Золотая клетка. Цепи. 3 страница

— Малфой, прекрати!

— Он меня поцарапал!

— Оба прекратите! Нашли время...

— Ты уже подобрала подходящую мелодию?

— Отпусти Глота, тебе говорят!

Их перепалку прервал механический рёв, точно многократно усиленный гудок клаксона. Малфой обернулся на рёв. Гермиона тут же выхватила из его рук кота и тоже обернулась на рёв.

Демон метался из стороны в сторону перед иллюминаторами цилиндра, и тот, не успевая поворачиваться за шустрой алой искрой, невыносимо, раздирающе скрежетал ржавыми суставами и ревел от злости.

Гермиона ахнула, выронила Глота и бросилась к демону, но запнулась о Глота, и Малфой успел схватить её за рубашку.

— Пусти!

— Не мешай ему, Грейнджер. У него всё получится, вот увидишь.

Демон замедлил движение так, чтобы не вылетать из поля зрения цилиндра. Цилиндр всё ещё скрежетал и ревел, но как-то без огонька, и на опорах своих покачивался в том же ритме, в каком маячил перед ним демон.

— Вы нарочно меня отвлекли! — прошипела Гермиона, замахиваясь ногой на Живоглота. Кот величественно отошёл в сторонку, а Малфой хихикнул.

— Конечно, нарочно. Но надо же было как-то бороться с одолевшим тебя синдромом гиперопеки. “Не пущу, не пущу” — что он тебе, лялька?

Гермиона вынуждена была признать, что демон ей, конечно, никак не “лялька”. Он явно побеждал, громадный железный монстр поддавался ему, покачивался всё медленнее, рёв переходил в затихающее гудение, в стон, и сквозь стон этот прорывался отдалённый, едва слышный, словно из огромного далека, из другого мира, дробный барабанный бой.

Цилиндр перестал покачиваться и вдруг осел на трёх своих опорах, сложившихся, как лапы паука. Глот сказал: “П-пах!” и помчался к цилиндру так, что только камешки летели из-под лап.

Малфой и Гермиона побежали за котом. С каждым шагом барабанный бой звучал всё громче, всё отчётливей. Когда они приблизились к обездвиженному стражу, к барабанному бою присоединилась флейта. Странная какая-то флейта. Какая-то агрессивная. У Гермионы не было времени разбираться в своих ощущениях. Она вскинула палочку.

— Лучше я, — быстро сказал Малфой.

Гермиона мысленно отрепетировала движение палочкой. Посмотрела на Малфоя, на цилиндр, на демона, звучащего всё более громкой флейтой, на Глота — тот медленно моргнул. Да, Малфой сделает это лучше. И она сказала Малфою:

— Действуй, опытный наш.

Малфой кивнул, вынул палочку и сказал:

— Опыт мой, сила — наша.

Гермиона положила ладонь поверх его руки.

— Горячая, — заметил Малфой и велел, — учись, пока я жив.

Его рука двинулась — случайно ли, нарочно подчиняясь устрашающему ритму флейты. Гермиона сама ощутила, что её рука стала ещё горячей.

— Imperio!

Металлическое тело чуть вздрогнуло, скрипнули ржавые суставы.

— Кажется, получилось, — сказал Малфой, слегка задыхаясь. У Гермионы тоже билось сердце, как после бега.

— Командуй, — сказала она и сняла ладонь с его руки.

Малфой подумал и неуверенно сказал:

— Открой дверь.

Раздался скрип, как от заржавленных дверных петель, но больше ничего не произошло.

— С той стороны, — первой догадалась Гермиона. Малфой чмокнул её в макушку и похвалил:

— Умница!

Они осторожно обошли цилиндр. Гермиона почти с суеверным ужасом углядела на опорах громадные железные когти, каждый коготь с неё ростом.

— А ведь я прав. На когтях он, пожалуй, сумеет спуститься, — сказал предовольный Малфой.

Гермиону не оставляло опасение, что этакая громадина просто обязана сопротивляться заклятию и вполне способна сломать его, если захочет. Но цилиндр, надо полагать, просто не понимал, что его закляли, а может, не понимал что значит “сопротивляться”, и оставался совершенно неподвижным.

Они увидели железную дверь — обычную дверь, подвешенную на петлях, и её можно было открыть при помощи обыкновенной ручки. Собственно, она была открыта, и в проёме уже имел место нетерпеливо орущий Живоглот, и нетерпеливо сверкающий, гремящий жуткой музыкой демон. Демон присоединил к одинокой, агрессивно-монотонной флейте целый агрессивно-монотонный оркестр, нарастающий, наступающий, ползущий на скрипучем двойном ритме, как на танковых гусеницах. Танки...

... танки шли и шли, по асфальту и брусчатке, по камням и грязи, по болотам и полям, по оврагам и по телам, давили, дробили, перемалывали всё в кровавую, костяную, грязную кашу. Шли — неотвратимые, почти неуязвимые, тупо-смертоносные, и нескончаемый двойной ритм, не дающий вздохнуть, оглядеться, задуматься, нёс их вперёд.

Вперёд. Вперёд.

Седьмая Шостаковича...

— Грейнджер!

Гермиона глотнула воздуха и обнаружила, что стоит зажмурившись и зажав уши ладонями. Это мало помогало.

— Убери музыку! — рявкнул Малфой на демона, и тут же в ладанке тревожно ворохнулась жемчужина.

— Нет, — без голоса сказала Гермиона. Подняла голову и прохрипела:

— Нет. Его, — она коснулась ладонью ржавой стены и тут же отдёрнула руку, — держит в повиновении музыка. Нельзя переставать. Слышишь? Играй!

Она первая шагнула в тёмное нутро цилиндра. Обиженный Малфой вошёл следом за ней, ворча:

— При чём тут музыка? Его держит заклятие Подвластия!

— Без музыки не сработало бы, — с трудом сказала Гермиона, — ты же хотел “чего-нибудь гипнотического”, так вот тебе. И не ворчи, ради бога, нет у меня сил с тобой пререкаться, я сейчас с ума сойду от этого скрежета!

Вперёд. Вперёд.

Малфой прислушался и одобрительно сказал:

— А по-моему, гениальная вещь.

— Безусловно. Просто я не могу её выносить. Поехали быстрее, а?

Они огляделись. Внутри глухого цилиндра было почти пусто и кисло пахло ржавчиной, и приторно — машинным маслом. Где находилось загадочное нечто, которое можно было подчинить заклятием Подвластия — непонятно. Разве что в громоздком механизме, установленном напротив входной двери. Надо понимать, это был генератор тепловых лучей. А судя по тому, что больше здесь не было ничего, это был и двигатель тоже.

Малфой вынул палочку и нацелил на механизм.

— Спускайся вниз, — сказал он механизму.

Вперёд. Вперёд.

Загудело, заскрипело, потянуло железным теплом, потом заскрипело снаружи — это выпрямлялись коленчатые опоры. Цилиндр накренился, и все его пассажиры, кроме демона, поехали по клёпанному полу к двери. Гермиона быстро наложила на дверь Запирающее заклятие, а Малфой столь же быстро наколдовал железные цепи, вытянувшиеся прямо из стены и охватившие всех, кроме демона, вокруг пояса. Потом он крикнул механизму:

— Будь очень осторожен! Тебе нужно сохранить нас целыми и невредимыми во что бы то ни стало!

Гермиона спохватилась и торопливо проглотила таблетку от укачивания. “А мне?” — обиделся Живоглот. Гермиона с сомнением посмотрела на него, но всё же сунула ему таблетку в пасть. Кот облизнулся.

— И мне, — угрюмо сказал Малфой. Гермиона воздержалась от комментариев и протянула ему таблетку.

Вперёд. Вперёд.

Наверное, цилиндр был очень осторожен, просто Гермионе было не с чем сравнивать. В конце концов, она отродясь не ездила на боевом марсианском треножнике, хотя когда-то, очень давно, ещё до Хогвартса, сильно этого хотела. Отцу стоило огромных усилий убедить её, что никакого марсианского нашествия не было. (Вперёд. Вперёд). Гермиона поддалась давлению отцовских аргументов, но втайне ещё очень долго мечтала проехаться на боевой машине марсиан. Что ж, мечты сбываются, чтоб им пусто...

Во-первых, спуск проходил вслепую. В цилиндре не было никаких отверстий и, если бы не демон, царила бы кругом тьма кромешная. Во-вторых, стены колодца были, надо полагать, совершенно отвесными, и цилиндр несчётное число раз повисал на одной ноге, нащупывая опору оставшимися двумя. В-третьих, выедающая душу Седьмая симфония. А в-четвёртых, как раз в тот момент, когда истеричные скрипки провизжали атаку, их цилиндр был атакован. Донёсся сверху рёв и скрежет, и от той стены, где был генератор, пахнуло жаром. Цилиндр повис на одной ноге, и эта нога соскальзывала, сползала — вот-вот сорвётся.

— Держись, — строго велел Малфой, — крепче.

Цилиндр послушно отыскал опору, утвердился, железными когтями впился в скалу.

— Контратака, — невозмутимо продолжал Малфой, — внимание, целься...

Сейчас умру, подумала Гермиона. Мерцающая багровая тьма, убийственная музыка, ощущение бездны под ногами, а тут ещё остальные стражи сообразили, что их собрат захвачен, открыли огонь, и следующий залп тепловых лучей наверняка спалит их в угли, и угли полетят в колодец на дно, в Десятый круг. Вперёд. Вперёд.

Нет, спалить она никого не позволит. Она ведьма, чёрт возьми! И Гермиона наложила на себя, Малфоя, кота, демона, на стены, пол и потолок, на двигатель — заклятие Морозного Пламени. А вот хрен вам всем, теперь не сгорим!

Вой скрипок перебил барабанный бой контратаки, похожий на автоматную очередь, и Малфой выкрикнул:

— Пли!

Взвыло пронзительно, всё вокруг задрожало так, что зачесалось в дёснах и ушах, сверху, издалека, послышался нечеловеческий, с детства памятный, рыдающий вопль гибнущего марсианина:

— Ул-ла, ул-ла...

И загромыхало сверху, всё ближе и ближе, заглушая шквал контратаки — механическую флейту, барабаны и скрипки, трубы и фаготы. Раскалывалось в падении, визжа железом по камню, воняя гарью, пролетая мимо, вниз, в пропасть. И вдруг совсем рядом:

— Ул-ла-а-а!

Железный гулкий удар, железные ноги их треножника срываются со скалы, и они летят, запертые наглухо в железном баке, летят в бездну...

18.10.2014

Воин

"Вызов, угроза, намерение добиться результата любой ценой. Агрессия вызывается страхом или безвыходным положением. Действия просты до примитивности. Аутоагрессия." Карта Воин, Колода Симболон.

"Когда б мой стих был хриплый и скрипучий,

Как требует зловещее жерло,

Куда спадают все другие кручи,

Мне б это крепче выжать помогло

Сок замысла; но здесь мой слог некстати,

И речь вести мне будет тяжело…"

Божественная Комедия, Песнь тридцать вторая, Круг Девятый.

Для чего, спрашивается, дано магу заклятие "Aresto momentum"? Вот именно для подобных случаев. Когда валишься в пропасть в наглухо закрытой, раскалённой железной бочке, кругом орут от ужаса, и ты тоже орёшь, остро воняет ржавчиной и страхом, и только дурачок демон считает, что это всё очень весело, сверкает радужными цветами и гремит великой симфонией, всеразрушающими залпами финала-а-а-а-а!..

Их здорово тряхнуло, приложило ступнями о железный пол и чуть не перерезало цепями пополам — так, что Гермиона едва удержала заклинание. Злосчастная трёхногая бочка ещё несколько мгновений падала, всё медленней, потом закачалась в воздухе вверх-вниз, как на огромной резинке, постепенно замедляя качания, поскрипывая безвольно свесившимися ногами. Она была чудовищно тяжёлой. Гермиону мгновенно залило потом, багровой мутью заволокло глаза, руку с палочкой свело судорогой. Гермиона — как никогда — боялась надорваться.

— Locomotor tripode! — голос Малфоя. Сообразителен, как крыса. Это надо же — в такой ситуации вспомнить, как по-латыни "треножник".

Стало немного легче, словно под груз подставили плечо. Рассеялся красный туман, и она увидела оскаленного от напряжения Малфоя. Ну крыса и крыса — куда там Хвосту…

Тут вдруг треножник затрясло мелкой дрожью и закрутило вокруг оси. Какого чёрта?

Лицо Малфоя заблестело от пота, он зажмурился, и Гермиона вновь ощутила судорогу в руке.

— Помоги… — прохрипел Малфой.

Сейчас он лишится сознания. Пусть она вдвое сильнее него, но и ей не удержать треножник в одиночку.

— Держись!

Стараясь действовать очень быстро, Гермиона отменила заклятие Aresto Momentum (треножник дал просадку, Малфой скрипнул зубами), убрала цепи, подскочила к Малфою, поднялась на цыпочки и обхватила обеими ладонями его кулак. Тряска прекратилась, вращение — тоже. Вот, значит, что бывает, если наложить на один и тот же предмет два разных заклятья!

— Давай опустим руки, — мягко сказала она и потянула вниз его словно закаменевшую руку. — Держи заклинание. Осторожно, — подчиняясь ей, он опустил и согнул руку в локте, — вот так. Намного удобнее, правда?

Он не ответил, только глубоко перевёл дыхание. Его рука под её горячими ладонями согрелась, шевельнулась, и крепче обхватила палочку. Гермиона рассудила, что одной её правой руки будет вполне достаточно для подпитки заклинания, а левой желательно ухватиться за что-нибудь более надёжное, чем полуобморочный Малфой — потому что мало ли, что. Треножник хоть и не крутился больше, но плавно кренился с края на край, кроме того, сверху на них мог сигануть ещё какой-нибудь ржавый камикадзе. Ремнем бы пристегнуться, так ведь нет ремня, сгорел в Круге еретиков. Вместо ремня джинсы поддерживает кусок верёвки. Сойдёт. Гермиона, неловко действуя левой рукой, распустила узел и привязала себя к цепи, которой Драко был прикован к стене. Расставила ноги для устойчивости, отёрла рукавом пот со лба и покосилась по сторонам в поисках кота и демона. Кот цеплялся за свою цепь всеми когтями и даже хвостом, и имел очень недовольный вид, а демон висел под чёрным от ржавчины потолком и светил неуютным, резким жёлтым светом, как электрическая лампочка без плафона. Надо полагать, тоже был недоволен. Гермиона подмигнула ему, но он никак не отреагировал. Тогда Гермиона сказала ему:

— Спасибо за свет. В темноте я бы умерла от страха.

Демон секунду выдерживал характер, а потом смущённо порозовел. Кот коротко прошипел.

— Ты просто молодец, — сказала ему Гермиона. — ты замечательно владеешь собой. Любой кот на твоём месте закатил бы истерику. А любой низзл вообще бы всех разорвал со злости.

Глот пренебрежительно фыркнул. Как всякий уважающий себя полукровка, он свысока относился к чистокровным родичам с обеих сторон — и к котам, и к низзлам. И, будучи начисто лишён лицемерия, никогда своего презрения не скрывал.

— А мне ты что скажешь? — слабым голосом спросил Малфой.

— А ты держи заклинание, — сказала ему Гермиона, — не отвлекайся.

Малфой покосился на неё.

— Как насчёт тех твоих заклинаний, на которых мы спускались в Первый круг?

— Они действуют только на те предметы, на которых можно хоть как-то парить. На зонт, например. Или на самолёт, потому что у него крылья. А у нашего гроба…

— Типун тебе на язык!

—...ничего такого нет. Так что держи своё заклинание.

— Я могу и тебя подержать, для надёжности.

Он обнял её левой рукой за талию, развернул и прислонил спиной к себе.

— Я тебя держу, — сообщил он.

Он её держит! Горе луковое. А с другой стороны, хоть какая-то опора. Гермиона потёрлась затылком о жёсткое плечо Малфоя и проворчала:

— Кормлю тебя, кормлю, а из тебя как торчали кости, так и торчат.

— И не только кости, — немедленно ответил Малфой.

Очнулся, слава богу. Гермиона даже не стала огрызаться, только выпрямилась, чтобы как можно меньше касаться его. Он тихонько хихикнул, и Гермиона ткнула его локтём — для порядка и в виде предупреждения. Не вечно же им падать, скоро они достигнут дна колодца, и там уж она ему всыплет за то, что распускает язык, руки и прочие части тела. А пока всё честью: судорога в руке почти прошла, тяжести особой не ощущается, спуск идёт плавно и равномерно, а палочка Малфоя так и гудит, как трансформатор, надо полагать, под напором их общей магической силищи. Малфой типа незаметным движением привлёк её поближе, положил ей на макушку подбородок и удовлетворённо вздохнул. Стало ещё немного легче. Как интересно. А что, если?..

— Обними сильнее! — велела она.

— Прости?

— Ты можешь женщину обнять покрепче?

— Так?

Вот так луковое горе.

— Нет, так я не смогу дышать. Лучше давай так.

Она взяла, как вещь, его ладонь и решительно передвинула её с талии на низ живота. Сразу стало жарко и томно до стона. Кровь чёрной, густой, раскалённой почти до боли волной прокатилась по телу, и — да, и так и есть! — тяжесть проклятой железяки совсем перестала давить.

— Грейнджер, кончай меня лапать, — требует этот тип. Руку, впрочем, и не пытается убрать, только слегка прихватывает её пальцы. Её исступлённые пальцы, бессознательно то ласкающие, то отталкивающие его руку. Прихватит, подержит, отпустит, опять поймает…

— Ты что, не чувствуешь? — оказывается, она ещё может говорить.

— Как — не чувствую? Очень даже чувствую. Ты что, не чувствуешь, что я чувствую? Ты совсем бесчувственная!

— Дурак… не в этом... смысле. Легче держать заклинание…

Помолчав, Малфой подытожил:

— Мораль: в Аду от любого беса есть польза. Даже и от блудного. Грейнджер, а если я перехвачу тебя ещё ниже?

Гермиона на миг отрезвела.

— Попробуй. Но предупреждаю, у меня сразу откажет инстинкт самосохранения, и я нас всех уроню, так и знай!

— Неужели всех? — восхитился Малфой, — и котика?

— Мр-р-р? — переспросил Живоглот. Гермиона посмотрела на него. У него на рыжем лбу, там, где разводы более тёмной шерсти образовывали (по утверждению Виктора) кириллическую букву "Ж", сидел демон и заинтересованно светился. Оба они без всякого стыда пялились на, между прочим, обнимающихся людей. Пришлось Гермионе устыдиться вместо них. Она зажмурилась. И тут же палец Малфоя пролез под пояс её джинсов. Это было трогательно, прямо-таки по-детски. Гермиона со всхлипом втянула воздух и вцепилась ногтями в запястье вражьей лапы.

— И демона уронишь? — второй палец протискивается в джинсы. Решил, гад, воспользоваться благоприятным моментом в полной мере. И ведь ничем его, гада, не проймёшь.

— И декана?

Тут Гермиона обнаружила, что жемчужина по-своему активно участвует в происходящем. Что она тяжело пульсирует в такт бою сердца Гермионы, что она горячая, но не гневно-обжигающая, а томительно-жаркая, и жар медленно охватывает грудь, покалывает сладкими иголочками, разгоняет, распаляет чёрную кровь. Она слабо вскрикнула, выпустила руку Малфоя, и беспомощным движением схватила ладанку.

И немедленно Драко Малфой прекратил развратные действия, вытащил вражью лапу из джинсов и заявил, тяжело дыша:

— Нет, я так не могу. Мне всё время кажется, что нас трое! — и стал зализывать царапины.

— Тебе не кажется, — протянула Гермиона и снова потёрлась затылком о его плечо, на этот раз этак по-кошачьи томно, — нас действительно трое, кроме того, у нас есть зрители.

Она кивнула на Глота и демона. Глот тут же сделал вид, что спит, а прямодушный демон сипло заметил:

— And I don't know how you do it

Making love out of nothing at all..

— Почему же — несмотря ни на что, — возразила Гермиона, поглаживая пальцем вздрагивающую ладанку, — мне как раз нравится, когда на меня смотрят. Особенно, во время love и особенно, втроём.

Малфой возмущенно ахнул, а жемчужина оскорблённо притихла. Гермиона хихикнула.

— Так вам и надо, — сказала она им обоим, — впредь не будете набрасываться вдвоём на одну слабую, беззащитную женщину.

— Беззащитную?! — взвыл Малфой так, что Глот выбрался из-под своей цепи и пошёл на Малфоя, хлеща хвостом и сверкая глазами.

— Не ори, — сердито сказала Гермиона, — видишь, из-за твоего крика кот с цепи сорвался. И положи руку на место. Вот сюда.

— Хватит. Хватит, я сказал, надо мной издеваться!

— Это ещё кто над кем издевается… Ты что же, не чувствуешь, как стало жарко?

— Меня это не удивляет.

— Не потому, о чём ты думаешь, а потому, что Чары Морозного Пламени иссякают. Мне придётся восстановить их, поэтому во-первых, держи меня…

— Пусть декан тебя держит!

-… а во-вторых, держи свой Локомотор.

— Он у меня и сам прекрасно держится. — Малфой не желал униматься, — я ещё довольно молод…

— Ещё минута болтовни, — Гермиона попыталась вытереть потный лоб о плечо, — и ты останешься молодым навсегда! Глот! Брысь на место.

Глот обиженно вякнул и забрался обратно в цепь, повернувшись к Гермионе задницей. Нашёл время дуться. Гермиона фыркнула, сжала свою палочку в левом кулаке и принялась обновлять Чары Морозного Пламени. Сосредоточилась на этом так, что не уловила, как инертное покачивание и поскрипывание треножника сменилось дрожью, скрежетом и воем. А когда уловила, то скорее обрадовалась, чем испугалась.

— Живой! — прокричала она Малфою, — очнулся!

— Заклятие иссякло! — крикнул в ответ Малфой.

— Какое ещё?

— Империус, дура!

Вот чёрт. И что теперь делать? Наложить Подвластие левой рукой она не сумеет. Как, впрочем, и правой.

Гермиона повернулась к Малфою. Он блеснул глазами ей навстречу:

— Хочешь подержать мой Локомотор?

В этот момент треножник накренился в сторону двери, сама же дверь, железная и ржавая, начала выгибаться наружу. Похоже было на то, что цилиндр пытается открыться и вытряхнуть из себя пассажиров, но Запирающее заклятие ему не даёт. Но, во-первых, оно тоже может иссякнуть, а во-вторых, то, что нельзя открыть, вполне можно сломать.

— Улла, — тихо и угрожающе простонали, казалось, сами стены, — ул-ла...

Гермиона быстро поменяла ладони на руке Малфоя — левую на правую. Сжала свою палочку в правой руке и крикнула:

— Locomotor tripode!

Она умрёт под этой тяжестью.

— Imperius! — голос Малфоя.

Треножник опять затрясся, набрал обороты двигатель-генератор, тяжесть возросла — боевая машина всем железным телом сопротивлялась Подвластию. Гермиона услышала стон Малфоя, визг Глота, собственный сдавленный вскрик, вой треножника. И вплёлся в этот вой новый голос, женский и низкий, вкрадчивый и грозный:

— Get down, get down, little Henry Lee,

And stay all night with me…

Ну-ну.

— You won't find a girl in this damn world

That will compare with me.

У Малфоя вырвался хриплый смешок. Не так уж и плохи наши дела, враг мой.

— And the wind did howl and the wind did blow

La la la la la,

La la la la lee,

A little bird lit down on Henry Lee…

Она тоже захихикала, уткнувшись Малфою в грудь.

— Демон — умница.

— А я?

— А ты — мастер Подвластия.

— А ты?

— А я только и могу, что тяжести таскать…

— Не только...

Они стояли, и крепко сжимали палочки в правых руках, и крепко держали друг друга левыми руками, и крепко и долго целовались. Треножник покачивался в ритме мрачного вальса, а демон разливался замогильным соловьём:

— I can't get down and I won't get down,

And stay all night with thee,

For the girl I have in that merry green land

I love far better than thee!

— Ну и дурак, — прокомментировал Малфой, оторвавшись от губ Гермионы. Она воспользовалась этим, глотнула воздуху и подхватила припев:

— And the wind did howl and the wind did blow:

La la la la la...

— La la la la lee! — вступил Малфой, — а little bird lit down on Henry Lee!

— She leaned herself against a fence

Just for a kiss or two…

— Мне уже страшно, — сказал Малфой. Его зубы блеснули в полутьме, и Гермиона рванулась, впилась поцелуем в эту ухмылку.

— And with a little pen-knife held in her hand

She plugged him through and through!

— Это такой совсем маленький ножичек, правда, Грейнджер? Неужели, насмерть?

— Ты не болтай, ты держи заклинание, а то..

— А то — что? У тебя тоже есть такой ножичек?— вражья лапа залезла Гермионе под рубашку.

— La la la la la,

La la la la lee…

— Come take him by his lilly-white hands, — Гермиона вытащила вражью лапу из-под рубашки и накрыла ею своё лицо.

— Come take him by his feet, — Малфой приглашающе отставил ногу, а когда Гермиона за это укусила его в ладонь, шлёпнул её по губам, схватил её за курчавый затылок, прижал её — ртом, зубами — к своей шее, к горлу, где бился пульс.

— And throw him in this deep deep well

Which is more than one hundred feet!

Выдержать это было невозможно, и они захохотали, уткнувшись друг в друга головами.

— And the wind did howl and the wind did blow…

— La la la la la,

— La la la la lee! — Малфой, запрокинув голову, подставлялся поцелуям Гермионы, пел и дирижировал палочкой, и бедолага треножник, подчиняясь дирижированию, описывал в воздухе круги.

— Грейнджер, а давай сделаем мёртвую петлю! И-и-и раз!

Малфой вскинул руку с палочкой, и Гермиона, ахнув и забыв о том, что именно она поддерживает треножник в воздухе, вцепилась в его руку обеими руками и дёрнула вниз.

Тошнотворная невесомость, жёсткий удар, со скрежетом подламываются железные ноги, ещё удар. Малфой — идиот...

Из чёрного беспамятства её вывел странный звук. Гулкий железный стон заполнял железную бочку, проникал в словно забитые ватой уши. От него дрожало всё тело и хотелось убежать. А когда Гермиона поняла, что это такое, убежать захотелось ещё больше.

— Ул-ла… ул-ла… ул-ла-а-а…

— Бежим, — прохрипела она и убрала цепь, — скорее… Скорей!

Багровое мерцание демона освещало повисшего на цепи неподвижного Малфоя и Глота, царапающего искорёженную, но всё ещё наглухо закрытую дверь.

— Alohomora!

Безрезультатно. А предсмертный вопль всё усиливается. Минутку, треножник ведь под Империусом!

Гермиона повернулась к двигателю-генератору и просипела:

— Открой дверь! Ты должен слушаться! Ты должен беречь нас!

Ул-ла, ул-ла. Треножник умирал, и плевать ему было на все заклятия мира. Ул-ла.

— Пожалуйста, — шевельнула губами Гермиона, — выпусти нас.

Ул-ла. Боль, страх, злоба, тоска. Главным образом, конечно, боль.

Гермиона нацелила палочку:

— Anesthesio! [1]

Стон немного утих, и в нём послышалось словно бы недоумение. Треножник искал свою боль и не мог её найти. Ну-ка, а теперь?

— Alohomora! — велела она двери. Дверь вновь её проигнорировала.

Ну, ёлки же палки! Гермиона подошла к двери и изо всех оставшихся сил саданула по ней ногой. Дверь со скрежетом приоткрылась.

— Надо было с самого начала так сделать, — слабо проскрипел Малфой у неё за спиной.

— Вот и сделал бы, — огрызнулась она.

— Я не мог, я… был без памяти. Но я бы не стал ломать… ноги, я бы… демона подключил. — Он с трудом выговаривал слова. — Он бы эту дверь…

— Ул-ла, — налился угрозой железный вопль, — ул-ла!

— Бежим, Грейнджер, — Малфой уничтожил свою цепь и, весь перекосившись на правую сторону, подковылял к Гермионе.

Они протиснулись сквозь приоткрытую дверь и со всей возможной скоростью бросились прочь от треножника — все, кроме демона. Отбежав на приличное расстояние, они обернулись и обнаружили, что демон продолжал реять над гибнущим металлоломом. Живоглот раздражённо окликнул его, но демон никак не отозвался.

— Что он делает?!

— Решил, наверное, побыть с умирающим. Есть в нём что-то ирландское, не находишь?

— А в тебе есть что-то идиотское, не находишь? Какого чёрта ты стал размахивать палочкой?! Какая ещё тебе мёртвая петля?!! — она посмотрела на него и вдруг поняла, — господи, да ты хотел нас убить!

Малфой поморщился и сказал:

— Не ори. У меня голова раскалывается. И ребро болит, опять.

— Сам лечись, — буркнула Гермиона.

— Сам — так сам, — покладисто согласился Малфой, взял палочку в левую руку и нацелился себе в правый бок. Гермиона отвернулась от него и тревожно уставилась на демона. Треножник ведь может взорваться в любой момент, успеет ли демон удрать?

Демон играл мрачнейшими тонами спектра, кружил, парил, нырял, и разносилось над Адом угрюмое песнопение:

— Lie there, lie there, little Henry Lee

— Till the flesh drops from your bones…

— Улла…

— For the girl you have in that merry green land

Can wait forever for you to come ho-o-ome.

Жемчужина медленно пульсирует в ладанке. В ритме вальса. И даже кажется, что ещё один низкий тяжкий голос присоединился к беспросветному дуэту.

— And the wind did howl and the wind did moan…

— Ул...

—... la la la la la,

La la la la lee…

Гермиона, раскачиваясь, бьёт в ладоши. Живоглот подпевает во всю рыжую глотку.

— A little bird lit down on Henry Lee.

Скрежет. Цилиндр восстаёт из ржавого праха, неуклюже покачиваясь на двух ногах. "Колено" третьей ноги выбито из сустава, и металлическая лапа беспомощно волочится по земле. Единственный уцелевший излучатель-иллюминатор наливается зелёным жаром. Белым. Синим. Фиолетовым, а потом свет чернеет, сжирает сам себя от неистового накала.

— Демон, назад! — заорала Гермиона и выбросила щит, — берегите глаза! — она зажмурилась.

— Ул-ла-а-а-а-а!

Страшный грохот, твёрдый горячий воздух ударяет в щит — боль пронизывает руку с палочкой, но пальцы Малфоя сжимают запястье, и вдвоём они удерживают щит. Взрывная волна взмётывает в воздух щебень по краям щита, пылающие обломки соскальзывают с его поверхности, а вконец обнаглевший демон распевает на весь Ад:

— La la la la la,

La la la la lee,

Гермиона осторожно разжмурилась. Увидела шатающийся треножник, окружённый тучей пыли и дыма, пляшущего над ним демона, алого и синего. Обнаружила, что Малфой всё ещё сжимает её запястье, раздражённо высвободила руку и отменила щит.

— A little bird lit down on Henry Lee…

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: