ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 12 страница— Думаю, да. Я… — Кассель Шарп. Поворачиваюсь. На дедушке коричневый костюм, украшенная пером шляпа лихо сползает на ухо. — Какого черта ты тут делаешь? Потрудись-ка объясниться. Вчера мы обсуждали схему во всех подробностях, но я совсем забыл про деда. Идиот, настоящий идиот, не способный ничего спланировать. Конечно, он явился на вечеринку. Где ему еще, спрашивается, быть? Чудно. По-моему, сегодня наперекосяк идет решительно все. — Меня Баррон привел. Что — нельзя после школы повеселиться? Да брось, почти семейное торжество. Дед внимательно оглядывает зал, словно ищет потерянную тень. — Отправляйся домой. Немедленно. — Ну ладно, — успокаивающе поднимаю руки. — Только съем чего-нибудь и сразу домой. Даника пятится к бару и подмигивает мне: дескать, молодец, все под контролем. Как же! — Нет, — упрямится старик. — Дуй немедленно на выход, я тебя отвезу домой. — Да в чем дело? Я же прилично себя веду. — Надо было позвонить мне, вот в чем дело. Я же записку оставил. Тебе не следует здесь находиться, понял? На нас оглядывается мужчина в черном костюме, улыбается, поблескивая золотым зубом. Конечно, знакомая история: непослушный внук, сварливый дедушка. Только вот старик как с цепи сорвался. — Ладно. — Смотрю на часы: десять минут одиннадцатого. — Объясни, что происходит. — Объясню по дороге. Он хватает меня под руку. Не могу вырваться, мышцы не слушаются: слишком часто за последние несколько дней мне выламывали руки. Шествуем к выходу, около бара удается привлечь внимание Антона. — Смотри, кто пришел. Ты же знаешь деда? Антон злобно прищуривается, старика он явно знает и недолюбливает. Оцинкованная стойка уставлена рюмками, рядом пустая бутылка из под «Пшеничной». — Зашел старых друзей проведать, мы уже уходим. — Только не Кассель. Он же еще не выпил. Племянник Захарова наливает мне рюмку. Несколько молодых мастеров тут же переключают на нас внимание, принимаются мерить меня оценивающими взглядами. Глаза у Антона горят, в любезной полуулыбке читается напряжение, он с обманчивым спокойствием облокотился на стойку. Настоящий вожак должен уметь подчинять таких, как мой дедушка. Антон не может уступить старику на глазах у всех. Будущему главе клана представился случай показать себя, а тут как раз я под руку подвернулся. — Выпей. — Ему только семнадцать. Парни хохочут. Опрокидываю в себя рюмку. Водка обжигает горло и согревает желудок. Кашляю. Смех еще громче. — Всегда так, — говорит кто-то, — первая хуже всего. — Неправда. — Антон наливает еще одну. — Хуже всего вторая: ведь уже понятно, чего ждать. — Валяй, — соглашается дед. — Еще одну, и мы уходим. На часах двадцать минут одиннадцатого. Вторая рюмка прожигает все нутро. Один из парней хлопает меня по спине. — Да ладно вам, — уговаривает он. — Пускай пацан остается. Мы за ним присмотрим. — Кассель, — голос у деда укоризненный, — ты же не хочешь завтра проспать свою распрекрасную школу. — Я с Барроном приехал — Наливаю себе третью рюмку, Антоновы дружки в восторге. — Ты поедешь со мной, — цедит старик сквозь зубы. В третий раз водка на вкус как вода. Отхожу от бара и старательно спотыкаюсь. Меня наполняет лихая уверенность. Так и хочется сказать им: «Я Кассель Шарп, самый умный, обо всем подумал». — Ты в порядке? Антон пытается понять, насколько я пьян. Все его планы зависят от меня. Старательно пытаюсь изобразить бессмысленный взгляд: пускай побесится, не мне же одному страдать. — В машине проспится. — Дед тянет меня к дверям, проталкиваясь сквозь толпу. — Дай только в туалет схожу. На секунду. Старик, похоже, сейчас лопнет со злости. — Да ладно. Ехать-то нам долго. На часах пол-одиннадцатого. Антон сейчас займет свое место подле дяди. Баррон, наверное, уже меня разыскивает. Только мы точно не знаем, когда Захаров отправится в туалет. У него, может, мочевой пузырь резиновый. — Я пойду с тобой. — Слушай, уж пописать меня отпусти. Обещаю не буянить, ладно? — Ну конечно. Нет, не отпущу. Проходим мимо кухни в темную дальнюю часть ресторана. Оглядываюсь: на Захарове повисла какая-то красотка с длинными золотистыми волосами, рубиновые серьги сияют гораздо ярче его бледно-розового камня. Вокруг все расшаркиваются, пожимают руки в перчатках, обещают дать денег для фонда. И тут в толпе я замечаю ее. Лила? В свете люстры волосы кажутся белоснежными, губы накрашены кроваво-красной помадой. Ей нельзя здесь быть, слишком рано, из-за нее все сорвется. Резко поворачиваюсь к столам с едой, к ней, но Лила уже исчезла. — Теперь-то что? — ворчит дед. Запихиваю в рот сырник. — Пытаюсь перехватить что-нибудь поесть, вот что. Ты же совсем спятил — тащишь меня куда-то. — Я знаю: ты тянешь время — постоянно смотришь на часы. Кассель, завязывай со своими глупостями. Писай или не писай, и поехали. — Ладно. Заходим в туалет. Без двадцати одиннадцать. Сколько еще получится тянуть кота за хвост? У зеркала причесываются несколько мужчин. Около раковины тощий блондин с припухшими веками нюхает кокаин, он даже не оборачивается в сторону двери. Запираюсь в первой кабинке, усаживаюсь на крышку унитаза и пытаюсь успокоиться. Десять сорок три. Лила, интересно, специально вышла? Хочет все провалить? А это вообще она была или у меня уже галлюцинации на нервной почве? Снимаю пиджак, расстегиваю рубашку и приклеиваю скотчем пакет с фальшивой кровью, прямо на голую кожу. Потом ведь сдирать придется вместе с волосами, но сейчас лучше об этом не думать. Протягиваю провод, слегка надрываю карман брюк. Еще немного скотча. Десять сорок семь. За бачком приклеена бутылка с рвотой. Кто же из них согласился на эту приятную процедуру? Улыбаюсь. Десять сорок восемь. Подсоединяю пусковое устройство. — Ты там жив? — интересуется дед, кто-то хихикает. — Секундочку. Нарочито громко прокашливаюсь и выливаю в унитаз половину содержимого бутылки. Три дня эта дрянь простояла. Кабинку наполняет отвратительный резкий запах. Меня, наверное, сейчас вырвет по-настоящему. Выливаю остатки и аккуратно приклеиваю бутылку обратно за бачок. Теперь нужно наклониться над унитазом. Мерзость. Снова сводит желудок. — Кассель, все в порядке? — Теперь у деда голос взволнованный. Все в норме. — Сплевываю, спускаю воду, застегиваю рубашку и накидываю пиджак. Открывается дверь, Антон кричит: — Все на выход. Нам нужен туалет. Пошатываясь от облегчения, выхожу из кабинки и облокачиваюсь о дверь. Мои манипуляции с бутылкой и так уже почти всех распугали, мимо Антона протискиваются последние запоздавшие — пара мужчин и любитель кокаина. Около раковины стоит Захаров. — Дези Сингер, — он вытирает рот рукой, — сколько лет, сколько зим. — Превосходная вечеринка. — Дедушка торжественно кивает Захарову, только что не кланяется. — Не знал, что ты занялся политикой. — Раз нарушаешь законы, умей их контролировать. Кто, как не мы, в конце концов. — Говорят, самые прожженные плуты рано или поздно уходят в политику. Захаров улыбается, но вдруг замечает меня и вмиг становится серьезным. — Здесь никого не должно быть, — говорит он Антону. — Простите, — качаю головой. — Напился немного. Такая вечеринка, сэр. Дед было хватает меня за руку, но вмешивается Антон. — Младший братишка Филипа. — Он ухмыляется, словно удачно пошутил. — Порадуйте пацана. Его дядя медленно протягивает мне руку. — Кассель, правильно? — Ничего, сэр. — Наши взгляды встречаются. — Можете не жать, если не хотите. — Давай-давай. — Он по-прежнему не отрывает от меня глаз. Беру протянутую руку, накрываю его запястье левой ладонью, просовываю пальцы под манжет и дотрагиваюсь до кожи через дырочку в перчатке. Захаров открывает рот от изумления, словно получил удар током, отшатывается. Дергаю его на себя и шепчу прямо в ухо: — Притворитесь мертвым. Ваше сердце только что превратилось в камень. Старик делает пару неуверенных шагов и потрясение оглядывается на Антона. Неужели сейчас что-нибудь скажет? Тогда мне крышка. Но Захаров резко наклоняется, цепляясь за дверь кабинки, откидывается, ударяется головой о сушилку для рук, беззвучно открывает и закрывает рот, а потом сползает по стене, вцепившись в воротник рубашки. Мы все стоим и смотрим, как он хватает ртом воздух. Захаров сам аферист почище многих. — Что ты наделал? — кричит дедушка. — Кассель, верни все как было. Что ты… Он смотрит так, словно видит меня впервые в жизни. — Заткнись, старик. — Антон со всей силы ударяет кулаком по двери кабинки, прямо у деда над головой. Еле сдерживаюсь, чтобы не броситься на него: времени нет. Нужно изобразить отдачу. Концентрируюсь, представляю, как на меня самого обрушивается меч, пытаюсь вновь почувствовать магию — магию, которую провоцирует опасность. Нужно психануть хорошенько. Вспоминаю Лилу, как стоял над ней с ножом; вспоминаю ужас и опустошающую ненависть к себе. Фальшивая память — сильная штука. Голова чуть дергается от усилий, и плоть вдруг становится жидкой, тягучей. Пусть моя рука превратится в руку отца. Рисую в уме мозолистые ладони, огрубевшие пальцы. Славное дополнение к его костюму. Маленькая трансформация; надеюсь, и отдача получится слабой. Тело содрогается, пытаюсь прислониться спиной к стене, но ноги не слушаются, они как будто вытянулись, растаяли. Антон достает выкидной нож-бабочку — лезвие вспыхивает на свету, словно рыбья чешуя, — наклоняется над дядей и осторожно срезает с галстука розовый самоцвет. — Теперь все пойдет по-другому. — Он кладет Бриллиант Бессмертия в карман и поворачивается ко мне, все еще сжимая нож. У него свой план? Мне конец. — Наверняка не помнишь, — голос у Антона тихий и зловещий, — но ты сделал мне амулет. Так что даже не пытайся надо мной работать. Работать! Да я сейчас только и могу, что ползать на коленях. Тело сотрясается в судорогах. Перед глазами все дрожит и расплывается, но я вижу, как дедушка склонился над Захаровым. На спине вырастают плавники, у меня теперь пять, нет, шесть рук, голова мотается в разные стороны, язык раздвоился, как у змеи, кости выламываются из суставов. Смотрю на потолок тысячью одновременно моргающих глаз. Скоро все кончится, кончится. Но отдача все не проходит. — Ты преданный мастер, — Антон подходит к дедушке, — поэтому мне очень неприятно так поступать. — Стой, где стоишь, — огрызается тот. Антон качает головой. — Я рад, что Филипу не придется это видеть. Он бы не понял, но ты-то все понимаешь, старик? Глава клана не может позволить, чтобы о нем болтали невесть что. Надо перевернуться, но ноги стали копытами и с грохотом бьют по кафельному полу. Как на них ходить? Пытаюсь закричать, но голос не слушается: я чирикаю по-птичьи. На лице, похоже, вырос клюв. — Прощай, — говорит Антон дедушке. — Сейчас я войду в историю. Кто-то колотит в дверь. Нож замирает у самого дедушкиного горла. — Это Баррон, — кричат с той стороны. — Открывайте. — Я открою дверь, — командует дед. — Убери нож. Если я кому-то и предан, так это вон тому мальчонке на полу. И если у тебя на него планы — подумай хорошенько. — Антон! — Чертовски трудно выговаривать слова длинным извивающимся языком. — Дверь! Он оглядывается на меня, прячет лезвие в рукоятку и идет открывать. Надо скорее убрать трансформированную руку в карман. Входит Баррон. Двигается он нехотя, словно его подталкивают сзади. — Руки держи на виду! — слышится девичий голос. На Лиле немыслимо короткое, облегающее красное платье и никаких украшений — только огромный серебристый пистолет, сверкающий в свете лампы. Дверь захлопывается. Внушительное получилось оружие. Она направляет его на Антона. Тот беззвучно открывает рот, безуспешно пытаясь выговорить ее имя. — Ты меня слышал. — Он убил твоего отца. — Антон указывает на меня сложенным ножом. — Не я, это он. Лила переводит взгляд с него на тело Захарова и целится в меня. Нащупываю мешок с кровью под рубашкой. Только бы пальцы не изменили форму. Язык вроде бы стал прежним: — Ты не понимаешь, я не хотел… — Я устала от бесконечных оправданий. — Пистолет в руках у Лилы дрожит. — Ты сам не знал, что делаешь. Ты не помнишь. Ты не хотел. По-моему, сейчас она говорит вполне искренне. Пытаюсь подняться. — Лила… — Заткнись, Кассель. Она стреляет. По рубашке растекается кровь. Хватаю ртом воздух и закрываю глаза. Дедушка выдыхает мое имя. Да уж, всего один выстрел, и ты король вечеринки.
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|