Недействительность юридической сделки. - Терминология. - Сделки несостоявшиеся и условные 2 страница

Хотя это весьма скудные основы для учения о недействительности сделки, но все же они много удобнее как исходные моменты для уяснения общего юридического строения обоих главных видов недействительности, чем совершенная неразработанность законодательства и опасное колебание терминологии, которое наблюдается в настоящее время.

В дальнейшем мы и попытаемся дать общему учению ничтожества сделки и ее последствиях то развитие, какое оно получило ввиду этой двойственности способов инвалидации сделки в западных системах.

I. Мы начнем с учения о недействительности сделки ipso jure, абсолютной.

Проект Гражданского уложения дает в ст. 88 Общ. полож. такую тезу: недействительны сделки, противные закону, добрым нравам и общественному порядку. Сделка признается противозаконной, когда клонится к достижению воспрещенной законом цели.

Мы выше сказали, что эпоха строгой подзаконности всего состава сделки есть обыкновенно ранняя в истории права (verba legitima, legis actiones). В отношении к некоторым видам сделок, actus legitimi, этот строгий характер их подзаконности удерживается и в позднейшие эпохи. Читая первый абзац ст. 88, мы невольно возвращаемся к этой поре строгой подзаконности сделок. Выраженное в общей руководящей норме, это положение не соответствует теперешнему строению сделок. В истории французской кодификации известна попытка Порталиса дать известной латинской поромии "qvi contra legem agit nihilagit" общее применение, соответствующее ст. 88 абз. 1-й в titre preliminaire. Но там этому положению думали дать общее применение только к нормам законозапретительным*(230). Оно было отвергнуто как излишнее и даже в этих пределах допускающее изъятия. Рядом с запретительными нормами закон знает нормы повелительные (императивные), коих несоблюдение хотя бы составляло акт несомненно противозаконный, отнюдь не влечет за собой необходимо ничтожество сделки и в массе случаев ограничивается теми или другими неудобными для лиц, действовавших вопреки легальной нормы, последствиями, кроме ее инвалидации. Нужно ли приводить массы примеров, в коих невыполнение легальной нормы ведет за собой штрафы (напр., ст. 1684 т. X, ч. I), эвентуальные невыгоды иного рода (напр., ст. 6, там же), обязательство вознаградить вред и убытки (ст. 569, 570) и проч.? Французский кодекс не содержит в себе общей нормы, подобной ст. 88 проекта. Мы полагали бы устранить указанную общую тезу ст. 88-й вовсе из состава проекта. Те или другие последствия нарушения легальной императивной или прогибитивной нормы (кроме уголовной) могут явствовать из существа сделки, быть связаны со специфическими признаками (как, напр., в ст. 1529 т. X, ч. I, а также сделки, противные добрым нравам и общественному порядку, по ст. 88 Проекта) или, наконец, всякий раз именно указываем в связи с данной нормой (напр., ст. 1023 т. X, ч. I).

Вопрос о недействительности сделок, противных добрым нравам, общественному порядку (ст. 88 Пр.), а также клонящихся к эксплуатации (извлечению для себя выгод) крайности, легкомыслия, неопытности другого в пользу свою или третьего лица (ср. ст. 64 Проекта*(231)), принадлежит в западных литературах (особенно французской и немецкой) к числу трудных и сложных проблем современной юриспруденции.

Уже те признаки сделки, которые более или менее общи для наших статей 64 и 88 и приведенной статьи 138 герм. Уложения (противны добрым нравам, общественному порядку, ведут к эксплуатации нужды, несчастья, слабости воли), возбуждают некоторые сомнения насчет компетенции суда гражданского по этим материям. Задача критики и толкования этих положений направляется в литературе немецкой и французской к тому, чтоб разграничить вопрос о недействительности сделки с указанными признаками, насколько это возможно, от исследования злой воли, преступных побуждений, которыми руководился субъект сделки. Если и там это не всегда легко и требует ясного сознания пределов, далее которых не может идти суд гражданский, то при осложнении переработанной с немецкого подлинника ст. 64 Пр. признаками злоупотребления, со стороны вовлекшего в сделку, принадлежащей ему властью или оказываемым ему доверием, мы уже совершенно входим в область вменимых виновнику законом преступных деяний. Немудрено поэтому, что наши редакторы не нашли для своей формулы ссылок под статью 64 ни в одном европейском кодексе гражданского права, указав ст. 138 нем. Улож., в которой подчеркнутых осложнений вовсе не имеется, и вынуждены были для этой будущей*(232) нашей практики искать образцов для рецепции в уголовных кодексах, чтобы внести признаки преступных деяний в кодекс гражданского права.

Если сделки, противные добрым нравам и общественному порядку, и наряду с ними, по существу вовсе им не противоположные, а лишь конкретно воплощающие те же черты противообщественности, сделки ростовщические, направленные на эксплуатацию нужды, несчастья*(233), слабости воли, будут подлежать, по данному законодательству, уголовному преследованию, то, нормально, наряду с карательными последствиями они будут признаваемы и ничтожными. Но и совершенно независимо от наличности данных, которые предполагают применение закона уголовного*(234), сделка, если это потребуется, подлежит инвалидации как ничтожная. Это ничтожество будет и в этом последнем случае d'ordre public, в том смысле, что оно вовсе не требует необходимо иска со стороны заинтересованного и отнюдь не будет исцелена, если заинтересованный такую сделку одобрит впоследствии или пропустит давностный срок для ее оспаривания.

Германская ст. 138 эту идею ничтожества, Nichtigkeit, nullite, а не опровержимости только, не Anfechtbarkeit, и выражает именно, объявляя все сделки, противные добрым нравам, общественному порядку, предоставляющие непомерные выгоды за вовсе не соответствующие им услуги, выговоренные в свою пользу или в пользу третьего эксплуататором крайности, легкомыслия или неопытности обязавшегося, ничтожными.

Когда мы берем статью 138 немецк. Улож. во всем ее составе, она дает законченное впечатление действительного ограждения социальных интересов против покушений своекорыстия и алчности людей, для коих институты гражданского права служат лишь маской для прикрытия вожделений совершенно антисоциального характера. Надо знать, какой борьбы, какого труда стоила надлежащая формулировка и проведение этого положения в состав кодекса, чтоб отнестись к этому делу с должным уважением и не позволять себе, по усмотрению, уродовать ее содержание и искажать весь его смысл произвольными манипуляциями.

Мы указали выше на смешение в ст. 64 Общ. полож. признаков состава преступления и сделки, на произвольное внесение одной из возможных причин*(235) нужды наряду с самой нуждой в состав условий инвалидации сделки. Но главнейший и наиболее серьезный упрек вовсе не в этом. Содержание статьи 138*(236) разбито надвое и обе части этого целого попали под разные титулы. Если статья 88 Общ. пол. дает основание признать ничтожество сделки, противной добрым нравам и общественному порядку, ничтожеством d'ordre public, то все операции ростовщиков, им же несть числа, по силе ст. 64 подходят под тип сделок, вовсе не отвергаемым правом, как ничтожные, а лишь допускающим опровержение со стороны потерпевшего, подобно опровержению силы сделки вынужденной или основанной на ошибке. Весь указанный состав признаков ростовщических сделок приравнивается в Проекте к волеизъявлению ошибочному, вызванному обманом (ст. 63), когда признание недействительности сделки происходит по требованию потерпевшего (там же). Статья 64 занесена под рубрику "Принуждение, ошибка и обман".

Если бы немецкие кодификаторы вместо ничтожества d'ordre public, наступающего ipso jure*(237), приняли смягченную форму недействительности, какую дает подобным сделкам ст. 64 Проекта Общ. положений, немецкие ростовщики, без всякого сомнения, воздвигли бы во славу их торжественный памятник. Если возможно раз опутать человека, попавшего в беду по легкомыслию, неопытности, то что же хитрого отвести ему глаза и еще раз обещанием ничтожных выгод, ценой которых он откажется от иска, признает силу сделки и никогда не выйдет из расставленных ему его благодетелями сетей*(238).

Итак все содержание статей 64 и 88 опять должно быть введено в ту органическую целость, какую оно имеет в составе art. 138 герм. гр. Уложения; или указанные в них положения теряют всю свою цену.

Но эта статья, объявляющая ничтожными сделки, противные добрым нравам или выговаривающие несуразные барыши эксплуататору за сравнительно мелкие услуги, в расчете на крайность, легкомыслие, неопытность жертвы хищника, сама по себе служит источником ряда затруднений и недоразумений практики.

Впереди всего идет вопрос о пределах противодействия неправильной наживе в указанных условиях. Следует ли ограничить применение ст. 138 одним денежным ростовщичеством? На это немецкая цивилистическая литература и практика отвечает расширением действия указанной нормы не только на денежное ростовщичество, но и на так назыв. Sachwucher, вещные сделки, дающие при тех же условиях тот же результат несуразной наживы непомерным угнетением и таким же подъемом действительной цены операции купли-продажи вещей. Такими же ростовщическими будут, по этому воззрению, чрезмерный гонорар врачу, адвокату, посреднику не только по имущественным операциям, но и в особенности по делам матримониальным.

Но не одними этими пороками сделки определяется, согласно art. 138 и нашим ст. 64 и 88, ничтожество сделки. Здесь условие порочности ее лежит в некотором субъективном моменте ее состава, в крайности, легкомыслии, неумелости субъекта.

Наряду с этим немецкое, французское и отечественное действующее и проектированное право ставят, в том или ином сочетании, объективные моменты, при наличности коих сделка станет также недействительной и тоже не в смысле ее спорности, а в смысле ничтожества ipso jure. Это главным образом тогда, когда она противна добрым нравам (gegen die guten Sirten, contra bonos mores, contraire aux bonnes moeurs*(239), или общественному порядку, ou a l'ordre public*(240)).

Вот здесь именно самый трудный, боевой пункт законодательства. Спрашивают, да разве нашему судье принадлежит не судебная только функция, а наряду с этим и цензура нравов? Где же свобода обмена, где личная автономия в области правоотношений, свободно установляемых гражданами в своих интересах? Где предел вмешательства внешнего в наши приватные интересы и расчеты?..

Эти вопросы и недоумения должны бы действительно возбуждать опасения и тревогу в общественном сознании, и именно за неприкосновенность гражданской свободы, вызывать протест против бесконтрольного вмешательства публичной власти в дела частные, если бы такие полномочия были предоставлены на личное усмотрение органов судебной власти без всякого постоянного руководящего отправления этой функции начала.

Ничего подобного, натурально, не представляет собой, в территориях применение ст. 138 и 1133, полномочие суда аннулировать юридический эффект сделки, противной добрым нравам и общественному порядку.

Нет никакого сомнения, что с этой задачей противодействия эффекту сделки не только прямо и под страхом ничтожества запрещенной законом, но и такой, которая противна добрым нравам и общественному порядку, компетенция гражданского правосудия заметно расширяется. Закон установляет только принцип, который распространяет влияние суда за пределы легальных норм. Те нормы, которые должны служить руководящими для судьи в этой новой широкой сфере его влияния, не составляют необходимо чего-либо нового, не существовавшего до этой минуты к общественном сознании. Если бы мы действительно открыли судье в этой области весь простор для применения его личных воззрений в вопросах, где сталкивается приватная автономия с требованиями общественного порядка или уважения добрых нравов, мы этим, конечно, поставили бы интересы гражданского правопорядка в полную зависимость от совершенно случайного и крайне непостоянного критерия. Существуют не только отдельные лица, но целые доктрины, которые требуют такой меры преобладания интереса социального над индивидуализмом, которую практически вовсе нельзя примирить с гражданской свободой. Также высоко считают иногда возможным поднимать и уровень требований чистоты нравов. И здесь, натурально, так же как в задачах социального совершенствования, суд не вправе руководствоваться одними личными или партийными программами того или другого органа гражданского правосудия. Таким образом поставленные задачи и давали пищу опасениям, обнаружившимся в литературе, в борьбе мнений, в дебатах, вызванных законодательной промоцией ст. 138 гражд. Уложения Германской империи в особенности*(241). Нет сомнения, что в сфере этих вопросов деятельность суда перестает быть только подзаконной, ибо закон установляет лишь принцип, коим предотвращается облечение в образ юридической сделки интересов антисоциальных или угрожающих чистоте нравов. Детальная разработка этого принципа принадлежит всецело судебной практике, и объективную основу суд находит не в нормах закона, а в правилах общежития, источник коих лежит в общественном сознании тех кругов лиц, коих ближайшим образом касается дело.

Такая практика, черпающая руководство из надежного, постоянного и притом живого источника, способна вместе со временем сама приобрести вполне устойчивый характер, составить таким путем предшествующую стадию для образования юридических норм и стать в этом смысле поистине творческой для правообразования силой.

В таком виде вмешательство суда в область приватной автономии вовсе не угрожает свободе обмена, не ведет к стеснению гражданской свободы, а лишь направляет ее на надлежащий путь удовлетворения того круга индивидуальных интересов высшего порядка, социальных и чистоты нравов.

Совершенно так же, как разнообразны круги лиц*(242), сознание коих служит для суда руководящим источником в этой практике, так же и свойство огражденных интересов может быть весьма различно. При этом содействие суда в ограждении интересов высшего порядка будет в практике проявляться не как положительный реквизит состава сделки, а именно только как противодействие вторжению в эту область влияний, противных чистоте нравов и общественному порядку, стало быть, отрицательным путем.

Для освещения вопроса мы возьмем некоторые образцы установившейся таким путем практики сделок недействительных, ничтожных ipso jure, по этому признаку опасности, которой они угрожают добрым нравам и общественным интересам, как их разумеет культурное общество нашего времени.

Итак, из области семейных отношений ничтожной будет сделка, по силе коей супруг обязывается за деньги содействовать разводу посредством отречения, напр., от права обжаловать неправильное решение суда, посредством отказа заранее от преследования виновной стороны. В этом же смысле ничтожны будут перед судебным органом соглашения супругов об отказе от супружеской верности.

Ничтожным почитается соглашение об уступке за деньги детей для их усыновления.

Не подлежит, под страхом ничтожества сделки, ограничению и отказу свобода гражданской личности в самых разнообразных ее проявлениях. Нельзя отречься за деньги от свободы выбрать или изменить религиозное исповедание в пределах, допустимых действующим законом, принять обет безбрачия или пребывание на продолжительное время во вдовстве. Недопустимо соглашение о подчинении себя опекунской власти другого лица, об отказе от свободы договорных сделок, от принадлежности к частным товариществам, от свободы выбора места жительства, от свободы экономической деятельности, напр., в виде заранее обещанного обязательного самоустранения от конкуренции в вопросах столкновения или борьбы за экономические интересы.

Ничтожными почитаются соглашения об обязательности лечения у данного врача или в данном лечебном заведении, так же как о подчинении себя производству операции под страхом имущественной ответственности за невыполнение такого обязательства.

Признаются ничтожными многообразные операции, направленные на монополизацию производств, предпринимательской или торговой деятельности в известной отрасли под страхом штрафов, с видами эксплуатировать публику насильственным повышением цен.

Ничтожными почитаются уговоры о передаче адвокатской клиентели за вознаграждение.

Вознаграждение, выговариваемое в свою пользу агентами по делам брачным, когда для успеха операции пускают в ход обманы, ложь, чувственное возбуждение, признаются тоже ничтожными.

Ничтожными признают суды условия, подчиняющие сценических деятелей произволу антрепренера.

Нередко мотивы сделки, сулящей крупные барыши за операции скандального свойства, угрожающие чистоте нравов, возбуждают деятельность суда и ведут к ничтожеству сделки. Тут есть, натурально, много незаконченного, спорного в деятельности судов, направленной к ограждению общества от укрепления силы сделок, опасных для чистоты нравов и интересов общественного порядка.

Нередко эксплуатация самая недостойная вредных промыслов не встречает надлежащей реакции, когда эксплуатируется публика иноземная, когда опасности подвергаются интересы, особенно экономические, иностранного государства*(243).

Нам надлежит обозначить характерные юридические черты ничтожества сделки. Их сводят к четырем главным:

а) действие этого вида инвалидации есть по существу непосредственное, в принципе не требующее никакого особого соучастия суда. Если бы, однако, простого отрицательного отношения к сделке в данных условиях не было достаточно, так что вопрос о ничтожестве возбуждал бы сомнение, то все содействие суда должно будет ограничиться признанием сделки ничтожной силой закона, констатированием ее ничтожества, nullite de plein droit, совершенно независимого от интересов стороны и ее иска об аннулировании сделки (Feststellungsklage), ибо в сделке ничтожной ipso jure нечего аннулировать;

b) эффект ничтожества не есть ограниченный стороной, искавшей его констатирования. Будучи в основе своей ничтожеством d'ordre public, оно в принципе действует не по отношению к определенному кругу лиц, а безотносительно, с абсолютной силой не только на самый акт, на сделку, но и на все возможные ее консеквенции*(244);

c) сделка ничтожная не может стать действительной посредством последующего ее утверждения, и это опять простая консеквенция того свойства ничтожества, что оно, по эффекту, абсолютно, существует для всех, а не для известного только круга лиц*(245). В силу этого никакое отдельно взятое лицо не способно восстановить ее эффект своим одиноким последующим утверждением;

d) наконец, к ничтожеству сделки не применяется как исцеляющее его средство истечение срока, который установлен для предъявления иска, как способа восстановить нарушенное право, т.е. к этому виду недействительности не может иметь приложения исковая давность. И это вполне понятно, ибо ничтожество сделки вовсе не зависит от предъявления спора, направленного против ее силы. Это ничтожество наступает само собой, находит себе применение при всякой попытке дать сделке эффект (при содействии суда, органов бесспорной юрисдикции, нотариата), прежде всякого иска. Стало быть, истечение срока исковой давности не может, для сделки изначала ничтожной, служить источником укрепления ее силы в дальнейшем*(246).

II. Другую категорию явлений недействительности сделки образуют те случаи пороков или недостатков ее состава, которые более или менее безразличны в смысле ее легальных реквизитов, но в то же время угрожают правам и интересам соучастника сделки. Если недостатки первого рода и по их природе, и по их эффекту правильно отличать признаком абсолютных, d'ordre public, поражающих весь эффект сделки в целом, а не относительно только определенного круга заинтересованных, то недостатки второго рода составляют и по своему свойству, и по эффекту явление, прямо противоположное первому типу ее пороков. Это категория сделок относительно ничтожных, недействительность коих частноправная, d'ordre prive.

Мы уже не раз имели случай говорить выше, в анализе положительных реквизитов волеизъявления, об этих возможных дефектах сделки, которые не обнаруживаются необходимо, а лишь эвентуально могут быть противопоставлены юридическому эффекту сделки, если заинтересованный найдет это нужным. Это прежде всего случаи волеизъявления, вызванного ошибкой субъекта сделки, принуждением, под влиянием которого он находился. Сюда же идут частью случаи обмана, симуляции, скрытой оговорки (reservatio mentalis). Нам надлежит здесь, в общем учении о недействительности сделок, точнее установить юридическую природу этого вида недействительности сделки и соответствующие ей особые способы ее инвалидации.

Главнейшие признаки этой категории пороков сделки, эвентуально поражающих ее эффект, заключаются в том:

a) что они не вызывают непосредственного эффекта обессиления сделки одной своей наличностью. Эту черту и обозначают в науке термином annulabilite, оспариваемость, в отличие от nullite в тесном смысле недействительности сделки ipso jure. Сейчас сделка действительна. Ее существование уподобляют, однако, больному, ненадежному организму, для которого всякое потрясение может быть опасно.

Выход из этого состояния двоякий. Если заинтересованный предъявит спор против сделки, она легко может после этого утратить весь свой юридический эффект. Возможен, однако, и такой выход. Никто не пользуется своим правом инвалидировать силу сделки, истекает срок, указанный для этой цели; тогда сделка крепнет, и из состояния выжидательного, ненадежного переходит в состояние бесспорно действительное, при том так, как бы в ней изначала не было никаких дефектов, никаких пороков, угрожавших ее существованию. И эта альтернатива наступает не ipso jure, а непременно при посредстве заинтересованного, его выраженным или молчаливым последующим воздействием на укрепление или инвалидацию силы сделки;

b) наряду с этим другая характерная черта для этого вида недействительности сделки заключается в том, что не любой третий и отнюдь не тот или другой орган юрисдикции ex officio, а лишь определенный круг заинтересованных в инвалидации сделки может достигнуть этой цели, или непосредственно отвергая силу сделки, о чем сейчас скажем, или оспаривая ее перед той или другой инстанцией; это ограничение круга лиц, способных инвалидировать сделку, дает основание отличать этот вид недействительности признаком относительной недействительности, тогда как первый род недействительности есть абсолютный. Будучи недействительной для одного, двух заинтересованных, сделка, пока ими не оспорена, сохраняет всю свою силу для любого третьего и воздействием третьего отнюдь не может быть инвалидирована;

c) в тесной связи с этими двумя характерными чертами этого вида недействительности стоит возможность устранить порок сделки отказом со стороны заинтересованного от принадлежащего ему права инвалидировать силу сделки. Эта устранимость угрожающего силе сделки порока есть одна из наиболее ярких отличительных черт так называемой оспариваемости сделки, annulabilite, Anfechtbarkeit, от ничтожества, nullite в тесном смысле, Nichtigkeit;

d) та же цель достигается молчаливым путем, когда заинтересованный, как указано в пункте а, пропускает срок, в который сделка может быть инвалидирована, или допускает истечение исковой давности, погашающей право иска. Эту черту можно обозначить признаком недействительности сделки преходящей, в отличие от недействительности постоянной или ничтожества в точном смысле.

Это наиболее простое противоположение двух видов недействительности сделки, которое в достаточной мере исчерпывает общие характерные юридические признаки*(247) явления ясно определившейся как в латинской, так и в современных системах двойственности типов бессилия сделки.

В этом учении нам остается сказать о методах инвализации сделки, т.е. о путях, которые ведут к этой цели, простейших и более сложных. Наряду с этим важен вопрос об объеме инвалидации, т.е. главным образом о двух ее видах, об инвалидации сделки во всем ее составе, или об инвалидации только частичной, т.е. объемлющей лишь отдельные моменты целого состава сделки (Пр. кн. I. Ст. 89). Этот вопрос ставит нашу задачу в очень тесную связь с общим учением о толковании юридической сделки. Насколько возможно, мы в дальнейшем коснемся этой трудной цивилистической проблемы, отмечая при этом прежде всего, что учение о толковании сделки только одной своей стороной касается задачи ее инвалидации. Общая цель и направление учения о толковании рассчитано на сохранение ее силы если не в целом, то хотя в частях.

Независимо от этого юридическая техника располагает многочисленными ресурсами, направленными к тому, чтобы сделка, которой нельзя удержать в силе, утрачивая то действие, на которое была рассчитана, не давала в результате имущественных ущербов для стороны, не виновной в причинении этого ущерба (Пр. кн. I. Ст. 66). Каждая из этих сторон учения о толковании сделки, направленная на возможное ограждение ее от грубых приемов и тяжелых последствий инвалидации сделки, найдет себе место или в общих положениях, или в детальном изучении явления. Здесь мы остановимся сначала на вопросе о методах инвалидации сделок вообще.

Мы уже имели случай указать выше, что в первоначальном строении сделки, типическим образцом коих могут служить строго обрядные сделки квиритской эпохи, абсолютизму реквизитов их состава соответствовало и безусловное их ничтожество, когда всех реквизитов для их юридического действия не оказывалось налицо. Точно так же при наличности их обрядного состава никакие ординарные средства защиты не могли первоначально предотвратить или устранить их эффекта, хотя бы в основе обрядностей лежала ошибка, насилие, обман. Только путем экстраординарного исследования, с прямым содействием высшего органа правосудия, возможно было, как бы актом помилования, уйти, избавиться от этих тисков неумолимо обрядной юстиции. Слабые следы экстраординарных способов охранения прав в случаях инвалидации сделки, - когда вслед за признанием сделки (брака) незаконной и недействительной участь потерпевших, в данном случае невиновного супруга, вовлеченного в брак обманом или насилием, и детей, рожденных от недействительного брака и записанных в метрические книги, ограждается от тяжких последствий инвалидации брака, посредством особого всякий раз ходатайства на Высочайшее Имя, в результате коего гражданское состояние этих лиц может быть оставлено неприкосновенным или восстановлено подобно restitutio in integrum преторской системы, - удерживались до последнего времени в нашей практике. Ныне этот экстраординарный порядок законом 1902 г. (об утвержд. правил об улучшен, положен, незаконнорожд. детей; Собр. узак. за 1902 г. N 62. Отд. 1, 2) удержан для восстановления гражданского состояния невинно потерпевшего супруга (см. указ. закон, III, нов. редакц. ст. 133 Зак. гр. Т. X. Ч. I, по изд. 1900 г.). Что же касается последствий инвалидации брака для детей, рожденных в оном, то к ним имеет быть применено положение ст. 131 указ. закона (дети от брака, признанного недействительным, сохраняют права детей законных). И, следовательно, к ограждению этих прав имеют быть поправлены ординарные гражданско-процессуальные средства*(248).

Преторская юрисдикция стала несравненно более чуткой к внутренним порокам юридической сделки, которая, при их наличности, может подлежать инвалидации не одними только экстраординарными средствами. К этой же цели, наряду с ними, отчасти в замену их, направлены сначала возражения (exceptiones), которые обязавшийся, должник по сделке, ответчик в процессе может противопоставить иску, доказывая принуждение, обман, ошибку, лежащие в основе сделки, а позже к той же цели ведут и прямые исковые притязания потерпевшего. Эти возражения, а впоследствии и целый ряд исков (actiones, напр., doli, quod metus causa), направленных на ниспровержение силы сделки (Anfechtung, annulation) стали в латинской, а затем и во всех новых системах ординарными способами инвалидировать сделки второго из указанных нами типов, т.е. типа относительно ничтожных, посредственно недействительных, опровержимых сделок. Эти ординарные процессуальные средства одинаково практиковались и в системе общего права, и на основании Code civ., и по австрийскому гражданскому уложению и по действующему т. X, ч. I (ст. 703), крайне скудному и подлежащему ныне замене статьями проекта, составляющими рецепцию старых западных образцов (Пр. кн. I. Ст. 65).

В тесной связи с пересмотром действовавших в Германии старых систем, с задачей отторжения от латинских образцов и выработки норм, возможно близко отвечающих практическим требованиям юстиции, уже в 1-м чтении Проекта Гражд. уложения для Немецкой империи, старый способ инвалидации сделок посредством исков и возражений со стороны аннулятора заподозрили именно в непрактичности. Практика опровержения сделок старым методом, особенно в территориях Code civil, заслуживала двоякого упрека. Если стороне, вошедшей в сделку по ошибке, под влиянием принуждения или обмана, приходилось оспаривать ее силу посредством иска, то на нее, как на истца, должна была вместе с этим падать тяжесть доказывания фактов. Это первое эвентуальное неудобство для лица, сделавшегося жертвой ошибки, обмана, насилия. Но отношения сторон могут принять и такую конфигурацию. Исполнения по сделке еще не последовало, а кредитор его-то именно и требует. Между тем сделка и, стало быть, самое требование, на ней основанное, может быть опорочено excipiendo, посредством возражения о порочности волеизъявления, вызванного насилием, обманом и проч. В этом случае неудобство для ответчика будет состоять в том в особенности, что не он, а истец выбирает время, когда предъявить иск, и выбор времени легко может оказаться совершенно подходящим для истца и неподходящим для ответчика. Недостаток старого метода лежит, очевидно, in modo procedendi, и смелая мысль редакторов первой кодификационной комиссии направлена к его исправлению (1-е чтение. § 114). Последующий пересмотр вопроса дал действительное обновление и обогащение всего института инвалидации сделок при наличности указанных пороков волеизъявления (см. особ, обширный и очень содержательный art. 143 нем. гр. Улож.*(249)).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: