Социальная практика большевизма 1917–1920 гг. и ее последствия

Реализуя свои программные установки в соответствии со специфическим видением и пониманием стоящих перед страной проблем, большевики действовали энергично и напористо. Стремление “целиком и сразу” решить давно назревшие и перезревшие вопросы первостепенной социально-экономической важности (мир – народам, земля – крестьянам, фабрики – рабочим) первоначально обеспечило режиму довольно широкую социальную поддержку. В результате осуществления комплекса радикальных новаций (смысл которых сводился к тому, чтобы сосредоточить в руках государства рычаги вначале регулирования, а затем и управления экономикой) были созданы предпосылки движения страны по неиспробованному тогда пути некапиталистической модернизации. На этом пути страну поджидали неисчислимые трудности и подводные камни, обойти которые в итоге не удалось. Проводимая с необычайной размашистостью чистка “авгиевых конюшен” старого строя сметала порой и несущие конструкции, без которых не может обойтись любое общество, задевая жизненно важные органы его функционирования.

Решающим стратегическим моментом, определившим судьбу большевистского социального эксперимента, было разрушение плюралистической структуры общественных сил как главного источника социального самодвижения, той структуры, которая трудно, в противоречиях и борьбе складывалась на рубеже XIX и XX веков. В экономической сфере это выразилось прежде всего в том, что большевики “не поладили” с рынком, не смогли подключить его к реализации идеалов социальной справедливости, начертанных на знаменах Октября. Правда, происходило это не так прямолинейно, как можно это сегодня прочитать во многих публицистических трудах. [c.402]

В результате национализации частных коммерческих банков, аннулирования внутренних и иностранных займов, национализации крупнейших предприятий и ключевых отраслей производства механизм капиталистического предпринимательства был заблокирован в своих действиях против новой власти и ее политики. Заблокирован, но отнюдь не уничтожен. Право частной собственности как таковое не было отменено. При проведении национализации мелким собственникам, вкладчикам и акционерам полностью возвращали их вклады. Продолжало существовать право наследования и право собственности на недвижимость в городах. Сохранялись в принципе возможности компенсации капиталистам за национализируемые предприятия. В любой момент можно было пустить в ход замороженную систему циркулирования акций и других ценных бумаг. В апреле 1918 г. специальным декретом Совнаркома было подтверждено намерение советской власти при благоприятных условиях разрешить отчуждение (свободное движение, переход из рук в руки) акций капиталистических предприятий, вознаградить в ходе национализации владельцев акций. Указывалось также, что последние “получат право на дивиденд, после того как выплата его, приостановленная законом 29.Х11.1917, будет разрешена”. Начались переговоры с представителями крупного отечественного и зарубежного капитала о преобразованиях в стране в духе государственного капитализма.

Итак, на первых порах – до лета–осени 1918 г., когда страну охватил пожар гражданской войны, усугубленный интервенцией бывших союзников и кредиторов России, новая власть старалась сочетать в своей политике два резко различающихся способа действий. Первый – в духе “красногвардейской атаки на капитал”, решительного овладения рычагами экономики: второй – в стремлении к более медленному, менее болезненному переходу к новым отношениям при сохранении предпосылок для отступления на “экономическом фронте”. В противоречивой совокупности указанных двух моментов были заложены зерна разновариантного хода преобразований с возможностью (в зависимости от условий) или форсировать этот процесс, или же придать ему черты плавности, постепенности. Все еще надеясь на “мировую революцию”, большевики сохраняли поле для маневра в плане темпов, сроков и методов “строительства социализма”. И даже в разгар гражданской войны, наступая на полях сражений, они не прочь были продемонстрировать готовность на оговоренных условиях отступить на “фронте экономики”. Достаточно вспомнить о согласованной с Лениным ноте наркома иностранных дел Г.В.Чичерина от 4 февраля 1919 г. Принимая предложение президента США В.Вильсона начать переговоры, большевистское руководство выразило ответную готовность вновь признать аннулированные иностранные займы прежних правительств, предоставить иностранному капиталу концессии, обсудить территориальные проблемы и вопрос о границах.

Вместе с тем временный эффект, достигаемый “кавалерийским наскоком” на капитал, укреплял иллюзию большевиков относительно неограниченных возможностей применения волевых диктаторских методов в экономике, других областях жизни общества. Основные [c.403] элементы политики “военного коммунизма” – переход в собственность государства практически всей промышленности, включая среднюю и мелкую; централизация и бюрократизация всей системы производства и распределения в стране; запрещение частной торговли; установление карточной системы снабжения населения и фактическая; ликвидация денег; продразверстка как насильственное и фактически безвозмездное изъятие у крестьян всех излишков хлеба и других сельскохозяйственных продуктов; всеобщая трудовая повинность; натурализация и уравнительность в оплате труда – дали необходимый большевикам эффект в условиях превращения страны в осажденную крепость. Но они же укрепили губительную иллюзию относительно возможности, действуя сходными методами, перейти непосредственно к коммунизму уже в мирных условиях, в одиночку, в обстановке изоляции от остального мира. Так победы на фронтах гражданской войны оборачивались поражением РКП(б) как политической партии, вышедшей из недр российской социал-демократии и являвшейся первоначально органической составной частью мирового рабочего и социалистического движения, но затем круто изменившей свою политическую судьбу.

Российская экономика и тесно связанные с ней другие формы социального общежития, пройдя через горнило братоубийственной войны и будучи втиснутыми в жесткие “военно-коммунистические” структуры, были во многом обречены на необратимость перерождения в духе государственного псевдосоциализма. В той же мере неотвратимыми становились и крах большевизма как политического течения, его трансформация в партийно-государственную структуру авторитарно-репрессивного характера.

Большевизм как политическое течение исчерпал себя, сгорел и огне неразрешимых противоречий в первые несколько лет пребывания РКП(б) у власти. Далее мы можем говорить об истории уже другой партии, хотя и сохранившей некоторые внешние атрибуты прежней партии революционной диктатуры, ориентированной на движение к социализму в рамках общемирового революционного процесса, но загнанной обстоятельствами и замкнувшей себя в тиски политического сектантства внутри страны и изоляционизма на международной арене. [c.404]

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: