Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






НЕМЕЦКАЯ КЛАССИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ 4 страница




Природа есть свет, электричество, магнетизм, воздух, вода, огонь, земля, животное, растение, человек, поскольку он яв­ляется существом, непроизвольно и бессознательно действую­щим. Под словом «природа» я не разумею ничего более, ничего мистического, ничего туманного, ничего теологического (14.11.591).

Бесконечная или Божественная сущность есть духовная сущ­ность человека, которая однако, обособляется от человека и пред­ставляется как самостоятельное существо. Бог есть дух, это зна­чит по свидетельству истины: дух есть Бог. Каков субъект, та­ков и объект, какова мысль, таков и познаваемый объект. Бог — как абстрактное, то есть отвлеченное, нечувственное су­щество — есть объект не чувств или чувственного воображения, а разума; следовательно. Он есть только сущность разума, только разум, объективирующий себя как божественное существо (14.11.320).

...религия, то есть вера в богов, в духов, в так называемые высшие невидимые существа, господствующие над людьми, врождена человеку, как и всякое другое чувство, — это положе­ние, переведенное на простой язык, означает: суеверие врождено человеку, как это уже утверждал Спиноза. Источник же и сила суеверия есть власть невежества и глупости, — величай­шая власть на земле: власть страха или чувства зависимости и, наконец, власть воображения (14.11.735).

Отрицательная теоретическая причина или, по крайней ме­ре предпосылка, всех богов есть невежество человека, его не­способность вдуматься в природу (14.11.736).

Но если я не хочу и не могу назвать ни страх, ни радость или любовь единой объясняющей причиной религии, то какое дру­гое обозначение найду я — характерное, универсальное, охва­тывающее обе стороны, — как не чувство зависимости? Страх есть чувство смерти, радость — чувство жизни. Страх есть чув­ство зависимости от предмета, без которого или благодаря ко­торому я ничто, предмета, во власти которого меня уничто­жить. Радость, любовь, благодарность есть чувство зависимости от предмета, благодаря которому я что-то собой представляю, который дает мне чувство, сознание, что я благодаря ему живу, благодаря ему существую. Так как я благодаря природе или богу живу и существую, то я люблю его; так как я благодаря природе страдаю и погибаю, то я боюсь и страшусь ее. Короче говоря, кто человеку дает средства или источники жизненного счастья, того он любит, а кто у него эти средства берет или имеет силу их взять, того он боится (14.11.525).

Где нет потребности, нет и чувства зависимости; если бы человек для своего существования не нуждался в природе, то он не чувствовал бы себя от нее зависимым и, следова­тельно, не делал бы ее предметом религиозного почитания. И чем больше я нуждаюсь в предмете, тем больше я чувст­вую себя от него зависимым, тем больше власти имеет он надо мной; но эта власть предмета — нечто производное, она есть следствие власти моей потребности. Потребность есть столь же слуга, сколь и госпожа своего предмета, столь же смиренна, как и высокомерна или заносчива, она нужда­ется в предмете, без него она несчастна, в этом заключается ее верноподданство, ее самопожертвование, отсутствие эго­изма. Но она нуждается в нем, чтобы получить в нем удов­летворение, чтобы его использовать, чтобы его наилучшим образом употребить; в этом заключается ее властолюбие или ее эгоизм. Эти противоречивые или противоположные свой­ства имеет в себе и чувство зависимости, ибо оно не что иное, как потребность в предмете, дошедшая до сознания, или превратившаяся в чувство (14.11.579).

Религиозное чудо имеет свое основание не во внешней при­роде, но в человеке. Религиозное чудо имеет своей предпо­сылкой какое-либо человеческое желание, человеческую потреб­ность. Религиозные чудеса происходят тогда, когда есть нужда, когда человек хочет быть избавленным от какого-либо зла, от которого он, однако, пока дело вдет естественным поряд­ком, не может быть избавлен. В чудесах дает себя чувственно знать сущность религии. Как и религия, чудо есть дело не толь­ко чувства и фантазии, но и воли, стремления к счастью (14.II.753-754).

Поэтому желания, выходящие из границ человеческой при­роды, или рода, — как например, желание совсем не есть, во­обще не зависеть от телесных потребностей, — суть воображае­мые, фантастические желания, а стало быть, и существо, удов­летворяющее эти желания, и жизнь, в которой они находят себе удовлетворение, являются существом и жизнью воображаемы­ми и фантастическими. Наоборот, желания, не выходящие из границ человеческого рода, или природы, имеющие свое осно­вание не в одном только беспочвенном воображении и неесте­ственной взвинченности чувств, но и в действительной потреб­ности и влечении человеческой природы, находят свое удовлет­ворение в границах человеческого рода, в ходе человеческой истории. Заключение о религиозном, или теологическом, поту­стороннем мире, о будущей жизни, в целях усовершенствова­ния людей находило бы поэтому себе оправдание лишь в том случае, если бы человечество оставалось постоянно на том же месте (14.11.804).

Я существенно отличаюсь от прежних атеистов, а также пан­теистов, имевших в этом отношении взгляды, одинаковые с ате­истами, как например, Спиноза, — именно тем, что я беру для объяснения религии не только отрицательные, но и поло­жительные мотивы, не только невежество и страх, но и чувства, противоположные страху, — положительные чувства радости, благодарности, любви и почитания, что я утверждаю, что обожествляет как страх, так и любовь, радость, почитание (14.11.524-525).

Однако атеизм истинный, не боящийся света, вместе с тем и положителен; атеизм отрицает существо, отвлеченное от человека, которое называется Богом, чтобы на его место поставить в качестве истинного действительное существо че­ловека.

Теизм, вера в Бога, напротив того, отрицателен; он отрицает природу, мир и человечество: перед Богом мир и человек ничто, Бог есть и был прежде, чем существовали мир и люди; Он мо­жет быть без них, Он есть олицетворенное ничто мира и чело­века (14.11.807).

Необходимым выводом из существующих несправед­ливостей и бедствий человеческой жизни является единст­венно лишь стремление их устранить, а отнюдь не вера в потусторонний мир, вера, которая складывает руки на гру­ди и предоставляет злу беспрепятственно существовать (14.11.808).

...мы должны на место любви к Богу поставить любовь к человеку, как единственную истинную религию, на место веры в Бога — веру человека в самого себя, в свою собственную силу, веру в то, что судьба человечества зависит не от существа, вне его или над ним стоящего, а от него самого, что единственным дьяволом человека является человек грубый, суеверный, свое­корыстный, злой, но также единственным Богом человека яв­ляется человек (14.11.809—810).

 

 

КАРЛ ГЕНРИХ МАРКС (1818—1883)

Карл Генрих Маркс — один из известнейших философов, эконо­мистов, теоретиков коммунистической идеологии и «властителей дум» в XIX веке, основоположник учения, носящего его имя.

Изучал право и философию в университетах Бонна и Берлина, защитил докторскую диссертацию о различии натурфилософии Демокрита и Эпикура. В качестве радикального публициста и ре­волюционного демократа неоднократно подвергался репрессиям со стороны властей, большую часть жизни провел в эмиграции в Лон­доне, где и похоронен.

В философии эволюционировал от младогегельянства к антро­пологическому материализму Фейербаха, в дальнейшем преодолев синтетически их противоположность в собственной материали­стической диалектике, понятой как метод изучения и преобразо­вания мира.

Общая философская позиция Маркса — последовательно про­веденный материализм: идеальное — это материальное, пере­несенное в голову и преобразованное в ней. Так развивать мате­риализм можно, только пользуясь диалектическим методом — методом отыскания объективных противоречий в действитель­ности (путем восхождения от абстрактного к конкретному, обнаружения превращенных форм деятельности, обращения ме­тода и проч.) и их разрешения в практике: «Все мистерии, ко­торые уводят теорию в мистицизм, находят свое рациональное разрешение в человеческой практике и в понимании этой прак­тики». Стадия в развитии общественной практики определяет способ производства, форма которого — производственные от­ношения — это социальная материя, не зависящая от обще­ственного сознания и детерминирующая каждую историческую ступень в развитии общества (общественно-экономическую фор­мацию). В классовом обществе имеет место отчуждение че­ловека от продуктов своего труда, из чего проистекает взаи­моотчуждение индивидов. Сущность общества, основанного на товарном производстве, составляет эксплуатация, угнетение в форме извлечения прибавочной стоимости. Объяснение природы прибавочной стоимости наряду с открытием материалистиче­ского понимания истории принято считать главным позитив­ным вкладом Маркса в социальную науку и философию. Про­грамма преобразования общества с целью избавления человече­ства от эксплуатации и взаимоотчуждения предполагает про­летарскую революцию, диктатуру пролетариата в переходный период от капитализма к коммунизму и, наконец, установление коммунизма — социального строя с общественной собствен­ностью и осуществлением принципа «от каждого по способ­ностям, каждому по потребностям».

Творческую жизнь принято подразделять на два периода — периоды «молодого» и «зрелого» Маркса. Многие произведения написаны совместно с Ф.Энгельсом, в том числе «Святое семей­ство», «Немецкая идеология», «Манифест Коммунистической пар­тии» и др.

Литературное наследие Маркса огромно. Значительная часть философских произведений осталась в рукописях. Их посмерт­ное появление в печати многократно стимулировало творче­ские научные дискуссии. Основные философские произведения:

«Об отличии натурфилософии Демокрита от натурфилософии Эпикура» (1841), «К критике гегелевской философии права» (1843), «Экономическо-философские рукописи 1844 года», «Тезисы о Фейербахе» (1845), «Нищета философии» (1847), «К критике политической экономии» (1857), «Капитал» (1 т. — 1867, '2—3 тт. посмертно — 1885—1994), «Граждан­ская война во Франции» (1871), «Критика Готской программы» (1875) и мн. др.

Трагизмом во многом проникнута последующая история марк­систского учения: победы и поражения марксистской идеологии равно сопровождались извращениями самой научной сути доктри­ны: догматизированные остатки учения принимались на вооружение авторами разнородных идеологических построений, неоднократ­но превращались в знамя разных, зачастую диаметрально проти­воположных социальных сил. Огромная по объему марксистская литература несет на себе отпечаток этих противоречий.

Ю.А.Муравьев

 

ФРИДРИХ ЭНГЕЛЬС (1820—1895)

 

Фридрих Энгельс — один из основоположников марксизма, со­ратник К.Маркса и продолжатель его дела, в том числе в разви­тии философской теории.

Несмотря на необходимость принимать участие в делах отца, состоятельного фабриканта, несмотря на занятия урывками, пу­тем самообразования и на отнюдь не систематическое посещение лекций в Берлинском университете, сумел стать вровень с фило­софским развитием своего века, приобрести энциклопедические по­знания в самых разных теоретических и практических областях, начиная от торгового и военного дела, кончая естествознанием, историей и лингвистикой.

Ранней работой «Наброски к критике политической экономии» (1843) оказал влияние на формирование экономических взглядов Мар­кса, стал его соавтором в выработке нового философского метода и мировоззрения — материалистической диалектики. Постоянное присутствие в творческой лаборатории Маркса позволило Ф.Эн­гельсу сохранить для потомков не только многие произведения его знаменитого друга, но и самую манеру мыслить, мыслительные ходы и приемы. Нет сомнения в том, что научные программы, осуществлявшиеся Ф.Энгельсом, были замыслены и спроектирова­ны вместе с Марксом. Нельзя, однако, на этом основании отожде­ствлять философские взгляды двух друзей и единомышленников: как всякий оригинальный мыслитель, Энгельс во многом шел и своим собственным путем. При этом в иных случаях, как это теперь особенно заметно, он невольно несколько спрямлял логическое движение, пренебрегал тонкостью мысли Маркса, в других же — получал результаты, до которых, возможно, не дошел бы гений друга.

Основные философские работы Ф.Энгельса: «Диалектика при­роды» — большой неоконченный труд, создававшийся на протя­жении десятилетия с 1873 года с перерывами вплоть до смерти Маркса. В промежутке написано просмотренное Марксом в ру­кописи большое сочинение сложного жанра — одновременно и острая полемика с противником, и учебное пособие по всем раз­делам марксистской теории, получившее название «Анти-Дюринг». Теоретические счеты с философским прошлым сведены в брошюре «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой фи­лософии», на протяжении долгих лет служившей образцом аутентичного марксизма в философии. Большое значение имела поздняя переписка Ф.Энгельса — так называемые письма об ис­торическом материализме. Здесь поставлены вопросы, еще и в наши дни активно обсуждаемые в кругах теоретиков маркси­стской философии и социологии.

Ю.А.Муравьев

Тексты из работ К.Маркса и Ф.Энгельса подготовлены Г.Н.Киреевым и Л.Е.Серебряковым

 

 

[ФИЛОСОФСКИЙ МАТЕРИАЛИЗМ]

 

Из работы: К.Маркс. Передовица в № 179 «Коlnische Zeitung»

 

Но философы не вырастают как грибы из земли, они — про­дукт своего времени, своего народа, самые тонкие, драгоцен­ные и невидимые соки которого концентрируются в философ­ских идеях...

Так как всякая истинная философия есть духовная квинт­эссенция своего времени, то с необходимостью наступает та­кое время, когда философия не только внутренне, по своему содержанию, но и внешне, по своему проявлению, вступает в соприкосновение и во взаимодействие с действительным миром своего времени. Философия перестает тогда быть оп­ределенной системой по отношению к другим определен­ным системам, она становится философией вообще по отно­шению к миру, становится философией современного мира. Внешние проявления, свидетельствующие о том, что фило­софия приобрела такое значение, что она представляет со­бой живую душу культуры, что философия стала мирской, а мир философским, — во все времена были одни и те же (13.1.105).

 

Из работы: К.Маркс. «К критике гегелевской философии права. Введение»

 

Оружие критики не может, конечно, заменить критики ору­жием, материальная сила должна быть опрокинута материаль­ной же силой; но и теория становится материальной силой, как только она овладевает массами (13.1.422).

Подобно тому как философия находит в пролетариате свое материальное оружие, так и пролетариат находит в философии свое духовное оружие (13.1.428).

 

Из работы: К.Маркс. «Тезисы о Фейербахе»

Главный недостаток всего предшествующего материализ­ма — включая и фейербаховский— заключается в том, что пред­мет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувст­венная деятельность, практика, не субъективно. Отсюда и про­изошло, что деятельная сторона, в противоположность матери­ализму, развивалась идеализмом, но только абстрактно, так как идеализм, конечно, не знает действительной, чувственной дея­тельности как таковой...

 

Вопрос в том, обладает ли человеческое мышление предмет­ной истинностью, вовсе не вопрос теории, а практический воп­рос. В практике должен доказать человек истинность, т.е. дей­ствительность и мощь, посюсторонность своего мышления. Спор о действительности или недействительности мышления, изоли­рующегося от практики, есть чисто схоластический вопрос.

 

Общественная жизнь является по существу практической. Все мистерии, которые уводят теорию в мистицизм, находят свое рациональное разрешение в человеческой практике и в пони­мании этой практики.

 

Философы лишь различным образом объяснили мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его (13.III.1—4).

 

Из работы: Ф.Энгельс. «Людвиг Фейербах и конец

классической немецкой философии»

 

Высший вопрос всей философии, вопрос об отношении мышления к бытию, духа к природе [...] мог быть поставлен со всей резкостью, мог приобрести все свое значение лишь после того, как население Европы пробудилось от долгой зимней спячки христианского средневековья. Вопрос об от­ношении мышления к бытию, о том, что является первич­ным: дух или природа, — этот вопрос, игравший, впрочем, большую роль и в средневековой схоластике, вопреки церк­ви принял более острую форму: создан ли мир Богом или он существует от века?

Философы разделились на два больших лагеря сообразно то­му, как отвечали они на этот вопрос. Те, которые утверждали, что дух существовал прежде природы, и которые, следователь­но, в конечном счете, так или иначе признавали сотворение мира, —...составили идеалистический лагерь. Те же, которые основным началом считали природу, примкнули к различным школам материализма.

Ничего другого первоначально и не означают выражения: идеализм и материализм, и только в этом смысле они здесь и употребляются.

...Но вопрос об отношении мышления к бытию имеет еще и другую сторону: как относятся наши мысли об окружающем нас мире к самому этому миру? В состоянии ли наше мышле­ние познавать действительный мир, можем ли мы в наших пред­ставлениях и понятиях о действительном мире составлять вер­ное отражение действительности? На философском языке этот вопрос называется вопросом о тождестве мышления и бытия. Громадное большинство философов утвердительно решает этот вопрос. Так, например, у Гегеля утвердительный ответ на этот вопрос подразумевается сам собой: в действительном мире мы познаем именно его мыслительное содержание, именно то, бла­годаря чему мир оказывается постепенным осуществлением аб­солютной идеи, которая от века существовала где-то независи­мо от мира и прежде него. Само собой понятно, что мышление может познать то содержание, которое уже заранее является содержанием мысли...

Но рядом с этим существует ряд других философов, которые оспаривают возможность познания мира или, по крайней мере, исчерпывающего познания. К ним принадлежат среди новейших философов Юм и Кант, и они играли очень значительную роль в развитии философии (13.ХХ1.282—284).

 

Из работы: К.Маркс и Ф.Энгельс. «Немецкая идеология»

 

Производство идей, представлений, сознания первоначаль­но непосредственно вплетено в материальную деятельность и в материальное общение людей, в язык реальной жизни. Образо­вание представлений, мышление, духовное общение людей яв­ляются здесь еще непосредственным порождением материаль­ного отношения людей. То же самое относится к духовному производству, как оно проявляется в языке политики, законов, морали, религии, метафизики и т.д. того или другого народа. Люди являются производителями своих представлений, идей и т.д., — но речь идет о действительных, действующих людях, обусловленных определенным развитием их производительных сил и — соответствующим этому развитию — общением, вплоть до его отдельнейших форм. Сознание [das Bewusstsein] никогда не может быть чем-то иным, как осознанным бытием [das bewusste Sein], а бытие людей есть реальный процесс их жизни [...] Не сознание определяет жизнь, а жизнь определяет сознание. При первом способе рассмотрения исходят из сознания, как если бы оно было живым индивидом; при втором, соответствующем дей­ствительной жизни, исходят из самих действительных живых индивидов и рассматривают сознание только как их сознание (13.Ш.24-25).

 

 

[ДИАЛЕКТИКА]

;

Из работы: К. Маркс «Капитал. Предисловие ко второму изданию»

 

Мой диалектический метод по своей основе не только отли­чается от гегелевского, но является его прямой противополож­ностью. Для Гегеля процесс мышления, который он превраща­ет под именем идеи в самостоятельный субъект, есть демиург действительного, которое составляет лишь его внешнее прояв­ление. У меня же, наоборот, идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобра­зованное в ней (13.ХХШ.21);

Мистификация, которую претерпела диалектика в руках Ге­геля, отнюдь не помешала тому, что именно Гегель первый дал всеобъемлющее и сознательное изображение ее всеобщих форм движения. У Гегеля диалектика стоит на голове. Надо ее поста­вить на ноги, чтобы вскрыть над мистической оболочкой раци­ональное зерно (13.ХХШ.22).

 

Из работы: Ф.Энгельс. «Развитие социализма от утопии к науке»

 

Когда мы подвергаем мысленному рассмотрению природу или историю человечества или нашу духовную деятельность, то перед нами сперва возникает картина бесконечного сплетения связей и взаимодействий, в которой ничто не остается непод­вижным и неизменным, а все движется, изменяется, возникает и исчезает. Таким образом, мы видим сперва общую картину, в которой частности пока более или менее отступают на задний план, мы больше обращаем внимание на движение, на перехо­ды и связи, чем на то, что именно движется, переходит, нахо­дится в связи. Этот первоначальный, наивный, но по сути дела правильный взгляд на мир был присущ древнегреческой фило­софии и впервые ясно выражен Гераклитом: все существует и в то же время не существует, так как все течет, все постоянно изменяется, все находится в постоянном процессе возникнове­ния и исчезновения. Несмотря, однако, на то, что этот взгляд верно схватывает общий характер всей картины явлений, он все же недостаточен для объяснения тех частностей, из кото­рых она складывается, а пока мы не знаем их, нам не ясна и общая картина. Чтобы познавать те частности, мы вынуждены вырывать их из естественной или исторической связи и иссле­довать каждую в отдельности по ее свойствам, по ее особым причинам и следствиям и т.д. В этом состоит прежде всего за­дача естествознания и исторического исследования, т.е. тех от­раслей науки, которые по вполне понятным причинам занима­ли у греков классических времен лишь подчиненное место, по­тому что грекам нужно было раньше всего другого накопить необходимый материал. Только после того как естественнона­учный и исторический материал до известной степени собран, можно приступать к критическому отбору, сравненью, а сооб­разно с этим и разделению на классы порядки и виды. Начатки точного исследования природы получили дальнейшее развитие впервые лишь у греков александрийского периода, а затем, в средние века, у арабов. Настоящее же естествознание начина­ется только со второй половины XV века, и с этого времени оно непрерывно делает все более быстрые успехи. Разложение при­роды на ее отдельные части, разделение различных процессов и предметов природы на определенные классы, исследование внут­реннего строения органических тел по их многообразным ана­томическим формам, — все это было основным условием тех исполинских успехов, которые были достигнуты в области по­знания природы за последние четыреста лет. Но тот же способ изучения оставил нам вместе с тем и привычку рассматривать вещи и процессы природы в их обособленности, вне их вели­кой общей связи, и в силу этого — не в движении, а в непод­вижном состоянии, не как существенно изменчивые, а как веч­но неизменные, не живыми, а мертвыми. Перенесенный Бэко­ном и Локком из естествознания в философию, этот способ понимания создал специфическую ограниченность последних столетий — метафизический способ мышления.

Для метафизика вещи и их мысленные отражения, понятия, суть отдельные, неизменные, застывшие, раз навсегда данные предметы, подлежащие исследованию один после другого и один независимо от другого. Он мыслит сплошными опосредованны­ми противоположностями; речь его состоит из: «да — да, нет — нет; что сверх того, то от лукавого». Для него вещь или сущест­вует или не существует, и точно так же вещь не может быть самой собой и в то же время иной. Положительное и отрица­тельное абсолютно исключают друг друга; причина и следствие по отношению друг к другу тоже находятся в застывшей проти­воположности. Этот способ мышления кажется нам на первый взгляд совершенно очевидным потому, что он присущ так на­зываемому здравому человеческому рассудку. Но здравый чело­веческий рассудок, весьма почтенный спутник в четырех стенах своего домашнего обихода, переживает самые удивительные при­ключения, лишь только он отважится выйти на широкий простор исследования. Метафизический способ понимания, хотя и яв­ляется правомерным и даже необходимым в известных областях, более или менее обширных, смотря по характеру предмета, ра­но или поздно достигает каждый раз того предела, за которым он становится односторонним, ограниченным, абстрактным и запутывается в неразрешенных противоречиях, потому что за отдельными вещами он не видит их взаимной связи, за их бытием – их возникновения и исчезновения, из-за их покоя за бывает их движение, за деревьями не видит леса. В обыденной жизни, например, мы знаем и можем с уверенностью сказать, существует ли то или иное животное или нет, но при более точном исследовании мы убеждаемся, что это иногда в высшей степени сложное дело, как это очень хорошо известно юри­стам, которые тщетно бились над тем, чтобы найти рациональ­ную границу, за которой умерщвление ребенка в утробе матери нужно считать убийством. Невозможно точно так же опреде­лить и момент смерти, так как физиология доказывает, что смерть есть не внезапный, мгновенный акт, а очень длительный про­цесс. Равным образом и всякое органическое существо в каж­дое данное мгновение является тем же самым и не тем же са­мым; в каждое мгновение оно перерабатывает получаемые им извне вещества и выделяет из себя другие вещества, в каждое мгновение одни клетки его организма отмирают, другие обра­зуются; по истечении более или менее длительного периода вре­мени вещество данного организма полностью обновляется, заме­няется другими атомами вещества. Вот почему каждое органи­ческое существо всегда то же и, однако, не то же. При более точном исследовании мы находим также, что оба полюса ка­кой-нибудь противоположности — например, положительное и отрицательное — столь же неотделимы один от другого, как и противоположны, и что они, несмотря на всю противополож­ность между ними, взаимно проникают друг в друга. Мы видим далее, что причина и следствие суть представления, которые имеют значение, как таковые, только в применении к данному отдельному случаю; но как только мы будем рассматривать этот отдельный случай в его общей связи со всем мировым целым, эти представления сходятся и переплетаются в представлении универсального взаимодействия, в котором причины и следствия: постоянно меняются местами; то, что здесь или теперь яв­ляется причиной, становится там или тогда следствием и нао­борот.

Все эти процессы и все эти методы мышления не укладыва­ются в рамки метафизического мышления. Для диалектики же, для которой существенно то, что она берет вещи и их умствен­ные отражения главным образом в их взаимной связи, в их сцеп­лении, в их движении, в их возникновении и исчезновении, — такие процессы, как вышеуказанные, напротив, подтверждают лишь ее собственный метод исследования. Природа является пробным камнем для диалектики, и надо сказать, что совре­менное естествознание доставило для такой пробы чрезвычайно богатый, с каждым днем все увеличивающийся материал и этим материалом доказало, что в природе все совершается в конечном счете диалектически, а не метафизически, что она движется не в вечно однородном, постоянно снова повто­ряющемся круге, а переживает действительную историю (13.ХIХ.202-205).

 

 

Из работы: Ф.Энгельс. «Анти-Дюринг»

 

Истина и заблуждение, подобно всем логическим категори­ям, движущимся в полярных противоположностях, имеют аб­солютное значение только в пределах чрезвычайно ограничен­ной области. [...] Как только мы станем применять противопо­ложность истины и заблуждения вне границ вышеуказанной уз­кой области, так эта противоположность сделается относитель­ной и, следовательно, негодной для точного научного способа выражения. А если мы попытаемся применять эту противопо­ложность вне пределов указанной области как абсолютную, то мы уже совсем потерпим фиаско: оба полюса противоположно­сти превратятся каждый в свою противоположность, т.е. исти­на станет заблуждением, заблуждение — истиной. [...] Поэтому в действительно научных трудах избегают обыкновенно таких догматически-моралистических выражений, как заблуждение и истина. [...]

Движение есть способ существования материи, следователь­но, нечто большее, чем просто ее свойство. Не существует и никогда не могло существовать материи без движения. Движе­ние в мировом пространстве, механическое движение менее зна­чительных масс на отдельном небесном теле, колебание моле­кул в качестве теплоты, электрическое напряжение, магнитная поляризация, химическое разложение и соединение, органиче­ская жизнь вплоть до ее высшего продукта, мышления, — вот те формы движения, в которых — в той или иной из них — находится каждый отдельный атом вещества в каждый данный момент. Всякое равновесие либо является лишь относительным покоем, либо само представляет собой движение в равновесии, каким, например, является движение планет. Абсолютный по­кой мыслим лишь там, где нет материи. Итак, нельзя отделять от материи ни движения как такового, ни какой-либо из его форм, например механической силы; нельзя противопоставлять материи движение как нечто особое, чуждое ей, не приходя к абсурду [...] (13.ХХ.631-632).

Вечность во времени, бесконечность в пространстве... со­стоят в том, что тут нет конца ни в какую сторону, — ни вперед, ни назад, ни вверх, ни вниз, ни вправо, ни влево. Эта беско­нечность совершенно иная, чем та, которая присуща бесконеч­ному ряду, ибо последний всегда начинается прямо с единицы, с первого члена ряда. Неприменимость этого представления о ряде к нашему предмету обнаруживается тотчас же, как только мы пробуем применить его к пространству. Бесконечный ряд в применении к пространству — это линия, которая из опреде­ленной точки в определенном направлении проводится в бес­конечность. Выражается ли этим хотя бы в отдаленной степени бесконечность пространства? Отнюдь нет: требуется, напротив, шесть линий, проведенных из одной точки в трояко противо­положных направлениях, чтобы дать представление об измере­ниях пространства; и этих измерений у нас было бы, следова­тельно, шесть.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных