Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Le Maitre de la Foret




Дело Жана Гренье было пересмотрено парламентом Бордо в сентябре того же года. Снова, он рассказывал свою историю, как становился волком, добавляя и приукрашивания, и поскольку он стремился вовлечь других, он чувствовал – всё оборачивается против него. Он говорил суду, что, в возрасте одиннадцати или двенадцати лет, сосед повел его в глубину леса для встречи с “черным человеком”, которого он называл Le Maitre de la Foret (Хозяин леса). Этот человек, как он считал – Дьявол, поцарапал его гвоздем, оставляя метку, и дал ему магический бальзам и накидку из шкуры волка, которая ему была нужна для превращения. Он также признавался, что личине волка, он забежал в пустой дом в деревне, название которой он не мог припомнить и стащил ребенка из колыбели и съел его. Когда он столкнулся с настоящим волком, он отдал ему, что осталось от ребенка. Позже, в округе Сент-Антуан-де-Пуазон он напал на маленькую девочку в черном платье, которая пасла несколько овец. Он сожрал отдельные ее части. Сент-Антуан-де-Пуазон стал его любимым местом охоты – двумя месяцами ранее он напал и съел маленького мальчика, игравшего в загоне – шесть недель до того, он сожрал другого, идущего по каменному мосту, ребенка. Он также дрался с несколькими собаками, большей частью их убивая, кроме одной в Эпароне, где появившийся владелец отогнал его рапирой. Снова он утверждал, что его отец – не настоящий отец, а, в самом деле, он незаконный сын священника. Этот факт, он утверждал, давал ему “особую силу”. Это считали фантазиями воспаленного разума – в действительности его отец был чернорабочим, которого арестовали, и он умер под пытками. Между отцом и сыном была какая-то вражда – мать Жана умерла, и его отец женился во второй раз. Жан с мачехой не мирились – она считала его поведение странным – по этому отец выгнал его из дома и, доведенный до нищеты, Жан вынужден был скитаться по деревням в поисках пропитания. Он, похоже, попытался наняться на работу, но молва о нем шла как о ненадежном человеке. Он начал пугать маленьких девочек рассказами о оборотничестве и дьяволопоклонничестве. Отношения между Жаном и его отцом окончательно испортились, и не удивительно, что он пытался втянуть отца в оба его действительных или мнимых преступления. Однако когда он предстал в суде перед своим отцом, его доводы начали трещать по швам; свидетельствуя, тот крестился в свое оправдание и снял некоторые из обвинений. Он рассказал суду, что мачеха выгнала его, потому что он вел себя как собака; далее она свидетельствовала: в его рвотной массе пасынка оказались пальцы младенца. Он очень ее напугал, и она выгнала его из дома. Отца без проволочек опустили.

Несмотря на все безумные свидетельства Жана Гренье, суд к ним отнесся всерьёз. И всё же, приговор, вынесенный ему, показал изменения взглядов во времени. Его должны были сжечь – к этому он был уже приговорен. Однако суд вынес более мягкий приговор, чем низшая судебная инстанция. Было принято во внимание «вздорность» мальчика, факты, что он нищенствовал и плохо питался, что он был лишен реальной заботы матери, но воспитывался жестокой мачехой и что его бросили на произвол судьбы. Такая несчастная личность, в глазах суда, была легкой добычей Дьявола и его агентов, но помилования он не заслужил. Суд, вместо смертного приговора, осудил Гренье к пожизненному заключению в христианском монастыре. Они надеялись, что он избавится от своих прежних дурных наклонностей и обратится к Христу.

Жеваданский зверь

Общепринято, что Жан Гренье был последним случаем оборотничества во Франции и с его осуждением завершились происшествия во всей Франции. Однако, звери, скрывающиеся на задворках разума французов, уйти отказались. Всё вернулось в 1764 г. с появлением пресловутого Жеваданского зверя в высокогорном массиве Центрального округа. В деревне Лангонь, в Жевадане, подобное волку свирепое животное начало убивать людей, которые оказывались у кромки леса. Список убитых быстро вырос до одиннадцати и включил двух рабочих. Хотя убийства наверняка были делом стаи волков, а не какого-то отдельного зверя, возвращение древних страхов прошлых веков ликантропии не заняло много времени. Хотя вероятность нападений настоящими стаями волков не отрицалось, предания, и жизненный опыт народа также предполагал наличие оборотней. Циркулирующие старые народные сказки и слухи начали воплощать в картинах и тиражироваться в печатных изданиях. Множество гравюр на дереве отображали чудовищ дьявольского вида и грозных полулюдей, полуволков. Также имелись отчеты, питающиеся продолжающейся истерией, о замеченных странных существах, местами похожих на людей, скрывающихся в лесах Мазеля де Грезе. (Один отчет даже говорил, что одно из них было в образе волка, спереди с медными пуговицами, будто волчья шкура, как пальто, надета на человеке). Женщины, идущие на мессу, часть пути сопровождались весьма волосатым человеком, который исчез, как только они помянули имя Христа. Это было верным признаком, что их преследователь был оборотнем на службе Дьявола. Зверь больше не попадался на глаза, и скоро убийства прекратились. Страхи, однако, не ушли.

Многие из предполагаемых встреч со зверем были не более чем народными россказнями и домыслами, но они служили доказательствами его существования, но для формального подтверждения, что оборотни не существуют, уверенности не хватало, особенно в сельских умах. Народные байки о людях, которые могли превратиться в зверей, и в частности в волков, говорящих человеческим языком (чтобы отвратить людей от Бога), все еще были широко распространены, особенно во Франции.

Великое зло Гаро [29]

Французский собиратель таких сверхъестественных рассказов или новелл, Шарль Перро, признавал важность таких историй. В 1697 он издал сборник народных преданий, в которых имелась одна история об оборотне со специфическим лейтмотивом – упоминанием говорящего волка-разрушителя. Он имел дело с пухленькой маленькой симпатичной девочкой, которая должна была пройти темным лесом, чтобы передать кое-какие продукты больной бабушке. Она была одета в свой любимый капор из красной ткани. На ее пути в лесу встречается с волком, который вступает с ней в беседу. Зверь расспрашивает о короткой дороге к дому ее бабушки, и также узнает, что старушка больна и прикована к постели. Он не нападает на девочку из-за присутствия поблизости нескольких лесорубов. Тогда волк выражает беспокойство о здоровье старухи и говорит, что навестит ее, но предлагает идти разными путями, чтобы увидеть, кто доберется до бабушкиной избушки первый. Девочка идет более длинным путем, отвлекаясь на сбор лесных цветов и погоню за бабочками. Волк, тем временем, уже стоит у двери хижины и, подражая голосу маленькой девочки, спрашивает бабушкиного разрешения ему войти, после чего запрыгивает в кровать к старухе и съедает ее. Затем надевает длинную ночную рубашку покойницы и забирается в кровать и ожидает прихода маленькой девочки. Когда она приходит, волк притворяется прикованной к постели старухой. Происходит беседа между ними о размерах глаз, рта и зубов. В конце разговора волк себя обнаруживает, набрасывается на маленькую девочку и съедает ее. И нет никакого счастливого конца в этой истории. История – конечно, прототип известной детской сказки Малышка в красном капоре [30] в изложении Перро конца XVII века, собравшая в основу, кажется, истории Жиля Гарнье и Жана Гренье и оборотней Полини, происходившими более чем столетием ранее. В них, по некоторым свидетельствам французских судов над оборотнями, волки выбирали жертвами слабых и беззащитных маленьких детей, таких как Красная Шапочка и прикованных к постели бабушек. Действительно, вполне возможно, что история Красной Шапочки начиналась как ужасный рассказ об оборотне. Странно только, что героиня Перро не боится разговора с волком и не ощущает нереальности происходящего, когда зверь говорит с нею. Можно предложить, что первоначально Красная Шапочка встретила оборотня в его человеческом облике (Перро делает все возможное, чтобы показать оборотня волком, а не как получеловеческим перевертышем), который ее не пугает, но в последующем столкновении в обличье зверя он пожирает ее.

В оригинальной французской концовке рассказа Красная Шапочка погибает в челюстях волка, но немецком варианте, предложенном братьями Джекобом и Вильгельмом Гримм, – окончание намного благополучнее. Эта сказка была издана в 1812 г. в их известных Старых детских сказках [31]. Эта немецкая история известна как Красный Капюшон или Красная Шапка, что дает нам знакомое название Красная Шапочка. В этой версии, в критической точке параллельного рассказа Перро, на крики маленькой девочки привлекают внимание проходящего охотника. Догадываясь о случившемся, он нападает на волка, разрезает его живот охотничьим ножом, вызволяет Красную Шапочку и ее бабушку. При всех этих действиях волк, кажется, спит после обильной еды, так что они зашивают в живот зверя большой камень, принесенный Красной Шапочкой. Волк просыпается и пытается убежать, но вес камня тянет его вниз, и он умирает.

История Красной Шапочки, несомненно, отразила многие древние легенды и рассказы, существовавшие задолго до Перро. Цвет капора или шапки героини – цвет крови; девочка или чрезвычайно наивна или преднамеренно введена в заблуждение, разговором с волком (т.е. зверь выступает в роли соблазнителя); подразумевается, что демоническая сила (волк) маскируется под человека: это есть во всех легендах, простирающихся вглубь почти до доисторических времен. И также бытует мнение, что исходная легенда о Красной Шапочке была старым Гугенотским рассказом со скрытым политическим смыслом. Предположительно она распространялась после Резни на день св. Варфоломея и разрабатывалась, чтобы символизировать дикость французской монархии – красный был цветом свободы (красные колпаки иногда носили гугеноты как символ их независимости).

Какие бы ни существовали предания, есть некоторые сомнения, что сказка о Красной Шапочке и ей подобные истории удерживали образы волков и оборотней на первом месте в умах сельского обывателя.

Д-р Иоганн Виер

Тем не менее, следует сказать, что вера в превращавшихся в зверей мужчин и женщин как о демонах, безоговорочно не воспринималась.

Один из таких ранних скептиков был немецкий врач, Иоганн Вейер (или Виер, 1515–1588), который искал своего рода медицинское подтверждение этим жутким и сверхъестественным способностям, в которых обвинялись некоторые, заслуживающие сожаления люди. В действительности, Вейер, как думают, был первым человеком, который использовал термин «психически больной», чтобы описать состояние, в котором пребывали некоторые из этих людей. Последовательный и гуманный человек, он утверждал, что некоторые из несчастных заблуждались, думая, что они общались с дьяволом, становились зверьми или имели сверхъестественные способности, заслуживают не осуждения их судами, а сострадания. В своей книге De praestigiis daemonum (Иллюзия Демонов), первоначально изданной в 1563 г., Вейер нападал на Malleus Malificarum, путеводитель охотников на ведьм, преследовавших вместе с церковью сбитых с толку и умственно ущербных людей. Вейер был последователем кельнского мудреца, Агриппы Неттесгеймского, Корнелия Генриха (Heinrich Cornelius Agrippa von Nettesheim) (1486-1535), который, признавая темную магию, утверждал также, что всё, включая оккультизм, философию и медицину, является частью связного целого. Работа Вейера считается одной из самых ранних книг, показывающих весьма просвещенный взгляд на предполагаемую опасность сверхъестественного, и действительно расширяет многие из основополагающих сторон современной психиатрии по отношению к полной облегченной теории колдовства и трансформации.

Среди рассматриваемых проявлений предполагаемого колдовства Вейер делал определенные ссылки на оборотней. Те, кто был обвинен в таких преступлениях, он настаивал, страдали от “расстройства их меланхоличного характера”. Он привел обстоятельный список медицинских симптомов, которые могли бы стимулировать лунатизм, в своих блужданиях они могли представлять себя волками или другими зверьми. И, он настаивал, что их можно было «вылечить» многими средствами: пусканием крови для восстановления баланса расположения духа или едой сочных фруктов и строгой диете. (Вейер был, как известно, всего лишь врачом). Далее он рассматривал случай оборотней Полини, которые признались в пожирании маленьких детей и посещении шабаша ведьм. Его заключение было таким – эти мужчины психически больны не были, а были просто обмануты. В подтверждение, что они, может быть, действительно встречались с Дьяволом или его агентом (хотя, что они вкладывали в “Дьявола” в их терминологии, остается открытым вопросом), Вейер продолжает: Хозяин Лжи так запутал их умы, что они верили многому о себе, чего и не было. Согласно Вейеру, это, возможно, было следствием бальзамов и мазей, которыми мужчины напомаживали себя перед превращением – элементы этих мазей, вероятно, обладали галлюциногенными свойствами, которые помрачали их умы еще больше. Объяснение, которое дал Вейер, было логичным и медицинским, объединяющим многогранность раннего психоанализа, и связывало с психотропными наркотиками. В этих выводах немецкий доктор, кажется, далеко опередил свое время.

Реджинальд Скот

Работа Вейера, вскорости, подверглась сомнению одним-двумя другими авторами, которые усомнились в достоверности случаев колдовства (и косвенно, оборотничества). Один из них – англичанин, Кентийский сквайр Реджинальд Скот (1538–1599). Шотландец был мировым судьей в Кенте, он также видел проходящих перед ним много сбитых с толку людей, обвиняемых в фантастических преступлениях. Также следует помнить, что шотландец был протестантом и пользовался каждой возможностью, чтобы критиковать то, в чем он чувствовал суеверие и легковерие католической церкви. Его самая известная работа, Разоблачение колдовства, первоначально изданная в 1584 г., (спустя девятнадцать лет после Вейера), высмеивающая легковерие тех, кто исповедовал принципы колдовства и обвинявших убогих и часто слабоумных людей. Он цитировал Вейера, большая часть работы которого, казалось, отражала аргументы немецкого врача, предполагая умственные проблемы у обвиняемых.

Сигизмунд Фрейд

Несмотря на работы просветителей, таких как Вейер и шотландец, оборотническая истерия засела глубоко в мозгах обывателя, всплывая время от времени очередной вспышкой истерии. На самом деле слово «истерия» в качестве медицинского термина пришло намного позже – в работе отца психоанализа, Сигизмунда Фрейда. В 1897, Фрейд развил теорию, что «истерия» – это, во многих случаях оборотничества, как теперь предполагают, могла бы быть отсроченной эмоциональной реакцией на предшествующие сексуальные злоупотребления или на подавляемые детские сексуальные фантазии. Определенные аспекты этой теории могут согласоваться со случаем Гренье в 1603 г. и, возможно, также в более раннем суде над Гандильоном. Фрейд, возможно, был под сильным влиянием некоторых из теорий Вейера. Нет сомнения, что он читал работу Вейера, в переводе с французского, поскольку в интервью в 1906 г. он ссылался на нее, как на одну из десяти, оказавших на него самое большое влияние. В 1914 г., согласно его собственному отчету, Фрейд столкнулся с пациентом, который изображал причастность к оборотням. Этот случай в своих заметках и отчете Фрейд назвал симптомом волко-человека. Пациента он описывал как двадцатисемилетнего мужчину из довольно зажиточной российской семьи, члены которой рассказывали о детской мечте быть волком. Он лежал в своей кровати и мечтал, когда внезапно окно спальни медленно открылось и, у подножия большого грецкого ореха он увидел сидящих неподвижно шесть или семь белых волков. Они все пристально наблюдали за ним. Ни один из волков не шевелился и не высказывал какой-либо угрозы, однако мальчик закричал и, проснулся – его няне и пришлось его успокаивать. По этому случаю есть любопытная народная примета, о которой оба – Фрейд и пациент – хорошо знали. Пациент родился 25 декабря (во многих поверьях – любой, отважившийся родиться в рождество Христово, был обречен стать монстром и пособником Дьявола), к тому же он родился в рубашке (прозрачная пленка на лице, которая обычно разрывается при родах), которую в России также считали плохим предзнаменованием. Фрейд также сообщал, что няня, опекавшая ребенка, была очень религиозной и чрезвычайно суеверной и приняла рубашку как предзнаменование, что в будущем ребенок станет оборотнем. Воспоминания об этом, усиливали детские грезы о волках. Завершая исследование волко-человека, Фрейд отмечал, что, наиболее вероятно, ребенок желал вернуться в лоно матери, и полностью отвергал старую народную примету о рожденных в рубашке, переданную ему няней. Для любопытных заметим, что Фрейд сам родился в рубашке.


Оборотни в фильмах

Наука и психиатрия хотя и стремились найти альтернативные объяснения условий воображаемой ликантропии человека, который мог превратиться в волка по желанию или спонтанно, однако их темное обаяние все еще привлекало многих людей. По сему, как идея, была готова для коммерческой эксплуатации. К началу 1930-ых оборотни, двойники вампиров, делали в кино большие кассовые сборы. Кино становилось общедоступный формой развлечения; популярные фильмы стали источниками больших доходов – ужас стал многообещающим жанром. Новая версия фильма Дракула, со зловещим Бела Лугоши в главной роли, совместно с подобным Франкенштейном, с англичанином Уильямом Генрихом Прэттом (который изменил свое имя, звучащее на восточноевропейский манер, Борис Карлофф) в главной роли, доказали их перспективность. Киноиндустрия всюду искала достойный ужас, чтобы тиражировать его в кино. И он нашелся – это был оборотень.

Лон Чэйни, младший

В 1930-ых, 1940-ых киностудия Universal была лидером в области готического ужаса. Это была та Universal, которая выпустила и Дракулу и Франкенштейна, популярных и признанных критикой в 1931 г. работ, и теперь компания искала другой кассовый удар. В 1935, они выпустили посредственного Оборотня Лондона, но к 1941 г. они были настроены выпустить то, что сегодня трактовалось бы как блокбастер оборотня. Картина была названа Человек-волк, и должна была внести мотив оборотня в кинематографическую легенду. Актер, выбранный на главную роль, не был огромной устрашающей фигурой – он нигде не «засветился» на экране своим зловещим присутствием как Лугоши или Карлофф – и он не блистал актерским талантом. Его звали Крейтон Тулл Чэйни, и он был сыном легендарного актера немого кино, Лона Чэйни. Хотя его отец не советовал ему работать в кино, однако Крейтон мечтал о кинематографе и не помышлял отказываться от семейной традиции, взяв после смерти отца в 1931 г., его имя, Лон Чэйни младший. Его помесь довольно жестоких взглядов и искренней невиновности, по-видимому, сделала его идеальным кандидатом на отрицательного персонажа.

Съемки фильма начинались в невыгодной ситуации. Две другие кассовые работы Universal – Дракула и Франкенштейн – основывались на признанных литературных произведениях Брэма Стокера и Мари Шелли. Кинозрителям были знакомы истории или, придя домой, они могли прочитать ее в книге. Сравнительно известное литературное произведение, связанное с оборотнем, отсутствовало и, таким образом, фильм должен был опираться на сценарий и на актерскую работу Чэйни.

Человек-волк

Как в случае с вампиром и, до некоторой степени, Франкенштейном, Universal, вводила в историю некоторые, похожие на фольклор, собственные элементы. Сценарий, написанный Куртом Сиодмаком, содержал определенные собственные фантазии как цыганский фольклор. Например, хотя многие упоминания об оборотнях и вызванной ими паники происходили из Франции, оборотень стал существом, главным образом, обитающим в Германии и Восточной Европе. Это совпадало с другими двумя главными творениями ужасов Universal, у которых были Восточноевропейские корни. Главный герой магический бальзам, плащ или пояс из шкуры волка не использовал, а превращался в зверя, непроизвольно, светом луны. Это вытекало из известного четверостишия, которое приписывалось древним цыганам, а в действительности было написано специально для фильма Сиодмаком и его командой литераторов:

“ Человек, даже чистый сердцем,

Молящийся ночью,

Может стать волком при яркой луне,

Когда аконит зацветет”.

Вместе с этим было поверье, что человек мог стать оборотнем, если его укусит другое такое существо. В этом случае изменения начинали происходить, начиная с первой полной луны после укуса. Это также не имело никакого отношения к мифу или легенде, но это добавляло накала к ужасу ситуации. К тому же, Сиодмак ввел другое новшество – возможность отвращения беды отпугиванием и уничтожением оборотней. Это должно было еще раз смешать легенду об оборотнях с темой вампиров (которые могли быть отпугнуты и уничтожены распятием). В этом случае использовалось серебро, которое требовалось, по заявлению Сиодмака, по легендам румынских цыган. Конечно, ничего подобного не было. Хотя оборотни, показанные в цыганской мифологии, существенного ужаса не представляли. В действительности, сельское население Франции были много больше напуганы этими тварями, чем цыгане. Наряду с этим, Universal ввела представление пентаграммы, древнего цыганского талисмана для защиты от оборотней. И в этот раз, никакого подтверждения этого в легендах нет, пентаграмму просто заставили подчиниться сюжетам многих “фильмов с дьявольщиной”, которые начинали появляться, главным образом, в Universal.

Заметим, фильм показал не полное превращение человека в зверя – реально выглядящего волка, но в некоторый гибрид – не совсем человеческий и не полностью волчий. Он, согласно фильму, был мужской особью с элементами диких черт. Реально, в некоторых из ранних фильмов, оборотень больше походил на лохматую обезьяну, чем на представителя собачьих пород.

Человек-волк для Universal стал приемлемым коммерческим успехом – достаточным, чтобы обеспечить несколько продолжений и объединение с Франкенштейном. Они послужили фактором, удерживающим образ оборотня в обывательских умах в течение последующих лет. Но оборотень никогда так и не стал столь же впечатляющим и столь угрожающим существом как вампир или Мумия (в которой снова снялся Борис Карлофф), и не поднялся до уровня основного ужаса.

Более поздние кинопроизведения проявляли ироничный подход к теме оборотня в таких фильмах, как Я был оборотнем-подростком (1957, Мишель Ландон в главной роли, который продолжил эту роль Маленького Джо Картрайта в Доходной жиле) и классический американский Оборотень в Лондоне (1979). Некоторые фильмы UK production, такие как Сообщество волков (1984, по книге Анжелы Картрайт) и Вой (1981) пытались добавить некоторой глубины к образу, но и они по-прежнему были в плену псевдофольклорных дополнений предыдущих фильмов. Например, требовалась (согласно предположительно цыганским преданиям) только серебряная пуля, чтобы убить или ранить оборотня. Никогда и нигде такого ритуала не существовало – единственные средство избавления от твари, говорит обычный здравый смысл, – сжечь ее, как и каждого из приспешников Сатаны. Картины, которые начинали появляться во второй половине XX века, были чрезвычайно противоречивыми. Однако интерес к оборотням никогда не умирал.

И даже в сегодняшнем искушенном обществе, страх перед зверем все еще сохраняется. Во многих случаях, между толчеей на улицах переполненного города и прохладой далекого мрачного леса, большой разницы нет. И кто знает, не остается ли незамеченным в пятнистой тени под низкими ветвями припавший к земле зверь, готовый напасть и рвать нас на части. Оборотни могут быть намного ближе к нам, чем этого нам хотелось бы.

 

Эта страница преднамеренно оставлена пустой

 

 


¥¥¥¥¥¥¥¥¥¥¥¥¥¥¥¥¥¥¥

 

 

Вуду и зомби

 

Таракан не надевает старые калоши, когда заползает в курятник

– креольская пословица

 

Облик зомби – ходячий мертвец из афро-карибских преданий с его шаркающей походкой, мертвыми глазами и отвисшей челюстью – вероятно один из самых пугающих во всей иконографии ужасов. Мысленный образ трупа, восставшего из мертвых, каким-то образом оживленный магией, достаточен, чтобы вызвать дрожь в коленках даже у самых крепких людей. Возможно это следствие того, что все эти годы во многих фильмах ужасов постоянно появляются зомби. Есть и другие нюансы, добавленные к основному облику: у зомби есть безжалостная сила и сверхъестественные возможности (например, он может проникнуть в комнату через замочную скважину в виде дыма). Зомби не умирают естественной смертью, а лишаются жизни магией и затем превращаются в монстра омерзительным колдовством; зомби питается человеческой плотью, подобную каннибалам. С течением времени образ зомби занял место страшилища, на которое не смогли претендовать «более изысканные» монстры.

Зомби, конечно, неразрывно связаны в обывательских мозгах с Вуду, религией, зародившейся в Западной Африке и перекочевавшей на Карибское море и в некоторые районы Америки.

Поэтому, никакое изучение зомби не может быть проведено без предварительного исследования способа организации религии. Изначально, Вуду из-за его сложности является невероятно трудным в изучении. В рафинированном виде, религия, которую мы именуем Вуду, является только одной ветвью из несметного числа верований, отражающих или идеологию их практиков или регион, из которой оно пришло. Некоторые – в том числе, возможно, и фрагменты когда-то бывших более широких и всеобъемлющих верований – были приспособлены для определенных регионов, в которых они процветали.

Таким образом, Санктерия, Умбанда, Квимбанда, Мама Уата, Шанго, Мамба и Кандомбл – все рассматриваются как варианты и аспекты религии Вуду. Даже название создает проблемы, потому что «Voodoo» – основная английская конструкция – имеет и другие варианты, как voudon, voodun, vudoun и voodoux. Еще один вариант, Hoodoo (сглаз), также иногда используется. Исходное значение происходит с языка Эве/Йоруба народности региона Ажуда Дагомеи (теперь Бенин) в Западной Африке и буквально означает, “to draw water.” – “призвать воду”. В окончательном варианте, оно изменилось и стало означать “to draw down spirits.” – “призвать (с небес) духов”. Это делалось посредством тканного или разрисованного коврика, распространенного в тех землях.

Loa

Хотя они (лоа), которым поклонялись различные племена, были чрезвычайно сильными, крепкими и могущественными, но вели себя, «как дети» – были любопытными и обидчивыми, но и легко умиротворялись. Они сердились, бились в истериках, плохо себя вели, подобно человеческим детям. Их можно было привлечь множеством ярких вещей, цветами, необычными узором на ткани и громким шумом. Все это можно было использовать для их умиротворения и управления. Каждый человек, который мог их понять и управлять их капризами, проникался своей великой силой. Это были доктора, ведьмы и шаманы, на которых взирали со страхом и почтением, их поддерживали соплеменники и сторонники.

Хунганы и Мамбо

Посредничество в отношениях между людьми и духами стало основополагающим веры Водун народа Йоруба, и те, кто управлял или вмешивался в их отношения, были известны в Вуду под званиями хунган (мужчина) или мамбо (женщина). Место, к которому вызвали духов – храм Вуду – называемый капище, давал Вуду легко узнаваемый признак языческой веры.

Утверждали, что Вуду – религия рабов, которая приспособилась к условиям порабощенных народов, которых вывезли с побережья Западной Африки невольничьи суда европейцев. С ними приходила и религия аборигенов, часто сосредотачивающаяся в естественных объединениях, которые формировались на плантациях, где использовались рабы, которых продавали в имения на побережье Карибского моря: Вест-Индию, Южную Америку и штаты Северной Америки. Смешиваясь, местные верования приобретали некоторые элементы Христианства. Дагомея была в значительной степени колонизована французами, и францисканцы стремились установить там свое вероисповедание и культуру еще с 1660-ых. Следовательно, появлялась определенная «французскость» в религиях, которые практиковали африканцы, и она передалась в другие части света с развитием работорговли. Эта «французскость» часто проявлялась в языке, который непосредственно использовался в некоторых ритуалах, и впоследствии у рабов. Французский католицизм также влиял на некоторые принципы религии, исповедуемой рабами – действительно, некоторые элементы Вуду являлись просто смесью африканских языческих ритуалов и видов христианского богословия. Таким образом, древние боги по рождению сливались с христианскими святыми; определенные аспекты христианских церемоний вплетались в ткань исконной «языческой» веры, и дни святых стали средоточием ритуалов Вуду и праздновались как “особые даты”.

Вуду, и его варианты, процветали на плантациях Карибского бассейна, в Южной Америке и на североамериканском континенте. Религия также процветала вокруг американских портов работорговли, прежде всего в Луизиане (Новый Орлеан) и на землях Рисовых Королей в Южной Каролине (Чарлстон) – везде в зонах с высокой концентрацией рабского труда. Секты Вуду распространяются всюду и быстро укореняются. Уже 1782 г. губернатор Луизианы Галвез[32] однозначно запретил ввоз рабов из Мартиники из-за того, как он полагал, что они “провоняли Вуду” и для жизни граждан Нового Орлеана и всего штата “очень опасны”. Десятилетием спустя, несколько рабов из Санта-Доминго были принародно сожжены в Новом Орлеане, как практикующие “языческие обряды Вуду”.

Боги Вуду

Если Вуду была конгломератом религий, то так же обстояло дело и с пантеоном богов и сил. Многие из них были отражением туземных богов и сил, которые существовали в региональных верах. Поскольку Вуду распространялось в других странах, то происходили определенные изменения, согласующиеся со страной, в которой оказались рабы.

Олорун и Обатала

В пантеоне божеств африканцев, говорящих на языке Эве/Йоруба, высшим был Олорун, который сильно отличался от других своей непостижимостью. Это, однако, не препятствовало ему вмешиваться в мирские дела, и, возможно, он общался со своими наместниками через посредника или полубога, известного как Обатала. Подобно детям, эти два божества часто противоборствовали и были в конфликте, который мог бы разрешить в пользу людей опытный хунган.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных