Ледяные пещеры массива Марборе

Может быть, читатель помнит, что в 1926 году во время похода в ледяной грот Кастере я проник во второй ледяной грот, но не смог его исследовать ввиду недостатка времени, отсутствия снаряжения и потому, что жена моя в это время отдыхала и ждала меня у входа в грот Кастере, который мы только что прошли насквозь.

Возможно, что читатель не забыл также, что мы собрались как можно скорее вернуться в массив Марборе и продолжить исследование этой второй ледяной пещеры, расположенной на высоте 3000 метров над уровнем моря.

Но на пути к осуществлению наших планов стало очень много препятствий. Все последующие годы я был занят всевозможными исследованиями и работал в других местах.

Сначала мне пришлось выполнять работы по приглашению в различных странах, а потом произошли такие катастрофические события, как гражданская война в Испании, закрывшая надолго франко-испанскую границу, затем Вторая мировая война и все связанные с ней потрясения. По всем этим причинам я смог вернуться в Марборе лишь четверть века спустя, то есть в 1950 году.

В июле этого года я вышел из маленькой деревеньки Гаварни и направился по дороге к цирку. Увы, со мной не было моей жены, которая скончалась за десять лет до того, но все же я был не один. За мной следом шли две девушки, согнувшиеся под тяжестью огромных горных рюкзаков, — мои две старшие дочери, Мод и Жильберта, которым было около двадцати лет, то есть столько же, сколько было их матери в то время, когда мы с ней открыли грот Кастере. Они следовали за мной по фирну у Бреши Роланда.

Ограничения, которые я сам на себя наложил, принимаясь за книгу, позволяют мне говорить лишь о самых важных этапах моих исследований, не останавливаясь ни на чем второстепенном, и я ничего не рассказал о том, сколько сил посвятил воспитанию детей и как руководил их первыми шагами. С четырех-пяти лет они ходили и ползали за мной по пещерам, так как, будучи "ненормальным отцом", как меня иногда величали, я брал их с собой под землю, к их величайшему удовольствию и пользе. Таким образом они с самого детства учились выпутываться из затруднений, не бояться темноты и любоваться подземными красотами. Благодаря такому раннему обучению и, конечно, также двусторонне отягощенной в этом отношении наследственности мои дети в очень юном возрасте стали спелеологами, делающими мне честь, и на них я мог положиться.

В шестнадцать лет Рауль уже принимал участие в весьма сложных спусках в Хенн-Морт. В этом же возрасте Мод и Жильберта без устали исследовали трудные пропасти и подземные реки и показали себя достойными своей матери.

Давно они мечтали познакомиться с этой странной ледяной пещерой — гротом Кастере, — о которой слышали с детства и видели множество фотографий. Но им не хватало главного — самим побывать в открытой мной пещере. Именно для этого мы теперь поднялись к Бреши Роланда в такой же поздний час, как тогда.

Мы переночевали на том же месте, как и в 1926 году, и на следующий день с рассветом отправились к гроту их мечты.

По пути я спрашивал себя, какова будет их реакция, когда они увидят таинственный широкий тридцатиметровый свод и подземное ледяное озеро.

Реакция была великолепной: воодушевление, нечто вроде исследовательской лихорадки, заставило их быстро пересечь ледяное озеро и исчезнуть в боковых залах. Вероятно, они пытались найти ходы, которые мы тогда прозевали.

Я же, пересекая озеро, остановился и мысленно перенесся на четверть века назад, когда под этими сводами звучал красивый мелодичный голос моей верной подруги. И вдруг я почувствовал себя очень старым, и меня охватила острая тоска при этих воспоминаниях, но в то же время я чувствовал себя умиротворенным оттого, что вновь пришел в это место, бывшее свидетелем нашей былой жизни, и привел сюда своих дочерей как на паломничество… Как и во многих других пещерах, мне на миг показалось, что я ощущаю нежный и легкий призрак моей жены, идущей рядом со мной, как в те былые времена, когда мы оба, молодые и сильные, шли в неизвестность этого подземного ледника.

Но вот из соседнего зала появился вполне реальный силуэт моей дочери Мод, вошедшей в большую пещеру. Она пересекла ее, дошла до стены. Вот она нагибается и хочет влезть в какую-то горизонтальную трещину. Лежа животом на льду, она тщетно пытается протиснуться в эту неправдоподобную лазейку. Я приближаюсь к ней и пытаюсь умерить ее пыл, говоря, что там ничего не может быть, кроме совершенно неинтересного тупика.

Мои девочки приняли свою роль всерьез: Жильберта еще не вернулась с рекогносцировки, а Мод пытается форсировать узкую щель. Я вижу, как она задвигалась сильнее и сначала медленно, потом все быстрее начала исчезать в трещине, так что я подскочил к ней, чтобы схватить ее за ноги и задержать скольжение, показавшееся мне подозрительным. Мое беспокойство оказалось оправданным, так как за очень низким сводом открывался вертикальный колодец, который затягивал Мод и в который она могла вот-вот свалиться.

Ранее мы не подозревали о существовании этой пропасти. Через месяц мы вернулись с электроновой лестницей, позволившей нам спуститься в нее и полюбоваться нижним этажом, целиком покрытым льдом, и фантастической ледяной стеной, которую мы назвали Ледяной Ниагарой.

Оказалось, что Мод и Жильберта не зря продолжили исследование пещеры, которую, как я думал, мы полностью разведали с женой. Но, как я лишний раз убедился, под землей никогда не может быть полной уверенности, что ты действительно все заметил.

Впереди нас поджидало еще интересное открытие: когда мы в конце концов полностью изучили второй грот, в который я с трудом проник в 1926 году, то открыли около него множество других, один прекраснее и интереснее другого. Эти пять подземных ледников были названы нами гротом Серн (однажды мы встретили здесь серн). Мы провели незабываемые исследования в этих гротах. Наш смешанный отряд, состоящий из одного мужчины и двух девочек, конечно, был слишком слаб, чтобы перенести с собой на такую высоту тяжелые и громоздкие материалы (лестницы, веревки, лампы, железные скобы, продовольствие, спальные мешки и т. д.). Нам приходилось довольствоваться очень скромными средствами, что усиливало опасность исследований.

Позже отряды по пятнадцать-двадцать спелеологов, привлеченных нашими открытиями, организовывали горные лагеря в испанском массиве Марборе и экспедиции по всем правилам с целью отыскать и исследовать в нем другие подземные полости.

Наши исследования ледяных пещер были сопряжены с большой опасностью из-за скрытых пропастей, крутых скатов, застывших водопадов, подъем и спуск с которых очень труден.

Длительное пребывание при температурах всегда ниже нуля под мощными потоками воздуха делало особенно мучительными наши исследования. Ночевки под открытым небом из-за отсутствия палатки, тащить которую нам было слишком тяжело, также очень неудобны и плохо восстанавливали силы.

Как бы там ни было, но подземные потоки, превратившиеся в вечный лед, представляют незабываемое зрелище — одно из самых редких и причудливых на земле. В недрах гигантских пиков, где нам посчастливилось открыть ледяной грот, расположенный на самой большой высоте над уровнем моря из всех известных ледяных гротов на земном шаре,[38]все — покой и волнение — застыло в вечной неподвижности. Лишь ледяной ветер мрачно воет в этих пещерах и оживляет одиночество высоких грозных сводов, под которые никогда никто не проникал и под которыми ничто живое не может надолго задерживаться, не поплатившись за это жизнью.

XXXI

Пьер-Сен-Мартен

Пещеры и пропасти не похожи одна на другую. Способы их исследования также разнообразны и зависят в основном оттого, как они проводятся: в одиночку, вдвоем, втроем или целыми специально организованными экспедициями, при которых работу ведут многочисленные, хорошо снаряженные отряды.

Монтеспан — пример исследования в одиночку. Сигалер, пропасть Мартеля и грот Кастере всегда вспоминаются мне как походы вдвоем с женой. Ледяные гроты Серн мы исследовали втроем с дочерьми. Что касается сложных коллективных экспедиций, то мне казалось, что они достигли своего апогея при исследованиях Хенн-Морт. Но для исследования Пьер-Сен-Мартен пришлось собрать еще больше участников и привлечь исключительные средства, во всяком случае для последнего этапа, так как первые исследования так же, как в Хенн-Морт, проводили несколько человек, причем плохо экипированных.

Открытие и история пропасти Пьер-Сен-Мартен неотделимы от имени и личности бельгийского врача Макса Козинса, который, будучи еще ребенком, вместе со своими родителями нашел приют в Стране Басков во время войны 1914 года. Они поселились в горной провинции От-Суль, и в этой стране каньонов и пропастей молодой Макс приохотился к спелеологии, ставшей его любимым занятием, целиком заполнившим впоследствии все летние отпуска, которые он неуклонно проводил в Стране Басков, где построил себе швейцарский домик.

Начиная с 1935 года мне приходилось с ним работать в больших пропастях этого живописнейшего края и изучать здесь сложные пути подземных вод, исследовать которые Мартель начал еще в 1908–1909 годах.

После войны 1939 года Козине, которому посчастливилось уцелеть в страшном лагере Бухенвальд, с новым рвением вернулся к подземным походам в Стране Басков и каждый год организовывал сюда спелеологические экспедиции (в них мне тоже случалось принимать участие). Основная цель экспедиции — разведать подземный поток: существование его предполагал в свое время Мартель, а Козине необычайно активно пытался его найти.

Мой брюссельский друг уже успел подняться в стратосферу и спуститься под воду вместе с профессором Пикаром,[39]а теперь желал с присущим ему спокойным упрямством проникнуть в недра земли.

Для экспедиции 1950 года, в которой по традиции принимали участие французские и бельгийские спелеологи, Козине решил избрать перевал Пьер-Сен-Мартен. Как всегда, он пригласил и меня, но на этот год я планировал вновь посетить наконец массив Гаварни и Мон-Пердю с дочерьми. Этот поход без конца откладывался, и его удалось осуществить лишь с опозданием на двадцать четыре года. В мои планы входило исследование ледяных пещер. Открытия, сделанные в результате этого похода, описаны в предыдущей главе.

В ходе кампании в самом сердце Страны Басков один из участников экспедиции — Жорж Лепине — неожиданно нашел небольшое отверстие, скрывавшее колодец глубиной в триста сорок шесть метров.

Козине сообщил мне об этом лаконичной телеграммой, достаточно, однако, красноречивой для спелеолога: "Открыли самую глубокую из известных пропастей". Я ему ответил в том же духе: "Открыли ледяные пещеры выше всех известных".

Последовал обмен письмами, и было решено посвятить кампанию 1951 года исследованию новой гигантской пропасти, которую в 1950 году из-за недостатка соответствующего оборудования для спуска удалось лишь прозондировать.

Главной частью оборудования была установленная на краю пропасти педальная лебедка с четырехсотметровым стальным тросом, давшая возможность Жоржу Лепине спуститься в глубокий колодец и приземлиться в огромном хаотическом зале с весьма наклонным полом.

Счастливый открыватель пропасти, названной в его честь пропастью Лепине,[40]вернулся на поверхность и уступил свое место на конце троса Жоржу Эрто (одному из участников спуска в Хенн-Морт), который отважился дойти до конца большого зала и услышал рев потока, доносившийся снизу.

Через несколько часов Гарун Тазиев и Марсель Лубан, сменившие Лепине и Эрто, склонились над колодцем, ведущим в нижний этаж. Они развернули лестницы, и Лубан спустился в еще более обширный зал и действительно обнаружил там подземный поток.

Этот гигантский неф[41]Лубан назвал залом Элизабет Кастере, в память моей жены, которая, как он помнил, в 1934 году поставила рекорд Франции по спуску женщин на глубину в пропасти Мартеля.

Разведка Марселя Лубана закончилась на глубине примерно пятисот метров, и было решено в следующем году провести экспедицию в эту пропасть, оказавшуюся одной из самых глубоких из всех известных.

Если в 1950 году поход в массив Марборе не позволил мне присоединиться к Козинсу и его товарищам, то в 1951 году мне помешали совершенно другие причины. Перед самой экспедицией к перевалу Пьер-Сен-Мартен мой сын Рауль сломал ногу в пропасти Эспаррос, а у моей дочери Жильберты начался сильнейший приступ аппендицита в глубине пещеры Баррабау (о которой я расскажу несколько ниже).

Они оба лежали в одной и той же больнице (один в гипсе, другая после операции), и мы втроем по газетам следили за всеми перипетиями спуска Марселя Лубана на пятисотметровую глубину.

В июле 1952 года мне удалось наконец присоединиться ко второй экспедиции в пропасть Лепине (которую с тех пор пресса и наш отряд начали называть пропастью Пьер-Сен-Мартен[42]).

Кампания, обещавшая быть исключительно плодотворной, началась спуском четырех человек из нашего отряда — Лубана, Тазиева, Оккьялини и Лябейри, — которые должны были разбить лагерь в зале Элизабет Кастере, произвести окрашивание воды подземного потока и убедиться, что пропасть продолжается в глубину. Затем этому первому отряду следовало подняться на поверхность и уступить место штурмовому отряду, который должен был вести я, с целью добраться до самой большой возможной глубины. Но моему отряду не суждено было вступить в действие, так как во время подъема первого отряда Марсель Лубан стал жертвой несчастного случая: он сорвался в ужасающий колодец. Гибель его потрясла всех, кампания 1952 года была прервана. Героическое поведение доктора Мерейя, спустившегося к раненому на наскоро ерошенном тросе, не менее выдающийся подвиг наших товарищей — лионских скаутов — Балландро, Эпели и Летрона, которые спустились и закрепились при помощи крюков на разных уровнях в большом колодце, чтобы помочь поднять носилки, — все оказалось напрасным: Лубан скончался.

Наша скорбь усугубилась еще и тем, что нам не удалось поднять тело нашего несчастного товарища, павшего на поле битвы за честь спелеологии в возрасте двадцати восьми лет, и пришлось из-за отсутствия земли временно похоронить его под гигантским камнем в зале Лепине.

Наш замечательный спелеолог, мой лучший ученик и друг заплатил жизнью за спуск в этот опаснейший колодец, глубина которого больше высоты Эйфелевой башни.

Причиной несчастья послужило недостаточно прочное крепление на конце несущего троса в том месте, где он прикрепляется к парашютным ремням, которыми мы были экипированы. Это крепление, то есть эта модель крепления, прекрасно служила все предыдущие годы, и мы испытывали к ней полнейшее доверие, так же как и ко всему прочему оборудованию, добытому Максом Козинсом, которым он пользовался в течение десяти лет. Лично мне приходилось спускаться в 1935 году на более тонком тросе и при помощи более легкой лебедки в вертикальные колодцы соседних с Пьер-Сен-Мартен пропастей Хейл и Утчапа глубиной двести и сто пятьдесят метров соответственно. Очевидно, в оборудовании был дефект, и жертва 14 августа 1952 года была предрешена. Несчастный случай мог произойти с Оккьялини, который последним спустился в пропасть, то есть непосредственно перед подъемом Лубана, или со мной, ожидавшим его возвращения, чтобы спуститься в свою очередь. Злой рок пожелал, чтобы никто не заметил, как самым непредвиденным образом гайка ослабла, и жертвой стал Марсель Лубан.

Разразилась мучительная дискуссия, перешедшая вскоре в бессмысленную полемику, развернутую и использованную известного рода прессой, падкой на сенсации и скандалы, и усиленную еще тем обстоятельством, что нам не удалось вынести тело жертвы на поверхность.

Встав выше бесполезных и достойных сожаления ссор и волнений, правительство посмертно наградило Марселя Лубана орденом Почетного Легиона со следующей формулировкой текста награждения:

"Охваченный бескорыстной страстью к спелеологии с самой юности, он беспрестанно отдавал ей все самые возвышенные качества ума, жажду открытий и отвагу. Исследовав множество пещер и много раз спускавшись под землю совместно со своими отважными спутниками, в августе 1952 года при особо опасном исследовании пропасти Пьер-Сен-Мартен он пал смертью храбрых во славу науки".

В августе 1953 года все мы вновь собрались у пропасти с двумя целями: извлечь останки нашего несчастного товарища (по закону гор мертвых под землей не оставляют); кроме того, мы хотели дойти до самого дна пропасти и покорить ее в память Марселя Лубана, как это сделал бы он сам, если бы не был остановлен на своем пути.

Низкопробная шумиха и недостойная полемика прошлого лета имела все же неожиданные и благоприятные последствия: мы получили некоторое содействие и материальную помощь, главным образом от армии. Уже во время несчастья 1952 года военный самолет с базы в По сбросил нам на парашюте медикаменты и специальные носилки для переноски раненого с множественными переломами. На этот раз два самолета "Дакота" сбросили нам несколько тонн снаряжения и материалов. Эта операция положила начало неожиданному сотрудничеству людей воздуха с людьми подземелий, которое с тех пор не прерывалось и продолжает оказывать значительную помощь спелеологам, работающим в горах или отдаленных труднодоступных районах.

Желая подробнее ознакомиться со строением рокового колодца, усложненного карнизами, трещинами, выступами, забитыми щебнем, непрочно держащимися глыбами, и чтобы заранее изучить трудную проблему подъема тела Марселя Лубана, я первым спустился в страшную пропасть глубиной триста сорок шесть метров на новом тросе с новой лебедкой, которую сделал и которой управлял инженер Квеффелек. На мою долю также выпала печальная и тяжелая привилегия первым преклонить колена перед могилой нашего друга.

Через несколько часов ко мне спустились Мерей, Дельтейль, Эрто, Янссен, Трефар и присоединившийся к нашему отряду испанский спелеолог Ондарра. Всемером мы пересекли залы Лепине и Элизабет Кастере, а затем третий еще более обширный зал — зал Марселя Лубана. Мы вышли в гигантскую галерею с подземным потоком, в который тут же бросили двадцать килограммов флуоресцеина. Длинный ход привел нас к подножию каменного барьера высотой двадцать пять метров, на который мы взобрались, чтобы убедиться, что подземная полость идет дальше.

Перед нами был еще один, четвертый по счету зал, в нем мы услышали рев потока. Мы вернулись к подземному лагерю, который разбили в зале Лепине в нескольких метрах от места погребения Лубана. Штурмовой отряд под командой Лепине состоял из лионских скаутов Баландро, Эпелли Летрона и бельгийца Теодора.

Лепине не участвовал с нами в кампании 1952 года, так как в то время выполнял работы на Земле Адели (Антарктида), он вернулся во Францию как раз вовремя, чтобы принять участие в экспедиции 1953 года, и ему, поскольку он являлся открывателем этой пропасти, было предоставлено почетное место начальника штурмового отряда.

Этот отважный отряд, который, как мы знали, будет идти вперед до последней возможности, был оторван от нас, и мы не имели о нем никаких сведений в течение трех суток. Только в конце третьих суток отряд подал признаки жизни по телефону со дна громадного колодца.

После трехкилометрового подземного перехода по невообразимому хаосу через семь гигантских наклонных залов, пересеченных вертикальными глыбами, Жорж Лепине и его товарищи достигли дна пропасти на глубине семисот метров. Эта пропасть оказалась самой глубокой на земном шаре[43].

Члены штурмового отряда рассказывали нам об огромных залах, пределы которых невозможно было рассмотреть, и они вполне могли скрывать боковые галереи и ходы. Мне тут же захотелось спуститься в пропасть. Совместно с Робером Леви и доктором Мерейем мы произвели молниеносный спуск, давший нам возможность достичь дна пропасти, однако боковых галерей мы не обнаружили.

Покорить самую глубокую на земле пропасть Пьер-Сен-Мартен мы смогли только благодаря большой помощи извне, а также благодаря преданности и самоотверженности всех членов нашего отряда. Некоторые участники экспедиций, пожертвовав личными интересами, согласились на вспомогательные посты и на выполнение трудных и неблагодарных, однако совершенно необходимых задач. В этом отношении спелеология подобна альпинизму. Все участники восхождения переносят лишения и отдают все силы лишь для того, чтобы двое или трое из них смогли достичь вершины.

Но наша победа была омрачена горечью и разочарованием, так как нам пришлось признаться, что мы не в состоянии выполнить наш священный долг — вырвать у пропасти прах Марселя Лубана.

Может быть, трудно себе представить, что мешало нам поднять носилки по вертикальному колодцу, даже если глубина его составляла триста сорок шесть метров. Но проблема эта не так проста, и хотя пропасть в общем вертикальна, однако это не мешает ей быть в то же время пересеченной опасными выступами, естественными желобами, трещинами и идущими по спирали участками, где спелеологам приходилось очень трудно, буквально не хватало рук и ног, чтобы подтягиваться на руках, отталкиваться ногами, отрываться от расселин, балконов, освобождать стальной трос, то и дело цеплявшийся за опасные выступы. У нас были основания опасаться, что инертный груз более восьмидесяти килограммов не сможет преодолеть все эти препятствия, и в конце концов нам пришлось решиться еще раз покинуть нашего несчастного друга на дне пропасти.

Нам удалось одержать победу в этот богатый событиями год: ведь именно в 1953 году английские альпинисты достигли вершины Эвереста — самой высокой на земном шаре,[44]французские и бельгийские спелеологи спустились в самую глубокую пропасть на земле, а батискаф достиг рекордной глубины под водой.[45]И все же наша кампания была омрачена неудачей, о которой я только что рассказал.

Поэтому тогда же было принято решение провести в 1954 году кампанию с единственной целью — эксгумировать и поднять тело Марселя Лубана.

Жорж Лепине разработал план операции и сконструировал оригинальные приспособления, пригодные для этих трудных и опасных маневров. Несмотря на все усовершенствования, операция оказалась очень рискованной и едва вновь не закончилась неудачей.

Алюминиевый контейнер, специально сделанный в форме снаряда, весьма неудачно и бесповоротно застрял под одним из выступов примерно на половине глубины колодца. Пришлось прибегнуть к очень трудному и опасному маневру — спустить одного из спелеологов до этого места. Этот человек, Жозе Бидеген, спустился на стальном тросе с помощью приспособления, называемого самоподъемником (оно состоит из лебедки и люльки, как у рабочих, чистящих фасады домов). Ему удалось спуститься до самого контейнера и освободить его. Потом он неотступно сопровождал гроб, проталкивая на всех трудных местах.

Лучше всего и без всяких комментариев привести рассказ самого Бидегена: "Во время спуска я боялся только одного, как бы кабель, поддерживающий контейнер, не пересекся с гораздо более тонким тросом моего самоподъемника, не прижал его к скале и не перерезал. Роковое падение в пустоту не сулило ничего, кроме гибели. В голове неотвязно звучали слова, сказанные Кастере после выхода из пропасти: "Подъем контейнера будет исключительно опасным… Я хорошо взвесил свои слова…" И все же мой спуск прошел без каких-либо помех, и я добрался до металлического гроба, застрявшего под проклятым выступом. Я передавал команды по ларингофону,[46]и после коротких спусков и подъемов в конце концов мне удалось придать контейнеру то положение, которое я считал наилучшим для преодоления выступа. Все готово. Подъем!

Спиной к стене, отталкивая тяжелый гроб руками и ногами, мне удалось освободить его, и он поднимается, придавливает меня, но все же идет вверх. Полметра… Еще полметра… Так, преодолевая метр за метром, мы поднимаемся оба".

Этот кошмарный подъем, при котором Бидеген ежесекундно рисковал жизнью, длился тринадцать часов. Он добился желаемого, но, выбравшись на поверхность, упал без чувств. Через два дня при молчании собравшихся, среди которых находились официальные лица департамента Верхней Гаронны, семья Лубана получила последнее утешение, проводив прах Марселя до кладбища его родного селения.

Итак, наша экспедиция 1954 года в Пьер-Сен-Мартен была эпилогом этой страшной драмы.

Увы, эта пропасть стоила жизни лучшему из нас. Но спелеология — это не только опасный спорт, но также сложная и увлекательная наука. В пропасти Пьер-Сен-Мартен кроме сбора многочисленных образцов были произведены геологические и минералогические наблюдения. Наблюдались, изучались, регистрировались различные физико-химические и метеорологические явления (эрозия, температура, воздушные потоки, туман, конденсация, ионизация). Мы были уверены, что фауна пещеры будет очень бедной из-за большой высоты над уровнем моря и постоянно низкой температуры (четыре градуса) и что вряд ли удастся найти что-нибудь кроме некоторых видов троглобий,[47]приспособленных к суровым условиям существования.

Несмотря на все эти домыслы, урожай оказался отличным: восемь различных троглобий, полуводных-полуназемных, из которых две особи принадлежали к новому виду, который доктор Рене Жаннель, профессор музея, назвал в память Марселя Лубана (Alhaenops loubensi). Эти существа — представители живших когда-то на поверхности земли животных, исчезнувших с нее миллионы лет назад — живые "окаменелости" подобно знаменитой рыбе целаканту.[48]

Однако больше всего нас интересовала гидрогеология. Открытый Лубаном на дне пропасти неизвестный поток очень заинтересовал специалистов, и это придало практический интерес дальнейшим исследованиям. Наши опыты с окрашиванием воды показали место выхода подземного потока на поверхность, оказавшееся в семи километрах от пропасти и на тысячу двести метров ниже в долине. Этот подземный поток можно каптировать и использовать, отведя его воды по туннелю до самых турбин электростанции так, чтобы он падал на них с высоты шестисот — семисот метров.

Конечно, нам очень хотелось вновь спуститься в пропасть и достигнуть ее дна в зале, названном залом Верна. В этом зале было еще ответвление, в которое мы рискнули зайти вместе с доктором Мерейем, Балландро и Моэром и прошли по нему около километра, но нас остановила глубокая водная преграда, а лодок с собой не было.

Несмотря на наше горячее желание поскорее вернуться в Пьер-Сен-Мартен, ждать нам пришлось очень долго: возникли пограничные затруднения. Где находится пропасть — во Франции или в Испании? На этот деликатный вопрос было практически невозможно ответить, и его удалось уладить лишь через шесть лет. Было признано, что входное отверстие пропасти находится на территории Испании, однако всего в двадцати двух метрах от границы! Пропасть оказалась французской на протяжении двух километров шестисот метров и испанской на протяжении одного километра. Эта удивительная пропасть, как бы оседлавшая границу, может считаться франко-испанской.

Такое странное положение (однако не единственное, поскольку между Венгрией и Чехословакией также существует пещера Аггтелек-Домица длиной восемнадцать километров,[49]соединяющая обе страны) создало настоящий острый конфликт, из-за которого мы до самого 1960 года не могли добраться до "своей" пропасти.

Наконец именно в этом году мы сделали то, что могли сделать гораздо раньше. Оставив дипломатические пути и попытки получить официальное разрешение, мы очень легко и очень эффективно объединились с испанскими спелеологами, то есть с людьми, которым так же, как и нам, хотелось поскорее спуститься в "запретную" пропасть.

С этого момента все препятствия удалось устранить, все стало возможным, и 7 июля 1960 года началась так долго и досадно задерживаемая экспедиция, наконец удовлетворившая желания испанских и французских спелеологов и давшая сенсационные результаты.

Но прошло слишком много лет, чтобы можно было восстановить и собрать французский отряд в прежнем составе. Из старых участников были только Лепине, Бидеген, Дельтейль и Моэр, которые ввели новичков Клота, Сонье и Казилласа. Квеффелек тоже остался верным нашему отряду и явился вместе со своей лебедкой, которую он по этому случаю еще усовершенствовал.

Что касается лично меня, то, взяв на себя хлопоты и заботы по организации и ответственность за успех экспедиции, я решил ограничить этим свою задачу и не спускаться более в пропасть. Шесть лет перерыва и ожиданий, как неоправданных, так и непростительных, не могли, конечно, слишком сильно отразиться на людях тридцатилетних, но мне к этому времени стукнуло уже шестьдесят, а это плохо для спелеологии, для которой "важнее всего, чтобы вам было двадцать лет".

Я решил, что не должен занимать место какого-либо члена отряда в расцвете молодости и сил, и, несмотря на многократные дружеские настояния моих товарищей, включился в команду на поверхности, где, кстати, работы тоже было достаточно. Дальнейший ход событий показал, что я был прав, отказавшись от спуска. Подземному отряду пришлось провести десять дней и десять ночей в холоде, сырости и темноте, причем при столь длительном пребывании под землей они еще выполняли изнурительные работы по переноске тяжелого оборудования. У них не было даже такого вознаграждения, какое дает прелесть новизны, ощущения, что идешь по нетронутым местам, поскольку они лишь повторили пройденные за прошлые годы маршруты, сопровождая и помогая двум топографам, Сонье и Казилласу, которые выполняли весьма нелегкую задачу топографической съемки полости.

Признаюсь, перспектива продвигаться черепашьим шагом в течение нескольких дней среди нагромождения скал и камней, неся на себе тяжелый груз, сыграла немаловажную роль в моем решении не спускаться в пропасть, которую я и так уже прекрасно знал на всем ее протяжении во Франции и на целый километр в Испании.

А что собирались делать в Пьер-Сен-Мартен испанцы? Они пришли, чтобы спуститься в колодец Лепине — самую большую из известных вертикальных полостей, — пересечь гигантские залы Наварры и Кастилии и проплыть в лодке по озеру, остановившему нас в 1954 году, когда мы смотрели на него, жадные и потрясенные, в то время как сильный ветер поднимал на его поверхности небольшие волны.

Роберт Моэр из Безансона, единственный из участников экспедиции 1960 года, достигший в 1954 году конца испанской части пропасти, должен был вести до озера семь испанцев. Самое занятное в этой истории то, что Моэр не знал ни слова по-испански, но под землей есть свои преимущества, и в общем там всегда удается сговориться, так что все прошло нормально, правда, главным образом благодаря тому, что начальник отряда Феликс Руиз де Аркот, симпатичный спелеолог из Толоса, прекрасно говорил по-французски с живописным и совершенно неожиданным брюссельским акцентом.

Спустили на воду надувные лодки, которых не было у нас в 1954 году, и поплыли вверх, в неизвестность. Ветер, достигавший силы бури в узком проходе пещеры, который так и решили назвать "туннель ветра", оттеснял и отталкивал лодки назад и подземным лодочникам приходилось цепляться за сжимающие их с обеих сторон вертикальные стены. Сверху до них доносился оглушительный шум каскада, о котором я говорил им раньше. Они даже захватили с собой металлический шест, чтобы попытаться преодолеть этот водопад. Однако воспользоваться этим шестом им не пришлось. Дело в том, что каскада не существует. Это ветер воет в туннеле, и кажется, что доносится шум падающей воды. Классическая ошибка, повторившаяся здесь.

С трудом преодолев на лодках сто десять метров по извилистому туннелю, отряд сошел с лодок и продолжил исследование пещеры. Здесь пещера, оставаясь такой же величественной, делится на две ветви. Их сейчас же обследовали. Оказалось, что одна ветвь тянется на четыреста, другая на пятьсот метров. Пришлось переносить лодки, много раз выгружаться и вновь садиться в лодки на все более и более пересеченном маршруте. В конце концов из-за возрастающих трудностей и отсутствия подходящего снаряжения отряду пришлось остановиться. Пещера шла дальше вверх, и исследование можно было продолжать лишь при наличии лучших средств.

В то время как испанцы шли вверх по течению, шесть французов, о которых я упомянул выше, с помощью двух членов испанской группы, Мартина и Гидальги, дошли до дна пропасти в огромном зале Верна и произвели, так же как и в остальных частях пропасти, топографические съемки.

Гигантский неф[50]составляет двести двадцать метров в длину и сто восемьдесят в ширину при высоте свода сто пятьдесят метров на всем протяжении зала. Это самый большой подземный зал из известных.[51]

Поток, низвергающийся сюда оглушительным водопадом, вьется и прыгает по каменистому руслу, потом растекается и исчезает, просачиваясь сквозь галечный пляж, занимающий дно зала. Опыт с окрашиванием воды, произведенный в 1952 году и повторенный в 1953 году, показал нам, что этот подземный поток выходит на поверхность в восьми километрах отсюда в долине Сент-Энграс. Общую глубину пропасти вплоть до зала Верна определили семьсот двадцать восемь метров, но эта цифра вызвала сомнения и не была всеми признана; некоторые полагали, что глубина пропасти не превосходит шестисот пятидесяти метров.

Тщательная топографическая съемка, произведенная опытными специалистами с более совершенными инструментами, дала окончательный результат — семьсот тридцать семь метров.[52]Эта точнейшая топографическая съемка, кроме того, показала, что съемка по компасу, произведенная лионскими скаутами Балландро и Летроном в 1953 году, очень точна и чуть ли не превосходит прекрасные топографические планы 1960 года.

В результате была возобновлена и быстро закончена прокладка пробного туннеля длиной в километр, начатого в 1955 году в склоне горы с целью попасть в зал Верна, так как оказалось, что пройти оставалось всего шестьдесят метров.

Подземный поток все же будет каптирован в зале Верна, отведен по туннелю, выведен к склону горы, заключен в трубу, чтобы низвергаться с высоты шестисот — семисот метров на турбину гидроэлектростанции, построенной у селения Сент-Энграс.

Почти наверняка зал Верна, повторяем, самый большой подземный зал в мире, будет приспособлен и открыт для публики. Проникнув в него пешком через искусственный туннель без утомления и не подвергаясь ни малейшей опасности, туристы попадут прямо в грандиозный неф, в котором могло бы поместиться два собора Парижской Богоматери с их семидесятиметровыми башнями и девяностопятиметровыми шпилями, а на них еще можно было бы два раза поставить обелиск с площади Согласия.

Прожекторы будут освещать и выделять детали этого роскошного зала. В 1953 году пять спелеологов добрались до него в результате невероятнейшего спуска на глубину семьсот метров. Они попали сюда под оглушительный шум водопада, низвергающегося в этот неф, который в то время был дном пропасти — самой глубокой в мире.

Пожелаем же, чтобы гиды, которые будут когда-нибудь водить посетителей по "заключительному" залу пропасти Пьер-Сен-Мартен, не забыли сказать несколько слов о трудах и героизме спелеологов, которые первыми отважились спуститься в эту бездонную пропасть.

Еще одно, последнее пожелание и предложение — пусть в зале Верна, в самой глубокой пропасти мира, будет установлена доска из пиренейского мрамора с выгравированным на ней именем Марселя Лубана, павшего смертью храбрых на бранном поле спелеологии в пропасти Пьер-Сен-Мартен.

XXXII

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: