ПРИМЕЧАНИЯ МАРИИ ШТАЙНЕР К ПЕРВОМУ ВЫПУСКУ 1945 ГОДА 8 страница

Так что мы можем сказать, что, рассматривая эфирное тело, мы находим, что человек твердо стоит обеими ногами, вытянувшись, выпрямившись в струнку, и благодаря этому противодействует силам, приходящим извне. Эфирное тело уплотняется, так что мы можем сказать: так возникает эта форма. Мы выпрямляемся. Физические ноги наверху соединяются, эфирные ноги продолжаются далее вверх. Благодаря этому уплотняется эфирное тело головы, и из-за образования мозга сегодня в эфирном теле возникает уплотненная эфирная голова. Однако это происходит не только в детском возрасте, а в течение семи последовательных семилетних периодов жизни человека - от первого до седьмого года жизни, от седьмого года до четырнадцати лет и т. д., - когда в каждом из них образуются все новые силовые линии, разнообразно действующие силы, идущие наверх. Так что, когда мы достигли того возраста, о котором мы ведь смеем сказать, что теперь я стал человеком в полном смысле этого слова, когда мы вступаем в 50-й год жизни (не правда ли, пятидесятилетние - уже вполне респектабельные люди?), тогда в добавление к первой паре сильных эфирных опор или колонн, возникших в первое семилетие, у нас добавится и шесть остальных пар подобных колонн. В эфирном теле человека они обнаруживают себя в различных цветах. Когда мы образовываем себе эти эфирные колонны - их можно назвать «жизненными столпами», - наша эфирная голова в эфирном своде раз за разом становится все крепче. С первым семилетием завершается первая пара этих жизненных колонн, со вторым семилетием в 14-летнем возрасте - вторая пара, в возрасте 21 года - третья пара... и, наконец, в 49-летнем возрасте седьмая пара. И с каждой парой таких жизненных колонн мы все надежнее несем нашу эфирную голову, наш эфирный черепной свод.

Но требуется ли человеку больше, чем семь пар? Нужно ли человеку больше? Если представить, что он начинает жить, идти по жизни и каждое семилетие в нем выпрямляются различно сформированные колонны, которые несут его черепной свод? Требуется ли ему больше? Нет, больше семи пар ему не требуется. Когда вы это воспримите, то жизненно постигнете и внутренние формы Большого круглого зала в нашем здании. Вот вы вступаете в него с запада и говорите себе: «Вплоть до первой пары колонн он таков, как человек, который развивается в свое первое семилетие; затем вплоть до второй пары колонн он таков, как человек, который развивается дальше до 14-летнего возраста; далее - как человек до 21 года жизни и так - вплоть до седьмой пары колонн». И повсюду вокруг вас будет эфирный покров вашей головы, живой человек, излившийся в формы здания, но человек, каков он есть, когда живет в своем эфирном теле.

Видите ли, это будет прогрессом, продвижением вперед от готики к архитектуре, проистекающей из духовной науки. Готике была присуща молитва: «О Отец всего мира, дозволь мне достичь единения с Тобой в Твоем Духе». Так сформирована готика. Для людей же, которые побуждают себя принять то, к чему взывала эта молитва, которые действительно понимают живое развертывание духовной науки, раскрывающей загадку человека в его становлении, для них человек становится соединившимся с Духом сообразно формам, проистекающим из нашей архитектурной мысли (и представляющим прежде всего устремление к нему). Тогда почувствуют, что человек, проникаясь сокровенным Духом, может иметь вокруг себя как оболочку некий «храм», дом, который непосредственно выражает человеческое существо, постигнутое в его внутреннем, живом становлении.

«Мы живем в том или ином ландшафте, но среди нас присутствует дух» -так гласила греческая архитектурная мысль.

«Мы живем, или лучше сказать, «пребываем» в храме, и Дух приходит к нам в наше помещение» - такова христианская архитектурная мысль.

«Мы пребываем в храме, но возвышаем душу благодаря тому, что в своем предощущении мы возносимся к Духу» - такова готическая архитектурная мысль.

«Мы благоговейно вникаем в Дух, чтобы стать единым с тем Духом, который изливается вокруг нас в формах и который приводит их в движение, ибо вокруг нас находятся Духи Форм, а за Духами Форм стоят Духи Движения». Это есть новая архитектурная мысль.

Так проходит земное бытие через развитие Земли, и задача человека состоит в том, чтобы постичь внутренний смысл и внутреннее значение этого земного бытия. Только тогда он идет вперед вместе с этим развитием, если постарается в каждое время жить совместно с тем, что духовный мир дает ему именно для земной эпохи развития его времени.

Почему мы как души проходим через различные инкарнации, через следующие друг за другом инкарнации? Не для того, чтобы всегда раз за разом переживать, испытывать возрождение за возрождением бывшего уже раньше, но для того, чтобы воспринять в наши души то новое, что изливается из духовных миров. В этом отношении мы теперь действительно находимся в таком пункте развития человечества, когда Дух отчетливо гласит нам о новых загадках как в художественном отношении, так и в некотором духовном отношении. И как во время Ренессанса человек должен был ориентироваться прежде всего на то, что было в прошлом, и через это дорабатываться до чего-то нового, так обстоит дело и с нашим познанием внешнего мира и переживанием его. То, что принесло Новое время с XVI столетия, было только подготовкой к переживанию мира в его формах и движениях, которые представляются нам сейчас загадочными.

На этом мы сегодня закончим. В ближайшем рассмотрении я попытаюсь затронуть еще более интимные вопросы, а именно об отношении живой души ко всему миру природы, когда мы направляем взор на цвета (краски), а с ними - и на искусство живописи.

ИСТИННЫЕ ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ЗАКОНЫ ФОРМЫ

ЧЕТВЕРТАЯ ЛЕКЦИЯ Дорнах, 5 июля 1914 года

Мои дорогие друзья! Во время последних обсуждений мы сказали о том духе, которым проникнуты формы нашего здания. Из всего, что было сказано, вы можете извлечь, что эти формы, с одной стороны, столь же мало покоятся на какой-либо имитации внешнего физического мира, как и, с другой стороны, просто на абстрактном замысле, каком-либо измышлении. Вы должны сохранить чувство, ощущение, что эти формы были найдены из Духа, почерпнуты из духовного мира, из области того духовного мира, в который включен человек и которого он надеется постепенно достигнуть на пути познания духовной науки. В особенности я хотел бы еще раз напомнить вам об одном важном обстоятельстве, уже представленным мною. Речь идет о том, что человеческая жизнь протекает периодами, приблизительно семилетними периодами; и когда мы рассматриваем эти семилетние периоды, проходящие друг за другом, то можем сказать следующее (в последний раз я попытался объяснить вам это из духовной космологии): «Каждый раз по прошествии семи лет человек получает пару эфирных опор, и так происходит в течение семи семилетий, то есть к пятидесятому году жизни он имеет семь пар таких опор».

Итак, вступая в наше здание с запада, следует подумать о том, что в первой паре колонн Большого зала перед нами выражение тех опор человеческой жизни, которые возникают в нас по прошествии семи лет детства; во второй паре колонн выражение того, что мы приобретаем себе по прошествии второго семилетнего периода нашей жизни; и так это следует далее. Только эти опоры человек внутри себя словно вдвигает друг в друга, тогда как здесь, в зале, они развернуты друг за другом в пространстве. Тогда можно проникнуться следующим ощущением: «Когда ты проходишь через это пространство с запада на восток, тогда ты можешь дать подействовать на себя слева и справа тому, что разыгрывается в человеческой жизни и представлено здесь в конкретных формах». Из этого вы усматриваете, что можно говорить о твердо установленных мировых законах, в которые включен человек, но которые бесконечно глубже, чем то, что обычно называют законами природы, законами внешнего физического мира. Эти колонны сформированы исходя из этих глубоких мировых законов.

Конечно, это завело бы нас далеко, если бы с этой точки зрения мы уже теперь захотели рассмотреть все детали нашего здания так, как они могут быть рассмотрены конкретно. Во внешней жизни современности, в той современности, которая ничего не хочет знать о духовной науке, само собой разумеется, еще не найти понимания в отношении этих глубоких законов всего бытия и становления. И тут, пожалуй, возможно, что кто-нибудь задаст следующий вопрос, вполне понятный для внешнего знания: «Да почему эти колонны выполнены из различных пород дерева?» Поистине под этим не подразумевалось ничего аллегорического или символического. И тот, кто задает этот вопрос, обнаруживает тем самым лишь то, что никогда в жизни у него не было повода задуматься о более глубоких мировых законах; тогда ему надо было бы дать ответ: «Да почему же ты не рассматриваешь это как такую же необходимость, какая заставляет натягивать струны на скрипки, настраивая их на разные тона, а не все - на один и тот же тон «ля»? Как раз те же обстоятельства, что привели бы к тому, что на скрипке натянули бы только струны «ля», приводят (возможно, совершенно неосознанно и непредвиденно) к суждению поверхностного знания, задающего вопрос, почему в нашем здании колонны выполнены из дерева разных пород.

Часто встречаясь здесь, мы можем постепенно обсудить эти вещи, мои дорогие друзья. Мы можем постепенно научиться ощущать то, что может оказаться нам полезным. Поэтому сегодня я хотел бы только добавить кое-что об эстетических законах формы, обоснованных, с одной стороны, в Космосе, и, с другой стороны, в микрокосмосе, человеческой природе, и дать их почувствовать. Не заставит долго ждать, что будет дополнено то, что сегодня называют наукой. Это будет неслыханным расширением того, что знает нынешняя наука. Но только тогда можно будет понять, каковы же истинные, более глубокие эстетические законы формы.

Чтобы вызвать конкретное ощущение того, что я обозначил абстрактными словами, пусть сегодня будет изложено следующее. Я хочу сперва обрисовать один космологический, великий мировой факт.

Представьте себе здесь Солнце, а здесь - Землю и здесь - Луну.

Само собой разумеется, этот рисунок является лишь схематичным, так как тут я совсем не принимаю во внимание относительные размеры этих небесных тел и их взаимные расстояния; но теперь речь идет не об этом.

Когда у оккультного наблюдателя его ясновидческое сознание приходит неким образом в связь с этими тремя небесными телами, то есть с тем, что они духовно являют собой, тогда действительно обнаруживается нечто такое, о чем можно сказать: «Вселенная преисполнена реальными взаимными отношениями духовного содержания этих небесных тел». Как вы уже часто слышали, некие существа постоянно обитают на небесных телах, но они не просто населяют небесные тела, но и посылают оттуда свои воздействия. Более высокие существа постоянно обитают на небесных телах; подчиненные же им существа посылаются от одного небесного тела к другому и образуют потоки Вселенной. Эти последние часто суть не что иное, как определенные пути, которыми следуют определенные стихийные (элементарные) существа или более высокие существа от одного космического тела к другому. Сперва для ясновидческого сознания это выглядит так, как если бы от одного небесного тела к другому проходили, можно сказать, космические магнитные или электрические потоки; но затем при более точном наблюдении они оказываются роем, скоплением духовных существ, тянущихся от одного небесного тела к другому.

Так вот, эти три небесных тела - Солнце, Земля, Луна - находятся в определенных отношениях между собой; они оказывают свои воздействия друг на друга. Об одном особенном роде таких воздействий я и хотел бы рассказать вам, мои дорогие друзья. С этой целью мне надо прежде всего на данном схематическом рисунке подразделить Солнце так, как оно действительно выглядит для оккультного наблюдателя, когда он направляет на него свое внимание так, как я указал. Тогда видят Солнце крестообразно подразделенным на четыре части, четыре пространства, или камеры.

И, как я уже сказал, примечательно то, что на первый взгляд замечают определенный поток, но если отвлечься от первоначального впечатления, то более точное ясновидческое наблюдение обнаруживает, как уже было сказано, целые рои неких существ, носящихся туда-сюда. Так можно увидеть, что один поток этих странствующих существ идет из одной «камеры» (I) Солнца к Земле, проникает в Землю и, оживив ее духовной силой Солнца, опять возвращается к Солнцу - в другую его «камеру» (III).

Это является космической реальностью. Но ясновидчески можно усмотреть еще больше. Можно увидеть потоки, то есть странствования роев этих духовных существ следующего рода. Видят их словно протекающими через Луну и окружающими ее. Эти существа выходят из «камеры» (IV) Солнца, но идут в другом направлении и таким образом пронизывают Луну. [Рисуются линии обоих потоков, выходящих из камеры IV, проходящих через Луну и возвращающихся в камеру IV.]

Итак, у нас сейчас есть существа, населяющие три солнечных места (I, III, IV).

Но возникает еще один поток или путь. В то время как одни существа после того как пронизали Луну и возвращаются двойным потоком снова на Солнце, в четвертую камеру, образуется иной поток, состоящий из определенных существ, которые не достигают Луны, а снова возвращаются к Солнцу. [Рисуется путь от камеры IV до камеры II].

Во Вселенной можно увидеть, можно сказать, своего рода отражение этой фигуры, но оставим пока это отражение без внимания, чтобы не отвлекаться от того, что нас теперь особенно интересует. [Рисуется движение от камеры IV через Луну к камере II].

Я могу нарисовать то, что здесь изображено, по-иному. И тогда крест на Солнце просто повернется. [Пропуск в записи.]

Все происходит точно также. Только крест поворачивается. И благодаря этому линии несколько видоизменяются, но начинаются и оканчиваются в тех же самых солнечных камерах. [К изображенным до сих пор потокам добавляются еще зеркально-отраженные потоки от камеры IV в камеру II, от камеры IV через Луну к камере II, см. пунктирные линии.] Вы видите, что это отражение обладает симметричным дополнением по сравнению с первоначальной фигурой и оно возникает словно нарисованное в Космосе. Но это есть не что иное, как взаимосвязь форм, являющая ясновидческому сознанию эту, словно врисованную в Космос, фигуру, показывающую взаимные воздействия Солнца, Луны и Земли.

А теперь я хочу нарисовать эту вещь еще несколько иначе исходя из предпосылки, уже привычной вам. Вмешиваются Ариман и Люцифер, внося искажение в космическую закономерность. Здесь, где было нарисовано Солнце, я внесу в свой рисунок некоторую нерегулярность и здесь, где раньше я изображал Землю, я внесу нерегулярность, а также и то, что прежде изображало Луну, приобретет нечто нерегулярное. А теперь я снова хочу обозначить связи. Что я вам сейчас нарисовал? Не что иное, как то, что я до того изображал космически, но сейчас немного смещенное из-за воздействий Аримана и Люцифера Теперь я нарисовал вам человеческое кровообращение: как артериальная кровь из левого нижнего желудочка (или камеры) сердца протекает через тело: с одной стороны через мозг, а с другой стороны - через всю нижнюю половину тела, возвращаясь затем как венозная кровь [в правый верхний «желудочек»]; показан также малый кругооборот крови через правую камеру сердца, через легкие, который возвращается в так называемое левое предсердие.

Отсюда вы усматриваете, что исходя из Космоса человек может быть понят как микрокосмос, только через него приходят Ариман и Люцифер. Так человек связан со Вселенной, являясь реальным выражением великих космических взаимосвязей. Вам нужно сейчас установить, что сердце в человеке является микрокосмосом для Солнца, легкие - микрокосмосом для Земли, для Иерархии Сил, и мозг - микрокосмос для Луны, и перед вами откроется много раз высказанная, полная значения взаимосвязь.

Если то, что я здесь нарисовал, то есть срисовал из Космоса, кто-либо усмотрел в каком-нибудь композиционном мотиве, тогда он в этой взаимозависимости форм мог бы просто ощутить глубокую мировую тайну. Если там выражены только отдельные части этой закономерной взаимозависимости линий (может быть, одни из этих линий действуют так, а другие - совсем иным образом), то человек, который даст подействовать на себя (не на свое рассудочное понимание, а на непосредственное ощущение) этой закономерности формы, мог ощутить в этой взаимосвязи форм тайну Вселенной, то есть мог бы сказать: «Что же выражается в этой форме? Я этого не знаю, я не могу этого знать, но я предчувствую, я ощущаю, что здесь выражена некая тайна». Иногда бывает, что когда мы ощущаем какую-либо такую форму, то нашу душу охватывает восхищение и сердце бьется более взволнованно. Мы далеко не всегда можем осознать, в чем тут дело, но наше астральное тело, наше подсознание ощущает это в его таинственной космической глубине в том же смысле, как и математические закономерности, которые я приводил в прошлый раз. Когда человек говорит: «Я ощущаю нечто как красоту, но не могу объяснить себе, что это, собственно, есть», тогда в его астральном теле что-то происходит. То, что происходит в нем, можно, пожалуй, выразить так: он глубоко чувствует таинственные мистерии Вселенной, и это выражается у него не в представлениях и мыслях, а в чувстве: «Ах, как красива эта форма!» В основе того, что у человека теплеет на душе и на сердце, лежит то, что если бы [в этот момент] в своем астральном теле он становился так же сознателен, как в «я», то прозревал бы глубокое познание Космоса.

Из этих фактов, мои дорогие друзья, проистекает то, что надо постепенно научиться ощущать, чем оказывается искусство в ходе развития человечества и что истинные художественные произведения суть в подлинном гётевском смысле манифестация более высоких законов природы, чем можно предощутить только посредством обыкновенного человеческого способа восприятия и рассудка.

И как раз когда мы возвращаемся к тем временам развития искусства, когда согласно часто высказываемому мнению нынешних людей существовало лишь «примитивное искусство», то мы встречаемся с предчувствием истинности таких вещей. Мы сталкиваемся с этим по той причине, что в древние времена известное примитивное атавистическое ясновидение было общим достоянием человечества, и потому люди создавали художественные формы исходя из этого ясновидения. Если бы нам хотелось понять некоторые формы именно примитивного искусства, то мы должны были бы приписать их первоначальному ясновидческому сознанию человечества. То, что люди переживали в то время в астральном теле, они воспринимали как исполненное жизни движение и старались выразить это в себе самих, можно сказать, в танце более высокого рода (о чем я уже упоминал в предыдущих лекциях), а затем они преобразовали это дионисийское танцевальное искусство в апполлонические рисовально-живописные формы. Но благодаря этому возникли формы первоначальных искусств, которые ныне кажутся нам порой лишь примитивными: однако они поистине произросли из более глубокого постижения духовного мира посредством примитивного ясновидения.

Отсюда, думаю я, легко может возникнуть ощущение, что в смысле подлинного, истинного искусства выражение «о вкусах спорят» оказывается совсем неверной поговоркой. По сути, спорить можно, конечно, обо всем - даже о положениях математики. Если один человек вывел некое математическое положение, а другой получил нечто иное, тогда, конечно, между ними может возникнуть спор, даже жестокий; но в результате обнаруживается ошибка одного или другого математика. В отношении красоты, в отношении искусства это, конечно, не так легко прозреть. Однако человек может доработаться до некоего воззрения, при котором он уяснит себе, что разумеется и то что является художественным, имеет в высшем смысле непоколебимые законы и соответствующие формы, и даже такие формы, какие могут быть полностью обоснованы из более глубоких сущностных законов Космоса. К этому убеждению, мои дорогие друзья, можно прийти в ходе своей жизни, постепенно приобретая верное отношение к фразе «о вкусах не спорят». Но в ходе своей жизни человек может прийти к воззрению, что искусство есть манифестация более высоких законов природы, которые без искусства не стали бы явными (я еще раз употребляю это выражение Гёте). Можно прийти к убеждению, что искусство является манифестацией более высоких законов природы, чтобы о них, собственно, по сути, больше не спорить.

Если мы теперь не будем упускать это из виду, имея это в себе больше как ощущение, а не только как мысль, тогда мы сможем постепенно доработаться также до другого ощущения, а именно: «Что же, собственно, происходит с нами, когда мы наслаждаемся поистине художественными формами?» Мы выходим тогда за пределы самих себя. Мы погружаемся своей душой в то, что реально существует вне нас. Поэтому является вполне естественным (как это было показано в последних рассмотрениях), что наше здание, которое принадлежит настоящему времени и будущему, вполне сознательно возведено в таких формах, благодаря которым человек преодолевает сознание физически-чувственной современности и чувствует себя связанным со всей Вселенной благодаря архитектуре, скульптуре и всему тому, что может быть в таком художественном произведении. Однако, для того чтобы проникнуться этим ощущением в отношении всех областей искусства в согласии с нашей наукой, необходимо кое-что еще.

Дарвинизм и все, что присоединилось к нему в XIX столетии, имеет большие заслуги в смысле прогресса человеческого и культурного развития, но он привнес также большие односторонности, подходя, например, односторонне к тому, что выдвинул как всеобщий мировой закон, а именно так называемый закон «естественного отбора». Этот закон важен для понимания, но выдвигать его в качестве всеобщего закона является односторонностью. Люди пришли к тому, чтобы думать примерно следующим образом. Говорят: «Откуда происходит то, что живые существа построены целесообразно? То, что они выказывают закономерное устройство, откуда приходит это?» И тут материалистически настроенный монист современности отвечает: «Мы больше не так глупы, как наши предки; мы -очень смышленые люди и поэтому не верим, что какие-то духовные существа вложили в организм, в живое существо его целесообразное устройство; но самой природе принадлежит то, что первоначально, в пестром смешении, возникало и целесообразное, и нецелесообразное. Все это затем вступало в борьбу за существование. Целесообразное побеждало в борьбе за существование, а все другое искоренялось; это унаследовалось, и по прошествии некоторого времени существует только целесообразное». Так, следуя причинно-следственной концепции, объясняли целесообразность устройства организмов.

Обратимся к одной особенности организмов: допустим, что какое-нибудь животное живет в определенной окружающей среде и у него есть особенность, замечательное свойство иметь окраску, подобную окраске окружающей среды. Скажем, животное живет среди песка определенного цвета. В таких случаях оказывается, что такое животное приобретает окраску этого песка. Тогда тот, кто придерживается дарвинизма в отношении целесообразной приспособленности животных, утверждает: «Пожалуй, целесообразно, чтобы это существо приобрело окраску цвета окружающей среды; поэтому враги и не видят его, и не могут его преследовать. Они не пожирают его. И, если однажды появились существа с окраской, подобной цвету песка, а также еще такие, которые могли иметь окраску всех других возможных цветов, этих последних стали видеть враги и пожирать их всех; это был их недостаток в борьбе за существование. Другие же существа, которые случайно имели окраску цвета песка, остались жить и передали это свойство потомкам по наследству. Существа с какой-либо другой окраской вымерли, а окраской, подобной песку, сохранились в борьбе за существование».

Это очень понятный ход мыслей, господствовавший в течение десятилетий в человеческих душах. Действительно, в песчаных местностях известно множество мелких животных, которые явно имеют окраску цвета песка. И согласно материалистически, монистически настроенным дарвинистам, эта окраска возникла так, как изложено выше. Но факты зачеркивают эту теорию, ибо как только подобные существа появляются, враги пожирают их, была бы лишь охота для этого. Вся эта теория является просто мыслительной конструкцией, совсем не считающейся с фактами.

Вместо всех таких материалистических представлений однажды придет верное понимание, такое понимание, которое, можно сказать, многим покажется гротескным и парадоксальным. Но это понимание действительно объясняет, почему полярный медведь, например, белого цвета, а не черного или коричневого. Придет понимание того, что существует астральное тело, и что каждое животное существо имеет астральное тело, и что в этом астральном теле происходят процессы душевного рода. Существа серой окраски, которые бегают среди песка, разумеется, не имеют никакого «я», но у них есть астральное тело, хотя и примитивное. Это астральное тело вступает во взаимоотношения с цветом окружающей среды, и последствие этого отношения, можно сказать, серость окружающей среды воспринимается в слабое сознание астрального тела, пронизывая тем самым все животное существо. Подобно тому, как вы, войдя сюда и, оглянувшись, говорите: «Это сделано из дерева, я знаю, что это - дерево», так и животное существо, живущее среди песка, пронизывается в своем астральном теле цветом песка; и это сознание «цвета песка» переживается всем существом животного. Его существо воспринимает в себя цвет окружения, пропитывается, так сказать, цветом окружающей среды.

Конечно, окраска животного изменяется в результате той борьбы, которая происходит между непосредственным цветом среды и прямым солнечным светом. Но воздействие прямого солнечного света на астральное тело таково, что фактически через душевное переживание нечто проникает в астральное тело окольным путем, а затем опять излучается, пронизывая все существо животного. Вплоть до окраски птичьих перьев и меха зверей в этом можно распознать более глубокие последствия того сознания, того душевного переживания, которое возникает у астрального тела животного в его взаимоотношении с окружающей средой. То есть живое существо животных живет и творит в потоках бытия красок (цветов) и отождествляет себя с данным красочным бытием. Это делает и человек, но только в высшем смысле, под порогом сознания своего «я». То есть наша жизнь связана с волнующимся миром красок. Задумайтесь (я приведу это в порядке сравнения), пусть существовали бы животные, которые всегда плавали бы под водой, никогда не поднимаясь над ее поверхностью. Их повсюду окружает вода. И устроены они сообразно тому, что воспринимают из воды. Другие же существа могут находиться над поверхностью воды и также устроены сообразно тому, что есть в их среде, то есть над поверхностью воды. Теперь представьте себе, вместо воды у вас волны цветового и светового моря. Все животные живут как бы под поверхностью цветового и светового моря; поэтому они изначально приспосабливают свою окраску к наличным особенностям этого цветового и светового моря.

Человек же с его «я»-сознанием вздымается из цветового и светового моря; этим он обязан осознанию себя как «я». Там, где человек подвергся некоему влиянию в отношении цвета своей кожи и т. д., как это имеет место у различных рас, это влияние происходит у человека не от влияния цвета и света, но благодаря тепловым и климатическим условиям. Совсем по разным причинам несут колибри в тропических странах в своем оперении всевозможные цвета, а человек покрыт негритянской чернотой. У птицы тут действуют цветовые и световые закономерности, а у человека, например, то, что негр имеет черную кожу, - тепловые и климатические. Ибо человек со своим «я» выкарабкался из моря цвета и перерабатывает его только в астральном теле. Иначе (если я позволю себе выразиться радикально и потому парадоксально) сельский житель, который всегда живет среди зелени, сам обзавелся бы кожей зеленого цвета, если бы не имел «я», поднимающего его над волнами моря красок (цветов); и если бы для людей сохранились эти изначальные закономерности, то горожанин, который всегда живет среди серых домов и редко выбирается оттуда, стал бы в цвете своей кожи ужасающе серым. Но мы находимся, плаваем, так сказать, нашим астральным телом в волнующемся море цвета, и наше астральное тело воспринимает воздействие волнующегося цветового моря по-другому, иным образом. Поэтому наши волосы не становятся разноцветными, у нас нет перьев, которые мы могли бы окрашивать тем, что воспринимаем через свое астральное тело, зато мы ощущаем краски без того, чтобы цвета распространялись на нас самих. Если бы мы воспринимали зеленый цвет в нашем астральном теле, или синий, или красный и это просто распространялось на нас и придавало нам окраску согласно окраске внешнего мира, тогда по отношению к миру цвета мы находились бы в ином отношении, чем сейчас. Этого не происходит. Мы воспринимаем цвета в нас в духовном смысле и относимся, например, к синему цвету так, что он является для нас выражением состояния покоя. Красный же цвет является выражением страстной пылкости. То есть они превращаются для нас в то или иное текучее ощущение, поскольку мы с нашим «я» поднялись над волнующимся морем цвета. Итак, это свидетельствует о том, что, по сути, по отношению к бытию цветов мы парим в Космосе и что даже тогда, когда мы противостоим цветам (краскам) мира природы, то есть когда противостоим миру цвета, как он выступает лишь в природе, то уже стремимся ощутить его эстетически, прилагая мерку красоты. Но это требует, чтобы мы научились, так сказать, срастаться с цветами (красками), научились жить в красочном как в нашей стихии.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: