Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






НА ОБЛАВЕ В ВОЛЧЬЕМ ЯРУ




В один из осенних дней к Ивану Иванычу зашел человек, от которогопахло ружьем и собакой. Хотя он не был в охотничьих доспехах и одет былобыкновенно, как все малоинтересные люди, но Бим уловил в нем и тонкийзапах леса, и следы ружья на ладонях, и ароматный запах осеннего листа отботинок. Конечно же, Бим обо всем этом сказал, обнюхивая гостя, бросаявзгляды на хозяина и энергично работая хвостом. Видел он его впервые, авот сразу же признал товарищем без никаких сомнений и колебаний. Гость знал собачий язык, потому и сказал ласково: - Признал, признал. Молодец, хорошо, хорошо. - Потрепал по голове исказал уверенно и четко: - Сидеть! Бим исполнил приказание - сел, в нетерпении перебирая лапами. Ислушал, и смотрел неотрывно. Хозяин и гость пожали руки, встретившись добрыми глазами. "Отлично!" - сказал Бим, взвизгнув. - Умный пес, - сказал гость, бросив взгляд на Бима. - Хороший Бим, лучше не надо! - подтвердил Иван Иваныч. Вот так они поговорили втроем немного, и гость охотник достал изкармана бумагу, разложил ее, стал водить по ней пальцем и говорить: - Вот тут... Тут, в самой гущине волчьего яра. Сам подвывал... Пятерооткликнулись: три прибылых, два матерых. Одного перевидел. Ну и во-олк! Бим знал слова хозяина на поиске: "Тут, тут, тут и тут". Инасторожился. Но когда было сказано "во-олк!", Он расширил глаза: это тотжуткий запах лесной собаки, запах, которого испугался когда-то Бим, запах,о котором хозяин тогда устрашающе повторял, показывая след: "Волк! Этоволк, Бим". Вот теперь и охотник сказал тоже так: "Ну и во-олк!" Гость ушел, попрощавшись с Бимом. Иван Иваныч сел заряжать патроны, закладывая крупные горошины свинцаи пересыпая их картофельной мукой. Ночью Бим спал беспокойно. А задолго до рассвета они вышли с ружьем на улицу и стали на углу.Вскоре подъехал большой автомобиль, загруженный охотниками. Они сидели вкрытом кузове на скамейках, сидели тихо и торжественно. Иван Иванычсначала подсадил Бима, потом и сам влез в шалаш. Вчерашний охотник сказалИвану Иванычу: - Э-э, нет! Зачем же Бима с собой! - Собак не должно быть на облаве. Снять! - строго сказал кто-то. -Голос подаст - и пропала облава. - Бим не подаст голоса, - будто оправдываясь, говорил Иван Иваныч. -Не гончак же он. Ему возражали одновременно несколько человек, но кончилось тем, чтовчерашний гость сказал: - Ладно. С Бимом поставлю в запасную. Есть место, Иван Иваныч: былотак, что волк прорывался там через флажки, по протоке. Бим догадался, что его не хотят брать. Он тоже уговаривал соседей, нов темноте этого никто не понял. И все же автомобиль тронулся. Уже солнце взошло, когда остановились у кордона знакомого лесника.Вышли все тихо, без единого слова, как и Бим. Потом долго шли гуськомвдоль опушки. Никто не курил, не кашлял, не стукнул даже сапогом о сапог,ступая по собачьи: тут все знали - куда, кто и зачем. Не знал только одинБим, но он тоже шел тенью след в след за хозяином. Тот на ходу притронулсяк уху Бима: хорошо, дескать, хорошо, Бим. Впереди всех, главным, шел вчерашний гость охотник. И вот он поднялруку - все остановились. Трое передних ушли в лес еще тише, по кошачьи, ивскоре вернулись. Теперь главный поднял вверх фуражку и отмахнул еювперед. По этому знаку половина охотников пошла за ним, в том числе,позади прочих, Иван Иваныч и Бим. Так что Бим шел последним тише его никтоне мог передвигаться, но, несмотря на это, Иван Иваныч взял его наповодок. По безмолвной команде главного первый, идущий за ним, стал за куст изамер. Вскоре так же замер у дубняка второй, потом третий, и такпоодиночке все заняли свои номера. Остались около главного Иван Иваныч иБим. Они шли еще осторожнее, чем раньше. Теперь Бим увидел, что сбоку ихпути протянут шнур, а на нем не шевелясь висели куски материи, похожей наогонь. Но наконец главный поставил их вдвоем, а сам ушел назад. Бим чутким ухом все-таки слышал его шаги, хотя людям казалось, что ихникто не слышит. Бим уловил, что главный провел и остальных охотников, нотак далеко, что, по мере удаления, даже Бим уже не различал шороха. И наступила тишина. Настороженная, тревожная тишина леса. Бим эточувствовал и по тому, как хозяин замер, как у него дрогнуло колено, как онбеззвучно открыл ружье, вложил патроны, закрыл и снова застыл внапряжении. Они стояли под прикрытием куста орешника сбоку промоины, заросшейгустым терником. А кругом был могучий дубовый лес, суровый сейчас,молчаливый. Каждое дерево - богатырь! А между ними густой подлесок ещесильнее подчеркивал необыкновенную мощь вековечного леса. Бим превратился в сгусток внимания: он сел недвижно и ловил запахи,но пока ничего особенного не примечал, так как воздух неподвижен. И отэтого Биму было неспокойно. Когда есть хоть малый ветерок, но всегда знал,что там, впереди, он читал по струям, как по строкам, а в безветрие, даеще в таком лесу, - попробуй-ка быть спокойным, когда к тому же его добрыйдруг стоит рядом и волнуется. И вдруг началось. Сигнальный выстрел разорвал тишину на большие куски: это пророкоталото там, то тут, то где-то вдали. А вслед, как бы в тон лесному рокоту,далеко далеко голос главного: - Поше-е-ел! О-го-го-го-го-го-о-о! Иван Иваныч наклонился к уху Бима и еле слышно прошептал: - Лежать! Бим лег. И дрожал. - О-го-го-о-о! - ревели там охотники-загонщики. Тишина теперь рассыпалась на голоса, незнакомые, неистовые, дикие.Застучали палками о деревья, затрещала трещотка, как сто сорок передгибелью. Цепь загонщиков приближалась с криком, гомоном и выстреламивверх. И вот... Бим зачуял знакомый с юности запах: волк! Он прижался к ногехозяина, чуть-чуть - совсем чуть-чуть! - привстал на лапы и вытянул хвост.Иван Иваныч все понял. Они увидели оба: вдоль флажков, вне выстрела, показался волк. Шел онширокими махами, голову опустил, хвост висел поленом. И тут же зверьскрылся. Сразу же, почти тотчас, раздался выстрел в цепи, за ним - второй. Лес рокотал. Лес почти озлобленно встревожился. Еще выстрел на номере. Это уже совсем близко. А крики все ближе,ближе и ближе. Волк, огромный старый волк появился неожиданно. Он пришел промоиной,скрытый терником, а завидев флажки, резко остановился, будто на что-тонапоролся. Но здесь, над промоиной, флажки висели выше, чем на всей линии,втрое выше роста зверя. А гомон людей настигал вплотную. Волк как-то неочень решительно и даже вяло прошел под флажками и оказался в пятнадцатиметрах от Ивана Иваныча и Бима. Вот он сделал несколько махов, но за этовремя человек и собака успели рассмотреть, что он был ранен: пятно кровирасплылось на боку, рот окаймлен пеной с красноватым налетом. Иван Иваныч выстрелил. волк, подпрыгнув на всех четырех ногах, резко, всем корпусом, неповорачивая шеи, обернулся на выстрел и... Стал. Широкий мощный лоб,налитые кровью глаза, оскаленные зубы, красноватая пена... И все-таки онне был жалок. Он был красив, этот вольный дикарь. О нет, он не хотелпадать и сейчас, гордый зверь, но... Рухнул-таки плашмя, медленноперебирая лапами. Потом замер, присмирел, успокоился. Бим не смог вынести всего этого. Он вскочил и встал на стойку. Но чтоэто была за стойка! Шерсть на спине взъерошилась, на холке она почтистояла торчком, а хвост зажат между ног: озлобленно-трусливая, безобразнаястойка на своего брата, на гордого царя собак, уже мертвого и потомубезопасного, но страшного духом своим и кровью своей страшного. Бимненавидел брата своего, Бим верил человеку, волк не верил. Бим боялсябрата, волк не боялся его, даже смертельно раненный....А крики уже приблизились вплотную. Еще был один выстрел. И ещедуплет. Видимо, какой-то опытный волк шел совсем близко от цепи и,возможно, прорвался через нее в самый последний момент, когда люди ужепотеряли бдительность и сходились друг с другом. Наконец появился изподлеска главный, подошел к Ивану Иванычу и сказал, глядя на Бима: - Ух ты! И на собаку не похож: зверь зверем. А два прорвалисьвсе-таки, ушли. Один раненый. Иван Иваныч гладил Бима, ласкал, уговаривал, но тот хотя и уложилшерсть на спине, однако все еще крутился на месте, часто-часто дышал,высунув язык, и отворачивался от людей. Когда же оба охотника направилиськ трупу волка, Бим не пошел за ними, а, наоборот, нарушив все правила,волоча за собой поводок, отошел метров на тридцать подальше, лег, положивголову на желтые листья и дрожал как в лихорадке. Вернувшись к нему, ИванИваныч заметил, что белки глаз у Бима кроваво красные. Зверь! - Ах, Бимка, Бимка. Плохо тебе? Конечно, плохо. Так надо, мальчик.Надо. - Учти, Иван Иваныч, - сказал главный, - легавую собаку можно изагубить волком - леса будет бояться. Собака - раб, волк - зверьсвободный. - Так-то оно так, но Биму уже четыре года - собака взрослая, лесом неиспугаешь. Зато в лесу, где волки, он уже не отойдет от тебя: наткнется наслед и скажет: "Волки!" - И правда ведь: волки берут легавых, как малых цыплят. А этоготеперь вряд ли возьмет: от ноги твоей не отойдет, если зачует. - Вот видишь! Только до года не надо пугать зверем. А так - что жподелаешь! - пусть переживет. Иван Иваныч увел Бима, а главный остался у волка, поджидаязагонщиков. Когда собрались на кордоне все охотники, выпили по чарке изагомонили, веселые и возбужденные, Бим отчужденно и одиноко лежал подплетнем, свернувшись калачиком, суровый, красноглазый, пораженный изараженный волчьим духом. Ах, если бы Бим мог знать, что судьба еще раззабросит его в этот же самый лес! К нему подошел лесник, хозяин кордона, присел на корточки, погладилпо спине: - Хороший пес, хороший. Умный пес. За всю облаву не гавкнул и незавыл. Тут все любили собак. Но когда охотники уселись в автомобиль и Иван Иваныч подсадил тудаБима, тот кошкой выпрыгнул на землю, ощетинившись и скуля: он не желалбыть вместе с тремя мертвыми волками. - Ого! - сказал главный. - Этот теперь не пропадет. Незнакомый тучный охотник недовольно вышел из кабины и грузно полез вкузов, а Иван Иваныч с Бимом сели в кабину. После было не так уж много охот на вальдшнепа, но Бим работалотлично, как и всегда. Однако стоило ему причуять след волка, он прекращалохоту: прижимался к ноге хозяина и - ни шагу. Так он четко выражал слово"волк" и это было хорошо. А после облавы он еще больше стал любить ИванаИваныча и верить в его силу. Верил Бим в доброту человека. Великое благо -верить. И любить. Собака без такой веры - уже не собака, а вольный волкили (что еще хуже) бродячий пес. Из этих двух возможностей выбирает каждаясобака, если она перестала верить хозяину и ушла от него или если еевыгнали. Но горе той собаке, которая потеряет любимого друга человека,будет его искать, ждать. Она тогда уже не сможет быть ни вольным волком,ни обыкновенным бродячим псом, а останется той же собакой, преданной иверной потерянному другу, но одинокой до конца жизни. Я не буду, дорогой читатель, рассказывать ни одной из множествадостоверных историй о такой преданности в течение многих лет и до концасобачьей жизни. Я расскажу только об одном Биме с черным ухом.

ПРОЩАНИЕ С ДРУГОМ

Как-то после охоты Иван Иваныч пришел домой, накормил Бима и лег впостель, не поужинав и не выключив свет. В тот день Бим здоровонаработался, потому быстро уснул и ничего не слышал. Но в последующие днии Бим стал замечать, что хозяин все чаще ложится и днем, о чем-топечалится, иногда внезапно охнет от боли. Больше недели Бим гулял один,неподолгу - по надобности. Потом Иван Иваныч слег, он еле-еле доходил додвери, чтобы выпустить или впустить Бима. Однажды он простонал в постеликак-то особенно тоскливо. Бим подошел, сел у кровати, внимательнопосмотрел в лицо друга, затем положил голову на вытянутую его руку. Онувидел, какое стало у хозяина лицо: бледное бледное, под глазами темныекаемки, небритый подбородок заострился. Иван Иваныч повернул голову к Бимуи тихо, ослабевшим голосом сказал: - Ну? Что будем делать, мальчик?.. Худо мне, Бим, плохо. Осколок...Подполз под сердце. Плохо, Бим. Голос его был таким необычным, что Бим заволновался. Он заходил покомнате, то и дело царапаясь в дверь, как бы зовя: "Вставай, дескать,пойдем, пойдем". А Иван Иваныч боялся пошевелиться. Бим снова сел околонего и проскулил тихонько. - Что же, Бимка, давай попробуем, - еле выговорил Иван Иваныч иосторожно привстал. Он немного посидел на кровати, затем стал на ноги и, опираясь однойрукой о стену, другую держа у сердца, тихо переступал к двери. Бим шелрядом с ним, не спуская взгляда с друга, и ни разу, ни разу не вильнулхвостом. Он будто хотел сказать: ну, вот и хорошо. Пошли, пошлипотихоньку, пошли. На лестничной площадке Иван Иваныч позвонил в соседнюю дверь, а когдапоявилась девочка, Люся, он что-то ей сказал. Та убежала к себе в комнатуи вернулась со старушкой, Степановной. Как только Иван Иваныч сказал ей тоже самое слово "осколок", она засуетилась, взяла его под руку и повелаобратно. - Вам надо лежать, Иван Иваныч. Лежать. Вот так, - заключила она,когда тот вновь лег на спину. - Только лежать. - Она взяла со стола ключии быстро ушла, почти побежала, засеменив по старушечьи. Конечно, Бим воспринял слово "лежать", повторенное трижды, так, будтооно относится и к нему. Он лег рядом с кроватью, не спуская взора с двери:горестное состояние хозяина, волнение Степановны и то, что она взяла состола ключи, - все это передалось Биму, и он находился в тревожноможидании. Вскоре он услышал: ключ вставили в скважину, замок щелкнул, дверьоткрылась, в прихожей заговорили, затем вошла Степановна, а за нею троечужих в белых халатах - две женщины и мужчина. От них пахло не так, как отдругих людей, а скорее тем ящичком, что висит на стене, который хозяиноткрывал только тогда, когда говорил: "Худо мне, Бим, худо, плохо". Мужчина решительно шагнул к кровати, но... Бим бросился на него зверем, упер ему в грудь лапы и дважды гавкнулизо всей силы. "Вон! Вон!" - Прокричал Бим. Мужчина отпрянул, оттолкнув Бима, женщины выскочили в прихожую, а Бимсел у кровати, дрожал всем телом и, видно, был готов скорее отдать жизнь,чем подпустить неведомых людей к другу в такую трудную для него минуту. Врач, стоя в дверях, сказал: - Ну и собака! Что же делать? Тогда Иван Иваныч позвал Бима жестом поближе, погладил его по голове,чуть повернувшись. А Бим прижался к другу плечом и лизал ему шею, лицо,руки... - Подойдите, - тихо произнес Иван Иваныч, глядя на врача. Тот подошел. - Дайте мне руку. Тот подал. - Здравствуйте. - Здравствуйте, - сказал врач. Бим прикоснулся носом к руке врача, что и означало на собачьем языке:"Что ж поделаешь! Так тому быть: друг моего друга - мне друг". Внесли носилки. Положили на них Ивана Иваныча. Он проговорил: - Степановна... Присмотрите за Бимом, дорогая. Выпускайте утром. Онсам приходит скоро... Бим будет меня ждать. - И к Биму: - Ждать...Ждать... Бим знал слово "ждать": у магазина - "сидеть, ждать", у рюкзака наохоте - "сидеть, ждать". Сейчас он привизгнул, повиляв хвостом, чтоозначало: "О, мой друг вернется! Он уходит, но скоро вернется". Только понял его один Иван Иваныч, остальные не поняли - это онувидел в глазах всех. Бим сел у носилок и положил на них лапу. Иван Иванычпожал ее. - Ждать, мальчик. Ждать. Вот этого Бим никогда не видел у своего друга, чтобы вот такгорошинами скатилась вода из глаз. Когда унесли носилки и щелкнул замок, он лег у двери, вытянулпередние лапы, а голову положил на пол, вывернув ее на сторону: так собакиложатся, когда им больно и тоскливо они и умирают чаще всего в такой позе. Но Бим не умер от тоски, как та собака поводырь, прожившая со слепымчеловеком много лет. Та легла около могилы хозяина, отказалась от пищи,приносимой кладбищенскими доброхотами, а на пятый день, когда взошлосолнце, она умерла. И это быль, а не выдумка. Зная необыкновенную собачьюпреданность и любовь, редко какой охотник скажет о собаке: "издохла", онвсегда скажет: "умерла". Нет, Бим не умер. Биму сказано точно: "ждать". Он верит - другпридет. Ведь сколько раз было так: скажет "ждать" - и обязательно придет. Ждать! Вот теперь вся цель жизни Бима. Но как тяжко было в ту ночь одному, как больно! Что-то делается нетак, как обычно... От халатов пахнет бедой. И Бим затосковал. В полночь, когда взошла луна, стало невыносимо. Рядом с хозяином и тоона всегда беспокоила Бима, эта луна: у нее глаза есть, она смотрит этимимертвыми глазами, светит мертвым холодным светом, и Бим уходил от нее втемный угол. А теперь даже в дрожь бросает от ее взгляда, а хозяина нет. Ивот глубокой ночью он завыл, протяжно, с подголоском, завыл как переднапастью. Он верил, что кто-то услышит, а может быть, и сам хозяинуслышит. Пришла Степановна. - Ну, что ты, Бим? Что? Ивана Иваныча нету. Ай-ай-ай, плохо. Бим не ответил ни взглядом, ни хвостом. Он только смотрел на дверь.Степановна включила свет и ушла. С огнем стало легче - луна отодвинуласьдальше и стала меньше. Бим устроился под самой лампочкой, спиной к луне,но вскоре снова лег перед дверью: ждать. Утром Степановна принесла кашу, положила ее в Бимову миску, но ондаже и не встал. Так поступала и собака поводырь - она не поднималась сместа и тогда, когда приносили пищу. - Ты смотри, сердешный какой, а? Это ж уму непостижимо. Ну, пойдипогуляй, Бим. - Она распахнула дверь. - Пойди погуляй. Бим поднял голову, внимательно посмотрел на старушку. Слово "гулять"ему знакомо, оно означает - воля, а "поди, поди гулять" - полная свобода.О, Бим знал, что такое свобода: делай все, что разрешит хозяин. Но вот егонет, а говорят: "пойди погуляй". Какая же это свобода? Степановна не умела обращаться с собаками, не знала, что такие, какБим, понимают человека и без слов, а те слова, что они знают, вмещают всебе многое, и, соответственно случаю, разное. Она, по простоте душевной,сказала: - Не хочешь кашу, пойди поищи чего-нибудь. Ты и травку любишь. Небосьи на помойке что-то раскопаешь (не знала она по наивности, что Бим кпомойкам не прикасался). Пойди поищи. Бим встал, даже встрепенулся. Что такое? "Ищи"? Что искать? "Ищи"означает: ищи спрятанный кусочек сыра, ищи дичь, ищи потерянную илиспрятанную вещь. "Ищи" - это приказ, а что искать - Бим определяет пообстоятельствам, по ходу дела. Что же сейчас искать? Все это он сказал Степановне глазами, хвостом, вопросительнымперебором передних лам, но она ничегошеньки не поняла, а повторила: - Пойди гулять. Ищи! И Бим бросился в дверь. Молнией проскочил ступеньки со второго этажа,выскочил во двор. Искать, искать хозяина! Вот что искать - больше нечего:так он понял. Вот здесь стояли носилки. Да, стояли. Вот уже со слабымзапахом следы людей в белых халатах. След автомобиля. Бим сделал круг,вошел в него (так поступила бы даже самая бездарная собака), но опять -тот же след. Он потянул по нему, вышел на улицу и сразу же потерял егооколо угла: там вся дорога пахла той же резиной. Человеческие следы естьразные и много, а автомобильные слились все вместе и все одинаковые. Нотот, нужный ему след пошел со двора туда, за угол, значит, и надо - туда. Бим пробежал по одной улице, по другой, вернулся к дому, обегалместа, где они гуляли с Иваном Иванычем, - нет признаков, никаких и нигде.Однажды он издали увидел клетчатую фуражку, догнал того человека - нет, неон. Присмотревшись внимательнее, он установил: оказывается, в клетчатыхфуражках идут многие-многие. Откуда ему было знать, что в эту осеньпродавали только клетчатые фуражки и потому они нравились всем. Раньше онэтого как-то не приметил, потому что собаки всегда обращают внимание (изапоминают) главным образом на нижнюю часть одеяния человека. Это у нихеще от волка, от природы, от многих столетий. Так, лиса, например, еслиохотник стал за густой куст, закрывающий только до пояса, не замечаетчеловека, если он не шевелится и если ветер не доносит от него запаха. Такчто Бим увидел неожиданно в этом какой-то отдаленный смысл: поверху искатьнечего, так как головы могут быть одинаковыми по цвету, подогнанными другпод друга. День выдался ясный. На некоторых улицах листья пятнами покрылитротуары, на некоторых лежали сплошь, так-что, попадись хоть частичкаследа хозяина, Бим ее уловил бы. Но - нигде и ничего. К середине дня Бим отчаялся. И вдруг в одном из дворов он наткнулсяна след носилок: тут они стояли. А потом струя того же запаха потекла состороны. Бим пошел по ней, как по битой дорожке. Пороги отдавали людьми вбелых халатах. Бим поцарапался в дверь. Ему открыла девушка тоже в беломхалате и отпрянула с испуга. Но Бим приветствовал ее всеми способами,спрашивая: "Нет ли здесь Ивана Иваныча?" - Уйди, уйди! - закричала она и закрыла дверь. Потом приоткрыла икрикнула кому-то: - Петров! Прогони кобеля, а то мне шеф намылит шею,начнет выпинаться: "Псарня, а не "скорая помощь"! Гони! От гаража подошел человек в черном халате, затопал ногами на Бима ивовсе незлобно прокричал, как бы по обязанности и даже с ленцой: - Вот я тебе, тварь! Пошел! Пошел! Никаких таких слов, как "шеф", "псарня", "гони", "мылить шею","выпинаться" и уж тем более "скорая помощь", Бим не понимал и даже вовсеникогда не слышал, но слова "уйди" и "пошел", в сочетании с интонацией инастроением, он понял прекрасно. Тут Бима не обмануть. Он отбежал нанекоторое расстояние и сел, и смотрел на ту дверь. Если бы люди знали, чтоищет Бим, они ему помогли бы, хотя Ивана Ивановича сюда и не привозили, адоставили прямо в больницу. Но что поделаешь, если собаки понимают людей,а люди не всегда понимают собак и даже друг друга. Кстати, Биму недоступнытакие глубокие мысли непонятно было и то, на каком основании его непропускают в дверь, в которую он честно царапался, доверительно ипрямодушно, и за которой, по всей вероятности, находится его друг. Бим сидел у куста сирени с поблеклыми уже листьями до самого вечера.Приезжали машины, из них выходили люди в белых халатах и вели кого-то подруки или просто шли следом изредка выносили из автомобиля человека наносилках, тогда Бим чуть приближался, проверял запах: нет, не он. В вечеруна собаку обратили внимание и другие люди. Кто-то принес ему кусочекколбасы - Бим не притронулся, кто-то хотел взять его за ошейник - Бимотбежал, даже тот дядька в черном халате несколько раз проходил мимо и,остановившись, смотрел на Бима сочувственно и не топал ногами. Бим сиделстатуей и никому ничего не говорил. Он ждал. В сумерках он спохватился: вдруг хозяин-то дома? И побежал торопливо,легким наметом. По городу бежала красивая с блестящей шерстью, ухоженная собака -белая, с черным ухом. Любой добрый гражданин скажет: "Ах, какая милаяохотничья собака!" Бим поцарапался в родную дверь, но она не открылась. Тогда он лег упорожка, свернувшись калачиком. Не хотелось ни есть, ни пить - ничего нехотелось. Тоска. На площадку вышла Степановна: - Пришел, горемышный? Бим вильнул хвостом только один раз ("пришел"). - Ну вот теперь и поужинай. - Она пододвинула ему миску с утреннейкашей. Бим не притронулся. - Так и знала: накормился сам. Умница. Спи, - и закрыла за собойдверь. В эту ночь Бим уже не выл. Но и не отходил от двери: ждать! А утром снова забеспокоился. Искать, искать друга! В этом весь смыслжизни. И когда Степановна выпустила его, он, во-первых, сбегал к людям вбелых халатах. Но на этот раз какой-то тучный человек кричал на всех ичасто повторял слово "собака". В Бима бросали камнями, хотя и нарочитомимо, махали на него палками и наконец больно-пребольно стегнули длиннойхворостинкой. Бим отбежал, сел, посидел малость и, видимо, решил: тут егобыть не может, иначе не гнали бы так жестоко. И ушел Бим, слегка опустивголову. По городу шел одинокий, грустный, ни за что обиженный пес. Вышел он на кипучую улицу. Людей было видимо-невидимо, и все спешили,изредка торопливо перебрасываясь словами, текли куда-то и текли без конца.Наверняка Биму пришло в голову: "А не пройдет ли он здесь?" И без всякойлогики сел в тени, на углу, неподалеку от калитки, и стал следить, непропуская своим вниманием почти ни одного человека. Во-первых, Бим заметил, что все люди, оказывается, пахнутавтомобильным дымом, а уж через него пробиваются другие запахи разнойсилы. Вот идет человек, тощий, высокий, в больших, порядком стоптанныхботинках, и несет в сетке картошку, такую же, какую приносил домой хозяин.Тощий несет картошку, а пахнет табаком. Шагает быстренько, спешит, будтокого-то догоняет. Но это только показалось - догоняют кого-то все. И всечто-то ищут, как на полевых испытаниях, иначе зачем и бежать по улице,забегать в двери и выбегать и снова бежать? - Привет, Черное Ухо! - бросил тощий на ходу. "Здравствуй" - угрюмо ответил Бим, двинув по земле хвостом, нерастрачивая сосредоточенности и вглядываясь в людей. А вот за ним идет человек в комбинезоне, пахнет он так, как пахнетстена, когда ее лизнешь (мокрая стена). Он почти весь серо-белый. Несетдлинную белую палку с бородкой на конце и тяжелую сумку. - Ты чего тут? - спросил он у Бима, остановившись. - Уселся ждатьхозяина или затерялся? "Да, ждать", - ответил Бим, посеменив передними лапами. - Тогда на-ка вот тебе. - Он вынул из сумки кулек, положил передБимом конфету и потрепал пса за черное ушко. - Ешь, ешь. (Бим неприкоснулся.) Дрессированный. Интеллигент! Из чужой тарелки есть не будет.- И пошел дальше тихо, спокойненько, не так, как все. Кому как, а для Бима этот человек - хороший: он знает, что такое"ждать", он сказал "ждать", он понял Бима. Толстый-претолстый, с толстой палкой в руке, в толстых черных очкахна носу, несет толстую папку: все все у него толсто. Пахнет он явнобумагами, по каким Иван Иваныч шептал палочкой, и еще, кажется, темижелтыми бумажками, какие всегда кладут в карман. Он остановился около Бимаи сказал: - Фух! Ну и ну! Дошли: кобели на проспекте. Из калитки появился дворник с метлой и стал рядом с толстым. А тотпродолжал, обращаясь к дворнику, указывая пальцем на Бима: - Видишь? На твоей небось территории? - Факт, вижу, - и оперся на метлу, поставив ее вверх бородой. - Видишь... Ничего ты не видишь, - сказал сердито. - Даже конфету нежрет, заелся. Как же дальше жить?! - он злился вовсю. - А ты не живи, - сказал дворник и равнодушно добавил: - Ишь как тыисхудал, бедняга. - Оскорбляешь! - рявкнул толстый. Остановились трое молодых ребят и почему-то улыбались, глядя то натолстого, то на Бима. - Чего вам смешно? Чего смешно? Я ему говорю... Собака! Тыща собак,по два три кило мяса каждой - две три тонны в день. Соображаете, сколькополучится? Один из ребят возразил: - Три кило и верблюд не съест. Дворник невозмутимо внес поправку: - Верблюды мясо не едят. - Неожиданно он перехватил метлу поперекпалки и так-то сильно замахал ею по асфальту перед ногами толстого. -Посторонись, гражданин! Ну? Я чего сказал, дубова твоя голова! Толстый ушел, отплевываясь. Те трое ребят тоже пошли своей дорогой,посмеиваясь. Дворник тут же и перестал мести. Он погладил Бима по спине,постоял немного и сказал: - Сиди, жди. Придет, - и ушел в калитку. Из всей этой перепалки Бим не только понял - "мясо", "собака",возможно, "кобели", но слышал интонацию голосов, и, главное, все видел, аэтого уже достаточно для того, чтобы умной собаке догадаться: толстому -плохо жить, дворнику - хорошо. Один - злой, другой - добрый. Кому уж лучшезнать, как не Биму, что ни свет ни заря на улицах живут только дворники ичто они уважают собак. То, что дворник прогнал толстого, Биму даже отчастипонравилось. А в общем-то это случайная пустяковая история только отвлеклаБима. Хотя, может быть, оказалась полезной в том смысле, что он начиналсмутно догадываться: люди все разные, они могут быть и хорошими, иплохими. Ну что ж, и то польза, скажем мы со стороны. Но пока для Бима этобыло совершенно неважно - не до того: он смотрел и смотрел на проходящих. От некоторых женщин пахло остро и невыносимо, как от ландышей, пахлотеми беленькими цветами, что ошарашивают нюх и возле которых Бимстановился бесчутым. В таких случаях Бим отворачивался и несколько секундне дышал - ему не нравилось. У большинства женщин губы были такого цвета,как флажки на волчьей облаве. Биму такой цвет тоже не нравился, как и всемживотным, а собакам и быкам в особенности. Почти все женщины что-нибудьнесли в руках. Бим приметил, что мужчины с поноской попадаются реже, аженщины - часто....А Ивана Иваныча все нет и нет. Друг ты мой! Где же ты?... Люди текли и текли. Тоска Бима как-то немножко забылась, рассеяласьсреди людей, и он еще внимательней вглядывался вперед - не идет ли он.Сегодня Бим будет ждать здесь. Ждать! Около него остановился человек с мясистыми обвислыми губами, крупноморщинистый, курносый, с глазами навыкате, и вскричал: - Безобразие! (Люди стали останавливаться.) Кругом грипп, эпидемия,рак желудка, а тут что? - тыкал он всей ладонью в Бима. - Тут среди массынарода, в гуще тружеников, сидит живая зараза! - Не каждая собака - зараза. Смотрите, какой он милый пес, -возразила девушка. Курносый смерил ее взглядом сверху вниз и обратно и отвернулся,возмущаясь: - Какая дикость! Какая в вас дикость, гражданочка. И вот... Эх, если бы Бим был человеком! Вот подошла та самая тетка,"советская женщина" - та клеветница. Бим сначала испугался, но потом,взъерошив шерсть на холке, принял оборонительную позицию. А тетказатараторила, обращаясь ко всем, стоящим полукругом в некотором отдаленииот Бима: - Дикость и есть дикость! Она же меня укусила. У-ку-си-ла! - ипоказывала всем руку. - Где укусила? - спросил юноша с портфельчиком. - Покажите. - Ты мне еще, щенок! - Да и спрятала руку. Все, кроме курносого, рассмеялись. - Воспитали тебя в институте, чертенка, вот уж воспитали, гаденыш, -набросилась она на студента. - Ты мне, советской женщине, и не веришь? Дакак же ты дальше-то будешь? Куда же мы идем, дорогие граждане? Или уж унас советской власти нету? Юноша покраснел и вспылил: - Если бы вы знали, как выглядите со стороны, по позавидовали бы этойсобаке. - Он шагнул к тетке и крикнул: - Кто дал вам право оскорблять? Хотя Бим не понял слов, но выдержать больше не смог: он прыгнул всторону тетки, гавкнул изо всей силы и уперся всеми четырьмя лапами,сдерживаясь от дальнейших поступков (за последствия он уже не ручался).Интеллигент! Но все-таки - собака! Тетка завопила истошно: - Мили-иция! Мили-иция! Где-то засвистел свисток, кто-то, подходя, крикнул: - Пройдемте, гр-раждане! Пройдемте по своим делам! - Это былмилиционер (Бим даже повилял чуть хвостом, несмотря на возбуждение). - Ктокричал?! Вы? - обратился милиционер к тетке. - Она, - подтвердил юноша студент. Вмешался курносый: - Куда вы смотрите! Чем занимаетесь? - запилил он милиционера. -Собаки, собаки - на проспекте областного города! - Собаки! - кричала тетка. - И такие вот дикие питекантропусы! - кричал и студент. - Он меня оскорбил! - почти рыдала тетка. - Граждане, р-разойдись! А вы, вы, да и вы, пройдемте в милицию, -указал он тетке, юноше и курносому. - А собака? - взвизгнула тетка. - Честных людей - в милицию, асобаку... - Не пойду, - отрубил юноша. Подошел второй милиционер. - Что тут? Человек в галстуке и шляпе резонно и с достоинством разъяснил: - Да вон, энтот студентишка не хочеть в милицию, не подчиняется. Энтивон, обоя, хотять, а энтот не хочеть. Неподчинение. А это не положено.Ведуть - должон иттить. Мало бы чего... - И он, отвернувшись от всехпрочих, поковырял в собственном ухе большим пальцем, как бы расширяяслуховое отверстие. Явно это был жест убежденности, уверенности впрочности мыслей и безусловного превосходства перед присутствующими - дажеперед милиционерами. Оба милиционера переглянулись и все же увели студента с собой. Следомза ними потопали курносый и тетка. Люди разошлись, уже не обращая вниманияна собаку, кроме той милой девушки. Она подошла к Биму, погладила его, нотоже пошла за милиционером. Сама пошла, как установил Бим. Он посмотрел ейвслед, потоптался на месте, да и побежал, догнал ее и пошел рядышком. Человек и собака шли в милицию. - Кого же ты ждал, Черное Ухо? - спросила она, остановившись. Бим уныло присел, опустил голову. - И подвело у тебя живот, милый. Я тебя накормлю, подожди, накормлю,Черное Ухо. Вот уже несколько раз называли Бима "Черное Ухо". И хозяин когда-тоговорил: "Эх ты, черное ухо!" Давно-давно он так произнес, еще в детстве. "Где же мой друг?" - думал Бим. И пошел опять же с девушкой в печалии унынии. В милицию они вошли вместе. Там кричала тетка, рыкал курносый дядька,понурив голову, молчал студент, а за столом сидел милиционер, незнакомый,и явно недружелюбно посматривал на всех троих. Девушка сказала: - Привела виновника, - и указала на Бима. - Милейшее животное. Я всевидела и слышала там с самого начала. Этот парень, - она кивнула настудента, - ни в чем не виноват. Рассказывала она спокойно, то указывая на Бима, то на кого-нибудь изтех трех. Ее пытались перебить, но милиционер строго останавливал и тетку,и курносого. Он явно дружелюбно относился к девушке. В заключение онаспросила шутя: - Правильно я говорю, Черное Ухо? - А обратившись к милиционеру, ещедобавила: - Меня зовут Даша. - Потом к Биму: - Я Даша. Понял? Бим все существом показал, что он ее уважает. - А ну, пойди ко мне, Черное Ухо. Ко мне? - позвал милиционер. О, Бим знал это слово: "Ко мне". Точно знал. И подошел. Тот пошлепал по шее легонько, взял за ошейник, рассмотрел номерок изаписал что-то. А Биму приказал: - Лежать! Бим лег, как и полагается: задние ноги под себя, передние вытянутывперед, голова - глаза в глаза с собеседником и чуть набочок. Теперь милиционер спрашивал в телефонную трубку: - Союз охотников? "Охота! - вздрогнул Бим. - Охота! Что же это значит здесь-то?" - Союз охотников? Из милиции. Номер двадцать четыре посмотрите.Сеттер... Как так нету? Не может быть. Собака хорошая, дрессированная... Вгорсовет? Хорошо. - Положил трубку и еще раз взял, что-то спрашивал и сталзаписывать, повторял вслух: - Сеттер... С внешними наследственнымидефектами, свидетельства о родословной нет, владелец Иван Иванович Иванов,улица Проезжая, сорок один. Спасибо. - Теперь он обратился к девушке: -Вы, Даша, молодец. Хозяин нашелся. Бим запрыгал, ткнул носом в колено милиционера, лизнул руку Даше исмотрел ей в глаза, прямо в глаза, так, как могут смотреть только умные иласковые доверчивые собаки. Он ведь понял, что говорили про Ивана Иваныча,про его друга, про его брата, про его бога, как сказал бы человек в такомслучае. И вздрагивал от волнения. Милиционер строго буркнул тетке и курносому: - Идите. До свидания. Дядька начал пилить дежурного: - И это все? Какой же у вас будет порядок после такого? Распустили! - Идите, идите, дед. До свидания. Отдыхайте. - Какой я тебе дед? Я тебе - отец, папаша. Даже нежное обращениепозабывали, с-сукины сыны. А хотите вот таких, - ткнул он в студента, -воспитывать, по головке гладить, по головке. А он вас - подождите! - гав!и скушает. - Гавкнул действительно по-собачьи, натурально. Бим, конечно, ответил тем же. Дежурный рассмеялся: - Смотрите-ка, папаша, собака-то понимает, сочувствует. А тетка, вздрогнув от двойного лая человека и собаки, попятилась отБима к двери и кричала: - Это он на меня, на меня! И в милиции - никакой защиты советскойженщине! Они ушли все-таки. - А меня что - задержите? - угрюмо спросил студент. - Подчиняться надо, дорогой. Раз приглашают - обязан идти. Такположено. - Положено? Ничего такого не положено, чтобы трезвого вести в милициюпод руки, как вора. Тетке этой надо бы пятнадцать суток, а вы... Эх, вы! -И ушел, пошевелив Биму ухо. Теперь Бим уже совсем ничего не понимал: плохие люди ругаютмилиционера, хорошие тоже ругают, а милиционер терпит да еще посмеиваетсятут, видимо, и умной собаке не разобраться. - Сами отведете? - спросил дежурный у Даши. - Сама. Д_о_м_о_й. Черное Ухо, д_о_м_о_й. Бим теперь шел впереди, оглядываясь на Дашу и поджидая: он отличнознал слово "домой" и вел ее именно домой. Люди-то не сообразили, что он исам пришел бы в квартиру, им казалось, что он малоумный пес, только Дашавсе поняла, одна Даша - вот эта белокурая девушка, с большими задумчивымии теплыми глазами, которым Бим поверил с первого взгляда. И он привел ее ксвоей двери. Она позвонила - ответа не было. Еще раз позвонила, теперь ксоседям. Вышла Степановна. Бим ее приветствовал: он явно был веселее, чемвчера, он говорил: "Пришла Даша. Я привел Дашу". (Иными словами нельзяобъяснить взгляды Бима на Степановну и на Дашу попеременно.) Женщины разговаривали тихо, при этом произносили "Иван Иваныч" и"осколок", затем Степановна открыла дверь. Бим приглашал Дашу: не спускалс нее глаз. Она же первым делом взяла миску, понюхала кашу и сказала: - Прокисла. - Выбросила кашу в мусорную ведро, вымыла миску ипоставила опять на пол. - Я сейчас приду. Жди, Черное Ухо. - Его зовут Бим, - поправила Степановна. - Ж_д_и, Б_и_м. - И Даша вышла. Степановна села на стул. Бим сел против нее, однако поглядывая всевремя на дверь. - А ты пес сообразительный, - заговорила Степановна. - Остался один,а видишь вот, понимаешь, кто к тебе с душой. Я вот, Бимка, тоже... Настарости лет с внучкой живу. Родители-то народили да и подались аж вСибирь, а я воспитала. И она, внучка то, х_о_р_о_ш_о меня любит, всемсердцем к_о м_н_е. Степановна изливала душу сама перед собой, обращаясь к Биму. Такиногда люди, если некому сказать, обращаются к собаке, к любимой лошадиили кормилице корове. Собаки же выдающегося ума очень хорошо отличаютнесчастного человека и всегда выражают сочувствие. А тут обоюдно:Степановна явно жалуется ему, а Бим горюет, страдает оттого, что люди вбелых халатах унесли друга ведь все неприятности дня всего лишь немногоотвлекли боль Бима, сейчас же она вновь возникла с еще большей силой. Онотличил в речи Степановны два знакомых слова "хорошо" и "ко мне",сказанных с грустной теплотой. Конечно же, Бим приблизился к ней вплотнуюи положил голову на колени, а Степановна приложила платок к глазам. Даша вернулась со свертком. Бим тихо подошел, лег животом на пол,положил одну лапу на ее туфлю, а голову - на другую лапу. Так он сказал:"Спасибо тебе". Даша достала из бумаги две котлеты, две картофелины и положила их вмиску: - Возьми. Бим не стал есть, хотя третьи сутки у него не было во рту ни крохи.Даша легонько трепала его за холку и ласково говорила: - Возьми, Бим, возьми. Голос у Даши мягкий, душевный, тихий и, казалось, спокойный, рукитеплые и нежные, ласковые. Но Бим отвернулся от котлет. Даша открыла ротБима и втолкнула туда котлету. Бим подержал, подержал ее во рту, удивленноглядя на Дашу, а котлета тем временем проглотилась сама. Так произошло исо второй. С картошкой - то же. - Его надо кормить насильно, - сказала Даша Степановне. - Он тоскуето хозяине, потому и не ест. - Да что ты! - удивилась Степановна. - Собака сама себе найдет.Сколько их бродит, а едят же. - Что же делать? - спросила Даша у Бима. - Ты ведь так пропадешь. - Не пропадет, - уверенно сказала Степановна. - Такая умная собака непропадет. Раз в день буду варить ему кулеш. Что ж поделаешь? Живность. Даша о чем-то задумалась, потом сняла ошейник. - Пока я не принесу ошейник, не выпускайте Бима. Завтра часам кдесяти утра приду... А где же теперь И_в_а_н И_в_а_н_ы_ч? - спросила она уСтепановны. Бим встрепенулся: о нем! - Увезли самолетом в Москву. Операция на сердце сложная.О_с_к_о_л_о_к_-_т_о рядом. Бим - весь внимание: "осколок", опять "осколок". Слово это звучитгорем. Но раз они говорят про Ивана Иваныча, значит, где-то должен быть.Надо искать. Искать! Даша ушла. Степановна - тоже. Бим снова остался один коротать ночь.Теперь он нет-нет да и вздремнет, но только на несколько минут. И каждыйраз он видел во сне Ивана Иваныча - дома или на охоте. И тогда онвскакивал, осматривался, ходил по комнате, нюхал по углам, прислушивался ктишине и вновь ложился у двери. Очень сильно болел рубец от хворостины, ноэто было ничто в сравнении с большим горем и неизвестностью. Ждать. Ждать.Стиснуть зубы и ждать.





Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных