Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Ночь пятая. Часть 3 5 страница




— Честно и без увиливаний, — подтвердил Оле-Лукойе.

— Тогда…

— Погоди, — Чондэ вскинул вверх руку с пустым стаканом, — налей мне выпить. Разговор будет долгим…

— Молочка? — Исин отодвинул стул, поднимаясь из-за стола.

— Я же сказал, что он будет долгим…

— Чай? — молодой человек привстал на цыпочки, чтобы достать чашку с верхней полки. — Кофе? Потанцуем?

— Пиво, водка, полежим, — усмехнулся Оле, — долгий, Исин. Здесь надо что-то крепче чая.

Исин поставил чашку на стол, прикрывая её ладонью, и упер вторую руку в бок, с укором посмотрев на Оле-Лукойе, как частенько смотрят родители. Чондэ же будто и не замечал этого взгляда, он продолжал вертеть пальцами стакан, невидящим взглядом наблюдая, как тот поблескивает в свете кухонной лампы.

— У меня нет ничего покрепче, — неуловимо пожал плечами Исин, тоном своим намекая на то, что алкоголь в его доме не приветствуется, — я ведь не пью.

— Это ненадолго, — усмехнулся Оле, вытягивая руку и наклоняясь вперед за кружкой, — и раз тебе нечего мне предложить, значит предлагать буду я. Возьми себе тару и присаживайся.

Исин уже хотел категорически отказаться, пресекая тем самым любые уговоры, но чашку себе все-таки достал, решив, что в случае необходимости сможет залить туда что-то не алкогольное. Оле же в это время потянулся в карман, и молодой человек подумал, что сейчас оттуда достанут бутылку, но нет, Чондэ из кармана ничего не достал. Наоборот, он, кажется, что-то туда положил. Это действие было не столько незаметным, сколько непримечательным. Одно из тех, на которые не обращаешь положенного внимания. Все вышло быстро и ловко, как у карманника.

Чжан уселся на стул, пальцем подтягивая к себе кружку, чтобы было проще контролировать её содержимое. Оле-Лукойе чуть подался вперед, непривычно сутуля спину, отчего уперся грудью в край стола. Одна рука придержала пальто, давая возможность второй беспрепятственно выскользнуть из кармана. Оле поднял уставшие глаза на Исина и щелкнул пальцами. На краю стола появилась бутылка с белой этикеткой, обрамленной черными полосами по краям, и красной надписью «Red Stag», которую венчали оленьи рога. Исин попытался вглядеться в название бренда на горлышке бутылки, но Чондэ порывисто схватился за бутылку, принимаясь отворачивать крышку.

Молодой человек немного нахмурился, передергивая плечами. Сейчас усталость Оле больше походила на затяжное похмелье. В его действиях не было привычной размеренности и спокойствия. Он делал все импульсивно, нервно. Отвернул крышку непослушными пальцами и тут же кинул её на стол, подтянул к себе кружку и небрежно плеснул туда содержимое бутылки, будто бы это был не алкоголь, а вода.

— Будешь? — Оле чуть качнул бутылкой в сторону Исина, прежде чем закрыть, потому что не был уверен в отказе.

— Что это? — насторожено спросил Чжан. — Виски?

— Почти, — неопределенно качнул головой Чондэ, — бурбон. Так они его называют, но, на мой взгляд, это лишь жалкая пародия для привлечения молодежных масс.

— И зачем тогда пьешь его?

— Вкус приятный, — пожал плечами Оле, — хочешь попробовать?

Как принципиальному человеку в делах алкогольных, Исину никогда не доводилось пробовать бурбон. Впрочем, никто и не предлагал. Для молодежи, ставящих во главу желание напиться, денежный вопрос всегда стоит первым. Никогда не было ценителей, которые готовы были потратить деньги на что-то качественное, потому что не было среди них никого, кто бы посреди вечеринки уселся в кресло-качалку возле камина, зажег бы себе сигару, и наслаждался бы бурбоном. Любопытство взяло верх. Исин неопределенно пожал плечами и толкнул пальцами кружку в сторону Оле. Чондэ улыбнулся, плеснув немного на донышко, и отправил чашку обратно.

Исин поднес кружку к носу, принюхиваясь. Алкоголь как алкоголь. Он ничем не отличался. Исин чувствовал только резкий запах и больше ничего.

— Ты, наверно, сейчас в том возрасте, когда молодые люди пьют, только для того, чтобы напиться, — Оле закрыл бутылку, отставляя её от себя, — только смысл совсем не в этом.

— А в чем тогда?

— В процессе, — Чондэ обхватил кружку пальцами и откинулся на спинку стула. — Пьют, как и курят, совсем не ради красивой финалочки. Здесь важен процесс, без него ничего не имеет смысла. Когда-нибудь ты это поймешь, а может быть никогда, в любом случае, к тому моменту, как ты пристрастишься, напиться ты уже не сможешь. В этом тоже есть своя ирония, потому что иногда действительно хочется.

Оле-Лукойе горько улыбнулся, отхлебывая из кружки, и, блаженно выдохнув, откинул голову, прикрывая глаза.

— Хорошо, черт возьми…

— Разве алкоголь не существует именно для того, чтобы напиваться? Чтобы сбежать от реальности… так они говорят.

— Реальность, Чжан Исин, такая штука, что от неё как не беги, сбежать не удастся. Однажды откроешь глаза, а реальность вот она, никуда не делась.

— Тогда можно и не пить, — фыркнул Исин, — алкоголь на вкус так себе, а сбежать все равно не выходит. Какой смысл?

— В том, чтобы не напиваться, — Оле мотнул головой, словно пес, убирая со лба непослушную челку. — Главное, поддерживать нужную кондицию легкого опьянения, этого вполне достаточно, чтобы размыть многие границы на пути к твоему разуму и душе.

— Тебя так от одного глотка…? — с сомнением спросил Исин, приподнимая бровь.

Оле-Лукойе тихо засмеялся, но ничего не ответил. Он чуть сполз по стулу, удобнее устраиваясь, да так и остался сидеть с запрокинутой головой и по-глупому довольной улыбкой на губах. Исин в этом молчании задумчиво вертел в руках кружку и таки нашел в себе силы сделать маленький глоток. Бурбон прокатился по горлу обжигающей волной и обдал жаром грудь, остывая лишь в животе. Лицо Исина исказилось, словно от боли. На языке все еще отчетливо чувствовался терпкий алкогольный привкус, уничтожающий сознание своей отвратительной стойкостью. Чжан уткнулся лбом в стол, так и не закрыв рот, потому что от этого привкус бурбона ощущался меньше.

— Хорошо, — протянул Оле-Лукойе, выпрямляясь, — в такие моменты действительно чувствую себя счастливым… что не скажешь о тебе.

— Я в порядке, — Исин поднял голову, страдальчески смотря на Оле своими чуть покрасневшими слезящимися глазами.

— Ты слишком бурно реагируешь на бурбон, — усмехнулся Чондэ, — возможно, тебе действительно не стоит пить. Так… о чем ты хотел узнать? Задавай вопросы, я готов на них отвечать.

— Я немного не готов их задавать, — пробормотал Чжан и снова уткнулся в стол, — кажется, забыл, что хотел у тебя спросить.

— Дать тебе еще время? — предложил Оле, отхлебывая из своей кружки. — Можем поговорить о чем-то другом. Например, как у тебя дела? Как облагораживание дома проходит?

— Да как-то не очень, — вздохнул Исин, — мне нужно было упаковать вещи, которые я заберу с собой, да прибраться, но я проспал целый день. И если честно, я все еще хочу спать. Погоди, я ведь и сейчас сплю?

— Технически… да.

— Боже, что ты со мной сделал? Я даже во сне хочу спать, — страдальчески застонал Исин.

— Прости, это, наверное, моя вина, не стоило открывать черный зонт, но обстоятельства…

— Да, — остановил его Исин, — обстоятельства. Ты поступил так, как поступил. И все.

— Мне бы стоило сделать это раньше, на самом деле…

— Мы об этом не говорим.

— Точно, мы об этом не говорим, — понимающе кивнул Оле, смотря на дно своей чашки, где плескался бурбон.

Исин задумался, пытаясь припомнить все вопросы, которые копились в его голове с первой ночи. Сейчас почему-то ни один не лез в голову. Если бы Исин знал, что так будет, он бы записал все на листе бумаги, но он всегда думал, что если у него будет шанс спросить, таких проблем не возникнет. Вопросы всегда возникали в неподходящий момент, а когда момент подходящий, вопросов больше нет.

— А помнишь, я сказал тебе, что не исполняю сексуальных фантазий? — Чондэ усмехнулся, покачивая кружку в своих руках. — Похоже, что все-таки исполняю.

— Оле! — вскрикнул Исин, не желая снова вспоминать тот момент.

— Да, прости-прости. Вспомнилось просто…

— А… — Чжан попытался быть невозмутимым, но нервная неестественная поза выдавала его с потрохами, — что вообще входит в твои обязанности?

— Ну, — Оле задумчиво вскинул голову, созерцая потолок, — показывать деткам сны.

— Только детям?

— Нет, бывает и взрослым, но, как правило, чаще я открываю над ними черный зонт. Это напоминает им о том, что их ждет…

— И что же их ждет?

— То же, что и всех нас, — вздохнул Оле, — меня, правда, во второй раз…

— Оле! — вскрикнул Исин, раздраженно топая ногой. — Без увиливаний! Четкие ответы на четкие вопросы!

— Глупые ответы на глупые вопросы, — в тон ему ответил Чондэ. — Здесь нет ни тайны, ни увиливаний, все предельно просто и прозрачно. Я бы даже сказал, очевидно, но ты почему-то не хочешь видеть ответ, который у тебя под носом. Мне стоит на него указать?

— Будь добр.

— Что ждет нас всех, Чжан Исин? Что неизбежно для любого из нас? Что является завершением всего?

Исин задумчиво нахмурился, опуская взгляд вниз. Ответ, наверное, был слишком очевиден, чтобы казаться правильным. Думалось, будто здесь есть подвох. Исин боялся ошибиться.

— Смерть? — тихо произнес он.

— В десятку, Чжан Исин. И что сложного?

— Смерть… — эхом повторил молодой человек, все так же разглядывая свои пальцы. — Та карта… это ведь карта Смерти. 13 аркан. Что она означает?

— О, — задумчиво протянул Оле, — этот вопрос посложнее. У неё много значений.

— Что она означает для тебя? — уточнил Исин, чтобы Оле-Лукойе опять не ускользнул от вопроса, потому что отвечать на него он хотел меньше всего.

— Для меня?

Чондэ сунул руку в карман и очень медленно, будто с трудом, вытащил оттуда карту, которую принялся разглядывать, как если бы у него не было ответа на заданный вопрос, и он пытался отыскать его прямо сейчас. Он долго разглядывал карту в своей руке, изучая её так, словно видит впервые, после чего небрежно бросил на стол.

— Для меня это всего лишь напоминание, — пожал плечами он.

— Напоминание о чем?

— Много о чем. О смерти, о жизни, о боли. О том, что когда-то я был человеком, о том, что сейчас я не совсем человек. О том, что мне снова предстоит встретиться со Смертью. И, безусловно, о том, что мы с ней не очень-то отличаемся друг от друга. У нас с ней одна суть.

— Что это значит? Одна суть… в каком смысле?

— В том смысле, что сон и смерть имеют общую суть, — Чондэ чуть наклонился вперед, — мы со Смертью как два брата. Я — младший.

— Звучит… устрашающе, — выдохнул Исин, после долгой паузы. — Так вы… на самом деле… братья?

— Нет, конечно же, нет, если ты говоришь о кровной связи, — мотнул головой Оле, — нас связывает нечто иное.

— Что?

— Слишком много вопросов, Чжан Исин.

— Ты же сказал, что ответишь на все, — воспротивился Исин, — это не честно.

— На некоторые вопросы у меня нет ответов, — Оле-Лукойе прикрыл глаза, проводя по закрытым векам большим и указательным пальцами.

— А на какие есть?

— На другие.

— Тогда… чем эта карта так страшна?

— Тем, что это карта Смерти.

— Это должно привести меня в ужас?

— Тебя? — Оле засмеялся. — Тебя — нет, а вот других — да.

— Ты опять говоришь загадками, — обреченно простонал Исин. — Неужели сложно сказать все как есть?

— Ты даже не представляешь насколько…

— Просто скажи мне, в чем её назначение. Пугать людей?

Оле-Лукойе продолжительно выдохнул и сцепил руки в замок. Тайна, которую ему предстояло открыть, тяготила его. Он пытался найти в себе силы рассказать все, только это было слишком сложно. Это неизбежно подводило к открытию той правды, которую Исин знать бы не хотел. Оле схватил кружку и в несколько глотков осушил её, словно бы это могло придать ему сил и не чувствовать ни вины, ни уколов совести за все им содеянное, и за то, что сделать ему предстояло.

Исин ждал. Он видел метания на лице Чондэ, только не понимал их причины. Ему казалось, что не было ничего сложного в том, чтобы рассказать все как есть, приоткрыть немного завесу тайны. От правды еще никто не умирал. И чем больше Оле тянул, тем нетерпеливее был Исин. Хотелось прикрикнуть, поторопить Оле с ответом.

Чондэ устало прикрыл глаза, проводя руками по лицу. Он был сыт по горло всем этим. Он сам заварил эту кашу, и теперь думал лишь о том, что было слишком самонадеянным брать на себя такую ответственность. Его светлые порывы как всегда все изгадили.

— Эту карту получает тот, кто прошел через смерть.

— Вроде черной метки?

— Что-то вроде…

— И у многих есть такая карта?

— Только у меня.

— Хочешь сказать, что ты единственный, кому удалось…

— Нет, — мотнул головой Оле. — Это слишком сложно, чтобы объяснить. Она — символ моего перерождения. Это значит, что я взял на себя определенную ответственность, получил определенные возможности, но уже не как человек. Она делает меня неприкосновенным. Это значит, что до истечения моего контракта, мне не суждено умереть.

— Круто, — усмехнулся Исин, — значит, ты действительно неуязвим?

— Круто? — вскинул бровь Чондэ. — Это вовсе не круто. Знаешь почему?

— Почему?

— Потому что меня все еще можно ранить и я чувствую боль, — спокойно произнес Оле, смотря на Исина холодно, — это значит, что меня можно жестоко пытать многие годы, и я не умру. Это самое жестокое, что можно было придумать, потому что какой бы адской и невыносимой боль ни была, я не смогу спастись от неё. Иногда, Чжан Исин, смерть не является наказанием. Иногда, она является спасением.

Молодой человек застыл. Улыбка быстро стерлась с его губ. Оле говорил так, словно бы ему уже доводилось проходить через что-то подобное. В его словах нельзя было усомниться, потому что он говорил со знанием дела.

— Знаешь, — еле слышно выдавил Исин, — теперь твои слова меня действительно пугают.

— Так и должно быть, Чжан Исин, — мягко улыбнулся Оле-Лукойе, — потому что это действительно пугающе.

— Вот только…

— Что?

— Я все еще не понимаю, что приводит в ужас людей, когда они видят эту карту?

— То, что они видят на ней, полагаю…

— И что же они видят?

Чондэ положил ладонь на карту, закрывая её от Исина, который уже собирался взять её в руки, чтобы получше разглядеть, и подтянул к себе. Он не хотел, чтобы карта лишний раз попадала в руки Исина, потому что именно сейчас Чондэ осознавал всю опасность происходящего для него. Даже просто посиделки с Чжан Исином в одном замкнутом пространстве уже ставили под угрозу.

— Что ты видишь на ней? — Оле-Лукойе вскинул руку с картой вверх, внимательно следя за реакцией Исина.

Молодой человек подался чуть вперед, чтобы лучше разглядеть карту, но вопреки ожиданиям, на ней все было, как и раньше. Всадник, люди, римская цифра 13, и неразборчивая надпись, в которой только интуитивно угадывалось имя.

— А что я должен увидеть? Все, как и раньше, всадник, люди, твое имя… но от этого волосы дыбом не встают, понимаешь?

— Лицо всадника тебе знакомо?

— Да, — Исин чуть прищурился, чтобы убедиться, что разглядел все правильно, — это твое лицо. Только это ни капли не отвечает на вопрос, что такого пугающего видят на ней люди.

— Полагаю, что свою смерть, потому что я вижу именно её…

Чжан Исин непонимающе посмотрел на Оле, безмолвно спрашивая, что в рисунке могло бы указать на его смерть. В расшифровке символов Исин никогда не был силен.

— Во всаднике, — со вздохом добавил Оле, и попытался убрать карту раньше, чем Исин снова взглянет на неё, чтобы осознать смысл сказанных слов, только Чжан все же успел посмотреть на лицо всадника, чтобы убедиться, что не ошибся.

Не было никакого понимания ситуации, мозг просто не работал так быстро, зато страх охватил сразу же, сжимая горло тонкими пальцами так, что даже дыхание перехватило. Исин отшатнулся назад, поднимаясь со стула, который чуть не перевернулся, зацепившись ножками за стол.

— Что это значит, Оле? — только и смог выдавить Исин, опасливо смотря на Чондэ, который прижимал карту ладонью к столу.

Оле не отвечал. Просто смотрел на Исина своими черными глазами и пытался найти нужные слова, чтобы не испугать Чжана еще больше, только со стороны это выглядело совсем иначе. В голове Исина детали складывались в совершенно другую картину, выводя на заведомо ложную дорогу правды.

— Я спросил тебя, что это значит, Оле! — властно произнес Исин, но при этом затравленно смотрел на Чондэ. — Неужели… нет, я… ты ради этого пришел? Потому что собираешься меня… кто ты такой?

— Оле-Лукойе, — спокойно произнес Чондэ.

— Оле-Лукойе, — с усмешкой повторил Чжан. — Конечно, ты всего лишь Оле-Лукойе. Ты с самого начала не вызвал у меня доверия, но теперь, знаешь… все это… просто в голове не укладывается.

— Успокойся, Чжан Исин, — потребовал Оле, переворачивая карту, — это не самое пугающее, что тебе предстоит услышать.

— Да? Неужели? То есть, меня совсем не должно пугать, что у моей смерти твое лицо?

— Да, потому что я понятия не имею, почему ты видишь именно меня, — пожал плечами Оле, — это может совсем не значить, что именно я твоя смерть. Дело может быть в том, что ты просто видишь кому принадлежит эта карта. Посмотри на неё внимательнее… ты уверен, что там мое имя?

Исин сделал осторожный шаг к столу, чтобы посмотреть на придвинутую к нему карту. Нет, имя по-прежнему принадлежало Чондэ, сомнений не было. Даже несмотря на неразборчивость букв, теряющихся в изящных завитках, Исин почему-то был уверен, что там написано именно «Ким Чондэ».

— Да, оно твое, — подтвердил молодой человек и отступил назад, — и что?

— А то, что нет там никакого имени, — Оле перевернул карту рубашкой вверх. — По крайней мере, не было. В любом случае, могу сказать, что мое имя видишь только ты.

— А ты чье имя видишь?

— Твое…

— Что? — вскрикнул Исин и, зажав рот рукой, отвернулся, вскидывая голову. — Я не понимаю… что происходит? Оле, какого черта?

— Слишком много вопросов, — прошептал Чондэ, — ты уверен, что хочешь знать на них ответы?

— Уже поздно включать заднюю, — Чжан оперся на стол, с силой ударив по нему руками. — Просто скажи мне, что это значит?

— Я не знаю, — пожал плечами Оле.

— Да неужели?

— Да, Чжан Исин, в этом мире есть вещи причин которым я не знаю, и твое имя на этой гребанной карте одна из них. Там всегда было написано «Смерть». 165 лет на этой чертовой карте было написано «Смерть», а потом там вдруг появилось твое имя! И если ты жаждешь услышать ответ, то я могу назвать только одну причину тому, почему здесь твое имя.

— Какую?

— Ты, Чжан Исин, и есть гребанная Смерть! — прокричал Чондэ, неудачно дергая рукой. Бутылка бурбона вдребезги разбилась об пол, растекаясь мутно-желтой лужей.

Молодой человек медленно опустился на стул, не сводя взгляда с Оле-Лукойе. Его слова были абсурдны. В них не было ни намека на правду. Он мог поверить в существование Оле-Лукойе, в то, что все происходит во сне, но не в то, что он Смерть. Нет, это лишь глупое предположение, такого не могло быть.

— Вздор, — отрезал Исин, как бы обрывая свои метания, — я вижу там твое имя, но почему-то не устраиваю сцен о том, что Смерть это ты.

— Это не могу быть я…

— Почему? Что-то я не видел там приписку мелкими буквами под звездочкой «Ким Чондэ не может быть Смертью». Я не знаю, как устроена вся эта ваша сверхъестественная байда, поэтому мне ты можешь наплести что угодно…

— Но это не изменит того факта, что ты видишь на этой карте то, чего видеть не должен. Я знаю, как это выглядит, Чжан Исин, и поверь, я сам хочу найти другие причины тому, почему именно твое имя и твое лицо я вижу на этой карте, но… их нет.

— Ты просто не хочешь…

— Хочу, — оборвал его Оле, — а теперь послушай меня внимательно. У меня больше нет причин отрицать и не верить в это, потому что я здесь, я видел, на что ты способен. Эта карта не является доказательством, потому что единственное доказательство всему это ты. Это твоя судьба, Чжан Исин. И сколько бы ты это не отрицал, как бы сильно не старался увильнуть от этого, у тебя просто нет выбора. Это не то, что мы можем выбирать. Выбор всегда делают за нас.

Исин сжал зубы, прерывисто выдыхая. Ему казалось, что он готов разбить Оле нос, потому что тот несет чушь. Какой бы ни была правда, нельзя вываливать её вот так на голову кому-то, и верить, что она будет принята.

Молодой человек не нашел ничего лучше, чем схватить кружку, оказавшуюся под рукой, и одним глотком осушить её. Горло снова обожгло, только в этот раз Исин не обратил внимания ни на это, ни на отвратительный привкус на кончике языка, потому что злость и негодование полыхали в нем.

— С меня хватит, — выдохнул Исин, с грохотом опуская чашку на стол.

— Сядь, — властно потребовал Оле, и взгляд его стал непроницаемо холодным, — и послушай, что я тебе скажу, потому что выбора у тебя в любом случае нет.

Уголки губ Чжана раздраженно дрогнули, но он послушно опустился на стул, складывая руки перед собой, потому что Оле-Лукойе по-прежнему был пугающим со своим стальным тоном.

— Можешь верить мне, а можешь нет, дело твое. Я буду очень рад, если окажусь неправ, но вероятность этого ничтожна мала. Тебе предстоит стать Смертью, что означает, ты будешь следующим, кто наденет черный плащ.

— Плащ? Это вроде как должность? Такая же как Оле-Лукойе, да?

— Да, — спокойно ответил Чондэ.

— Тогда почему бы не найти кого-то другого? Я не подхожу для этого, разве не видно?

— Послушай, Чжан Исин! — Оле придвинулся ближе к столу. — Не ты выбираешь, кем тебе быть. За тебя все давно решено. Ты не можешь отказаться или уволиться, у тебя нет такого права. Даже несмотря на то, что мы похожи, ты стоишь на ступень выше меня. Я обычный человек, который волею судьбы оказался в рядах королевской армии. Ты — наследный принц.

— Что это за сказочка такая? — нахмурился Чжан.

— Я просто хочу сказать, что ты был рожден стать Смертью. Твоя душа росла и развивалась лишь ради этого момента, — голос Оле-Лукойе зазвучал очень мягко, — в тебе огромная сила. Ты можешь стирать с лица земли города, страны. Ты в праве решать, кому жить, а кому умереть. Ты в меру жесток, чтобы убивать, и милосерден, чтобы спасать. И в этом вся соль. В выборе, которого у тебя по сути нет. Ты волен делать то, что считаешь нужным, но в свое время ты поймешь, что есть определенный порядок вещей, который нарушать не стоит, как бы сильно не хотелось. И это не имеет отношения ни к жалости, ни к злости. Каждое твое решение — как круги по воде, которые могут стать цунами. Тебе предстоит оценивать каждую душу, чтобы решить, кому дать второй шанс, а кому не давать ни единого, и не ради одного человека, а ради общего порядка вещей. В свое время, тебе, возможно, предстоит решить и мою судьбу.

— Твою судьбу? — тихо поинтересовался Исин. — Разве она не решена?

Оле-Лукойе тяжело вздохнул, ерзая на стуле. Разговор перешел к сути, но от этого легче не становился. Исин внимательно слушал то, что ему говорят, и это все еще было для него чем-то отстраненным, как описывать вселенные прочитанных книг и просмотренных фильмов, которые никогда не соприкоснутся с реальностью. И все равно, где-то на глубине глаз молодого человека мелькал огонек испуга, когда он думал об ответственности, об обязанностях, которые свалятся на него. Принимать решения самому — его самая слабая сторона. Он не готов был взять ответственность за свои решения, какими бы они не были. Именно этот фактор наводил Исина на мысль, что это одна сплошная ошибка. Он не создан для чего-то столь великого.

— Понимаешь, дело в том, что я не такой как ты, — Чондэ осторожно подбирал каждое слово, чтобы все было предельно простым и понятным. — Я не рождался, чтобы стать Оле-Лукойе. После смерти я ждал суда. Да, представь себе, — он усмехнулся своим же словам, — есть страшный суд, где твою душу оценят. Взвесят все за и против, чтобы решить, есть ли смысл тебе переродиться или твоя душенька того не стоит, и её нужно утилизировать. Мир, знаешь ли, полон прогнивших душ, чтобы множить их, давая второй шанс. Поэтому, оценивается каждый твой шаг, каждое слово, каждая мысль. Сколько раз ты сказал бранное слово, скольких бабушек перевел через дорогу, скольких котят снял с дерева и скольких девочек дернул за косичку. Учитывается все. И так, пока твоя жизнь не разобьется по двум чашам весов. Однако, бывают такие, очень редко, но бывают, как я, например, у кого ни одна чаша весов не перевесила другую. Знаешь, что это значит?

— Баланс? — предположил Исин.

— Это означает «ничего». Это не минус и не плюс. Это ноль.

— Разве это плохо?

— Не столько плохо, сколько непонятно. У них есть неизменный порядок, одна из чаш весов обязательно должна перевесить, обычно так и бывает, но если она этого не делает, надо разбираться, в чем дело.

— А в чем, собственно, проблема? Ноль это не плюс, но и не минус, что явно лучше.

— Ноль это ничто, пустота, тупик. Я знаю, с твоей точки зрения это выглядит странно, ведь куда проще дать второй шанс, чем усложнять себе жизнь этими копаниями в чужой душе, вот только такие души как моя… пропащие. Они могут оказаться и абсолютным плюсом, и абсолютным минусом. Могут стать матерью Терезой, Иисусом или Гитлером, Иудой, кем угодно. Их развитие непредсказуемо. Оно ставит под угрозу весь порядок вещей, поэтому нужно разбираться. Вот так и становятся Пасхальными Кроликами, Зубными феями. Я стал Оле-Лукойе. Заключил контракт, и каждые 13 лет являюсь на ковер, где решается моя дальнейшая судьба. Вот уже 12 раз ни одна из чаш весов не перевесила. Даже не знаю, как на это реагировать. То ли я действительно пропащий, то ли они просто не хотят терять такого ценного работника как я.

— Скорее всего именно это, — тихо засмеялся Исин, — сейчас же такие проблемы с подбором кадров, что просто некому доверить такую тяжелую работу. Может быть, кто-то действительно подкидывает камешки в чаши твоих весов… Это возмутительно, знаешь ли. Будь моя воля, я бы дал тебе второй шанс.

— Возможно, именно твоя воля и будет в следующий раз, — тихо пробормотал Оле.

— А? — не понял Исин.

— Знаешь, что больше всего пугает меня в этой истории?

— Что ты уже 12 раз проваливаешь один и тот же тест?

— Что я не знаю, когда тебе предстоит стать Смертью. И я боюсь думать о том, что появление твоего имени означает приближение этого момента. Мне снова предстоит встретится со Смертью через 9 лет, чтобы она решила мою судьбу. И я боюсь, что в этот раз, мою судьбу будешь решать ты.

Голос Оле-Лукойе еле заметно подрагивал. Он поднял свои уставшие, полные грусти глаза на Исина, чье сердце замерло от такого взгляда. От всего этого было не по себе. Невозможно было не поверить или обратить все в шутку, когда такая невыносимая боль пропитала Чондэ.

— Боишься, что я неправильно рассужу?

— Я боюсь любого исхода, — эхом отозвался Оле, глядя своими остекленевшими глазами сквозь Исина, — боюсь, что ты умрешь в ближайшие 9 лет, боюсь и того, что это произойдет значительно позже истечения моего контракта, и меня не будет рядом, если тебе будет нужна помощь. Я просто хотел тебя подготовить к тому, что будет дальше, потому что меня может не быть рядом. Этот мир значительно сложнее, чем ты думал, я просто хотел, чтобы для тебя это не было так же обескураживающе, как для меня. Я знаю, что ты был рожден именно для этого, но это все равно слишком сложно…

Оле-Лукойе закрыл лицо руками. Он по-настоящему боялся будущего, потому что любой исход был для него нежелательным. В любом случае. Он должен был быть к этому готов, но он не был. При любом стечении обстоятельств его ожидала боль.

Исин сглотнул. Он чувствовал, как глаза наполняются слезами, поэтому отвернулся, чтобы не смотреть на Чондэ. Слишком душераздирающим было это зрелище. Как видеть собственную мать, избитую и опустошенную, сидящую на кухне, чтобы никто не видел её слез и тяжелой ноши, опустившейся на плечи. Именно Оле-Лукойе выбивал Исина из колеи, а не мысль о скорой смерти. Потому что смерть в любом случае неизбежна. А неизбежному нет смысла противиться. Смерть это не «почему?» и не «как?», смерть — это всегда «когда?».

— Все будет в порядке, Оле, — ободряюще проговорил Исин, потому что знал, именно ему сейчас стоит говорить слова поддержки, больше ведь некому. — Каким бы ни был исход, мы обязательно встретимся. Я буду помнить о тебе, даже если ты обо мне забудешь. Каждый раз, когда буду приходить за твоей душой. Я буду давать ей столько вторых шансов, сколько потребуется. И однажды, когда и мое время истечет, когда и моя душа переродится, мы снова встретимся…

— Вот только твоя душа никогда не переродится, — хрипло проговорил Чондэ.

— Почему?

— Тебя растили как корову на убой. У твоей души нет даже пресловутого ангела-хранителя, которых раздают всем направо-налево, как дешевые конфетки, все только для того, чтобы времени тебе не выиграть. Новенькая душа, чистая, как искусственный снег, в одиночку прошла все девять кругов человеческого ада, чтобы стать Смертью, и быть ей, пока не придет в негодность и её, с чувством выполненного долга, не отправят в никуда. Интересненькая такая сказочка для детей, не находишь? Высший пилотаж для истинных гуманистов, отбросивших вздорную мораль.

Исин обреченно прикрыл глаза. Не то, чтобы он и раньше верил в концепцию загробного мира или перерождение, на самом деле, он был готов к забвению. Просто слова Чондэ были не по душе. Они обесценивали существование. Это казалось Исину бессмысленным. Все это. Что кто-то оценивает его душу, что кто-то решает, какое будущее его ждет, определяет каждый шаг. Конец Исину был не важен, он всегда один. И не в нем вся суть, ведь именно об этом говорил Чондэ. Важен сам процесс. Раз выбора у Исина нет в любом случае, то почему бы не воспользоваться временем, которое у него еще есть? Почему бы не прожить его с толком для себя, а уж потом отдавать долг привычному порядку вещей. В этом ключе воспринимать все происходящее было куда проще. Если смерть наступит не завтра, то все в порядке, ведь все, что не завтра, всегда потом, а до «потом» еще сто лет на бегемоте.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных