Золотая клетка. Цепи. 2 страница

— Я так и знала, — сказала Гермиона, — это чудовище.

— Да что ты? Ни за что бы не догадался.

— Это чудовище Франкенштейна, — пояснила Гермиона, — плод неудачного эксперимента. Или, наоборот, удачного, как посмотреть...

Малфой опять взглянул в кулак.

— Франкенштейн, полагаю, маггл, — утвердительно произнёс он, помолчал, вглядываясь, вздрогнул и зябко засунул руки в карманы мантии, — прав был Лорд, магглов надо убивать. По крайней мере, за такое вот — обязательно.

— Оно и убило, — грустно сказала Гермиона, — своего создателя, его семью и его друзей. В обратном порядке.

— О, — отозвался Малфой. В этом междометии было всё, кроме сочувствия. После чего он решительно зашагал вперёд.

— Интересно, — думала вслух Гермиона, поспевая за ним — где сам Франкенштейн?

— Как и все они, — Малфой, не оглянувшись на Гермиону, махнул рукой в сторону рва, — занимается этим самым...

— Чем-чем?

— Ну, этим вашим тех-об-служиванием. Держит своё детище в исправности. Кстати, из чего оно сделано?

— Из трупов, — охотно ответила Гермиона. Живоглот, до этого шедший рядом с ней, взглянул на неё с упрёком и ускакал вперёд. Малфоя перекосило так, что со спины было заметно. Но он нашёл в себе силы сказать:

— Ну, в них-то недостатка не бывает, так что у здешних обитателей никогда не будет перебоев с электричеством.

После этого оптимистического прогноза он надолго замолчал, а потом вдруг сказал:

— Любопытно, чем здесь занимается декан.

А мне нелюбопытно, подумала Гермиона, и думать об этом не хочу. Всё равно скоро узнаем.

Они подходили к одному из мостов, когда у Гермионы “взволновалась внутренность”, она застыла на месте, схватила ладанку в кулак и завертела головой. Малфой, остановленный натянувшейся верёвкой, недовольно оглянулся, узнал характерную позу Гермионы, выставил перед собой левую руку и принялся медленно водить ею из стороны в сторону.

— Туда!

Туда — это довольно далеко от берега, но достаточно близко к мосту. Глот и демон оказались на месте раньше Гермионы и Малфоя, и теперь кот выгибал спину, шипел, а хвост его с яростным свистом разрезал воздух. Демон же, возбуждённо сверкая, завис надо рвом в нескольких ярдах от моста, как осветительная ракета, заливая едким, резким светом профессора Снейпа — голого, покрытого паршой и донельзя сосредоточенного.

Сосредоточенный профессор трудился, как пчела над сотами. По левую руку от него стоял верстак и высилась большая печь для обжига керамики. Перед ним на спиральном очаге булькал большой котёл. А справа от него...

— Грейнджер, — чужим голосом произнёс Малфой, — это ведь не... не то, что я думаю?

Кукла, сверкающая фарфоровой белизной, кукла в человеческий рост, с чудесными рыжими волосами, которые ниспадали до талии и в свете демона отливали бриллиантовой синевой, с розовыми ноготками, с золотыми веснушками по всему белому телу, с грудью безупречной, как грудь Марии-Антуанетты, с гладким животом и пушком внизу, янтарным, как у Поппеи, жены Нерона... с едва заметными штрихами стыков там, где крепились руки, ноги, шея, голова... с пустыми чёрными прорезями на месте глаз.

Гермиона изо всех сил прикусила нижнюю губу и не почувствовала боли.

— I'm a Barbie girl, in the Barbie world

Life in plastic, it's fantastic! — разразился вдруг демон, и Гермиона нервно расхохоталась.

Профессор Снейп поднял голову на демона, потом посмотрел на Гермиону и Малфоя и требовательно осведомился:

— Принесли?

— Что принесли? — оторопело спросила Гермиона.

— Глаза, — нетерпеливо ответил Снейп, и положил одну руку на плечо фарфоровой копии Лили Поттер. Другой рукой он яростно чесал спину, — мне нужны глаза, разве вы не видите? Когда у неё будут глаза, она снова станет живой.

Гермиона посмотрела на Малфоя. Он был серым, на лбу его блестели капельки пота, и толку от него не было никакого. Придётся ей самой вправлять мозги слизеринскому декану, этому сбрендившему Пигмалиону, этому, прости господи, Песочному человеку. Лучше бы он занимался Стражами, чем вот этим...

— Возьмите мои, — серьёзно предложила она. Малфой сразу пришёл в себя и сильно ткнул её кулаком в бок. Она нетерпеливо отмахнулась.

— У вас глаза карие, — раздражённо отмёл предложение Снейп, — мне нужны зелёные!

Кто бы сомневался.

— Надо было прихватить с собой Поттера, — шепнул Малфой и заработал в бок локтём, но не угомонился, и продолжил:

— Вот что случается с теми, кто пытается воскресить мёртвых... ох, ну и локоть! Ты его затачиваешь, что ли?

Гермиона фыркнула. Снейп, между тем, не получив ожидаемого, перестал обращать на них внимание и вновь с головой ушёл в работу и в чесотку.

— Надо его оттуда выманить, — тихо сказал Малфой, — на берегу он должен очнуться.

— Как? Глаз у нас нет, а больше его ничего не интересует.

Малфой залез за пазуху и вытащил серебряное кольцо в виде змейки с изумрудными глазками. Гермиона узнала его. В своё время Люциус Малфой произвёл на неё известное впечатление манерой одеваться и украшать себя.

— Это кольцо твоего отца.

— Вообще-то уже моё. Но я подозревал, что ты его хорошо запомнила, поэтому при тебе и не надевал. Не хотел тебя злить без надобности. Но теперь, может, пригодится. Может, декан клюнет на изумруды.

Гермиона задумалась. Идея была как будто неплохая, но что-то мешало ей согласиться.

— Нет, — сказала она, — это обман. Предложи ему выбор. Честный выбор.

Малфой поглядел на неё, насмешливо приподняв брови. Потом вдруг тяжело вздохнул погладил её по голове.

— Грейнджер есть Грейнджер, — сказал он, — что ж, попробуем по-твоему.

Он вытащил из кармана склянку с измельчённой серой. Потом сел на край моста, свесил ноги и позвал:

— Сэр! Может, вас устроят изумруды в качестве исходного материала? Вашего мастерства достаточно, чтобы превратить их в прекрасные глаза, — он продемонстрировал Снейпу кольцо.

Снейп поднял голову, прищурился на кольцо и подошёл поближе, чтобы лучше разглядеть. Малфой вкрадчиво продолжил:

— А может быть, вы предпочтёте серу? — и другой рукой поднял склянку, наполненную благотворным жёлтым порошком.

Снейп вздрогнул, словно проснулся. Оглянулся на своё жуткое творение и весь перекосился от отвращения. Вернулся к верстаку, схватил молоток и...

Гермиона ахнула.

...занёс его над рыжей склонённой головой. Но не ударил, не смог. Выронил молоток, провёл ладонью по фарфоровому телу сверху вниз...

Гермиона скрипнула зубами, а Малфой злокозненно захихикал.

...развернулся и почти бегом бросился к мосту. А у него за спиной сбылась его мечта — ожила фарфоровая кукла.

Она издала нечленораздельный вопль, повернула незрячее лицо в сторону Снейпа и погналась за ним. Стало видно, каков Снейп мастер — движения идеально подогнанных частей куклы были плавными и стремительными... чёрт, намного более стремительными, чем движения её создателя! Кроме того, она ни разу не споткнулась, хотя и не могла видеть, куда ступает. А вот Снейп два раза чуть не упал.

— Грейнджер, — позвал Малфой, — как бы эта тварь не лишила декана того единственного, что тебя в нём интересует!

Гермиона очнулась от шока и протянула руку:

— Дай склянку.

— Рано, — возразил Малфой, — он ещё не вылез...

— Демон его подхватит, — нетерпеливо оборвала она, — дай!

Малфой вложил склянку в его ладонь. Кукла тем временем нагнала Снейпа, повалила наземь и, хвала небесам, впала в некоторый ступор. Наверное, решала извечную проблему любого кадавра женского пола — разорвать ли создателя на куски или отдаться ему? На то, чтобы сообразить, что оба этих действа можно совместить, к вящему удовольствию, у рыжей куклы явно не хватало ума. Как, впрочем, и у любого кадавра, вне зависимости от пола.

Гермиона призвала себя к порядку — кукла, хоть и перестала двигаться, но держала Снейпа мёртвой хваткой, так, что он и звука издать не мог, а уж высвободиться — тем более.

Гермиона прикинула расстояние, размахнулась и метнула склянку в Снейпа, а Малфой разбил её заклятием reducto точно над головой декана. Жёлтая пыль осыпала Снейпа, и он вспыхнул как спичка, и почти мгновенно сгорел дотла.

— Демон, смерч! — велела Гермиона. Демон взвыл, копируя рёв динамо-машины, закрутил смерч, втянул внутрь смерча чёрный пепел, подлетел к Гермионе и, обсыпав её ещё горячим пеплом, уронил ей в подставленные ладони жемчужину. Гермиона поспешно сдула с жемчужины пепел и сунула её в ладанку. Тут вдруг Малфой взял Гермиону за затылок и прижал её лицо к своей груди.

— Эй! — трепыхнулась она.

— Нет, — непреклонно ответил он, — не смотри пока. Тебе нельзя, ты впечатлительная.

Кто бы говорил, подумала Гермиона. Но, пожалуй, он прав, смотреть не стоит.

Послышался заунывный вой кадавра и, неожиданно, сочувственный отклик Живоглота.

— Братство рыжих, — сдавленным голосом пояснил Малфой и крепче прижал к себе Гермиону.

Звон бьющегося фарфора.

Гермиона с трудом высвободилась из окаменевших от напряжения рук Малфоя и заглянула в ров. У опустевшего верстака Снейпа стояла фарфоровая кукла и сжимала в поднятой руке молоток. Головы у куклы не было, только торчал из разбитой шеи арматурный стержень. Огненные волосы ковром стелились по земле, и запутались в волосах фарфоровые осколки разбитого черепа. Живоглот тоскливо мяукнул.

Гермиона заплакала. Над той, давно мёртвой и этой — погибшей только что. Над нелепой и горькой, и жестокой любовью, мукой для живых и мёртвых, над этой проклятой землёй, на которую повалилась, которую била кулаками и ногами, над проклятой жизнью, не желающей смириться со смертью, над смертью, с которой никогда, ни при каких обстоятельствах смириться нельзя...

Сквозь рыдания она слышала тихий голос Малфоя. Он не успокаивал её, а совсем наоборот, повторял:

— Всё верно, Грейнджер, всё правильно, плачь, плачь...

И вдруг он закричал:

— Смотри, Гермиона, смотри! — таким голосом, что она сразу перестала плакать, поднялась на колени и посмотрела туда, куда он указывал, а именно — в ров.

Золотая звезда парила над осколками фарфоровой куклы — яркая, как кусочек солнца.

— Смотри, смотри, — шептал Малфой Гермионе на ухо, — это ты сделала. Ты отпустила её.

— O-ops, — скрипуче сказал демон, когда золотая звезда, оставляя за собой пылающий след, рванула в тёмную вышину. Глот встал столбиком, поднял морду и озадаченно мяукнул. Гермиона взглянула в ров — натурально, ни осколков, ни рыжей гривы, ни обезглавленного тела там больше не было. Малфой повернул Гермиону к себе, наложил Очищающее на её запачканное золой и землёй лицо и принялся крепко целовать в щёки. Ошеломлённая Гермиона перетерпела штук пять поцелуев, потом в ней шевельнулся блудный бес, и она сильно толкнула Малфоя.

— Но-но, — сказала она севшим от рыданий голосом, — я тебе не кадавр для любовных утех. Нечего меня чмокать.

Малфой повалился на спину и блаженно потянулся всем телом.

— Это разве чмоканье, Грейнджер, — пренебрежительно сказал он, — вот когда выберемся отсюда, тогда я тебя чмокну. Ох, как я тебя чмокну!

06.10.2014

Вызов

“...не позволяйте себя излишне опекать и/или позвольте другим совершать свои ошибки.” Карта Вызов, колода Симболон.

— Уверен, Грейнджер, даже ты не знаешь, что это такое.

— Это треножники.

— Это я и сам вижу. Понятно, что любая штука, у которой три ноги, называется треножником, пусть даже эта штука высотой с Хогвартс. Хотелось бы более точного определения.

— Пожалуйста. Это боевые треножники. А если хочешь ещё точнее — это боевые марсианские треножники.

— Именно марсианские?

Гермиона задержала дыхание, чтобы унять нервный смех. Как-то это невоспитанно — встречать смехом каждое адское явление. И, если разобраться, ничего тут нет такого уж смешного. Подумаешь, железные самоходные ящики на высоченных подпорках. Причём не такие, как у Спилберга — сверкающие, по-живому гибкие, стремительные, почти неуязвимые, а такие, как на первых иллюстрациях к "Войне миров" — нелепые ржавые скворечники-переростки, словно сделанные из гигантских мусорных баков, с треугольными крышами, к которым так и просится печная труба, с круглыми, выпученными, как глаза, окнами. Типа иллюминаторы. Гермиона спряталась от смеха лицом в коленки.

Их маленький отряд стоял на привале под крутым берегом пройденного, наконец-то пройденного десятого рва. Он был самым широким из всех, к тому же, в него было интересно смотреть, по крайней мере, Малфою. Гермиона, выплакавшись, впала в апатию, но Малфой периодически застревал на мосту, пытаясь разглядеть и разгадать, для чего предназначено творение очередного алхимика, и Гермиону тормошил, и приговаривал: “Нет, ты только посмотри!”. Довольно скоро, впрочем, выяснилось, что творения относятся в основном, к трём видам: резервные копии адских стражей, воплощения болезненных мечтаний в механическом теле и — Гермиона даже немного пришла в себя и долго вглядывалась, не желая поверить собственным глазам — трещотки, рогатки, плётки, предназначенные для того, чтобы отгонять "поддельщиков людей", иначе, самозванцев. Эти несчастные бешено носились среди алхимиков, неподвижных от занятости, и фальшивомонетчиков, обездвиженных болезнями — и натурально кусали их за разные чувствительные места. В лёжку болящие фальшивомонетчики вовсе бессильны были с ними бороться. Но и чудеса изобретательности, проявляемые дееспособными алхимиками, не особенно помогали.

В конце концов и Малфой преисполнился то ли впечатлений, то ли отвращения, заскучал, перестал дёргать Гермиону и они пошли, наконец, прямиком к противоположному берегу, не останавливаясь и не обращая более внимания на происходящее во рву. Потому, видимо, и пропустили цех, где клепали этих вот трёхногих уродцев. Уродов. Уродищ.

Они так устали, что не сошли, а буквально скатились с высокого берега и уснули там, где оказались, не потрудившись толком осмотреться. Через какое-то время Гермиона проснулась, обнаружила, что кругом, как ни в чём не бывало, горят серные огни, установила Сигнальные чары, вытащила спальные мешки, набросила один на Малфоя, другой на себя и снова уснула. И проспала бы неделю, да-да, если бы не Живоглот. На этот раз он не мяукал от голода, а рычал от ярости, сжавшись в комок и сверкая глазами на марширующую вдалеке вереницу треножников, подсвеченную серным заревом. Это было настолько бредовое зрелище, что Гермиона исщипала себе все руки, надеясь проснуться, пока не догадалась ущипнуть спящего Малфоя. Малфой, не открывая глаз, сообщил, что такой способ пробуждения кажется ему слишком грубым. Пусть Гермиона придумает что-нибудь понежнее. Хотя нет, лучше не надо.

А то она опять заведётся, начнёт к нему приставать, а потом полезет в драку, обвиняя во всех смертных грехах. Он, Малфой, знает этот сценарий наизусть...

Гермиона поняла, что добром он не заткнётся и вообще нарывается, и ущипнула его покрепче. Тут уж он взвился, как шутиха, взорвался, как хлопушка и осыпал Гермиону ругательствами, словно целым мешком конфетти. Больше всего Гермиону поразило то, что он ни разу не повторился и ни разу не назвал её грязнокровкой. По крайней мере, по-английски. За немецкий ручаться было нельзя. Потом взгляд его упал на шипящего Живоглота, а потом и на то, на что кот шипел. Тут и его словарный запас иссяк, минуты на две. Потом он высокомерно заявил, что даже Гермиона не знает, что это такое. А вот фиг ему, она знает.

— Слушай, ну откуда тут марсианские треножники, да ещё и боевые? А главное, зачем?

— Их придумал один умный человек. А другой умный человек, видимо, придумал, как приспособить их для охраны спуска в Девятый круг...

Малфой полез было грязной рукой в карман за книгой, но увидел грязь, сморщился, посмотрел на Гермиону, сморщился ещё сильнее и сказал:

— Давай почистимся.

— И поедим.

— А потом подумаем.

— И покурим.

— В твоём возрасте, Грейнджер, пора курить свои.

— А если я погибну в Девятом круге? Ты всю жизнь потом будешь вспоминать, как пожалел мне сигарету перед смертью, и в конце концов тебя сгрызёт совесть. Что, в конце концов, и к лучшему — вы с ней хоть познакомитесь.

Он возвёл очи горе, вздохнул и упрекнул:

— Знаешь, достаточно было бы напомнить мне, что я ем твои припасы, причём гораздо чаще, чем ты куришь мои сигареты. Нет, вольно же тебе рассказывать всякие ужасы про какую-то совесть....

После трапезы он всё же предложил ей портсигар, и Гермиона вытянула ментоловую “Salem” с сине-зелёным ободком вокруг фильтра, и обрадовалась ей, как родной. Всё её детство прошло под гнётом родительских попыток бросить курить. Попытки сопровождались бурными ссорами, а возвращение к дурной привычке приносило тишину и покой, по крайней мере, на ближайшую пару недель. Поэтому, застав родителей в кухне с одной сигаретой на двоих, Гермиона вздыхала с облегчением. Она вовсе не жалела об их слабохарактерности, наоборот, гордилась отцом, который не терпел вкуса мяты, но героически дымил именно материнской ментоловой сигаретой, принося свои вкусы в жертву семейной гармонии. И негодовала на мать, которая ни разу в жизни не согласилась отпраздновать примирение отцовскими “Мальборо” — от них, видите ли, в горле першит. Как бы то ни было, длинная сигарета с синеватым ободком и мятной начинкой — аналог трубки мира в семействе Грейнджер. Интересно, а как Малфой относится к ментолу?

Гермиона протянула Малфою сигарету. Он скосил на сигарету глаза, заявил, что Гермиона хочет его смерти, издевается над ним и буквально сосёт из него кровь, после чего несколько раз со вкусом затянулся. Вернул же сигарету со словами: “Ненавижу мяту” и тут же вытащил из портсигара “Мальборо”. Гермиона точно вернулась в детство. Малфой заметил, что у неё поднялось настроение, грустно покивал, заявил, что это благотворное влияние его чистой крови, и предложил ей поработать головой, пока благотворное влияние не кончилось.

— Потому что новой порции я тебе сегодня не дам, — заявил он, — в крайнем случае предложу тебе пососать что-нибудь другое, вместо крови. Но только, если ты очень попросишь... Ты что, с ума сошла?!

Гермиона уже расстегивала вторую пуговицу его брюк (да-да, не “молния”, а именно пуговицы. Костяные). Он сделал движение оттолкнуть её, но вдруг загасил сигарету и приглашающе развёл руки в стороны. Гермиона почувствовала, как жемчужина толканула её в грудь и прекратила предосудительные действия.

— И это всё? — осведомился он.

— Драко, я тебя прошу... — сказала она, не поднимая головы.

— Я понял, что ты просишь. Я тебе уже всё разрешил и жажду продолжения.

— Я очень тебя прошу — не провоцируй меня. Как ты не понимаешь, чем ниже мы спускаемся, тем хуже я владею собой. У меня просто башню рвёт!

— По-моему, ты прекрасно собой владеешь. Ты вовремя остановилась... почти.

Гермиона отстранилась от него, выразительно ткнула пальцем в ладанку, села и спрятала лицо в ладони.

— Хотя бы застегни, как было...

— Не буду, — мрачно ответила Гермиона в ладони, — ты меня разочаровал. Костяные пуговицы — какое убожество!

— Убожество, Грейнджер, это не отличать кость от рога. Пуговицы выточены из рога нарвала, ясно тебе?

Гермиона заинтересовалась и подняла голову.

— Зачем? Ты что, и там ядовитый?

— Как тебе сказать? Пока никто не отравился, но ведь на тебе я ещё не проверял. М-м-м?

— Откушу.

— С тебя станется, — хмыкнул он и застегнул злосчастные пуговицы. Посмотрел на руку Гермионы, безотчётно сжавшую ладанку, и преувеличенно громко спросил:

— Хочешь я его выброшу?

— Хочу, — ответила она тоже громко, — только тогда наше путешествие станет совсем бессмысленным.

— Но не перестанет быть интересным. Например, мне очень интересно, какое отношение эти треножники имеют к Аду? Спуск в Девятый круг должны стеречь гиганты — тут же написано: Бриарей, Антей...

— Ты же видел, в десятом рву полным ходом идёт промышленная революция. Технический прогресс, понял?

— Понял. Хочешь сказать, алхимики решили модернизировать производство. Предположим. Но чем им не угодили именно гиганты? Смотри, что про Антея написано: “От чресл до шеи ростом в пять аршин”! Однако. Сколько же это вместе с ногами?

— Может гиганты были слишком неповоротливыми. Или не такими уж гигантами. В Антее, получается, было ярдов двенадцать росту, а треножники — посмотри — мне кажется, раза в три выше. Потом, они вооружены!

— Треножники? Господи, чем?

— Тепловыми излучателями!— торжественно ответила Гермиона и хихикнула.

— Это смешно?

— Ну в общем, да. Понимаешь, это всё равно что... ну, не знаю. Видел когда-нибудь угольный утюг?

— Я вообще никогда не видел утюга.

— Блин...

— Но я понимаю, о чём ты говоришь. Об устаревшем вооружении.

— Хуже. О воплощённой фантазии на тему устаревшего вооружения. Построили бы, скажем, танки — так нет, сконструировали этот ходячий ужас...

— Танки, — задумчиво повторил Малфой, — танки? А, это такие... — он обеими руками изобразил, как сумел, гусеничную передачу, — нет, зачем нам танки? Нам танки не нужны. А вот данный ходячий ужас очень может быть полезным.

— Ты, по-моему, бредишь.

— А по-моему — нет. Ты мне скажи вот что — там ведь кто-то есть, в этих ящиках наверху?

— Марсиане.

— По-моему, это ты бредишь.

— При чём тут я? Что читала, то и пересказываю, от себя не добавляю.

Малфой, добыв, закурив и зажав в зубах новую “Мальборо”, разглядывал в кулаки маячившие вдалеке треножники. Его характерный длинный профиль, рисовавшийся на фоне серной зари и боевых марсианских машин — профиль, окутанный дымом, подсвеченный багрово-лиловым сиянием демона, являл собою зрелище даже не фантастическое, а просто-таки сюрреалистическое. У Гермионы даже глаза заболели, и она зажмурилась. Под ладонь ей сунулась круглая голова Глота, она машинально приласкала голову и решительно поднялась на ноги.

— Пошли.

— Не спеши. Давай сначала подумаем, что делать.

— С такого расстояния всё равно ничего полезного не разглядим. Подойдём поближе, там и подумаем.

— А если они нас заметят и прижгут этим твоим тепловым лучом?

— А Хамелеонские чары на что? Пошли, пошли,не можем же мы сидеть здесь до конца жизни!

— Хорошо, пойдём. Под чарами, осторожно и без подсветки.

— What do you mean by that?! — с расстановкой вопросил демон дрожащим баритоном и разразился гневными вспышками. Гермиона подставила ему ладонь и заворковала, легонько подкидывая его и ловя:

— Мы идём на разведку, поэтому нам нельзя привлекать к себе внимание. А вот когда мы всё разведаем, когда составим план действий, тогда мы точно без тебя не обойдёмся. Ты же знаешь, мы не можем справиться без тебя...

Глот взирал на эту сцену с вельможной снисходительностью, а Малфой иронически улыбался. Демон страшно и красно сверкнул в лицо Малфою, и сиганул Гермионе в рукав.

— Совсем обнаглел, — сказал Малфой, величественно протирая заслезившиеся глаза, — ты, Грейнджер, воспитываешь исключительно хамов. Когда я тебя возьму за себя, тебе придётся пересмотреть свои методы. Не желаю, чтобы мои дети вели себя подобным образом.

— Не беспокойся ты так, я за тебя в любом случае не выйду.

— А в койку?

— Малфой, я же просила!

— Ну, ладно, ладно... Эй, ты куда? А Хамелеонские чары, а связка?

Они связались верёвкой, прикрылись Дезиллюминационнными чарами и направились к треножникам тропою Живоглота. Кот вновь показал себя достойным проводником — если путники и оступались иногда, то не по вине Глота, а потому, что очень трудно ходить в полутьме, не видя при этом собственных ног.

Чем ближе они подходили, тем отчётливее видели, как цилиндры мерно поворачиваются из стороны в сторону, освещая окрестности резким зеленоватым светом, бьющим из круглых окон, и тем яснее слышали, какой адский скрип и скрежет сопровождает эти повороты.

Вдруг ближайший треножник перестал вертеть цилиндром и уставился окнами прямо на них.

— Стой! — шёпотом сказала Гермиона.

Малфой поразился:

— Эта штука нас заметила! Как такое может быть?

Треножник стоял, покачиваясь, слегка приседая на своих суставчатых опорах, а свет в иллюминаторах разгорался всё ярче.

— Ложись! — крикнула Гермиона, упала и услышала шум падения Малфоя. В ту же секунду воздух прорезал не то свист, не то вой, и её опалил страшный жар. Земля впереди, ярдах в десяти, раскалилась докрасна. Глот с криком поскакал куда-то назад, Гермиона нащупала мантию Малфоя, вцепилась в неё и потянула, поползла назад, пятясь и не сводя глаз со зловещих иллюминаторов. Они вновь стали наливаться жаром. Мало того — чёртова машина, пронзительно скрипя, медленно и неуклонно зашагала к ним! Гермиона взвизгнула и вскочила на ноги.

— Спокойно, Грейнджер, — велел невидимый Малфой сквозь зубы, — бежим!

Они отбежали на несколько десятков шагов. Только Гермиона подумала, что скрип не приближается, а затихает, как Малфой сказал, слегка задыхаясь, но с глубоким удовлетворением:

— Так я и думал.

Гермиона оглянулась. Треножник стоял, переминаясь с опоры на опору и угрожающе клонясь вперёд, к ним, и не сводя с них пылающих иллюминаторов. Это выглядело так, будто кто-то держит его за все три ноги и не даёт сдвинуться с места.

— Мы в нейтральной зоне, — пояснил Малфой, — ближе он не подойдёт, но и нам не подойти к колодцу. Тебе, Грейнджер, есть что сказать по этому поводу?

— Только то, что у этого козла...

— Я бы попросил, — чопорно произнёс Малфой.

— Ты не в счёт, ты единорог. А вот у него, у козла, явно инфракрас... короче, он чует тепло наших тел. А может, запах. Тут Хамелеонские чары нам не защита. Я предлагаю прорываться к колодцу под чарами Морозного Пламени. А теперь я с удовольствием выслушаю тебя. У тебя явно есть более конструктивные предложения.

— Что ж, могу сказать, что нам мало прорваться к колодцу, нам ещё нужно спуститься по нему в Девятый круг. Данте, — Драко назидательно поднял руку с “Божественной комедией”, — спускался на ладонях гиганта по имени Антей. Гиганты были призваны охранять колодец-спуск в Девятый круг. Мы не имеем гигантов. Мы имеем чудо враждебной техники. Я вижу в чуде огромный неиспользованный потенциал, и предлагаю — захватить чудо и спуститься на нём в Девятый круг Ада!

— Гениально! — восхищённо сказала Гермиона, — а как ты его захватишь?

— Во-первых, есть заклятие Порабощения...

— У треножника радиус поражения больше, чем радиус действия заклятий.

— Думаешь, и ты его не достанешь?

Гермиона ещё раз прикинула расстояние.

— Думаю, нет.

— Тогда у нас есть демон.

В рукаве у Гермионы защекотало.

— Нет! Категорически!

— В чём дело?

— Я его не пущу! Ты с ума сошёл — посылать малыша к этой громадине? Да от него и воспоминания не останется!

Демон уже выпорхнул из рукава и повис в воздухе почти неподвижно — надо полагать, оценивал противника.

— Он гораздо проворней “этой громадины”. Пока цилиндр наведёт прицел, демон сорок раз успеет увернуться.

— Предположим. Но что ты хочешь, чтобы он сделал? Он может, разве что, взорвать цилиндр, но нам же не это нужно!

— Нет, не это. Но демон сможет отвлечь его внимание, пока мы не приблизимся настолько, что сможем наложить на него заклятие.

— Не факт, что заклятие на него подействует. Помнишь, Цербера ничто не брало?

— Вот тут у меня есть идея, даже две. Во-первых, если демон будет маячить перед ним в определённом ритме, то сможет ввести его в нечто вроде транса...

— Господи, — сказала Гермиона, — ты, похоже, решил исходить из того, что внутри цилиндров действительно кто-то есть. Но если их собирали в десятом рву, как големов, как Харона, то скорее всего это просто механизм! Как ты введёшь механизм в транс?

— Посмотри на него, — предложил Малфой, — и докажи мне, что он не бесится от того, что не может нас достать! Где ты видела такой эмоциональный механизм?

Словно в доказательство его слов, треножник прижёг почву ярдах в тридцати от них, надо полагать, со злости, потому что достать их он всё равно не мог. Гермиона заслонилась ладонью от жара, подняла голову и посмотрела прямо в горящие иллюминаторы.

— А вторая идея? — спросила она.

— М-м-м?

— У тебя было две идеи. Первая — послать малыша воевать с великаном. А вторая?

— Ах, это и не идея вовсе. Просто нужна подходящая мелодия, чтобы помочь демону ввести Стража в транс. Что-нибудь... как это? Гипнотическое.

Гермиона поглядела на демона. Он подскочил, щекотно толкнул её в нос и в обе щёки, точно нетерпеливо и умоляюще расцеловал. Гермионе вдруг ни с того, ни с сего пришло воспоминание о Роне. Как бы Рон отнёсся к демону, Рон, панически боявшийся всего мелкого и щекотного? Она представила себе его реакцию и прыснула.

— Конечно, — проворчал проявившийся Драко, — когда я тебя целую, ты дерёшься. А когда он — хихикаешь. Что я должен подумать?

Демон гордо сверкнул и залез Гермионе в волосы.

— Ни одного полноценного соперника, — вздохнул Малфой, — рыжий муж, недоумерший покойник и мелкий демон. И я, Малфой, дошёл до такого...

Тут подошёл Глот и подрал Малфою когтями штанину вместе с коленом. Малфой серьёзно сказал ему:

— Прошу прощения. Один полноценный соперник у меня, конечно, есть. И он сейчас получит по заслугам!

Он с некоторым усилием поднял Живоглота за шкирку. Видимо, до сих пор это мало кому удавалось, потому что благородный полуниззл натурально обалдел. Он целую секунду провисел неподвижно, тараща глаза, после чего взвыл и принялся лягаться, как кенгуру.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: