Первая инициация. Переход из детства во взрослость

По каким признакам мы узнаем, что перед нами инициация? По тому, насколько близка героиня к смерти. Это некая метка, которую подробно описал Пропп в своей знаменитой работе «Исторические корни волшебной сказки»: «Почему герой попадает к вратам смерти? <…> Почему сказка отражает в основном представления о смерти, а не какие-нибудь другие? Почему именно эти представления оказались такими живучими и способными к художественной обработке? Ответ на этот вопрос мы получим из рассмотрения одного явления уже не только в области мировоззрения, но и в области конкретной социальной жизни. Сказка сохранила не только следы представлений о смерти, но и следы некогда широко распространенного обряда, тесно связанного с этими представлениями, а именно обряда посвящения юношества при наступлении половой зрелости (initiation). Этот обряд настолько тесно связан с представлениями о смерти, что одно без другого не может быть рассмотрено» (14, с. 148).

Мы помним, что обряд инициации представляет собой трехчастный сценарий, согласно которому инициируемый удаляется от людей, подвергается смерти-трансформации, причем он искренне уверен в том, что умирает, и наконец возрождается уже другим человеком. Так, если мы возьмем, к примеру, сказку «Морозко», то в этой короткой сказке героиня проходит инициацию в связи с переходом из детства во взрослость. Ее главная задача – отделение от родительской семьи, что в символической форме выглядит как отправление ее мачехой на верную смерть в зимнем лесу. Героиня, тем не менее, не умирает, она успешно справляется с испытаниями и возвращается домой с наградой. Мы не останавливаемся подробно на этой инициации, она описана в статье «Психологическая инициация женщины (8).

Однако на этом сказка не кончается, она показывает другую возможность, которую демонстрирует сводная сестра или сестры героини, родные дочки мачехи. Увидев успех падчерицы, последняя снаряжает своих родных дочек в лес, чтобы и они разбогатели. Они, в отличие от героини, не справляются с испытанием и изгоняются с позором либо погибают. Сказка показывает стратегию прохождения инициации, которая, кстати, если говорить об исторических параллелях, не была исключением. Эрик Эриксон, замечая, что этапы психологического формирования человека в ходе онтогенеза отнюдь не детерминируются самими по себе последовательными стадиями созревания организма, но что эффекты этого созревания сложно опосредствуются социальными институтами, приводил в качестве иллюстрации такой пример: «В некоторых «первобытных» обществах существуют «старые дети» – те члены племени, которые не выдержали суровых испытаний церемонии инициации – «посвящения во взрослость». Запрещение заниматься всеми «взрослыми» видами деятельности определяет психологическую незрелость этих индивидов, несмотря на полноценное физическое созревание» (2, с. 220).

В современном мире мы можем наблюдать те же процессы в связи с прохождением-непрохождением подростками кризиса идентичности. Не все подростки, проходя кризис, достигают идентичности. Э.Эриксон, как мы помним, говорил о двух противоположных возможностях, которые предоставляет личности кризис: положительной и отрицательной. В случае отрицательного прохождения молодой человек обладает спутанной идентичностью, а «патологией» возраста является отвержение.

Его последователь, психолог Джеймс Марсиа (1980), развивая идею социальной идентичности Эриксона, описывает уже не два, а четыре основных варианта или состояния формирования иидентичности, которые он называет «статусами идентичности». Так, юноша (девушка) при переходе к взрослой жизни может иметь один из четырех статусов идентичности:

Модель формирования идентичности, предложенная Марсиа (12, с. 606):

Если со стороны физиологии перемены в жизни человека детерминированы самой природой: он растет, становится женщиной или мужчиной, стареет и умирает независимо от своего выбора (или почти независимо), – то для духовного взросления этого недостаточно. Для того чтобы индивид совершил переход, недостаточно и усилий социума. Социум создает только условия, предоставляет возможность. Нужны усилия со стороны самой личности. Человек может воспользоваться, а может не воспользоваться шансом, в этом его онтологическая свобода. Нельзя забывать о том, в чем главный смысл посвящений: как пишет М.Элиаде, «посвящение равноценно духовному возмужанию; оглядываясь на всю религиозную историю человечества, мы постоянно встречаем эту идею: посвященный – это тот, кому открылись тайны, т. е. тот, кто знает» (18, с. 344).

Что должна знать героиня сказки, отправляясь в лес? Невозможно не изумляться той кротости, с которой она принимает свою судьбу. Падчерица в «Морозко» отправляется в зимний лес – и ни жалобы, ни обиды на своего родного отца, который отвозит ее на санях. В сказке «Амур и Психея» героиню родители по приговору оракула отправляют на скалу смерти, с тем чтобы ее взял в жены самый чудовищный монстр на земле – сама Смерть, и Психея безмолвно подчиняется. Можно продолжить примеры до бесконечности, и во всех примерах нас неизменно будет поражать та готовность героини встретиться со смертью, как будто она знает, что это и есть самое «правильное» поведение. И если сравнить поведение сестер, проходящих тот же путь, то сразу бросится в глаза контраст в поведении их по сравнению с главной героиней. В «Морозко» они грубо отвечают на приветствие Мороза, в «Госпоже Метелице» сестра плохо взбивает перину, чем вызывает недовольство волшебницы, и т.д. Девушки демонстрируют незрелое, детское поведение, как будто игнорируя изменившуюся ситуацию. В монографии «Социальная работа с кризисной личностью» В.В.Козлов отмечает «факт чрезвычайной важности: личностный кризис всегда является вызовом эволюции человека как психосоциального существа, и если личность не воспринимает этот вызов, то возникает вероятность порождения кризиса такой интенсивности, который сметает личность своей глубиной и мощью. В крайних случаях мы имеем варианты или личностной смерти (патологией с потерей персоны), или полной личностной инволюции (социальные аутсайдеры)» (10, с. 8).

Из психологии развития мы знаем, что если человек не проходит опустошительную, разрушительную фазу прощания с детством, то какая-то часть его личности остается инфантильной, а следовательно – зависимой. Неудивительно, что в сказках про падчерицу сестер не берут замуж, то есть, по сути, они остаются «вечными девочками» в родительском доме. Иногда сестры в сказке погибают, что следует воспринимать как метафору: погибнуть – это перестать жить, то есть стагнироваться, остановиться в развитии, «ибо то, что перестает меняться, трансформироваться, то подвергается распаду и погибает. Такая «прижизненная смерть» выражается в духовном бесплодии» (19, с. 125). Причем, в сказках смерть не воспринимается как трагедия, необратимость, это нормальная фаза, вслед за ней может идти новое рождение. Героя могут изрубить на куски, утопить в реке («Сестрица Аленушка и братец Иванушка»), но он восстает из мертвых и совершает победу над собой, своими изжившими себя и утратившими ценность комплексами.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: