Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Ноябрь 1944–январь 1945 гг.




В ноябре 1944 г. войска VIII корпуса генерал-майора Троя Мидлтона изнывали от скуки на Арденнском фронте. Генерал Брэдли выслушивал жалобы главного лесничего на то, что «солдаты американской армии, которым очень хотелось жареной свинины, охотились в лесу на диких кабанов, летая за ними на бреющем полете на самолетах и стреляя из автоматов». Чтобы разнообразить армейский паек, они также прибегали к помощи гранат, которые бросали в ручьи, где водилась форель.

После беспорядочного отступления немецких войск в сентябре к «Западному валу» Гитлеру не терпелось повторить великий триумф 1940 г. Он вновь рассчитывал на самоуспокоение союзников, фактор внезапности и стремительность удара для достижения своей цели – снова взять Антверпен. Эта сокращенная версия «Удара серпа» Манштейна, которая так удалась немецкой армии летом 1940 г., должна была отрезать Первую канадскую, Вторую английскую, Девятую американскую армию генерал-лейтенанта Уильяма Х. Симпсона и большую часть Первой американской армии генерала Ходжеса. Гитлер даже мечтал о втором Дюнкерке. Его генералы были в ужасе от этих фантазий. Гудериан хотел усилить Восточный фронт перед началом зимнего наступления советских войск. Но стратегия Гитлера, как и надежды японского императора Хирохито, связанные с проведением операции «Ити-Го», состояла в молниеносной победе, которая выводила как минимум одну страну из войны, и только после этого – ведение возможных переговоров с позиции силы.

20 ноября в полдень Гитлер сел в свой Sonderzug – поезд специального назначения, закамуфлированный ветками деревьев, и навсегда покинул свою резиденцию Wolfsschanze. Он был нездоров, ему требовалась операция на горле. Это было хорошим предлогом, чтобы покинуть находящийся под угрозой фронт в Восточной Пруссии. У него была глубокая депрессия – очевидно, оттого, что он понимал, какая катастрофа ожидает Германию. Геббельс пытался убедить его выступить с радиообращением к нации, так как поползли слухи, что он серьезно болен, сошел с ума и даже мертв. Гитлер упрямо отказывался.

Его возбуждала только перспектива мести, и наступление в Арденнах порождало большие ожидания. Гитлер при поддержке штаба Верховного главного командования вермахта до мельчайших подробностей разработал все директивы на предстоящее наступление. Первоначально получившее название «Стража на Рейне», чтобы создать видимость оборонительной операции, планируемое наступление в действительности носило название «Осенний туман». Наступающие армии за двое суток должны были дойти до реки Маас и за четырнадцать дней взять Антверпен. Он сказал своим командующим, что это загонит Первую канадскую армию в ловушку и выведет Канаду из войны, что в свою очередь заставит и США подумать о мире.

Генерал-фельдмаршал фон Рундштедт, полностью готовый начать ограниченное наступление, чтобы уничтожить Аахенский выступ, понимал, что такая цель, как Антверпен, совершенно нереалистична. Даже если погода будет оставаться нелетной и даже если удастся захватить целыми склады горючего, у немцев просто не хватило бы сил удержать этот коридор. Это было очень похоже на наваждение Гитлера с контратакой в Авранше в начале августа, которую он навязал генерал-фельдмаршалу фон Клюге. Решительный и внезапный удар не имел смысла, если он не обеспечен дальнейшей поддержкой войсками и снабжением. Позже Рундштедт был глубоко обижен, когда узнал, что союзники назвали эту операцию немецкой армии «наступлением Рундштедта», словно это был его план.

3 ноября, когда Йодль обрисовал план всем командующим задействованных войск, они были глубоко растеряны: Рундштедт – главнокомандующий на Западном фронте; Модель – командующий Группой армий B; оберстгруппенфюрер Зепп Дитрих – командующий Шестой танковой армией СС, а генерал-полковник Хассо фон Мантейфель – командующий Пятой танковой армией. Однако когда через шесть недель, накануне сражения, в войсках зачитали приказ о наступлении, многие из числа совсем молодых офицеров и солдат были убеждены (или же сумели убедить себя), что одновременно с обстрелом Англии ракетами Фау-2 эта наступательная операция станет поворотным пунктом в войне, которого они так долго ждали.

28 ноября, когда на северной границе Германии шли жестокие бои под дождем и уже даже мелким снегом, Эйзенхауэр встретился с Монтгомери в его штабе в Бельгии. Не успел еще главнокомандующий присесть в штабном фургоне, как Монтгомери стал критиковать его за отсутствие успехов в текущих сражениях. Вновь надеясь использовать явное неумение Эйзенхауэра сказать ему твердое «нет», Монтгомери счел, что он получил согласие на командование всеми силами союзников к северу от Арденн. Но Брэдли, у которого не было, ни малейшего желания позволить части своей группы армий служить под началом Монтгомери, вскоре сумел вновь изменить мнение Эйзенхауэра. 7 декабря Эйзенхауэр, Брэдли и Монтгомери встретились в Маастрихте. Монтгомери узнал, что его план по усиленному продвижению на север был больше не актуален. Брэдли определенно пришлось потрудиться, чтобы скрыть довольную улыбку.

Пока Эйзенхауэр и командующие группами армий снова спорили о том, куда направить главный удар: на север или на юг от Арденн, – разведка союзников неожиданно заметила, что потеряла след Шестой танковой армии СС. Ее вначале заметили около Кельна и предположили, что совместно с Пятой танковой армией под командованием генерала Мантейфеля она готовится контратаковать части Первой армии США, как только те переправятся через реку Рур. В Маастрихте Эйзенхауэр поднял в разговоре с Брэдли вопрос об арденнском участке, который прикрывал один только VIII корпус Мидлтона, но Брэдли не беспокоился. Он пояснил, что оставил участок ослабленным, чтобы сосредоточить силы при наступлении на юге и на севере. Никто из генералов на Маастрихтском совещании не ожидал крупномасштабного немецкого контрнаступления. Немцы испытывали острую нехватку топлива для танков, и даже если они прорвутся, то куда пойдут? В разведке поговаривали, что они нацелились на Антверпен, но никто из старших офицеров не отнесся к этому серьезно. Монтгомери планировал к Рождеству вернуться в Англию.

15 декабря Гитлер и его окружение в его личном поезде отправились в Адлерхорст («Орлиное гнездо») – ставку фюрера в Зигенберге. Штаб Рундштедта находился в замке неподалеку. К ужасу генералов вермахта, вся канцелярия нацистской партии вместе с самим Мартином Борманом отправилась туда тоже, и Борман жаловался, что не хватает помещений для работы всех его машинисток. Нацистская бюрократия, как в Берлине, так и на местах, казалось, только увеличивалась по мере нарастания угрозы. Это, несомненно, делалось только для того, чтобы произвести впечатление, будто партия все еще контролирует ход событий. Инструкции, директивы и распоряжения лавиной спускались по каждому поводу как раз в то время, когда транспорт и, соответственно, вся почтовая система рушились под тяжестью бомб союзников.

Наступление отложили более чем на две недели, поскольку ни танковые, ни пехотные соединения не были готовы вовремя. Гитлер хотел собрать для наступления тридцать дивизий. В итоге удалось собрать двадцать для наступления и пять остались в резерве. На северной стороне главного удара Шестая танковая армия СС Дитриха направится на Антверпен, при этом с правого фланга ее будет прикрывать Пятнадцатая армия. Пятая танковая армия на юге сначала устремится на Брюссель, а Седьмая армия будет на ее левом фланге.

Те немногие американские высшие офицеры, которых беспокоило возможное наступление немцев в Арденнах, были осмеяны своими коллегами. Возрастающая активность за Рейном была замечена воздушной разведкой, но это объяснили подготовкой немцев к контрнаступлению, начала которого ожидали тогда, когда союзники немного севернее переправятся через реку Рур. Штаб 12-й Группы армий был уверен, что немцы настолько ослаблены, что уже не представляют никакой угрозы. Когда генерал Мидлтон сказал Брэдли, что его VIII корпус сильно растянут на 135-километровом участке фронта в Арденнах, командующий Группой армий ответил: «Не волнуйся, Трой. Они там все равно не пройдут». У Мидлтона было четыре пехотных дивизии: 99-я и 106-я, которые пока не понесли никаких потерь, 28-я и 4-я, деморализованные и истощенные после боев в Хюртгенском лесу. У него также была 9-я танковая дивизия в резерве и 14-й кавполк в качестве разведывательного формирования.

16 декабря в 05.30 немцы начали артподготовку. Эффект от стрельбы 1900 орудий одновременно по всему фронту был довольно сильным, и американцы совершенно растерялись. Ошеломленные таким сильным артналетом, американские пехотинцы, путаясь спросонья, вылезали из своих спальных мешков, хватали оружие и сжимались от страха в окопах до окончания артобстрела. Но когда он закончился, солдаты увидели пугающий свет. Этот фальшивый рассвет был в действительности «искусственным лунным светом» – это облака отражали лучи немецких прожекторов, находившихся за линией фронта. Немецкие пехотинцы в зимних маскхалатах, стремительно летящие сквозь морозную мглу, среди высоких деревьев арденнских лесов, выглядели, как привидения. Пока отдельные передовые отряды отчаянно сражались, основная часть двух желторотых американских дивизий на северном фланге была смята головными частями двух немецких танковых армий. Связь с войсками была потеряна, но на передовой некоторые части необстрелянной 99-й пехотной дивизии при поддержке подразделений 2-й дивизии оказали немцам упорное сопротивление. Отступая, они вели тяжелейшие бои с одной фольксгренадерской дивизией и с 12-й дивизией СС Hitlerjugend. Однако к югу от них были полностью окружены два полка 106-й пехотной дивизии США.

Южный танковый клин Дитриха состоял из 1-го танкового полка СС, входившего в дивизию СС Leibstandarte Adolf Hitler. Дитрих когда-то был их первым командиром. Этот полк, усиленный 68-тонными танками «королевский тигр», возглавлял оберштурмбанфюрер Пайпер, знаменитый своей жестокостью. Когда его колонна задержалась из-за взорванного моста и хаоса на узкой дороге, Пайпер просто послал свои танки по минному полю, потеряв с полдюжины из них, но наверстав упущенное время.

Из-за того, что все наземные телефонные линии были повреждены снарядами, и царила общая неразбериха, штаб Первой армии Ходжеса, расположенный в Спа, сделал из нескольких полученных донесений вывод, что немцы начали какую-то местную отвлекающую атаку. Ходжес даже приказал 2-й пехотной дивизии продолжать разведку боем в направлении рурских дамб, не понимая того, что дивизия уже участвует в совсем другом сражении.

Генерала Эйзенхауэра в штабе Верховного главнокомандующего союзников в Версале в тот замечательный день не побеспокоили. Он узнал, что совершенно точно получит пятую генеральскую звездочку. Его задевало то, что его подчиненный Монтгомери получил свою еще в начале сентября. Затем он просмотрел корреспонденцию и побывал на свадьбе своего ординарца, который женился на женщине-шофере штаба из женского вспомогательного корпуса. Он ожидал к ужину Брэдли, намереваясь разделить с ним порцию свежих устриц.

Когда прибыл Брэдли, они прошли в кабинет для совещаний, чтобы обсудить вопрос о пополнении. Их беседу прервал офицер штаба, сообщивший о прорыве немецких войск в Арденнском секторе. Брэдли воспринял это всего лишь как попытку помешать предстоящему наступлению Паттона, но у Эйзенхауэра инстинкт самосохранения был посильнее. Он понял, что все это довольно серьезно и приказал Брэдли перебросить подкрепления VIII корпусу Мидлтона. В резерве на севере находилась 7-я танковая дивизия, а на юге – 10-я танковая дивизия Паттона. Паттон, как они и предполагали, не был доволен полученным приказом, но обеим дивизиям все, же приказали немедленно выступать. Эйзенхауэр и Брэдли отправились ужинать, но у Брэдли была аллергия на устриц, и поэтому вместо них он съел яичницу. Потом они сыграли пять партий в бридж с офицерами штаба.

Брэдли, начавший опасаться, что был, вероятно, не прав, на следующий день бросился на «паккарде» в свой штаб оперативно-тактического управления в Люксембурге. Он буквально взлетел вверх по лестнице на оперативно-командный пункт и уставился на огромную карту тактической обстановки на стене. Большие красные стрелы показывали направление продвижение немцев.

«Откуда, черт побери, – сказал он с недоверием, – этот сукин сын взял столько сил?» Точную информацию получить все еще было трудно. Телетайпная линия связи со штабом Первой армии в Спа была повреждена. Когда помощник Эйзенхауэра Гарри Бутчер добрался до штаба 12-й группы армий в Вердене, он заметил, что атмосфера там напоминает обстановку после поражения в Кассерине.

В штабе Третьей армии, напротив, рвались в бой. Паттон отчасти предполагал возможность контрнаступления в Арденнах. «Прекрасно, – сказал он, – мы должны открыть им дорогу на Париж. Потом отрежем их от основных сил». К северу, в штабе Девятой армии все еще не очень понимали, что подготовили немцы. Небывало мощная на этом этапе войны атака люфтваффе на их войска вызвала предположения, что это «отвлекающий маневр перед большой контратакой в районе расположения Первой армии». Офицеры штаба говорили, что «все зависит от того, какие войска находятся в распоряжении фон Рундштедта». В штабе Первой армии Ходжес был или действительно болен, как говорилось в некоторых воспоминаниях, или слег от переживаний. Именно Ходжес не придал значения предупреждениям разведки. Но как бы, то, ни было, на следующий день он собрался с силами.

17 декабря в Верховном командовании союзников Эйзенхауэр и его штаб проработали всю имевшуюся информацию, пытаясь предугадать намерения немцев и определить свои дальнейшие действия. Они предположили, что немцы просто пытаются расколоть 12-ю и 21-ю группы армий. Единственный резерв, который оставался у союзников, – это 82-я и 101-я воздушно-десантные дивизии, находящиеся на отдыхе под Реймсом после операции «Огород». После тщательного изучения карты, решили, что попытаются задержать немецкое наступление под городком Бастонь. Еще трем дивизиям, находившимся в Англии, был дан приказ быть готовыми выступать немедленно. На всякий случай 82-ю воздушно-десантную дивизию повернули на Вербомон, ближе к Спа.

Ошибочное представление, что немецкое наступление направлено на столицу Франции, распространилось по тылам паническими слухами. Одним из ключевых элементов немецкого плана была высадка десанта силами 6-го парашютно-десантного полка полковника Фридриха фон дер Хейдта, чтобы захватить мост через реку Маас и таким образом ускорить наступление. Но при подходе к цели немецкие самолеты напоролись на плотный огонь зениток, и в результате парашютисты Хейдта были разбросаны где угодно, но только не в намеченной зоне высадки. У Хейдта оказалось так мало сил, что он мог только прятаться неподалеку от моста и наблюдать за событиями, ожидая подхода немецких танковых колонн. Тем не менее, высадившиеся на большой территории парашютисты, разумеется, только усилили хаос и неразбериху в стане союзников.

Немцы также разработали и план по проведению диверсий в тылу противника. Командир группы диверсантов СС Отто Скорцени получил инструкции лично от Гитлера. С небольшой группой знающих английский язык добровольцев, переодетых в американскую форму, на захваченных американских военных машинах он должен был незаметно проскочить в расположение американцев, захватить другой мост через реку Маас и посеять панику в тылу врага. Основной группе Скорцени так и не удалось пробраться глубоко в тыл американских войск из-за огромных заторов на дороге, но несколько небольших групп его диверсантов все, же смогли прорваться. 18 декабря трое из них на джипе были остановлены дорожным постом. Они не знали пароля. Солдаты США обыскали их и обнаружили, что под американской формой цвета хаки они одеты в немецкую военную форму. И хотя их миссия закончилась провалом и последующим расстрелом, они спровоцировали намного больший хаос, чем могли, сказав перед этим офицеру разведки, который допрашивал их, что группы диверсантов, которым поставлена задача убить генерала Эйзенхауэра, уже находятся на пути в Версаль.

В результате Эйзенхауэр оказался запертым в пределах своего штаба под плотной охраной автоматчиков. Ходили слухи, что немцы охотятся на Брэдли и Монтгомери тоже. Каждого солдата и офицера, независимо от звания, останавливала на пропускных пунктах военная полиция и задавала вопросы по географии США, о бейсболе и другие вопросы, на которые могли правильно ответить только американцы. В Париже был введен комендантский час, а Верховное командование объявило 48-часовой запрет на программы новостей, что еще больше подогрело панические слухи.

Парижане были уверены, что немцы вот-вот снова возьмут город. Французские коллаборационисты в тюрьме Френа стали посмеиваться над охраной, утверждая, что немцы скоро вернутся и освободят их. Охранники отвечали, что они и люди из движения Сопротивления убьют заключенных раньше, чем немцы подойдут к воротам Парижа. Истерика докатилась даже до Бретани, где всем тыловым формированиям приказали готовиться к эвакуации. Капитан английского спецназа М.Р. Д. Фут, выздоравливающий после тяжелого ранения в госпитале в Ренне, спросил медсестру-англичанку о том, что происходит. «Мы собираемся», – ответила она. «А как с нетранспортабельными ранеными?» – спросил он. «Уверена, что монахини из соседнего монастыря позаботятся о вас», – ответила медсестра.

Вскоре поступили более точные сведения. 17 декабря, на второй день наступления, солдаты Пайпера из дивизии СС Leibstandarte Adolf Hitler расстреляли 69 американских военнопленных, а потом на заснеженной поляне еще 86 человек, что вошло в историю под названием «Бойня при Мальмеди». Двое солдат бежали и добрались до американских позиций. Жажда мести становилась все ощутимее по мере того, как из уст в уста передавались рассказы о бойне, устроенной эсэсовцами, вследствие чего было расстреляно на месте много немецких пленных. Несмотря на нервозное настроение среди союзников, появились первые признаки того, что не все идет так, как задумали немцы. Часть необстрелянных подразделений 99-й пехотной дивизии и ветераны из 2-й пехотной дивизии смогли остановить наступление 12-й дивизии СС Hitlerjugend. Затем они организованно с боями отступили на удобные оборонительные позиции, расположенные на возвышенностях небольшого хребта Эльзенборн. Шестая танковая армия СС Дитриха не смогла продвинуться так далеко, как ожидали, хотя и захватила небольшой склад с горючим. К счастью для союзников, танки Дитриха не дошли до главного склада близ Ставело, где находилось четыре миллиона галлонов топлива.

С точки зрения немцев, погода оставалась идеальной – облака висели низко и не давали возможности авиации союзников подняться в воздух. На юге, у Пятой танковой армии Мантейфеля дела шли лучше, чем у танковой армии СС Дитриха. Смяв злополучную 28-ю пехотную дивизию, немцы направились на Бастонь. Опытная 4-я пехотная дивизия США на южном фланге отчаянно сопротивлялась частям немецкой Седьмой армии.

Эйзенхауэр назначил совещание на 19 декабря в Вердене. Арденнский кризис действительно оказался для него как главнокомандующего звездным часом. Несмотря на всю прежнюю критику таких его качеств, как склонность к компромиссу и подверженность влиянию мнения того генерала, который говорил с ним последним, он продемонстрировал трезвость суждений и сильные качества лидера. В его докладе говорилось о том, что сложившаяся ситуация дает отличную возможность нанести максимальный урон врагу в открытых сражениях, а не выковыривать его из-за минных полей и хорошо укрепленных оборонительных позиций. Для союзников главной задачей было не дать немецким танковым колоннам переправиться через Маас. Врага нужно задержать, пока не изменится погода, и союзная авиация не обрушится на него всей своей мощью. Для достижения этой цели нужно укрепить те участки обороны, где наиболее вероятен прорыв противника. Только после этого можно переходить в контрнаступление.

Паттон, детально проинформированный обо всем происходящем своим начальником разведки, уже приказал своему штабу составить план действий в непредвиденных обстоятельствах. Предполагалось радикально изменить направление наступления и вместо Саара нанести удар на южном фланге немецкого прорыва. Ему нравилась мысль распрощаться с «навозными полузатопленными деревнями» Лотарингии. Немецкое наступление напомнило ему большой бросок Людендорфа в марте 1918 г. – Kaiserschlacht («Битву королей»). Казалось, что Паттон был совершенно спокоен, когда Эйзенхауэр обратился к нему в тот критический момент. «Когда вы сможете начать наступление?» – спросил главнокомандующий. «22 декабря, тремя дивизиями, – ответил он, – 4-й танковой, 26-й и 80-й».

Для Паттона это был исключительный момент. Все командующие армейскими группами, армиями и начальники штабов, которые там присутствовали, смотрели на него с удивлением. Этот маневр требовал развернуть на 90 градусов огромную часть его армии и иметь дело с кошмаром распутывания пересекающихся коммуникаций. «Это вызвало значительное оживление», – с удовлетворением отмечал Паттон в своем дневнике. Но Эйзенхауэр сказал, что трех дивизий недостаточно. Паттон ответил со своей неподражаемой уверенностью, что может победить немцев и тремя, но если будет ждать еще, то утратит фактор внезапности. Эйзенхауэр одобрил операцию.

На следующее утро, 20 декабря, Брэдли, как и следовало ожидать, был возмущен, когда узнал, что Эйзенхауэр решил отдать Монтгомери командование Девятой и Первой армиями США. Дело было в том, что Монтгомери мог постоянно быть с ними на связи, тогда как штаб 12-й группы армий в Люксембурге был заперт южнее «выступа», как теперь называли клин в обороне союзников, образовавшийся в результате немецкого наступления. Эйзенхауэра в этом убедил его начальник штаба Беделл Смит, отчасти из-за полного хаоса в Первой армии и подозрения, что войска Ходжеса могли быть разбиты. Брэдли, которого наступление застало врасплох, боялся, что такое развитие событий может быть воспринято как знак недоверия ему. Кроме того, ему претила сама мысль, что это может еще больше увеличить претензии Монтгомери на должность главнокомандующего действующих сил союзников. Во время напряженной беседы по телефону Брэдли даже угрожал отставкой. Эйзенхауэр, несмотря на их многолетнюю дружбу, был тверд. «Ну, Брэд, это мой приказ», – сказал он, заканчивая разговор.

Паттон в это время был полностью поглощен передислокацией войск, разворачивая противотанковые дивизионы для усиления своих танковых частей и готовясь к наступлению. В тот самый момент, когда 101-я воздушно-десантная дивизия входила в Бастонь, туда с другой стороны подходила немецкая Пятая танковая армия Мантейфеля. Когда американские грузовики с солдатами остановились, и те бросились занимать слабо укрепленные рубежи по периметру обороны, по ним уже вели огонь немецкие автоматчики. Десантники устало шли мимо бегущих американских солдат, которые оставляли им свои боеприпасы. Офицер 10-й танковой дивизии, узнав как мало боеприпасов у парашютистов, поехал на склад и вернулся с полным грузовиком патронов и гранат, которые бросали десантникам в руки, когда те уже бежали на позиции. По мере того как усиливался огонь с немецкой стороны, они стали окапываться в заснеженной земле.

Как и большая часть американских войск в Арденнском сражении, 101-я воздушно-десантная дивизия не была снаряжена для ведения боевых действий в зимних условиях. Из-за проблем с поставками в предыдущие три месяца абсолютное преимущество отдавалось поставкам горючего и боеприпасов. Большинство солдат до сих пор ходили в летней форме и страдали от холода, особенно длинными зимними ночами, когда температура резко падала. Они не могли разводить костры, так как это сразу вызвало бы обстрел немецкой артиллерией и минометами. До тревожных цифр возросло количество случаев «траншейной болезни», они составляли значительную часть потерь. В окопах, под обстрелом, стоя днями в жидкой грязи, замерзавшей ночью, они не могли переобуться, чтобы надеть сухие носки. Нельзя было ни помыться, ни побриться. Многие страдали от дизентерии и страдали кровавым поносом в укрытиях, используя каску или упаковку от НЗ. Обнаружились и другие ужасы. Дикие кабаны выгрызали желудки у не захороненных убитых. Тех, кто получал удовольствие от беспорядочной охоты накануне сражения, стало подташнивать от разных мыслей. Большинство солдат стали безразличными к виду трупов, а у персонала службы учета погибших, проводивших сбор убитых, выбора не было.

Паттон все еще придерживался мнения, что немцев нужно запустить поглубже, чтобы посильнее затем разбить. Но он согласился с решением Брэдли, что Бастонь – важный перекресток нескольких дорог – нужно удержать любой ценой. 101-я воздушно-десантная дивизия получила в качестве подкреплений два танковых подразделения, две роты истребителей танков и артиллерийский дивизион, у которого было слишком мало снарядов. Все теперь зависело от того, расчистится ли небо, чтобы транспортные С-47 могли сбросить боеприпасы и другое необходимое в район окружения.

Монтгомери тоже не бездействовал. Осознав угрозу своим тылам, он немедленно перебросил ХХХ корпус Хоррокса на позиции на северо-западном берегу Мааса, чтобы обезопасить мосты и остановить возможное продвижение противника на этом участке фронта. Это полностью совпало с планом Эйзенхауэра по подготовке мостов через Маас к уничтожению, чтобы их не захватили немцы.

Как только Монтгомери услышал от Эйзенхауэра, что под его командование переходит Первая армия США, он тут же отправился в Спа. По словам офицера его штаба, он явился в штаб Ходжеса, «как Христос, пришедший изгнать торгующих из храма». Казалось, что сначала Ходжес пребывал в состоянии шока и не мог принять никаких решений. Выяснилось, что он и Брэдли не могли выйти на связь друг с другом уже на протяжении двух дней, что подтверждало правоту Эйзенхауэра, который назначил командующим Монти.

То, что Паттон называл «поход для таскания каштанов из огня для других», как он и обещал Эйзенхауэру, было подготовлено к 22 декабря. «Мы должны проникнуть глубоко в самое нутро противника и перерезать все линии снабжения, – писал он своей жене. – Судьба немедленно призвала меня, когда стало плохо. Наверное, Господь сохранил мне жизнь для этой цели».

Но положение уже стало меняться в пользу американцев, благодаря их упорству и мужеству. На северном участке прорыва V корпус под командованием старого друга Эйзенхауэра «Ги» (Героу) оборонял Эльзенборнский хребет, собрав все, что было под рукой: пехоту, истребителей танков, саперов, но прежде всего, артиллерию. Им удалось отбивать атаки 12-й танковой дивизии СС Hitlerjugend на протяжении всей ночи 20 декабря и всего следующего дня. После того как сражение закончилось, перед их позициями насчитали 782 трупа немецких солдат и офицеров.

Монтгомери не оценил исключительную стойкость и отвагу американцев, крепко державших участки, на которых враг любой ценой рвался вперед. Вместо этого он сконцентрировал все свое внимание на тех упущениях, которые ему удалось обнаружить в Первой армии, и на своей роли по наведению в ней порядка. Фельдмаршал Брук боялся, как он будет вести себя после получения столь желаемого командования, и Монтгомери оправдал худшие его опасения.

На совещании с генералом Брэдли, состоявшемся в день Рождества, Монтгомери сказал, что дела шли плохо со дня высадки в Нормандии, потому что никто не прислушался к его советам. Закипающий Брэдли слушал молча. Из-за своей непробиваемой самонадеянности Монтгомери предположил, как и ранее в Нормандии, что молчание означает согласие со всем сказанным.

Брэдли пошел на встречу с Монтгомери, чтобы убедить его начать контрнаступление как можно скорее. Но на этот раз Монтгомери был, безусловно, прав, решив повременить. Мгновенная реакция Паттона, конечно же, привела немцев в замешательство, но атакуя всего лишь тремя дивизиями вместо шести, как хотел Эйзенхауэр, он только затягивал битву за Бастонь, а не завершал ее. Монтгомери будучи, как всегда, осмотрительным, хотел закупорить «мешок», а потом уничтожить. Он не мог назвать дату, так как не был уверен в благоприятной погоде, при которой к наступлению могли подключиться ВВС союзников.

Погода даже ухудшилась, значительно ограничив и те небольшие возможности ведения воздушных операций, которые были у союзников до этого времени.

Кроме бомбардировочного рейда на город Трир, который провели бомбардировщики Харриса, успехов, было не много. И не потому, что не было взаимодействия между ВВС союзных стран или желания совершать вылеты в таких сложных метеоусловиях. Конингем, новозеландец, который теперь командовал 2-м тактическим соединением Королевских ВВС, успешно сотрудничал с Кесадой. Небо расчистилось только 23 декабря. Через два дня наступило «ясное, холодное Рождество – прекрасная погода для того, чтобы убивать немцев», – писал Паттон в своем дневнике. И авиация не упустила своей возможности. Американские «тандерболты» П-47 и «тайфуны» Королевских ВВС начали хорошо скоординированную совместную наступательную кампанию, атакуя все наземные цели противника, в то время как истребители союзников отразили девятьсот самолетовылетов люфтваффе в первый же день наступившей летной погоды. Союзная авиация очень быстро установила полное превосходство в воздухе, и уже к концу недели люфтваффе могли совершать не более двухсот самолетовылетов в день.

9-е тактическая авиагруппа под командованием генерала Кесады вызывала восхищение наземных сил американцев за свою особую храбрость, но одновременно имела плохую репутацию из-за слабого ориентирования на местности и определения целей. В октябре, когда от нее требовалось атаковать ряд определенных позиций «Западного вала» в Германии, ни один самолет не смог обнаружить цель. Один бомбардировщик даже сровнял с землей шахтерскую деревушку Генк в Бельгии, убив при этом более 80 мирных жителей. 30-я дивизия понесла от своей авиации серьезный урон, когда подошла к Мальмеди. Уже в тринадцатый раз с момента высадки в Нормандии дивизию атаковали свои самолеты. Американские солдаты в шутку стали называть 9-ю тактическую группу «американскими люфтваффе». Это по-своему повторяло шутку немцев времен высадки в Нормандии: «Если летят англичане – прячемся мы; если американцы – прячутся все; если люфтваффе – не прячется никто».

1 января 1945 г. люфтваффе по приказу Геринга, напрягши все силы, атаковали аэродромы союзников, собрав со всех концов Германии почти 800 истребителей. Чтобы застать противника врасплох, они должны были лететь на самой малой высоте, чуть выше верхушек деревьев, чтобы быть вне зоны действия радаров союзников. Но чрезвычайные меры секретности при проведении операции «Боденплатте» означали, что многие пилоты не были проинструктированы, как положено, а немецкие зенитные части не были уведомлены. По некоторым оценкам, около сотни немецких самолетов были сбиты своими зенитками. Общее число потерь союзников составило около 150 машин, тогда как люфтваффе потеряли приблизительно 300, причем 214 немецких летчиков погибли, или попали в плен. Это было окончательное унижение «люфтваффе». Господство союзников в воздухе теперь стало подавляющим.

Как только немецкое окружение Бастони было, наконец, прорвано 27 декабря 1944 г., от Монтгомери потребовали начать контрнаступление к 3 января. Но фельдмаршал был по-прежнему одержим проблемой, кто кому подчиняется. Брук не зря волновался, потому что Монти начал опять поучать Эйзенхауэра тем же тоном, каким поучал Брэдли. «Мне кажется, – писал Брук в своем дневнике, – будто Монти, с присущей ему бестактностью, все время упрекает Айка в том, что не слушали его, Монти, советов! Слишком много “а я вас предупреждал”, что не позволяет создать столь необходимые дружественные отношения между ними». И снова Эйзенхауэр повел себя с ним недостаточно жестко, и это подтолкнуло Монтгомери в продолжение разговора написать ему отвратительное письмо, которое формулировало стратегию. Он настаивал, чтобы ему отдали 12-ю группу армий Брэдли.

Генерала Маршалла также раздражало то, что английская пресса поддерживает вечные амбиции Монтгомери, фактически призывая того к независимому командованию. Поэтому он написал Эйзенхауэру письмо, призывая его не делать никаких уступок. Это письмо и письмо Монтгомери побудили Эйзенхауэра составить радиограмму в Комитет начальников штабов, в которой говорилось, что если Монтгомери не будет заменен – лучше всего, Александером, – то Эйзенхауэр подаст в отставку. Начальник штаба Монтгомери Гинганд узнал об этом ультиматуме. Он уговорил Эйзенхауэра подождать сутки и отправился прямо к Монтгомери с уже готовым проектом извинений, в которых Монтгомери должен был просить Эйзенхауэра уничтожить предыдущее письмо. Монтгомери поставили на место, но только на время.

Использование Эйзенхауэром Третьей армии Паттона создало целый ряд побочных эффектов на юге. Деверс должен был занять оборону на том участке фронта, где прежде стояли войска Паттона, а это означало переброску войск с юга и то, что необходимо оставить Страсбург, чтобы выровнять линию фронта. Де Голль, с которым не посоветовались, узнав об этом, стал резко возражать. Намерение оставить Страсбург всего через месяц после освобождения угрожало стабильности его правительства. Политический подтекст оказался куда более значимым, чем думал Эйзенхауэр.

По настоянию Черчилля, 3 января в штабе Эйзенхауэра в Версале состоялось совещание с участием де Голля, Черчилля и Брука. В конце концов, Эйзенхауэр уступил и согласился, что нужно удерживать Страсбург, и де Голль так воодушевился, что немедленно составил проект коммюнике. Управляющий его кабинетом Гастон Палевски доставил письмо в британское посольство, чтобы сначала показать его послу – Даффу Куперу. Тщеславное заявление «звучало так, будто это де Голль созвал военных на совещание, на котором было разрешено присутствовать премьер-министру и Эйзенхауэру». Дафф Купер убедил Палевского сбавить тон.

Кольцо окружения вокруг Бастони было прорвано, и американские войска стали получать достаточное снабжение по воздуху, но когда немцы поняли, что не смогут дойти даже до реки Маас, то сосредоточили все усилия на штурме города. Гитлер между тем решил начать следующее наступление в Эльзасе, под кодовым наименованием «Северный ветер». Это был лишь отвлекающий маневр, который не имел особого успеха.

Контрнаступление Монтгомери началось 3 января. Сражение было жестоким, мешал сильный снег, но в исходе никто не сомневался. Четыре дня спустя, подавленное эго Монтгомери вновь вышло из-под контроля, когда он проводил пресс-конференцию. Черчилль дал «добро» на его выступление, так как Монтгомери обещал, что оно укрепит единство союзников. Но выступление имело совершенно противоположный эффект. Монтгомери, отдавая должное боевым качествам американских солдат и делая упор на свою верность Эйзенхауэру, дал понять, что руководил сражением практически единолично, а вклад англичан был решающим. Черчилль и Брук были в ужасе и немедленно «осудили негативные последствия интервью Монти». Черчилль выступил в парламенте, делая упор на то, что это было американское сражение, а вклад англичан был минимальным. Но отношения союзников уже были испорчены.

Англо-американский альянс также страдал в этот период из-за событий в юго-восточной Европе и решимости Черчилля «уберечь» Грецию от коммунистического правления. Крушение власти немцев в этом регионе, ускоренное продвижением Красной Армии в Румынию и Венгрию в октябре, вывело гражданскую войну в стране в открытую фазу. Греция была еще одним примером того, как Вторая мировая война перерастает в латентную Третью мировую войну.

Тяготы оккупации, наряду с голодом и экономической разрухой, привели к заметному полевению населения, которое было социально консервативным до войны. Произошел инстинктивный сдвиг влево, зачастую без четких идеологических предпочтений, который способствовал широкой поддержке движения ЭАМ-ЭЛАС. И хотя ведущей силой в движении были коммунисты, ЭАМ был полон политических противоречий, отражающих множество различных точек зрения, особенно касающихся вопросов свободы и построения социализма. Земельная реформа и эмансипация женщин были двумя другими вопросами, которые жарко обсуждались в обществе. Единственной общей основой для соглашения было то, что традиционная политическая система, в особенности монархия, не в состоянии решить те проблемы, с которыми столкнулась Греция. Даже лидеры компартии были расколоты и не уверены в том, идти ли к власти демократическим путем или взять ее силой оружия.

За несколько месяцев до «неудобных» договоренностей Черчилля, Сталин послал в Грецию военную миссию. Ей дали поручение предупредить Компартию Греции «принять геополитические реалии и начать сотрудничать с англичанами». Даже одного этого факта достаточно, чтобы объяснить, почему Сталин должен был прятать усмешку, когда рассматривал «процентное соглашение» Черчилля в Кремле.

Несмотря на предупреждение Сталина, антианглийские настроения в ЭАМ-ЭЛАС были невероятно сильны из-за поддержки Черчиллем короля Георга II, который намеревался вернуться в Грецию после ухода немцев. Английские офицеры Управления стратегических операций в начале года смогли организовать переговоры и положить конец борьбе между ЭАМ-ЭЛАС и некоммунистическим Республиканским греческим национально-демократическим союзом (ЭДЕС). Затем, в апреле 1944 г., ЭАМ объявил «революционные выборы», пытаясь в качестве правительства добиться определенной законности. Нет необходимости говорить, что на этих выборах могли победить только кандидаты от ЭАМ. Георгиос Папандреу отверг предложения ЭАМ-ЭЛАС стать главным кандидатом, так как не хотел быть фиговым листком, прикрывающим движение, которым исподволь манипулировали коммунисты. Вместо этого он стал главой греческого правительства в изгнании в Каире. Однако других политиков левого центра убедили принять участие в выборах.

ЭАМ-ЭЛАС усилили давление на всех несогласных, выставляя их предателями и врагами народа. Многих расстреляли. Коллаборационистское правительство в Афинах с одобрения немцев сформировало батальоны безопасности для борьбы с ЭАМ-ЭЛАС. На их террор ответили контртеррором. В Афинах городские партизаны ЭЛАС, с одной стороны, и батальоны безопасности и жандармерия, с другой, вели грязную войну, которая обострилась в марте. Многие бойцы ЭЛАС были схвачены и отправлены в Германию на принудительные работы. Батальоны безопасности пытались реабилитироваться, когда уход немцев из страны стал неизбежным. Заключенным чаще позволяли бежать. Греческому правительству в изгнании в Каире и англичанам было направлено сообщение, которое заверяло, что батальоны безопасности не будут препятствовать освобождению страны, а, напротив, будут приветствовать его.

В начале сентября их представители пытались прощупать почву для мирных переговоров с ЭАМ-ЭЛАС, но с ними отказались иметь дело, хотя большинство населения стремилось к прекращению насилия. Уличные бои продолжались. Немецкие войска, еще находившиеся в Греции, боялись, что наступающая на севере Красная Армия отрежет им пути отхода с Балкан. Те солдаты вермахта, которые не были немцами, а просто насильственно были мобилизованы в немецкую армию, стали массово дезертировать. Немецкое отступление началось в начале октября, и многие из отъявленных коллаборационистов тоже бежали на север, опасаясь быть расстрелянными «андартес» – греческими партизанами. ЭАМ-ЭЛАС пытались установить порядок, где только могли, чтобы утвердить свою роль в качестве будущего правительства, но ситуация на местах сильно различалась, в зависимости от района страны. Последние немецкие войска оставили Афины 12 октября, убрав с Акрополя висевший там флаг со свастикой. Огромные толпы людей вышли на улицы, когда появилась большая колонна ЭАМ-ЭЛАС, скандируя «лаократия» – «правление народа».

Прибывшие вскоре английские войска из состава III корпуса генерала Рональда Скоби, были встречены бурными приветствиями. Но английская политика по отношению к Греции была частично обусловлена монархическими симпатиями Черчилля, незнанием ситуации при оккупации и вытекающих отсюда политических реалий, и, прежде всего, намерением премьер-министра Великобритании вывести Грецию из сферы советских интересов. Георгиос Папандреу, который возглавил правительство национального единства, вначале включавшее некоторых членов ЭАМ, назначил в администрацию и ряд известных правых, связанных с батальонами безопасности. Черчилль не был склонен к компромиссу, особенно после своего соглашения со Сталиным. Он дал Скоби, не самому политически грамотному командиру, прямое указание жестко реагировать в случае нападения на английские войска. 2 декабря члены правительства от ЭАМ подали в отставку в знак протеста против приказа разоружить партизан. Правительство планировало сформировать Национальную гвардию, многие члены которой должны быть набраны из ненавистных батальонов безопасности. На следующий день, во время массовой демонстрации ЭАМ на площади Синтагма полиция открыла огонь, то ли от нервозности, то ли в ответ на произведенные выстрелы. Левые утверждали, что это было сделано намеренно, чтобы спровоцировать столкновение. В городе нападали на полицейские участки. Англичан не трогали, но Скоби послал воинские части занять город. Бойцы ЭЛАС открыли огонь по англичанам. В городе начались бои, ситуация стала выходить из-под контроля. Королевские ВВС выслали «бьюфайтеры» и «спитфайеры», которые с бреющего полета начали обстреливать позиции бойцов ЭЛАС. Это было катастрофической ошибкой. ЭЛАС начали массовые расстрелы семей реакционеров и брали заложников, как в Афинах, так и в Салониках.

Гарольд Макмиллан, который все еще был министром-резидентом в Средиземноморье, и сэр Рэкс Липер, британский посол, убедили Черчилля, что королю не стоит позволять вернуться до проведения плебисцита. Премьер-министр неохотно согласился на их предложение назначить регентом архиепископа Дамаскиноса. Георг, король эллинов, был в ярости и протестовал как против регентства, так и против Дамаскиноса. Американская пресса начала осуждать английскую политику, не стесняясь в выражениях. Наивно полагая, что борцы Сопротивления, воюющие против немцев, должны быть защитниками западной свободы, они закрывали глаза на убийства и притеснения, проводимые войсками Тито в Югославии, а также на насильственные действия Сталина против АК в Польше. Американские журналисты продолжали нападки на Черчилля как на империалиста, который игнорирует Атлантическую Хартию в вопросах самоопределения. Вместо 5 тыс. английских солдат, которых первоначально планировали ввести в Грецию для восстановления порядка, ввели около 8 тыс. – для разоружения партизан. Адмирал Кинг пытался воспрепятствовать использованию десантных кораблей для доставки еще большего количества солдат из Италии в Грецию.

Черчилль также подвергся резкой критике в Палате общин, но его страстная вера в то, что только он может спасти Грецию от коммунизма, заставила его в Сочельник лететь в Афины. Город был зоной боевых действий, поэтому он расположился на борту английского крейсера Ajax, стоявшего на якоре у мыса Фалерон. Архиепископ Дамаскинос, высокий, полный достоинства прелат, в полном греческом православном облачении, взошел на борт. Черчилль, который относился к Дамаскиносу очень подозрительно, был сразу очарован им. На следующий день Черчилль, Энтони Иден, Макмиллан и вся их свита были переправлены в бронированных машинах под усиленной охраной через сражающийся город к британскому посольству. Здание посольства, как заметил один историк, «напоминало осажденный аванпост во время “восстания сипаев в Индии”, где жена посла “руководила внутренними делами с храбростью и энергией, достойной имперской драмы викторианской эпохи”».

Конференция по прекращению огня началась в полдень в министерстве иностранных дел Греции. К конференции, на которой председательствовал Дамаскинос, присоединились делегаты от греческих фракций, а также американские, французские и советские представители. Черчилль ухватился за русского полковника Григория Попова и излишне ясно давал понять, что был счастлив иметь плодотворную беседу с маршалом Сталиным всего несколько недель назад. У Попова не было другого выбора, как показать, что это произвело на него должное впечатление.

Собравшимся пришлось ждать представителей ЭЛАС, задержавшихся на входе, поскольку не хотели сдать оружие. В конце концов, на собрании остался только один вооруженный человек – премьер-министр Великобритании, который пронес маленький пистолет в кармане. Черчилль пожал руку «трем оборванным уголовникам», как он позже их описывал. Он открыл собрание заявлением, что будет Греция монархией или республикой – решать только грекам. После этого он и все, кто не был греками, встали и покинули комнату, для того чтобы Дамаскинос мог продолжить.

На следующий день Черчилль узнал, что переговоры были жесткими и даже временами грубыми. Бывший диктатор генерал Николаос Пластирас, в какой-то момент даже крикнул одному из делегатов от коммунистов: «Сядь ты, мясник!» Дамаскинос объявил об отставке Папандреу с должности премьер-министра и назначении на его место генерала Пластираса, которому тоже пришлось уйти в отставку, когда выяснилось, что он предлагал немцам возглавить коллаборационистское правительство во время оккупации.

Бои в Афинах продолжалась и в новом году, когда партизаны ушли из города, не имея возможности выстоять против английских регулярных войск. Это была отнюдь не блистательная победа, и в ее результате пришло к власти отнюдь не либеральное правительство. Гражданская война в Греции, с жестокостями обеих сторон, продолжалась в тех или иных формах до 1949 г. Но агрессивное вторжение Черчилля, по крайней мере, спасло страну от судьбы северных соседей, которые более четырех десятилетий страдали от тирании коммунистов.

Бельгия, находившаяся в тылу войск союзников, тоже пережила серьезные беспорядки. Радость освобождения в сентябре 1944 г. осенью сменилась горечью и возмущением. Правительство в изгнании, возглавляемое Юбером Пьерло, вернувшись в Бельгию, не смогло справиться с проблемами страны. Полмиллиона бельгийцев были угнаны в Германию на принудительные работы, в стране была острая нехватка рабочей силы. Добыча угля снизилась в десять раз по сравнению с довоенным периодом, что означало постоянные перебои с подачей электроэнергии почти в течение всего дня. Железные дороги не работали, частично из-за того что подверглись бомбардировкам союзников, частично из-за разрушений немцами во время отступления.

Самым сложным было выявление и наказание коллаборационистов и предателей. Девяносто тысяч членов бельгийского Сопротивления были в ярости от неспособности правительства, которое провело всю войну в эмиграции, понять суровые реалии оккупации, и их гнев против тех, кто извлекал из войны прибыли. Военные власти союзников определили, что приблизительно 400 тыс. человек сотрудничали с оккупантами и только 60 тыс. из них арестованы. Многих отпустили к концу года, а представшие перед судом получили чрезвычайно мягкие приговоры.

Эйзенхауэр стремился восстановить спокойствие. 2 октября он издал приказ, в котором, отдавая должное храбрости бойцов движения Сопротивления, все же призывал их сдать оружие. Коммунисты, составлявшие значительную часть движения Сопротивления, Front de l’Independence (Фронт независимости), были настроены бросить вызов правительству. Пьерло предупредил Верховное командование союзников, что имеет сведения о планах коммунистического восстания, и англичане быстро вооружили бельгийскую полицию. В ноябре в Брюсселе были размещены английские войска для охраны ключевых зданий, когда коммунисты провели многолюдную демонстрацию с участием забастовщиков из других городов страны.

Но несчастья мирных бельгийцев еще далеко не закончились. Многие были убиты и ранены в Льеже и Антверпене самолетами-снарядами Фау-1 и ракетами Фау-2. Той осенью многим семьям удалось бежать из большинства районов, где шли бои, но в декабре, во время внезапного наступления вермахта в Арденнах, очень немногим мирным жителям удалось покинуть свои дома до того, как стремительное продвижение немецких войск сделало бегство невозможным.

Солдаты Пайпера из 1-й танковой дивизии СС убивали не только американских пленных. Они срывали злобу и на бельгийцах, которые так радовались уходу немцев три месяца назад. Наутро после резни в Мальмеди войска Пайпера вошли в Ставело и расстреляли девять мирных жителей. Но вскоре выяснилось, что их дальнейшее продвижение на север блокировано американскими войсками, а части 30-й дивизии США взорвали мост у них в тылу.

Эсэсовцы Пайпера, которые должны были прорываться к реке Маас, продолжали срывать злость на мирных жителях. В следующие дни были расстреляны около 130 мужчин, женщин и даже детей, семьями или группами. Около 3 тыс. мирных жителей погибло во время сражения в Арденнах, причем многие были убиты в результате артобстрелов и бомбардировок союзников. Наряду с тридцатью семью американскими солдатами, погибшими в Мальмеди, в результате налета бомбардировщиков Девятой воздушной армии, выбравших неверную цель, погибли 202 мирных жителя. Те, кто оказался запертым в Санкт-Вите, Уффализе, Ла-Роше, Сенле и других городах и деревнях, где шли бои, пытались прятаться в подвалах, но их дома рушились, заваливая жильцов, или сгорали от фосфорных бомб и снарядов. В Бастони от немецких обстрелов погибло не более двадцати человек, а авиация союзников этот город не бомбила.

Немецкие войска грабили местное население без зазрения совести, но войска союзников были не многим лучше. Иногда это было оправдано, когда войска оказывались в окружении без пайка, хватали одеяла, чтобы согреться, а простыни использовали вместо зимних маскхалатов. Но чаще это была циничная беспринципность войны. Ущерб, нанесенный городским строениям и коммуникациям, был более серьезным. Город Санкт-Вит был полностью разрушен, а выжившие местные жители, как и во многих других городах страны, остались без ничего.

Наступление в Арденнах обернулось для Германии серьезным поражением. Вермахт потерял здесь половину своих танков и артиллерийских орудий, понес тяжелые потери в живой силе: 12 652 человека убитыми, 38 600 ранеными и 30 тыс. – пропавшими без вести, большая часть из которых попала в плен. Потери американцев в этих боях на истощение составили 10 276 человек убитыми, 47 493 – ранеными и 23 218 – пропавшими без вести.

Страдания бельгийцев были велики, но у большинства голландцев дела шли еще хуже. Даже те, кто находился на освобожденной территории, голодали, как узнали канадские, английские и американские солдаты от тех, кто попрошайничал, или предлагал секс за еду. Ситуация с продовольствием значительно ухудшилась из-за затопления пахотных земель в результате преднамеренного разрушения немцами дамб с целью создания более эффективной обороны.

К северу от Мааса голландцы оставались под немцами до самого конца войны, в плену голода, которому способствовали оккупанты. Когда местные железнодорожники начали забастовку, чтобы помочь союзникам во время проведения операции «Огород», Артур Зейсс-Инкварт, австриец, возглавлявший рейхскомиссариат в Нидерландах, в ответ на это прекратил ввоз всех видов продовольствия. Население вынуждено было есть луковицы тюльпанов и свеклу, которые не забрали немцы. Дети были поражены рахитом, плохое питание стало причиной поголовных заболеваний, особенно тифом и дифтеритом. Зейсс-Инкварт прославился своей жестокостью в Польше, прежде чем прибыл в Голландию сразу после ее оккупации в 1940 г. После Греции Голландия была самой потерпевшей от мародерства страной Западной Европы. Уже к октябрю 1944 г. стало ясно, что страна находится в катастрофическом положении, созданном людьми, а не природными явлениями.

Голландское правительство в изгнании обратилось к Черчиллю с просьбой разрешить Швеции отправить продовольствие, но премьер-министр категорически этому воспротивился. Он полагал, что немцы просто захватят его себе. Но и Эйзенхауэр, и английские начальники штабов считали, что стоит рискнуть, и в течение зимы шведы доставили по морю в Амстердам 20 тыс. тонн продовольствия. Это сохранило жизнь многим, кто мог умереть от голода, но это была лишь капля в море. Английские начальники штабов, хотя и сочувствовали голландцам, не могли прекратить минирование немецкого берега и разрешить свободный проход судов через Кильский канал.

Королева Нидерландов Вильгельмина, отчаянно желавшая помочь своему народу, просила помощи у Рузвельта и Черчилля. Она просила изменить стратегию союзников и начать наступление в северной Голландии во избежание огромной гуманитарной катастрофы вместо того чтобы сосредоточивать войска для наступления в Руре. Но у немцев в Голландии были сосредоточены довольно крупные силы, которые, скорее всего, сражались бы до конца и, вероятно, затопили бы еще более обширные территории. Поэтому решили, что наступление в Голландии не приблизит, а отсрочит поражение Германии.

Но в апреле 1945 г. Черчилль был сильно напуган докладами о росте радикальных настроений у голландцев под влиянием коммунистов и потребовал организовать доставку в страну большого количества продовольствия. Немцев предупредили, что любая попытка остановить или направить не по назначению поставки продовольствия, посланного морем или сброшенного с воздуха, будет рассматриваться как военное преступление. Рузвельт всего за два дня до смерти дал свое согласие на проведение этой операции. К тому моменту, когда прибыла помощь, от голода погибло 22 тыс. мирных жителей Голландии. Цифра была бы значительно больше, если принимать в расчет умерших от усугубленного голодом отсутствия иммунитета.

Та снежная холодная зима и полузатопленные окопы ужасно сказались и на войсках союзников, хотя они и не страдали от голода. Потери от обморожения и «траншейной стопы» были почти равны потерям в ходе боев. Первая канадская армия после тяжелого периода, когда пришлось зачищать устье реки Шельда, была застигнута зимой на реке Маас. Воевать здесь было столь же трудно и смертельно опасно, поскольку немцы оборонялись на укрепленных дамбах высотой от трех до четырех метров. «Для идущих в наступление канадцев единственный путь лежал между дамбами через раскисшие поля, “безжизненные, как местное пиво”, – писал один остряк-артиллерист. – Укрыться было совершенно негде».

Канадские части были катастрофически недоукомплектованы, так как Королевское правительство Макензи боялось посылать на фронт солдат против их воли. В самой Канаде оставались силы, равные по численности пяти дивизиям, для охраны немецких военнопленных и разных мелких гарнизонных обязанностей. Это, конечно, вызывало огромное возмущение среди канадских добровольцев, которые продрожали в грязи и холоде всю зиму, самую сырую с 1864 г. Промокшая форма и снаряжение никогда не просыхали, а ботинки просто сгнивали. Условия жизни были невыразимо гнусными, так как войска в местах дислокации загрязняли отходами жизнедеятельности позиции и всю округу.

Боевой дух английской армии был также очень низким – частично из-за усталости от войны, цинизма и желания остаться в живых, когда война уже подходила к концу. Главной проблемой было дезертирство. В частях недосчитывались приблизительно 20 тыс. человек. Заставить солдат идти в атаку стало очень трудно, особенно против немецкой Первой воздушно-десантной армии генерала Штудента, которая воевала профессионально и агрессивно. Высшие офицеры прекрасно понимали проблемы с личным составом, не столь острые, как в канадской армии, но все-таки достаточно серьезные. Американцы презирали англичан за их нежелание нести потери, англичане же, как и немцы, критиковали американцев за то, что они не ходят в атаку, сначала не израсходовав огромного количества боеприпасов на артподготовку. Но английская пехота тоже неохотно шла в наступление без массированной огневой поддержки. В действительности все союзники, как на западе, так и на востоке по мере продолжения войны все больше попадали «в психологическую зависимость от артиллерии и авиации».

Глава 44.

От Вислы до Одера.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных