросах свидетелей?

Следователь разъяснил свидетелю его права. И тут же следователь начинает разъяснять адвокату – уже права и обязанности адвоката. Причём следователь может подчеркнуть, что адвокат должен не мешать следователю вести допрос, не перебивать следователя, задавать вопросы и давать краткие консультации свидетелю только с разрешения следователя. Следователь может искренне верить в правильность его наставлений адвокату. Но если адвокат выслушивает такие наставления молча, то он еретик, отступник от адвокатского дела.

Прежде всего, адвокат обязан прекратить сразу же всякие правовые поучения себя со стороны следователя (а в будущем – и со стороны прокурора и судьи). Адвокат такой же профессиональный участник юридического процесса, как и следователь. Адвокат призван в судебный процесс именно по причине осведомлённости в правовых вопросах. Адвокат знает свои профессиональные права и обязанности. И основное профессиональное предназначение адвоката состоит как раз в том, чтобы следователя (прокурора, судью) предупреждать своим мнением от малейшего нарушения ими правовых предписаний. Адвокат не нуждается в чьих-либо правовых поучениях. А государственные служащие нуждаются в публичном ненасильственном контроле народа в лице адвокатов. Ибо только чиновники могут снимать, искажать волю Верховной власти. Всякое искажение такой воли чиновником, в частности нарушение им законов, есть бунт чиновника против Государя.

Примечание. В Уголовно-процессуальном кодексе можно найти место со словами, когда следователю вменяется в обязанность разъяснить адвокату его права. Но это место есть лишь пример примитивности самого закона и безалаберности его составителей. В частности, непонимания сущности адвокатуры.

В наставлении следователя о том, что адвокат может задавать вопросы и давать краткие консультации свидетелю только с разрешения следователя, кроется логическая ошибка, которую адвокаты весьма и весьма часто пропускают. Заметим, что всякая логическая ошибка есть нарушение юридических предписаний. Ибо закон сам по себе, в своём единстве, логичен.

В общей фразе “задавать вопросы” и “давать консультации” объединены два процессуальных действия, назначение которых различно.

Оправданно, что задавать вопросы адвокат должен только с разрешения следователя. Ибо, прежде всего, следователь придерживается собственной тактики ведения допроса. У следователя есть цель, которую ему необходимо достичь. И следователь сам решает, когда адвокат может задать вопросы свидетелю и на какие вопросы должен отвечать свидетель.

Совершенно иное назначение имеет дача консультаций свидетелю. Консультация есть объяснение, разъяснение, пояснение, а не опрос. Консультация (пусть краткая и в присутствии следователя – это сути не меняет) свидетеля входит в обязанность адвоката по оказанию юридической помощи доверителю. Эта помощь должна оказываться до допроса, после допроса и, главное, во время допроса. Когда эта помощь должна быть оказана, решают самостоятельно или сам доверитель (свидетель), или его адвокат. Свидетель может обратиться в любой момент к адвокату за консультацией. Адвокат обязан разрешить сомнения доверителя. Объяснения самого следователя не имеют решающего значения ни для свидетеля, ни для адвоката. Адвокат должен сам давать пояснения свидетелю.

Но адвокат и по собственной инициативе обязан консультировать свидетеля, если сам адвокат посчитает нужным это сделать. Поскольку свидетель, находясь в непривычной для него ситуации, может стушеваться, впасть в забытьё, начать играть роль специалиста или знатока всех наук и искусств. Адвокат обязан дать свидетелю консультацию о его роли, месте, значении и смысле на допросе. Дать другие необходимые, по мнению адвоката, пояснения.

Следователь не вправе мешать адвокату в любое время консультировать свидетеля, хотя может и нередко так и делает, поскольку такое вмешательство не противоречит физическим законам. Если следователь не даёт проконсультировать адвокату свидетеля, то допрос не может продолжаться. Свидетель в таком случае не должен отвечать на вопросы. Ибо такие ответы, по сути, будут даны под принуждением следователя, помимо воли свидетеля. Такие ответы будут с пороком, как данные при насилии со стороны следователя. Никаких так называемых заявлений со стороны адвоката в конце допроса в протоколе делаться не должно. Ибо самого допроса не было. Его фактически прервал сам следователь. Нет консультации – нет ответа, нет допроса. Нет допроса – нет подписей под словами, которые не произносил свидетель.

Ибо в противном случае такой протокол допроса будет то же самое, как если бы прибывшим на допрос свидетелю и адвокату следователь дал для подписи уже готовый, составленный им самим текст вопросов и ответов. При этом следователь предложил бы свидетелю и адвокату в конце протокола написать свои замечания и пояснения, если они с чем-то не согласны. Мол, я всё уже написал, вы только подпишите, а если с чем не согласны, то допишите в конце сами. Ущербность такого протокола заключается в том, что любой вменяемый человек, в том числе прокурор, судья или посторонний адвокат, обязательно поставит под сомнение искренность всяких дописок и пояснений свидетеля и его адвоката в протоколе. Будут при этом руководствоваться обычной житейской логикой: вначале сказал правду, а потом поразмыслил, посоветовался с адвокатом и решил исправить сказанное своим пояснением. Получается, что в протоколе обнаруживаются два аргумента для одного суждения. Осталось только выбрать один из них для нужного вывода. Выбор будет делать тот, кому дано право оценивать аргументы и делать выводы (оценивать доказательства). На предварительном следствии – следователь, а в судебном следствии – суд.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: