Крестный для Альбуса 11 страница

— Почему ты выбрал зельеварение?

Северус слегка склонил голову, подумал несколько секунд и ответил:

— Зельеварение завораживало меня еще с тех пор, как я ребенком переступил порог Хогвартса. Для меня это было так же естественно, как дышать или ходить.

Из уст любого другого человека это прозвучало бы высокомерно или заносчиво, но только не у Северуса.

Гермиона кивнула, а он продолжил:

— Вообще-то я подумывал стать невыразимцем.

Гермиона вытаращилась на Северуса, даже не замечая, что от удивления открыла рот.

— Невыразимцем? Я прочитала сотни книг, пытаясь выяснить, чем же они занимаются, но так ничего и не нашла!

— Именно поэтому их и называют невыразимцами, — сухо отозвался он.

— Даже информацию о крестражах проще найти, — произнесла она. — В Лондоне не осталось ни одной магической библиотеки, в которой я не побывала бы, пытаясь хоть что-то откопать об отделе тайн.

— Значит, все же существуют загадки, которые Гермиона Грейнджер не в силах раскрыть с помощью книг, — сказал насмешливо Северус, но в его взгляде не было и намека на издевку.

— Но чем занимаются невыразимцы? И где ты нашел информацию? — не отставала она.

— Я мог бы сказать, — медленно произнес он. — Но, боюсь, после этого мне придется тебя убить.

Гермиона поняла, что он подшучивает над ней, и в который раз за этот вечер покраснела.

Похоже, он пожалел ее, потому что произнес:

— Ты помнишь Арку, где погиб Сириус Блэк?

При упоминании этого имени по лицу Северуса скользнула тень презрения, но Гермиона не обратила никакого внимания, напряженно ожидая продолжения.

— Кто однажды прошел сквозь Арку — не вернется никогда, — начал он. — Что именно находится там, какой мир, не знает никто, кроме невыразимцев. Они одни обладают магией, позволяющей странствовать между мирами. Они могут проходит сквозь Арку и возвращаться. Но что именно они делают там, неизвестно никому. Это один из самых охраняемых секретов магического мира.

Гермиона даже не заметила, как задержала дыхание, пока с шумом не выдохнула.

— И ты подал заявление? — с любопытством спросила она.

Северус кивнул.

— У меня нет способностей невыразимцев. Этой магии нельзя научиться, с ней рождаются. Когда я добивался должности в Министерстве, на одном из экзаменов это и выяснилось. А потом я стал учителем.

— Но почему ты хотел стать невыразимцем? — не сдавалась она.

Его слова все крутились в голове, и Гермиона спрашивала себя, откуда же он все это узнал. Она взглянула на него. Северус казался напряженным. И поняла, что спросила слишком личное.

— Извини, — быстро произнесла она. — Я не хотела быть такой настырной.

Потихоньку до нее начало доходить, что он хотел стать невыразимцев незадолго до того, как начал работать в школе... после того, как были убиты Лили и Джеймс Поттеры. Лили, подумала она, и на губах появилась печальная улыбка. Вот почему он хотел стать невыразимцем. Отчаянная надежда пройти за Арку и найти ее в мире мертвых.

Гермиона не осмеливалась смотреть на него. Частично из-за страха найти отражение чувств, которые совсем не хотела видеть. И частично — потому что боялась, что он сможет понять ее собственные чувства.

Лили была центром всего, и все, что когда-либо делал Северус, так или иначе связано с ней. Когда Гермиона подумала о том, что глубоко внутри он все еще любит Лили, и неважно, сколько времени прошло, сердце словно сжало тисками.

«И почему тебе это не нравится? — спросил ее внутренний голос. — Может, потому что ты надеялась, что однажды он почувствует что-то к тебе?»

Эта мысль не стала для Гермионы неожиданностью. Она родилась в то мгновение, когда Северус вернулся из Святого Мунго, когда Гермиона обняла его, и он обнял ее в ответ.

— Хотелось бы мне знать, о чем ты думаешь, — услышала она его голос и, когда взглянула на Северуса, заметила, что выражение его лица изменилось, и он внимательно на нее смотрит.

— Я рассказала бы, — прошептала она, — но, боюсь, после этого мне придется тебя убить.

Северус рассмеялся, а Гермиона поняла, что это одно из тех редких мгновений, когда его смех не был ни презрительным, ни насмешливым.

— Как жаль, — пробормотала она.

— Что?

— Что ты редко так смеешься.

Его непроницаемый взгляд замер на ее лице, и хотя Гермиона почувствовала, как заалели уши, глаз не отвела.

— Я имею в виду, что теперь, когда худшее позади, мы можем смеяться, танцевать и просто быть счастливыми.

— Обычно я не танцую и не смеюсь, — тихо отозвался он.

— И не бываешь счастлив, — добавила она и сразу же пожалела об этом, когда он поднял бровь.

— Как жаль, — повторила она еще тише. — Как бы мне хотелось, чтобы ты стал счастливым.

— Почему? — произнес Северус.

— Просто так, — ответила Гермиона.

Казалось, он задумался, и в душе Гермионы поднялась целая буря, когда всего лишь на миг его лицо разгладилось и в первый раз на ее памяти Северус не знал, что ответить.

Сердце перевернулось в груди, и Гермиона перестала рассуждать, полностью отдавшись эмоциям. Она наклонилась и поцеловала его в щеку.

В ушах зашумела кровь, стало жарко и холодно одновременно, и она пыталась вспомнить, как нужно дышать.

Северус медленно поднял руку и дотронулся до щеки там, где прикоснулись ее губы.

— Почему ты это сделала?

В его голосе звучало только глубокое недоумение.

— Потому что захотела, — шепотом призналась она.

Похоже, она удивила его.

Что ж, она и сама удивилась не меньше. А неразумная часть мозга приказала не останавливаться, пока не проснулся рассудок.

Гермиона снова наклонилась и в этот раз прижалась губами к его рту. Северус замер, но не оттолкнул, и это заставило ее прижаться к его губам еще крепче. Руки она положила ему на плечи и вдруг почувствовала, как он слегка приоткрыл рот. Инстинктивно или потому что действительно этого хотел — непонятно, но уже и неважно.

Это будто пробовать незнакомый фрукт, вкус которого до этого мгновения столько раз представляла, а он все равно оказался совершенно другим. Она не могла бы сказать — приятный или нет, просто... другой. Странный, и ей захотелось распробовать.

Ее руки так и лежали на его плечах, и каждую секунду Гермиона ждала, что Северус оттолкнет ее, но чем больше проходило времени, тем быстрее таяли сомнения. Особенно когда он ответил на поцелуй.

Они оба были слегка неуклюжими, пожалуй, Северус даже чуть больше. Но поцелуй не прерывали, и Гермиона спрашивала себя, о чем же думает Северус. Хотел ли он ее на самом деле? Или его тело отозвалось на близость женщины? Или он просто не хочет ее обидеть?

Левой ладонью Гермиона скользнула по его плечу к локтю, и когда Северус не запротестовал, начала поглаживать его руку, вверх-вниз, рисуя небольшие круги.

Сам он, похоже, не знал, с чего начать, но потом зарылся пальцами в ее волосы. Гермионе понравилось думать, что, возможно, он уже давно мечтал об этом...

Глава опубликована: 10.08.2014

Глава 23

Прошло несколько минут или часов — Гермиона не смогла бы сказать. Ее руки словно зажили своей жизнью и принялись расстегивать многочисленные пуговицы. Ощущение кожи под пальцами стало достойным вознаграждением за нетерпеливость и настойчивость. Но прежде чем Гермиона начала ласкать Северуса, он сжал ее запястья с такой силой, что она вскрикнула. Он слегка отклонился, внимательно глядя на нее. Северус тяжело и быстро дышал, а в его обычно непроницаемых глазах горело желание. Но он по-прежнему крепко держал ее запястья.

Казалось, он хотел что-то спросить. Но, что бы то ни было, похоже, ответ он уже прочитал по ее лицу. Гермиона почувствовала, как он разжал пальцы, и сразу же потянулась к его груди.

Гладкая кожа словно притягивала, и Гермиона, затаив дыхание, выводила кончиками пальцев узоры.

Удивительно, какие разные чувства можно испытать, подумала она. Вместо того чтобы ощутить отвращение при виде старых шрамов, ей захотелось провести по ним пальцами. И бледная кожа не показалась отталкивающей — никакой другой оттенок не подошел бы Северусу.

Неожиданно она вспомнила, как, еще будучи ученицей, считала его лицо уродливым. Но теперь резко очерченные скулы и подбородок привлекали ее.

Гермиона стянула с его плеч мантию и расстегнула оставшиеся пуговицы на рубашке. И хотя она уже видела его обнаженную грудь, теперь ей пришло в голову, что под многочисленными слоями одежды Северус прячет красивое тело. Может быть, красивое не в классическом понимании, но сейчас Гермионе очень понравилось ощущать под пальцами плоский живот и твердые мускулы.

Их губы вновь встретились в медленном неуверенном поцелуе. Все это было еще таким новым и необычным, что казалось почти нереальным. Руки Северуса в ее волосах — так непривычно, но в то же время так правильно. Гермиона столько раз мысленно любовалась его пальцами, что могла бы с закрытыми глазами описать каждый из них. До этого мгновения она всегда представляла его руки во время приготовления зелий, но теперь внезапно поняла, что рисует себе совсем другие картинки, и невинными их нельзя было назвать.

Словно прочитав ее мысли, Северус начал гладить ее плечи так медленно, будто каждую секунду ожидал, что Гермиона оттолкнет его.

Может быть, когда ее разум вновь заработает, Гермиона спросит себя, что, ко всем чертям, она делала. Но сейчас ее тело вело свою игру, беззастенчиво льнуло к Северусу.

Ей казалось, что его руки повсюду, и ее еще секунды назад осторожные прикосновения стали лихорадочными, жадными. Гермиона внезапно поняла, что уже лежит, а Северус рядом с ней — целует ее и проникает руками под свитер. Она восторженно охнула.

Словно сквозь туман Гермиона заметила, что узкий диван расширился, но тут же об этом забыла и обняла Северуса.

Тяжесть его тела, его губы на чувствительной коже шеи — на грани между наслаждением и болью. Гермиона резко вдохнула. Северус продолжал ласкать ее, как вдруг внезапно замер: Гермиона раздвинула ноги и прижалась к нему бедрами. Он инстинктивно вжался в нее, а она качнулась навстречу.

С этого мгновения рассудок покинул ее окончательно, и желание возобладало безраздельно.

Северус и Гермиона срывали одежду друг с друга, пока между ними не осталось никаких препятствий.

Каждого прикосновения Северуса было слишком много и все же недостаточно. Мысли и чувства смешались в ней, пока Гермиона прижималась к нему, требуя и ясно показывая, чего же ей хочется. И он без колебаний подчинялся.

Их движения были несдержанными, и скоро все закончилось. Но даже минуты спустя в ушах все еще шумела кровь, и Гермиона осознала, что до сих пор довольно стонет.

* * *

Гермиона чувствовала быстрое биение сердца Северуса. Когда она погладила его по спине, он прижался лицом к ее шее.

Это было одно из тех мгновений, когда и боишься себя, но в то же время не испытываешь сомнений. Нереальный миг, который и смущает, и зачаровывает.

Гермиона хотела бы облечь в слова свои чувства, но побоялась прервать тишину, которую нарушало только их дыхание.

Они молча лежали на диване, но это продлилось недолго.

В этот раз Гермиона не торопилась. Она изучала его тело и быстро поняла, что Северус испытывает больший стыд, когда она прикасается к Метке, чем от самой интимной ласки.

Гермионе нравилось ощущать его тело — словно шелк, натянутый на твердый металл. А еще теперь Северус более доверчиво разрешал себя трогать и отвечал на прикосновения.

Она знала, что он стремится доказать ей и себе, что способен на большее, нежели быстрое неконтролируемое утоление телесной жажды в первый раз. И хотела убедить его, что ей нравится и ему нельзя останавливаться, но могла только стонать и вздыхать.

Северус держал глаза закрытыми, а в его чертах проступила неизвестная ей до сих пор мягкость. А когда он открыл глаза и поймал взгляд Гермионы, случилось нечто странное. Она увидела мысли и чувства Северуса.

Позволил он это нарочно или же просто не смог удержать щиты? Гермиона погрузилась в его сознание и оказалась окружена противоречивыми эмоциями.

Она видела саму себя в столь быстро сменяющихся картинках, что закружилась голова. И сквозь все видения то и дело пробивалось желание на грани сомнения.

Гермиона чувствовала, что ощущал Северус. Удивление, что она предпочла его общество, хотя могла бы провести время со своими друзьями — молодыми, красивыми и без сомнения более интересными.

Замешательство по поводу его собственных чувств... Как это произошло? И когда?

В тот миг, когда он осознал, что она взрослая женщина? О да, Северус прекрасно помнил его. Или когда она без колебаний обрезала волосы и бросила в котел?

Или же сегодня вечером, когда он в первый раз ощутил нежность ее кожи и аромат волос?

Когда женщина последний раз гладила его лицо и смотрела так, словно он не отвратителен, а... интересен, даже привлекателен?

И когда он последний раз слышал такой удовлетворенный вздох, прикасаясь к женщине?

Молодая, красивая, выдающаяся... во всех смыслах. И было ясно, что она хочет добиться своего в любом случае... и кто он такой, чтобы противиться?

Связь прервалась так же стремительно, как и возникла, и Гермиона от неожиданности вздохнула.

Она гладила его мокрую спину, пока они двигались в едином ритме, словно невидимый дирижер управлял музыкой, слышимой только им обоим.

Северус что-то прошептал ей на ухо, и Гермионе показалось, что она расслышала «Ты прекрасна». От слов, произнесенных хриплым, низким голосом она задрожала в оргазме, вцепившись ногтями в спину Северуса.

Она всегда наслаждалась сексом — удовлетворение без потери контроля, — однако в первый раз почувствовала себя страстной женщиной, полностью отдавшейся во власть примитивных инстинктов.

Гермиона слишком долго подавляла в подсознании истинные желания. И сейчас в голове промелькнула мысль, которая родилась давно — еще когда всплыла вся правда про Северуса.

Тот, кто так страстно ненавидит, умеет так же неистово любить...

И он любил... даже если в этот миг только телом.

Она перекатила их так, чтобы оказаться сверху, и Северус позволил. Его руки ласкали грудь и бедра Гермионы, а ей нравился его жадный взгляд и неприкрытое восхищение во взоре.

Все исчезло — остались только восхитительные движение и скольжение тел, расставание и встреча, снова и снова... Она потеряла саму себя и снова нашла... Рай и ад одновременно. И она не хотела возвращаться.

Глава опубликована: 14.09.2014

Глава 24

Ранним утром громким пением Гермиону разбудили птицы. Спина и бок болели от выпирающих пружин, и Гермиона вспомнила, где она и что произошло. Сон мгновенно слетел, она села и поняла, что в гостиной совершенно одна.

В памяти всплыли картинки прошедшей ночи, и Гермиона покраснела. Отдельные воспоминания промелькнули, и все случившееся можно было бы посчитать сном, если бы не истерзанные, горящие губы и боль в мышцах. Но самое главное — ощущение глубоко внутри, которое она даже не могла описать, потому что никогда до этого не знала. Словно очень долго неосознанно испытывала сильную жажду, а теперь утолила.

Гермиона ожидала, что почувствует стыд и сожаление, но ничего такого не было.

Она неуверенно позвала Северуса, но он не откликнулся.

Гермиона задумалась, когда и почему он ушел, не разбудив ее, и решила, что Северус просто не привык спать с кем-то в одной кровати и поэтому перебрался в спальню.

— Северус? — вновь позвала она, а потом завернулась в измятое покрывало и поднялась по лестнице. Она не знала, что именно скажет, но не сомневалась, что слова придут сами.

Добравшись до спальни, она осторожно заглянула внутрь, но увидела только нетронутую кровать.

Гермиона медленно спустилась и пошла на кухню. На столе стояла чашка с остатками кофе.

Задумавшись, она села за стол, к ней тут же подлетел термос и налил горячий черный кофе в чашку. Кофе, дающий заряд бодрости на всю ночь. Гермиона хорошо знала это после бессонных ночей, когда готовилась к экзаменам. На вкус отвратительная крепкая бурда, но это отлично помогало проснуться... или же прочистить мозги.

Гермиона сглотнула, и в первый раз после пробуждения в душе зашевелилось нехорошее предчувствие.

Северус покинул дом, и она не сомневалась, что все из-за прошедшей ночи. Гермиона попыталась представить, что же он надумал себе за это время, но быстро осознала, что даже после нескольких часов близости не смогла бы даже отдаленно понять его мысли. Сильнее чем когда-либо он казался ей закрытой книгой. Книгой, которую она могла подержать в руках и даже разглядеть как следует, но не сумела бы прочитать, поскольку та написана незнакомым языком. Гермиона почувствовала, как сердце сжалось от страха и грусти.

Неожиданно она вспомнила последнее сражение Гарри и Волдеморта много лет назад. Гарри рассказал Волдеморту правду о любви Северуса к Лили, а Темный Лорд ответил: «Он боготворил ее. Но после ее смерти понял, что существуют и более доступные женщины».

Гермиону замутило.

Неужели это и произошло? И она просто была доступна?

Северус ничем не дал ей понять, что кроме желания испытывает что-то еще. И Гермиона осознала, что на большее не могла и надеяться. Эта мысль причинила боль и одновременно разозлила.

Гермиона не знала, как долго просидела за столом. Вдруг она услышала, как с тихим скрипом отворилась и захлопнулась входная дверь.

Гермиона вскочила и быстрыми шагами пересекла кухню.

— Северус, я... — начала она, но замолчала, сразу поняв свою ошибку.

Человек на пороге смотрел на нее большими глазами. И это был не Северус.

— Гарри... — с трудом произнесла она и попыталась поплотнее закутаться в покрывало, тщетно надеясь представить все совсем не так, как оно видится.

— Я стучал, — ровно произнес он, — но подумал, что Северус меня не слышит, и просто зашел. Я... Что ты тут делаешь, Гермиона?

Голос Гарри казался чужим и спокойным. Слишком спокойным. Таким Гермиона до сих пор не знала друга.

Гарри не всегда понимал все с первого взгляда. Но даже для него стало яснее ясного, что тут произошло. То, что Гермиона в это время оказалась в доме Снейпа, да еще закутанная в покрывало, в то время как ее вещи валялись возле дивана, не могло быть понято как-то иначе.

— Полагаю, ты можешь сложить два и два, — произнесла она и с горящими от стыда щеками наклонилась за одеждой.

Дрожащим голосом она попросила его отвернуться и позволить ей одеться.

Вот только стыд никуда не делся.

Гарри хотел сесть на диван, но опомнился и пристроился на край подлокотника.

Он молча смотрел на нее.

— Скажи что-нибудь, — попросила Гермиона. Тишина казалась невыносимой. И хотя они были всего в паре шагов друг от друга, Гермиона ощущала, что теперь между ними лежат миры.

— Когда это началось? — Гарри разглядывал ее, словно видел в первый раз.

— Не знаю, — прошептала она. — Не могу точно сказать, когда по-другому начала смотреть на Северуса. А это... — она выделила последнее слово, хотя Гарри уже понял ее, — вчера вечером, — едва слышно закончила она.

Они никогда не разговаривали о столь личном, и Гермиона ощущала, как увеличивается неловкость.

— Я не выбирала, Гарри. Просто иногда случается такое, что невозможно контролировать.

Он покачал головой и встал.

— Я просто не могу поверить, что именно ты, которая всегда все планировала и продумывала, вляпаешься в это.

— Планировала и продумывала? — И хотя ей по-прежнему было стыдно, Гермиона почувствовала, как в душе разгорается гнев. — Моя жизнь — это не только бесконечные расчеты и логические выводы, Гарри! Я такой же человек, как и ты. И, веришь или нет, у меня есть чувства и потребности, которые нельзя заменить... как ты сказал? Планирую и продумываю? Как ты можешь судить меня? Ты выбрал Северуса крестным, но он недостаточно хорош для меня?

— Гермиона, я не осуждаю тебя.

Он устало взъерошил волосы, и только теперь Гермиона заметила беспокойство в его глазах.

— Просто... я желал тебе лучшего. Ты заслуживаешь человека, который сделает тебя счастливой.

Он подошел к ней и взял ее руки в свои.

— Мне кажется, самое лучшее — едва-едва достойно тебя, — тихо сказал он, и у Гермионы на глаза навернулись слезы. — Я ценю и уважаю Северуса, но если ты позволишь спросить тебя...

Она посмотрела на него, пытаясь сморгнуть влагу с ресниц.

— Ты уверена, что он сможет сделать тебя счастливой так, как ты себе представляешь?

Гермиона подумала о том, что Северус не может простить себя. О боли и вине, которые переполняют его. Он прячется в тени, скорее всего, из-за того, что полагает, будто не заслуживает свет. Ее голос был полон грусти, когда она произнесла:

— Я не знаю, на что надеюсь, Гарри. Не знаю, может ли он сделать меня счастливой... и хочет ли вообще.

Гарри молча обнял ее, но почему-то это не принесло утешения.

Повинуясь просьбе Гермионы, Гарри ушел, и вскоре дверь отворилась снова. На этот раз это был Северус. Нахмурившись, он посмотрел на нее.

— Где ты был? — спросила она, глядя на него и пытаясь понять его мысли по неприступному выражению лица.

— В лаборатории. — Он показал маленькую склянку с желтоватой жидкостью.

«Где же еще, — подумала она. — И лишний раз ты убедилась, как плохо его знаешь».

Гермиона не осмеливалась начать разговор о том, что важно для нее, поэтому поинтересовалась:

— Что это?

— Зелье для меня, — ответил Северус, и она расслышали нотки недовольства в его голосе.

Гермиона сглотнула, сжала руки и начала:

— Послушай, Северус, я...

— Честно говоря, я удивлен, что ты еще здесь.

Эти слова удивили и разозлили ее, и Гермиона не придумала ничего лучше, как тихо спросить:

— Неужели?

— Да. Я полагал, что ты уже давно ушла.

— Для тебя это нормально — исчезать после такой ночи?

— Раз уж ты спросила — да, — ответил Северус.

Гермионе показалось, что все внутренности скрутило узлом, и прежде чем осознала, она услышала свой голос:

— Почему ты вообще со мной спал, Северус?

— Почему? — Он холодно улыбнулся и шагнул к ней. — Потому что я эгоист, Гермиона. Потому что давно не занимался сексом с молодой привлекательной женщиной. А я умею использовать подвернувшуюся возможность.

Она вздрогнула словно от пощечины.

— Неприятно? — притворно озабоченным тоном спросил он. — Не может быть. Я был уверен, что ты хорошо знаешь людей и понимала, во что ввязываешься.

Гермиона обхватила себя руками, словно защищаясь, но, разумеется, это не уменьшило боль от его слов.

— То есть, я согласилась быстренько трахнуться, так? — дрожащим голосом сказала она, мгновенно побледнев.

— Как вульгарно, — холодно произнес он.

Снейп не знал, что она почти никогда не использует подобные выражения, но, скорее всего, его это не особенно заботило. Он пожал плечами, когда она промолчала, и нанес следующий удар:

— Намного интересней, почему ты переспала со мной?

Она посмотрела в его бледное лицо, равнодушные черные глаза, не отпускающие ее взгляд ни на секунду. Попыталась хоть что-то сказать, но быстро поняла, что лучше уж молча сносить все издевательства.

— Думаешь, что влюблена в меня? — резко спросил он и обхватил ее подбородок, не давая отпустить голову. — Смотри на меня!

Против воли Гермиона взглянула в его холодные глаза. Она чувствовала в груди странный холод и пыталась подавить слезы.

— Глупая девчонка! — рявкнул он, правильно поняв ее молчание. — Ты всерьез полагала, что я, как Уизли, буду держать тебя за ручку, водить в театр или катать на лодке под луной? — Он язвительно ухмыльнулся.

Гермиона не знала, смешно ему, потому что она могла такое подумать или потому что сам представил эту картину.

— Я думала, — тихо начала она, удивляясь, что еще может говорить, пока все вокруг нее рушится, — что могу быть частью твоей новой жизни.

Северус закатил глаза и отпустил ее подбородок.

— Пожалуйста, избавь меня от этого фарса. Иначе кончится тем, что ты возомнишь себя сияющей героиней, которая принесла свет и радость в мою мрачную душу и тем самым спасла от одиночества или больше — от меня самого.

У Гермионы задрожали губы, и она неосознанно попятилась.

— Просто удивительно, что за твоим блестящим умом на самом деле скрывается столько наивности, которая воистину заслуживает жалости, — выплюнул Северус, рассматривая Гермиону, словно насекомое, в котором внезапно открыл неизвестное свойство.

— Может, объяснишь мне, почему я так наивна? — вырвалось у нее. Она сама не понимала, как злости удалось пробиться через унижение и стыд. — Потому что подумала, что начинаю понимать тебя? Или поверила, что небезразлична тебе и ты хоть немного уважаешь меня? Что именно, Северус?

— Потому что у тебя неправильное представление о влюбленности! — резко отозвался он. — Девчачье, искаженное понятие о том, что у тебя может быть со мной. Ты не знаешь меня, Гермиона. И ты ничего не знаешь о любви.

— Неужели? Тогда расскажи! — потребовала она, дрожа от гнева.

— Я не обходительный мужчина. И не тот, кто будет дарить тебе цветы или сделает массаж, когда ты придешь домой после тяжелого рабочего дня. Я не стану выслушивать твои жалобы, потому что мне хватает своих проблем, и не буду говорить лживые комплименты. Ты ошибаешься, если полагаешь, что за маской неприязни и отторжения прячется другой человек. Я уже как-то сказал тебе, помнишь? Не существует другого мужчины. Я точно такой же, каким ты меня знаешь со времен Хогвартса: желчный, жестокий ублюдок. Тебе только кажется, что ты понимаешь меня. И ошибаешься, думая, что влюблена в меня или даже любишь. — Северус горько рассмеялся, глядя куда-то мимо нее. — Я знаю лучше, и потому запомни мои слова: любовь — это боль и огонь. Она сжигает дотла, не оставляя даже пепла.

— В твоем мире, — пробормотала Гермиона.

Боль все сильнее охватывала ее, сковывая холодом и не давая дышать.

— Да, в моем, — равнодушно согласился он. — Видишь, как различны наши миры. Ты умная женщина, Гермиона, живи своей жизнью и оставь мне мою.

Он произнес эти слова очень тихо и совсем не язвительно, но менее жестокими они от этого не стали.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: