ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
Божественная комедия 11 страницаОтколотый недавно изумруд, Лазурь и дуб-светляк превосходило
76 Сияние произраставших тут Трав и цветов и верх над ними брало, Как большие над меньшими берут.
79 Природа здесь не только расцвечала, Но как бы некий непостижный сплав Из сотен ароматов создавала.
82 «Salve, Regina,» – меж цветов и трав Толпа теней, внизу сидевших, пела, Незримое убежище избрав.
85 "Покуда солнце все еще не село, - Наш мантуанский спутник нам сказал, - Здесь обождать мы с вами можем смело.
88 Вы разглядите, став на этот вал, Отчетливей их лица и движенья, Чем если бы их сонм вас окружал.
91 Сидящий выше, с видом сокрушенья О том, что он призваньем пренебрег, И губ не раскрывающий для пенья, -
94 Был кесарем Рудольфом, и он мог Помочь Италии воскреснуть вскоре, А ныне этот час опять далек.
97 Тот, кто его ободрить хочет в горе, Царил в земле, где воды вдоль дубрав Молдава в Лабу льет, а Лаба в море.
100 То Оттокар; он из пелен не встав, Был доблестней, чем бороду наживший Его сынок, беспутный Венцеслав.
103 И тот курносый, в разговор вступивший С таким вот благодушным добряком, Пал, как беглец, честь лилий омрачивший.
106 И как он в грудь колотит кулаком! А этот, щеку на руке лелея, Как на постели, вздохи шлет тайком.
109 Отец и тесть французского злодея, Они о мерзости его скорбят, И боль язвит их, в сердце пламенея.
112 А этот кряжистый, поющий в лад С тем носачом, смотрящим величаво, Был опоясан, всем, что люди чтят.
115 И если бы в руках была держава У юноши, сидящего за ним, Из чаши в чашу перешла бы слава,
118 Которой не хватило остальным: Хоть воцарились Яков с Федериком, Все то, что лучше, не досталось им.
121 Не часто доблесть, данная владыкам, Восходит в ветви; тот ее дарит, Кто может все в могуществе великом.
124 Носач изведал так – же этот стыд, Как с ним поющий Педро знаменитый: Прованс и Пулья стонут от обид.
127 Он выше был, чем отпрыск, им отвитый, Как и Костанца мужем пославней, Чем были Беатриче с Маргеритой.
130 А вот смиреннейший из королей, Английский Генрих, севший одиноко; Счастливее был рост его ветвей.
133 Там, ниже всех, где дол лежит глубоко, Маркиз Гульельмо подымает взгляд; Алессандрия за него жестоко
136 Казнила Канавез и Монферрат".
ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ Комментарии
1 В тот самый час, когда томят печали Отплывших вдаль и нежит мысль о том, Как милые их утром провожали,
4 А новый странник на пути своем Пронзен любовью, дальний звон внимая, Подобный плачу над умершим днем, -
7 Я начал, слух невольно отрешая, Следить, как средь теней встает одна, К вниманью мановеньем приглашая.
10 Сложив и вскинув кисти рук, она Стремила взор к востоку и, казалось, Шептала богу: «Я одним полна».
13 «Te lucis ante», – с уст ее раздалось Так набожно, и так был нежен звук, Что о себе самом позабывалось.
16 И, набожно и нежно, весь их круг С ней до конца исполнил песнопенье, Взор воздымая до верховных дуг.
1 4 Здесь в истину вонзи, читатель, зренье; Покровы так прозрачны, что сквозь них Уже совсем легко проникновенье.
22 Я видел: сонм властителей земных, С покорно вознесенными очами, Как в ожиданье, побледнев, затих.
25 И видел я: два ангела, над нами Спускаясь вниз, держали два клинка, Пылающих, с неострыми концами.
28 И, зеленее свежего листка, Одежда их, в ветру зеленых крылий, Вилась вослед, волниста и легка.
31 Один слетел чуть выше, чем мы были, Другой – на обращенный к нам откос, И так они сидевших окаймили.
34 Я различал их русый цвет волос, Но взгляд темнел, на лицах их почия, И яркости чрезмерной я не снес.
37 "Они сошли из лона, где Мария, - Сказал Сорделло, – чтобы дол стеречь, Затем что близко появленье змия".
40 И я, не зная, как себя беречь, Взглянул вокруг и поспешил укрыться, Оледенелый, возле верных плеч.
43 И вновь Сорделло: "Нам пора спуститься И славным теням о себе сказать; Им будет радость с вами очутиться".
46 Я, в три шага, ступил уже на гладь; И видел, как одна из душ взирала Все на меня, как будто чтоб узнать.
49 Уже и воздух почернел немало, Но для моих и для ее очей Он все же вскрыл то, что таил сначала.
52 Она ко мне подвинулась, я – к ней. Как я был счастлив, Нино благородный, Тебя узреть не между злых теней!
55 Приветствий дань была поочередной; И он затем: "К прибрежью под горой Давно ли ты приплыл пустыней водной?"
58 "О, – я сказал, – я вышел пред зарей Из скорбных мест и жизнь влачу земную, Хоть, идя так, забочусь о другой".
61 Из уст моих услышав речь такую, Он и Сорделло подались назад, Дивясь тому, о чем я повествую.
64 Один к Вергилию направил взгляд, Другой – к сидевшим, крикнув: "Встань, Куррадо! Взгляни, как бог щедротами богат!"
67 Затем ко мне: "Ты, избранное чадо, К которому так милостив был тот, О чьих путях и мудрствовать не надо, -
70 Скажи в том мире, за простором вод, Чтоб мне моя Джованна пособила Там, где невинных верный отклик ждет.
73 Должно быть, мать ее меня забыла, Свой белый плат носив недолгий час, А в нем бы ей, несчастной, лучше было.
76 Ее пример являет напоказ, Что пламень в женском сердце вечно хочет Глаз и касанья, чтобы он не гас.
79 И не такое ей надгробье прочит Ехидна, в бой ведущая Милан, Какое создал бы галлурский кочет".
82 Так вел он речь, и взор его и стан Несли печать горячего порыва, Которым дух пристойно обуян.
85 Мои глаза стремились в твердь пытливо, Туда, где звезды обращают ход, Как сердце колеса, неторопливо.
88 И вождь: «О сын мой, что твой взор влечет?» И я ему: "Три этих ярких света, Зажегшие вкруг остья небосвод".
91 И он: "Те, что ты видел до рассвета, Склонились, все четыре, в должный срок; На смену им взошло трехзвездье это".
94 Сорделло вдруг его к себе привлек, Сказав: «Вот он! Взгляни на супостата!» - И указал, чтоб тот увидеть мог.
97 Там, где стена расселины разъята, Была змея, похожая на ту, Что Еве горький плод дала когда-то.
100 В цветах и травах бороздя черту, Она порой свивалась, чтобы спину Лизнуть, как зверь наводит красоту.
103 Не видев сам, я речь о том откину, Как тот и этот горний ястреб взмыл; Я их полет застал наполовину.
106 Едва заслыша взмах зеленых крыл, Змей ускользнул, и каждый ангел снова Взлетел туда же, где он прежде был.
109 А тот, кто подошел к нам после зова Судьи, все это время напролет Следил за мной и не промолвил слова.
112 "Твой путеводный светоч да найдет, - Он начал, – нужный воск в твоей же воле, Пока не ступишь на финифть высот!
115 Когда ты ведаешь хоть в малой доле Про Вальдимагру и про те края, Подай мне весть о дедовском престоле.
118 Куррадо Маласпина звался я; Но Старый – тот другой, он был мне дедом; Любовь к родным светлеет здесь моя".
121 "О, – я сказал, – мне только по беседам Знаком ваш край; но разве угол есть Во всей Европе, где б он не был ведом?
124 Ваш дом стяжал заслуженную честь, Почет владыкам и почет державе, И даже кто там не был, слышал весть.
127 И, как стремлюсь к вершине, так я вправе Сказать: ваш род, за что ему хвала, Кошель и меч в старинной держит славе.
130 В нем доблесть от привычки возросла, И, хоть с пути дурным главой все сбито, Он знает цель и сторонится зла".
133 И тот: "Иди; поведаю открыто, Что солнце не успеет лечь семь раз Там, где Овен расположил копыта,
136 Как это мненье лестное о нас Тебе в средину головы вклинится Гвоздями, крепче, чем чужой рассказ,
139 Раз приговор не может не свершиться".
ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ Комментарии
1 Наложница старинного Тифона Взошла белеть на утренний помост, Забыв объятья друга, и корона
4 На ней сияла из лучистых звезд, С холодным зверем сходная чертами, Который бьет нас, изгибая хвост;
7 И ночь означила двумя шагами В том месте, где мы были, свой подъем, И даже третий поникал крылами,
10 Когда, с Адамом в существе своем, Я на траву склонился, засыпая, Там, где мы все сидели впятером.
13 В тот час, когда поет, зарю встречая, Касатка, и напев ее тосклив, Как будто скорбь ей памятна былая,
16 И разум наш, себя освободив От дум и сбросив тленные покровы, Бывает как бы веще прозорлив,
19 Мне снилось – надо мной орел суровый Навис, одетый в золотистый цвет, Распластанный и ринуться готовый,
22 И будто бы я там, где Ганимед, Своих покинув, дивно возвеличен, Восхищен был в заоблачный совет.
25 Мне думалось: "Быть может, он привычен Разить лишь тут, где он настиг меня, А иначе к добыче безразличен".
28 Меж тем, кругами землю осеня, Он грозовым перуном опустился И взмыл со мной до самого огня.
31 И тут я вместе с ним воспламенился; И призрачный пожар меня палил С такою силой, что мой сон разбился.
34 Не меньше вздрогнул некогда Ахилл, Водя окрест очнувшиеся веки И сам не зная, где он их раскрыл,
37 Когда он от Хироновой опеки Был матерью на Скир перенесен, Хотя и там его настигли греки, -
40 Чем вздрогнул я, когда покинул сон Мое лицо; я побледнел и хладом Пронизан был, как тот, кто устрашен.
43 Один Вергилий был со мною рядом, И третий час сияла солнцем высь, И море расстилалось перед взглядом.
46 Мой господин промолвил: "Не страшись! Оставь сомненья, мы уже у цели; Не робостью, но силой облекись!
49 Мы, наконец. Чистилище узрели: Вот и кругом идущая скала, А вот и самый вход, подобный щели.
52 Когда заря была уже светла, А ты дремал душой, в цветах почия Среди долины, женщина пришла,
55 И так она сказала: "Я Лючия; Чтобы тому, кто спит, помочь верней, Его сама хочу перенести я".
58 И от Сорделло и других теней Тебя взяла и, так как солнце встало, Пошла наверх, и я вослед за ней.
61 И, здесь тебя оставив, указала Прекрасными очами этот вход; И тотчас ни ее, ни сна не стало".
64 Как тот, кто от сомненья перейдет К познанью правды и, ее оплотом Оборонясь, решимость обретет,
67 Так ожил я; и, видя, что заботам Моим конец, вождь на крутой откос Пошел вперед, и я за ним – к высотам.
70 Ты усмотрел, читатель, как вознес Я свой предмет; и поневоле надо, Чтоб вместе с ним и я в искусстве рос.
73 Мы подошли, и, где сперва для взгляда В скале чернела только пустота, Как если трещину дает ограда,
76 Я увидал перед собой врата, И три больших ступени, разных цветом, И вратника, сомкнувшего уста.
79 Сидел он, как я различил при этом, Над самой верхней, чтобы вход стеречь, Таков лицом, что я был ранен светом.
82 В его руке был обнаженный меч, Где отраженья солнца так дробились, Что я глаза старался оберечь.
85 "Скажите с места: вы зачем явились? - Так начал он. – Кто вам дойти помог? Смотрите, как бы вы не поплатились!"
88 "Жена с небес, а ей знаком зарок, - Сказал мой вождь, – явив нам эти сени, Промолвила: «Идите, вот порог».
91 "Не презрите благих ее велений! - Нас благосклонный вратарь пригласил. - Придите же подняться на ступени".
94 Из этих трех уступов первый был Столь гладкий и блестящий мрамор белый, Что он мое подобье отразил;
97 Второй – шершавый камень обгорелый, Растресканный и вдоль и поперек, И цветом словно пурпур почернелый;
100 И третий, тот, который сверху лег, - Кусок порфира, ограненный строго, Огнисто-алый, как кровавый ток.
103 На нем стопы покоил вестник бога; Сидел он, обращенный к ступеням, На выступе алмазного порога.
106 Ведя меня, как я хотел и сам, По плитам вверх, мне молвил мой вожатый: «Проси смиренно, чтоб он отпер нам».
109 И я, благоговением объятый, К святым стопам, моля открыть, упал, Себя рукой ударя в грудь трикраты.
112 Семь Р на лбу моем он начертал Концом меча и: "Смой, чтобы он сгинул, Когда войдешь, след этих ран", – сказал.
115 Как если б кто сухую землю вскинул Иль разбросал золу, совсем такой Был цвет его одежд. Из них он вынул
118 Ключи – серебряный и золотой; И, белый с желтым взяв поочередно, Он сделал с дверью чаемое мной.
121 "Как только тот иль этот ключ свободно Не ходит в скважине и слаб нажим, - Сказал он нам, – то и пытать бесплодно.
124 Один ценней; но чтоб владеть другим, Умом и знаньем нужно изощриться, И узел без него неразрешим.
127 Мне дал их Петр, веля мне ошибиться Скорей впустив, чем отослав назад, Тех, кто пришел у ног моих склониться".
130 Потом, толкая створ священных врат: "Войдите, но запомните сначала, Что изгнан тот, кто обращает взгляд".
133 В тот миг, когда святая дверь вращала В своих глубоких гнездах стержни стрел Из мощного и звонкого металла,
136 Не так боролся и не так гудел Тарпей, лишаясь доброго Метелла, Которого утратив – оскудел.
139 Я поднял взор, когда она взгремела, И услыхал, как сквозь отрадный гуд Далекое «Те Deum» долетело.
142 И точно то же получалось тут, Что слышали мы все неоднократно, Когда стоят и под орган поют,
145 И пение то внятно, то невнятно.
ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ Комментарии
1 Тогда мы очутились за порогом, Заброшенным из-за любви дурной, Ведущей души по кривым дорогам,
4 Дверь, загремев, захлопнулась за мной; И, оглянись я на дверные своды, Что б я сказал, подавленный виной?
7 Мы подымались в трещине породы, Где та и эта двигалась стена, Как набегают, чтоб отхлынуть, воды.
10 Мой вождь сказал: "Здесь выучка нужна, Чтоб угадать, какая в самом деле Окажется надежней сторона".
13 Вперед мы подвигались еле-еле, И скудный месяц, канув глубоко, Улегся раньше на своей постеле,
16 Чем мы прошли игольное ушко. Мы вышли там, где горный склон от края Повсюду отступил недалеко,
19 Я – утомясь, и вождь и я – не зная, Куда идти; тропа над бездной шла, Безлюднее, чем колея степная.
22 От кромки, где срывается скала, И до стены, вздымавшейся высоко, Она в три роста шириной была.
25 Докуда крылья простирало око, Налево и направо, – весь извив Дороги этой шел равно широко.
28 Еще вперед и шагу не ступив, Я, озираясь, убедился ясно, Что весь белевший надо мной обрыв
31 Был мрамор, изваянный так прекрасно, Что подражать не только Поликлет, Но и природа стала бы напрасно.
34 Тот ангел, что земле принес обет Столь слезно чаемого примиренья И с неба вековечный снял завет,
37 Являлся нам в правдивости движенья Так живо, что ни в чем не походил На молчаливые изображенья.
40 Он, я бы клялся, «Ave!» говорил Склонившейся жене благословенной, Чей ключ любовь в высотах отворил.
4 8 В ее чертах ответ ее смиренный, «Ессе ancilla Dei», был ясней, Чем в мягком воске образ впечатленный.
46 «В такой недвижности не цепеней!» - Сказал учитель мой, ко мне стоявший Той стороной, где сердце у людей.
49 Я, отрывая взгляд мой созерцавший, Увидел за Марией, в стороне, Где находился мне повелевавший,
52 Другой рассказ, иссеченный в стене; Я стал напротив, обойдя поэта, Чтобы глазам он был открыт вполне.
55 Изображало изваянье это, Как на волах святой ковчег везут, Ужасный тем, кто не блюдет запрета.
58 И на семь хоров разделенный люд Мои два чувства вовлекал в раздоры; Слух скажет: «Нет», а зренье: «Да, поют».
61 Как и о дыме ладанном, который Там был изображен, глаз и ноздря О «да» и «нет» вели друг с другом споры.
64 А впереди священного ларя Смиренный Псалмопевец, пляс творящий, И больше был, и меньше был царя.
67 Мелхола, изваянная смотрящей Напротив из окна больших палат, Имела облик гневной и скорбящей.
70 Я двинулся, чтобы насытить взгляд Другою повестью, которой вправо, Вслед за Мелхолой, продолжался ряд.
73 Там возвещалась истинная слава Того владыки римлян, чьи дела Григорий обессмертил величаво.
76 Вдовица, ухватясь за удила, Молила императора Траяна И слезы, сокрушенная, лила.
79 От всадников тесна была поляна, И в золоте колеблемых знамен Орлы парили, кесарю охрана.
82 Окружена людьми со всех сторон, Несчастная звала с тоской во взоре: «Мой сын убит, он должен быть отмщен!»
85 И кесарь ей: "Повремени, я вскоре Вернусь". – "А вдруг, – вдовица говорит, Как всякий тот, кого торопит горе, -
88 Ты не вернешься?" Он же ей: "Отмстит Преемник мой". А та: "Не оправданье - Когда другой добро за нас творит".
91 И он: "Утешься! Чтя мое призванье, Я не уйду, не сотворив суда. Так требуют мой долг и состраданье".
94 Кто нового не видел никогда, Тот создал чудо этой речи зримой, Немыслимой для смертного труда.
97 Пока мой взор впивал, неутомимый, Смирение всех этих душ людских, Все, что изваял мастер несравнимый,
100 "Оттуда к нам, но шаг их очень тих, - Шепнул поэт, – идет толпа густая; Путь к высоте узнаем мы у них".
103 Мои глаза, которые, взирая, Пленялись созерцаньем новизны, К нему метнулись, мига не теряя.
106 Читатель, да не будут смущены Твоей души благие помышленья Тем, как господь взымает долг с вины.
109 Подумай не о тягости мученья, А о конце, о том, что крайний час Для худших мук – час грозного решенья.
112 Я начал так: "То, что идет на нас, И на людей по виду непохоже, А что идет – не различает глаз".
115 И он в ответ: "Едва ль есть кара строже, И ею так придавлены они, Что я и сам сперва не понял тоже.
118 Но присмотрись и зреньем расчлени, Что движется под этими камнями: Как бьют они самих себя, взгляни!"
121 О христиане, гордые сердцами, Несчастные, чьи тусклые умы Уводят вас попятными путями!
124 Вам невдомек, что только черви мы, В которых зреет мотылек нетленный, На божий суд взлетающий из тьмы!
127 Чего возносится ваш дух надменный, Коль сами вы не разнитесь ничуть От плоти червяка несовершенной?
130 Как если истукан какой-нибудь, Чтоб крыше иль навесу дать опору, Колени, скрючась, упирает в грудь
133 И мнимой болью причиняет взору Прямую боль; так, наклонясь вперед, И эти люди обходили гору.
136 Кто легче нес, а кто тяжеле гнет, И так, согбенный, двигался по краю; Но с виду терпеливейший и тот
139 Как бы взывал в слезах: «Изнемогаю!»
ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ Комментарии
1 И наш отец, на небесах царящий, Не замкнутый, но первенцам своим Благоволенье прежде всех дарящий,
4 Пред мощью и пред именем твоим Да склонится вся тварь, как песнью славы Мы твой сладчайший дух благодарим!
7 Да снидет к нам покой твоей державы, Затем что сам найти дорогу к ней Бессилен разум самый величавый!
10 Как, волею пожертвовав своей, К тебе взывают ангелы «Осанна», Так на земле да будет у людей!
13 Да ниспошлется нам дневная манна, Без коей по суровому пути Отходит вспять идущий неустанно!
16 Как то, что нам далось перенести, Прощаем мы, так наши прегрешенья И ты, не по заслугам, нам прости!
19 И нашей силы, слабой для боренья, В борьбу с врагом исконным не вводи, Но охрани от козней искушенья!
22 От них, великий боже, огради Не нас, укрытых сенью безопасной, А тех, кто там остался позади".
25 Так, о себе и нас в мольбе всечасной, Шли тени эти и несли свой гнет, Как сонное удушие ужасный,
28 Неравно бедствуя и все вперед По первой кромке медленно шагая, Пока с них тьма мирская не спадет.
31 И если там о нас печаль такая, Что здесь должны сказать и сделать те, В ком с добрым корнем воля есть благая,
34 Чтоб эти души, в легкой чистоте, Смыв принесенные отсюда пятна, Могли подняться к звездной высоте?
37 "Скажите, – и да снидут благодатно К вам суд и милость, чтоб, раскрыв крыла, Вы вознеслись отсюда безвозвратно, -
40 Где здесь тропа, которая бы шла К вершине? Если же их две иль боле, То где не так обрывиста скала?
43 Идущего со мной в немалой доле Адамово наследие гнетет, И он, при всходе медлен поневоле".
46 Ответ на эту речь, с которой тот, Кто был мой спутник, обратился к теням, Неясно было, от кого идет,
49 Но он гласил: "Есть путь к отрадным сеням; Идите с нами вправо: там, в скале, И человек взберется по ступеням.
52 Когда бы камень не давил к земле Моей строптивой шеи так сурово, Что я лицом склонился к пыльной мгле,
55 На этого безвестного живого Я бы взглянул – узнать, кто он такой, И вот об этой ноше молвить слово.
58 Я был латинянин; родитель мой - Тосканский граф Гульельм Альдобрандески; Могло к вам имя и дойти молвой.
61 Рожден от мощных предков, в древнем блеске Из славных дел, и позабыв, что мать У всех одна, заносчивый и резкий,
64 Я стал людей так дерзко презирать, Что сам погиб, как это Сьена знает И знает в Кампаньятико вся чадь.
67 Меня, Омберто, гордость удручает Не одного; она моих родных Сгубила всех, и каждый так страдает.
70 И я несу мой груз, согбен и тих, Пока угодно богу, исполняя Средь мертвых то, что презрел средь живых".
73 Я опустил лицо мое, внимая; Один из них, – не тот, кто речь держал, - Извившись из-под каменного края,
76 Меня увидел и, узнав, позвал, С натугою стремясь вглядеться ближе В меня, который, лоб склонив, шагал.
79 И я: "Да ты же Одеризи, ты же Честь Губбьо, тот, кем горды мастера «Иллюминур», как говорят в Париже!"
82 "Нет, братец, в красках веселей игра Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|