Глава XV ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОРАЖЕНИЕ МЕНЬШЕВИКОВ

После 25 октября 1917 г. все течения РСДРП(о) – и центристы, и интернационалисты, и оборонцы – были едины в том, что захват власти большевистской партией стал политическим поражением меньшевизма. Однако в объяснении его причин они расходились весьма существенно.

Для центристов главным являлись “громадные объективные препятствия для быстроты развития революции и широты ее размаха”, а также “партийный раскол”. Интернационалисты настаивали на том, что “не фатальное стечение обстоятельств, не одни только непреодолимые условия привели к политическому разгрому меньшевистской партии, но и политика ее руководящих верхов”, которую они характеризовали как идущую вразрез с предвидениями партии, следующую за стихийным ходом развития и противоречиями революции и с опозданием регистрирующую ее этапы.

Что касается оборонцев, то те сводили основной урок “восьмимесячной революции” к необходимости встать на “единственный путь” – покончить с “т.н. интернационалистскими, а в сущности, большевистскими идеями” (возможность скорой мировой революции, отрицание потребности в национальном единстве, непризнание за российской буржуазией каких-либо способностей к революционному творчеству).

Подобный разброс мнений показателен не только как отражение многообразия бытовавших в меньшевистской среде взглядов и мнений (тем более что меньшевизм никогда не знал монолитного единства). Он знаменателен как начало организационного размежевания, завершившегося окончательным уходом из партии не только оборонцев, но и объединенных социал-демократов интернационалистов, “новожизненцев” и других. Резко сокращалась численность партийиых рядов. Ослаблялись и нарушались связи между центром и местными организациями. Падало влияние партии.

“Красный террор” и обусловленная им депрессия общества привели в дальнейшем к полному вытеснению меньшевистской партии из политической жизни страны, а затем и к ее самоликвидации. [c.323]

Смена курса

После того как Федор Дан от имени Центрального исполнительного комитета советов первого созыва сложил перед Вторым съездом [c.323] советов полномочия старого президиума, ЦК РСДРП(о) принял резолюцию, объявляющую “захват власти большевиками путем военного заговора насилием над волей демократии и узурпацией прав народа”. В качестве основной задачи момента выдвигалось “сплоченность всех пролетарских и демократических сил для предотвращения па грома революции или полного торжества анархии и противодействия натиску контрреволюции”. Органами такого сплочения, по мнения меньшевистского руководства, должны были выступать Комитеты общественного спасения для защиты республики, сформированные из представителей городских дум, советов и прочих демократических организаций как политических, так и профессиональных и армейских Основные лозунги – созыв Учредительного собрания и немедленное начало переговоров о заключении всеобщего мира.

Однако меньшевикам-оборонцам это решение показалось недостаточным, так что общегородское собрание в Петрограде поспешило отмежеваться от тактики ЦК. Единственно законным до Учредительного собрания признавалось правительство Керенского. Полагали необходимым создать “военно-политический центр... для решительных действий”, требовали “немедленного освобождения арестованных министров и других деятелей Временного революционного правительства и предания насильников и руководителей междоусобия революционному суду”.

В совместном заявлении фракции меньшевиков-интернационалистов Второго съезда советов и Комитета петроградской организации от 27 октября отмечалось: “Большевики, произведя накануне съезда, по заранее разработанному плану, государственный переворот, захватили власть именем советов, лишив их тем даже возможности обсудить самостоятельно вопросы о переходе к ним власти и мирной или насильственной формах этого перехода”. Собственную позицию, занятую на Втором съезде, меньшевики-интернационалисты объясняли тем, что их предложения о немедленных переговорах со всеми революционными организациями и социалистическими партиями о выходе из кризиса посредством образования общедемократического правительства и о прекращении военных действий на время этих переговоров были проигнорированы: “Мы не могли взять на себя ответственность за этот акт гражданской войны... Мы ушли, чтобы повсюду работать во имя сплочения всей революционной демократии”.

Призыв к прекращению демократической междоусобицы и к солидарному отпору попыткам контрреволюции “использовать положение для того, чтобы потопить в крови пролетарское движение и покончить с опасно раненной революцией”, вызывал раздражение и у оборонцев, и у центристов. Ведь он, по сути, молчаливо предполагал инкорпорацию большевиков в демократический лагерь. Не случайно Скобелев счел нужным предупредить: “Надо всегда помнить твердо, что контрреволюция проходит не только в правые двери, но и в слишком левые”.

28 октября ЦК принимает решение о недопустимости каких-либо соглашений с большевиками относительно совместной с ними организации власти. Однако уже вечером того же дня начались переговоры [c.324] представителей общественных организаций и социалистических партий под эгидой Всероссийского исполнительного комитета союза железнодорожников (Викжель), который ультимативно потребовал прекращения гражданской войны.

В совещании участвовали представители восьми партий и девяти организаций: Викжеля, Комитета спасения (в число делегатов от Комитета входили и наблюдатели от ЦК партии народных социалистов, который “не нашел возможным делегировать своего представителя в совещание, где будут участвовать большевики”), городского самоуправления, почтово-телеграфного союза, ЦК служащих государственных учреждений, Совета народных комиссаров, ВЦИК Советов второго созыва, центральных комитетов РСДРП(о), большевиков, эсеров, а также меньшевики-интернационалисты, объединенные социал-демократы интернационалисты, левые эсеры и др.

Мартов и Дан представляли различные грани тактической линии партии. Первый констатировал наличие тупика. С одной стороны, “власть, созданная методом вооруженного солдатского восстания, власть одной партии не может быть признана страной и демократией”, а с другой – “если большевики будут побеждены силой оружия, то победитель явится третьей силой, которая раздавит всех нас”. Осознание этого, сказал он, должно было лечь в основу начавшихся переговоров. Если Комитет спасения и Совет народных комиссаров согласятся на разоружение и перемирие на базе признания демократической власти (т.е. вне коалиции с представителями буржуазии), вопрос о личном и партийном ее составе станет второстепенным.

Дан, указывал на антидемократический характер переворота, счел нужным подчеркнуть, что только этим может быть объяснено одно, на первый взгляд, парадоксальное обстоятельство: большевистский террор еще не коснулся буржуазии, а из присутствующих уже мало кто мог быть уверенным, что не сегодня – завтра этот террор не будет обращен на него. Условиями любого соглашения с большевиками, по его мнению, могли быть только: ликвидация последствий заговора, роспуск Военно-революционного комитета, признание Второго съезда советов не состоявшимся. Дану претила мысль о вхождении в правительство большевиков, тем паче что, по его саркастическому замечанию, найти желающих сотрудничать с теми, кто несет ответственность за события последних дней, будет крайне трудно.

30 октября ЦК принимает резолюцию “О власти”, фиксирующую исходную позицию партии на переговорах. Главным в ней было предложение, “ввиду отказа большевиков от соглашения и очевидной неспособности их своими силами организовать управление страной”, создать Всероссийский комитет объединенной демократии, включающий в себя представителей всех социалистических партий и демократических организаций. Именно последнему предстояло, “оставаясь на почве стремления к мирному выходу из кризиса путем соглашения с большевиками”, подготовить создание “однородной демократической власти, которая могла бы быть признана всей страной и за которой стояли бы пролетарские и демократические массы”. [c.325]

Таковы были предварительные условия переговоров, выдвинуты партийным большинством во главе с Даном. Никакой информации насчет характера прений в ЦК не сохранилось, но по одной реплик Мартова о том, что его участие в выработке резолюции не означает согласия со всеми ее положениями, можно понять, что оно было непростым.

Тональность продолжившихся под патронажем Викжеля переговоров определили вновь вспыхнувшие бои в Москве и под Царским Селом, аресты и расстрелы в Петрограде, закрытие либеральных газет и журналов. “Это не война, а безумие”, – заявил Мартов. Он призвал всех присутствующих заявить, что даже “признавая вооруженную политическую борьбу”, они “никогда не признают для себя допустимым террор и гарантируют неприкосновенность всех участвующих в переговорах”. Единогласно приняв резолюцию о прекращении террора совещание высказалось и относительно позиции меньшевистского ЦК. При этом мотивы отказа от вхождения в кабинет были охарактеризованы как не соответствующие реальному соотношению сил в стране.

Дан неохотно отступил. Он заявил, что меньшевистская партия, выступая против правительства с участием большевиков, согласна поддерживать правительство с большевистским представительством лишь “постольку, поскольку оно не будет прибегать к агрессивным мерам”. Однако это заявление не нашло понимания собравшихся. Тогда Дан согласился обсуждать персональный состав правительства, не исключая кандидатуры большевиков, и предложил партнерам по переговорам составить особую комиссию для конструирования власти. Предложение было принято без возражений.

Признав, что в создавшемся положении “все другие соображения должны отступить на задний план перед необходимостью во что бы то ни стало не допустить продолжения кровопролития, междоусобия в рабочей среде и разгрома рабочего движения”, ЦК РСДРП(о) постановил “принять участие в попытке организовать однородную власть, включающую в себя социалистические партии от народных социалистов до большевиков”.

Эта переломная для политического курса меньшевиков резолюция от 31 октября привела к резкому обострению внутрипартийных отношений. Десять членов и три кандидата в члены ЦК (как оборонцы, так и центристы), сочтя данное решение “гибельным”, подали в отставку. В этих условиях ЦК решил ускорить экстренный съезд партии, а меньшевики-оборонцы сделали шаг к организационному оформлению раскола: не отказавшись от участия в съезде, они в то же время намеревались созвать собственную конференцию.

К внутрипартийным дебатам подключился и вернувшийся с Кавказа Церетели, Отвергнув большевистский террор и большевистские декреты, он вместе с тем заявил, что “отказ от соглашения лишил бы демократию многих элементов, которые могут быть чрезвычайно полезны”. Он выдвинул формулу, которая могла бы, по его мнению, сплотить партию: “Власть однородная, демократическая, с включением социалистических партий... Не будем говорить, что большевики [c.326] не войдут будем и говорить – соглашение во что бы то ни стало”.

Смена партийного курса была закреплена решениями Чрезвычайного (декабрьского) съезда партии. По всем вопросам, включенным в повестку дня – о текущем моменте и задачах партии в Учредительном собрании, мире и перемирии, единстве партии, рабочем контроле, об отношении к советам, органам местного самоуправления и общественным организациям, об областной автономии, – каждое из течений представило свою точку зрения. Разногласия носили характер тактический. Наиболее резко выступали центристы, к этому времени ставшие меньшинством, и оборонцы. Однако чаще всего проходили – иногда большинством в один голос – резолюции по проектам интернационалистов.

Считая потенциал революции далеко не исчерпанными, а ее основные задачи нереализованными, Мартов так обозначил направление новой партийной политики: “Не назад от большевистского переворота к коалиции, а вперед к осуществлению намеченных, но неосуществленных задач путем восстановления единства пролетарского движения и координации сил пролетарской и мелкобуржуазной демократии. Что же до коалиции с буржуазией, то в создавшихся условиях она возможна лишь на “трупах пролетарского движения”. Именно этим он объяснял популярность лозунга “от народных социалистов до большевиков”. Этим обосновывал и требование построить всю тактику партии “как длительную борьбу вокруг идеи суверенности Учредительного собрания по мере роста конфликтов внутри большевиков”.

Отметив, что партийное единство может быть обеспечено только “на принципиальной основе самостоятельной классовой политики пролетариата и признания международной солидарности верховным принципом классовой борьбы”, съезд объявил “единство политических выступлений представителей партии” – равно как и “единство организаций” – необходимыми условиями выполнения партией ее задач, Съезд счел абсолютно недопустимым и наказуемым любые “самостоятельные политические выступления против решений соответствующих правомочных партийных организаций”. Столь суровых Дисциплинарных ограничений меньшевики никогда ранее не выдвигали.

Должны ли члены партии участвовать в работе местных советов, если те превратились в органы большевистской власти? Если да, то нужно ли входить во ВЦИК второго созыва, присоединившись к левым эсерам и объединенным социал-демократам интернационалисты и придавая ему тем самым образ многопартийной репрезентативной организации, потенциально соперничающей с Учредительным собранием? Как войти в советы, когда те грубо попирают права органов местного самоуправления? А может, лучше держаться в стороне от советов, участвуя лишь в органах местного самоуправления и Комитетах спасения? Вот наиболее болезненные и острые вопросы, стоявшие перед съездом.

Для интернационалистов советы продолжали оставаться “центрами Революционных сил демократии” и основной ареной борьбы за [c.327] реализацию их политического курса. Они доказывали необходимость участия в советах “в целях воздействия на массы, противодействия большевистской диктатуре и проведения политики соглашения”. Утверждалась недопустимость участия в боевых организациях (независимо от их политической окраски), поскольку они “стоят на почве применения военной силы и отрицательно относятся к политике соглашения внутри демократии”. Что же касается ВЦИК, то интернационалисты считали участие в нем нежелательным, хотя и не исключали наступления такого момента, когда оно станет единственным “средством предупреждения катастрофического разрешения большевистского кризиса”. Все эти идеи четко резюмировал Мартов; “Наша политика соглашения дает возможность безболезненного перехода от революционного периода к нормальному демократическому строю. Эта политика содействует превращению советов в органы нормального политического давления”.

Именно такое понимание роли советов – как органов политического давления, а не власти – объединяло различные партийные течения. Поскольку советы становятся властью, постольку участие в них недопустимо. Вот почему в качестве основной задачи выдвигалось “сплочение сил демократии около органов самоуправления и Учредительного собрания”. В то же время членов партии призвали оставаться в советах, запретив вступать в советские административные учреждения там, “где они стали органами большевистской власти”. Одновременно им разрешалось участвовать в органах местного самоуправления, дабы предотвратить превращение их в инструмент большевиков или -контрреволюции. Во всех случаях исключалось любое сотрудничество в военно-революционных комитетах и комитетах спасения, “не принимающих соглашения всей демократии”.

Принятие этих решений обеспечило в конечном счете объединение интернационалистов, центристов и части революционных оборонцев в новое партийное большинство. Возглавляемое Мартовым и Даном, оно призвано было добиться соглашения всей демократии и тем самым предотвратить гражданскую войну.

Разумеется, некоторые элементы этой новой политической линии были далеко не новы, Меньшевизм всегда выступал в качестве умеренного крыла российской социал-демократии. Он всегда ощущал себя ответственным за политическое воспитание рабочих, а с начала войны и особенно революции – за экономическое положение страны и ее государственную целостность. В то же время в новом самоопределении партии содержалось много того, что с трудом принималось не только ее правым крылом, но и центристами. Это прежде всего непреклонная решимость нового большинства не быть вовлеченным в губительную братоубийственную войну против рабочего класса; готовность признать захват власти большевиками выражением настроений пролетариата (пусть и чреватых самыми серьезными последствиями); безбоязненный разрыв с теми, чье бездействие породило октябрьский взрыв.

Для многих подобная смена курса казалась абсолютно неприемлемой. 22 человека, среди них лидер оборонцев А.Н.Потресов и его сторонники, воздержались от голосования при выборах в ЦК, [c.328] объяснив, что делают это “ввиду того, что основные резолюции, принятые съездом, находятся в резком противоречии со всей меньшевистской тактикой”. К ним присоединился ряд видных деятелей (Г.Батурский, Б.Богданов, П.Гарви, К.Гвоздев, Л.Гольдман, К.Ермолаев, С.Зарецкая, В.Левицкий и Ф.Юдин).

28 ноября – – 6 декабря все они приняли участие в происходящем параллельно общепартийному съезду совещании оборонцев, которое определяло их позицию по обсуждаемым на съезде проблемам. В последний день своей работы совещание избрало Временное бюро оборонцев, в него вошли: Потресов, П.Маслов, Левицкий, Богданов, Юдин, Колокольников, Дементьев, Либер, Гвоздев, Батурский и др.

Фактически Временное бюро стало альтернативным избранному 7 декабря, после многочисленных фракционных совещаний и межфракционных переговоров, новому составу ЦК партии (Мартов, Дан, Горев, Церетели, Чхеидзе, Мартынов, Войтинский, Астров, Пинкевич, Семковский, Майский и др.). В обращении ЦК констатировалось: “Восстановление единства демократии предполагает тактику, не исключающую возможности соглашения с большевиками, поскольку за последними идут рабочие массы и поскольку большевики проявят готовность отказаться от антидемократической политики насилия. Признание необходимости такого соглашения вызвало заявление группы делегатов съезда (в том числе и 10 членов бывшего ЦК) об их расхождении с большинством съезда и коллективный отказ этих членов бывшего ЦК участвовать в ответственных органах партии. Избранный на съезде новый состав ЦК не может не высказать своего сожаления по поводу того, что в наиболее тяжелой для партии обстановке, когда ей приходится быть на положении гонимой и нести все последствия отчуждения широких рабочих масс, которые надо вновь завоевывать, на другой день после политического поражения, испытанного ею на выборах (имелись в виду выборы в Учредительное собрание. – Авт.), видные партийные работники оставляют свои посты”.

Между тем Петроградский комитет оборонцев (ПКО) и Временное бюро поспешили довести до партии свою альтернативную точку зрения. Они также приняли решения: о выпуске специальной газеты с материалами Чрезвычайного съезда партии и специальных агитационных листовок, направили своих докладчиков в районные организации, приступили к переговорам об объединении с плехановской группой “Единство”. Комитет делегировал своих представителей во Всероссийский союз защиты Учредительного собрания. Входившие в число последних Богданов и Левицкий сформулировали основные положения резолюций Союза: “За немедленное открытие Учредительного собрания” и “против попыток запрета демонстраций в честь Учредительного собрания”. Вскоре после этого они были арестованы и помешены в Трубецкой бастион Петропавловской крепости, где пробыли до конца января 1918 г.

ЦК в свою очередь предпринял ряд мер, направленных на преодоление раскола. Представители всех течений, в том числе и оборонческого, вовлекаются в работу различных комиссий (по внешней политике, выработке основных законопроектов, общеполитической, [c.329] аграрной), разрабатывавших документы для социал-демократической фракции Учредительного собрания и готовивших материалы для бюро печати. Резолюция ЦК “О защите Учредительного собрания призвала все партийные организации инициировать созыв беспартийных рабочих конференций для образования рабочих союзов или комитетов. Вслед за этим С.Ежов, по поручению ЦК, ставит на заседании Петроградского комитета оборонцев вопрос о воссоздании в столице единой организации и укреплении партийных рядов.

В ответ Бюро оборонцев предлагает ПК принять резолюцию, “которая, признавая принципиальную желательность объединения сил социал-демократии, отстаивала бы проведение его в жизнь лишь при условии единства ближайших политических задач”. 31 декабря совещание представителей Бюро ЦК и КПО принимает “план ликвидации параллельных организаций и воссоздания партийного единства в Петрограде”. [c.330]

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: