Главная
Популярная публикация
Научная публикация
Случайная публикация
Обратная связь
ТОР 5 статей:
Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия
Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века
Ценовые и неценовые факторы
Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка
Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы
КАТЕГОРИИ:
|
ПУТЬ К РОДНОЙ ДВЕРИ. ТРИ УЛОВКИ
Когда Бим подходил к городу, ноги почти уже его не слушались. Ведь онопять же был голоден. Да и что можно было съесть около шоссе? Ничего.Разве что выброшенную корочку арбуза, но это - не питание, а однавидимость. Такой собаке надо мясо, хороший кулеш, борщ с хлебом (еслиостается от стола), одним словом, все, что ест обыкновенный человек. А Бимпитался почти две недели впроголодь. При его больной груди, разбитойсапогом, такое голодание - медленная погибель. Если же к тому добавить,что в борьбе с волчицей он сильно зашиб раздавленную стрелкой заднюю ногуи костылял на трех ногах, то можно себе представить, какой вид был в Бима,когда он входил в свой родной город... Но свет не без добрых людей. На самой окраине он остановился умалюсенького домика с одной дверью и одним окошечком. Вокруг домика лежалигоры кирпича, камней, каменный плит, досок, бревен, железа и всякойвсячины, а рядом, с другой стороны, стояла половина нового огромного дома,но без окон и дверей, без крыши. Ветер путался в глазницах окон, шипел поярусам булыжника и кирпича, пел в штабелях досок и завывал в верхотурестроительного крана - и везде у него разный голос. В такой картине ничегоудивительного для Бима не было (везде строили и строили без конца), а посовести говоря, он не раз обращался за время скитаний к строителям спросьбой: "Дайте, ребята, пожрать". Те понимали его язык - подкармливали.Однажды шутник из их компании в обеденный перерыв вылил в консервную банкуложку водки и предложил Биму: - А ну, долбани-ка, песик, за здоровье тех, кто тут не ворует. Бим обиделся и отвернулся. - Точно! - воскликнул шутник. - Не за кого тебе пить, благоразумный.Это я знаю точнехонько. Все присутствующие здорово смеялись и называли шутника парня Шуриком.Зато тот же Шурик отхватил ножом кусок колбасы - настоящей, магазинной, ане из помойки! - и положил перед Бимом: - За правду, тебе, Черное Ухо. Возьми, мудрец. И опять смеялись люди в замазанных комбинезонах. А Шурик добавил,видимо, самое смешное: - А то, брат, за эту ночь опять доски усохли на одну треть. И еще смеялись, хотя парень тот и не улыбался. Бим понял речь Шурика по своему: во первых, водка собаке - плохо, аесли ты ее не пьешь, то тебе дадут колбасы, во вторых, все эти ребята,пахнущие кирпичами, досками и цементом, - хорошие. Биму так и показалось,что Шурик говорил все время именно об этом. Вспомнив такое, руководствуясь знакомыми из прошлого запахами, тоесть по праву памяти, Бим, обессилевший до последней степени, прилег удвери маленького того домика, у сторожки. Было раннее утро. Кроме ветра, вокруг никого не было. Через некотороевремя в сторожке кто-то кашлянул и заговорил сам с собой. Бим привстал и,опять же по тому же праву, поцарапался в дверь. Она открылась, конечно,как и всегда. На пороге появился человек с бородой, одно ухо шапки опущеновниз, другое торчит вверх, плащ туго натянут на кожух: личность, вполневнушающая доверие Биму. - Э, да тут гость, никак? Эка тебя подвело, бездомник несчастный,право слово. Ну, заходи, что ль. Бим вошел в сторожку и молча лег, почти упал у порога. сторож отрезалкусок хлеба, бросил в ведерце, размочил водицей и подставил Биму. Тот сблагодарностью съел, после чего положил голову на лапы и смотрел надедушку. И пошел у них разговор о жизни. Скучно сторожу, где бы он ни сторожил, а тут - живое существо смотритна него изумленным, человеческим, измученным, откровенно страдающим ипотому даже поражающим взором. - Плохая твоя жизнь, Черное Ухо, видать сразу... Оно - что же, -спросил он первым делом, - либо твоя очередь на ордер еще не пришла? Либо- что?.. Я, брат, тоже вот: очередь приходит и уходит, Михей остается.Сколько их, домов-то, понастроили, а я все вот с этой будкой переезжаю сместа на место. Ты вот убегешь, к примеру, и попробуй ты написать мнеписьмо: некуда. Без адреса пятый год: "Ему 12, Михею". И вся тебе роспись.Не пакет, а одно унижение. Поесть есть - пожалуйста, под завязкуобуться-одеться - пожалуйста, хоть галстук навешивай и шляпу на лоб, а вотжить пока негде, понимаешь. Куда же денешься? Временные трудности... Азовут меня - Михей. Михей, я - тыкал он себя пальцами в грудь и отпивалмалость из горлышка бутылки (делал он это каждый раз, как только кончалсязаряд речи). Бим твердо понял монолог Михея по своему, по собачьи, то есть повиду, по интонации, по доброте и простоте: хороший человек Михей. Впрочем,вовсе не важно понимать слова (оно даже и не нужно понимать собаке), аважно понять человека. Бим понял его и тут же задремал, пропуская мимоушей дальнейшую беседу. Но все же из уважения к собеседнику он тозакрывал, то открывал глаза, преодолевая сон. А Михей продолжал тем же тоном: - Ты вот уснул, и вся недолга. А мне нельзя. Нагрянет контроль: "ГдеМихей? Нету. Уволить Михея. Обязательно". То-то вот и оно. Не окажись напосту или засни - сейчас бы тебе в нос: "Где Михей? Нету. Уволить Михея!"И вся недолга. Сквозь дремоту Бим только и разбирал слова: "Михей... Михей...Михей... И вся недолга". А Михей отпил еще пару глотков, вытер усы, посолил хлебца, понюхал истал его есть, одновременно обращаясь к Биму: - А я так и скажу, Черноушко, собаке-то даже лучше выложить душу: туттебе никаких прений - она никому не скажет, а самому полегчает... Вот я,Михей, - охрана. С ружьем. Теперь вопрос: а если ворует не один? Что Михейсделает? Ничего он не сделает. И вся недолга... Закон, говорят. Закон - хорошо: поймал - пять лет ему, с-сукину сыну!А-а! Да только его надо поймать, вот в чем корень. Как поймать? То-то ионо. Вот ты - собака. Насажаю я в кошелку зайцев, двадцать штук, и выпущуих сразу всех, а тебя заставлю ловить. Они прыснут в разные стороны - ився недолга. Ну, поймаешь ты одного. А другие? Убя-агу-уть! - Михей такзаразительно рассмеялся, что Бим приподнял голову - впору хоть самомуулыбнуться. Но Биму было не до того. Дверь открылась. Вошел человек, тоже сторож, и сказал: - Смена. Ложись, Михей, спать. Тот добрался до лежака и тут же немедленно уснул. А смена сел за столна место Михея, посидел чуть и заметил Бима. - Это еще что тут за филин? - спросил он у Бима, видимо обративвнимание на его большие глаза. Бим сел, как того требует вежливость, устало вильнул хвостом("Больной я, дескать. Хозяина ищу"). Смена ничего не понял, как и многиелюди не понимают собак, а вместо ответа открыл дверь и подтолкнул Биманогой: - Сматывайся, образина. Бим вышел с убеждением: смена - человек паршивый. Но идти дальше онне мог: наевшись тюри у Михея, он почему-то еще больше обессилел, а сонбуквально валил его с ног. Борясь со сном, Бим забрел в новостроящийсядом, зарылся в ворошок стружек, от которых пахло сосной, и уснул крепкокрепко. За день его никто не потревожил. Так он пролежал до вечера. Всумерках обследовал нижний этаж, нашел на окне почти полбуханки хлеба,большую часть съел (досыта), меньшую вынес из дома и зарыл в мягкую землюоколо траншеи. Все это он сделал основательно, как и полагается: хоть и небыло силы, а собачье правило "хорони кусок про черный день" соблюдатьнадо. Теперь он почувствовал, что может продолжать путь. И пошел к своейродной двери. К родной двери, к той самой, знакомой с первых дней жизни, к двери,за которой доверие, наивная святая правда, жалость, дружба и сочувствиебыли настолько естественны, до абсолютной простоты, что сами эти понятияопределять не имело смысла. Да и зачем Биму все это осмысливать? Он, вопервых, не смог бы это сделать как представитель собачьих, а во вторых,если бы он и попытался подняться до недосягаемой для него высоты разумагомо, он погиб бы уже оттого, что его наивность люди почли бы дерзостьюнеобыкновенной и даже преступной. В самом деле, Бим тогда кусал бы подлецаобязательно, труса - тоже, лжеца - не задумываясь, бюрократа он съедал быпо частям и т.д., и кусал бы сознательно, исполняя долг, а не так, как онукусил серого, уже после того как тот жестоко избил по голове. Нет, тадверь, куда шел Бим, была частью его существа, она - его жизнь. И - все.Так, ни одна собака в мире не считает обыкновенную преданность чем-тонеобычным. Но люди придумали превозносить это чувство собаки как подвигтолько потому, что не все они и не так уж часто обладают преданностьюдругу и верностью долгу настолько, чтобы это было корнем жизни,естественной основой самого существа, когда благородство души - само собойразумеющееся состояние. Дверь, к которой шел Бим, - это дверь его друга, а следовательно,его, Бима, дверь. Он шел к двери доверия и жизни. Бим хотел бы достичь ееи либо дождаться друга, либо умереть: искать его в городе уже не было сил.Он мог только ждать. Только ждать. Но что мы можем поделать, если в ту ночь Бим так-таки и не дошел досвоего дома? Надо было прежде всего обойти район серого, а для этого обязательнопройти мимо дома Толика. Так оно и получилось. Бим оказался у калиткималенького друга и не мог, просто не мог пройти ее, будто чужую. Он прилегу высокого кирпичного забора, свернувшись в полукалачик и вывернув головув сторону. То ли раненая собака, то ли умирающая, то ли совсем мертвая -мог бы подумать любой прохожий. Нет и нет, Бим не пойдет уже к двери этого дома. Он только отдохнетот боли и тоски у забора, а потом пойдет домой. А может быть... Можетбыть, заявится сюда сам Толик... Разве мы имеем право обвинять Бима вотсутствии логики, если она ему недоступна? И он лежал в тоскливойсобачьей позе безо всякой логики. Был темный вечер. Подъехал автомобиль. Он вырвал у темноты часть забора, потом пощупалвесь забор и выпучил прямо на Бима два ослепительных глаза. Бим поднялголову и смотрел, почти сомкнув веки. Автомобиль поурчал, поурчалтихонько, и из него кто-то вышел. За запахом дыма нельзя было установитьдух человека, шедшего к Биму, но когда тот оказался освещенным глазамиавтомобиля, Бим сел: к нему шел Семен Петрович. Он приблизился, убедился втом, что это действительно Бим, и сказал: - Выбрался. Ну и ну!.. Вышел из автомобиля и второй человек (тот, что вез Бима перед грозойк волчице), посмотрел на собаку и по-доброму сказал: - Умный псина. Этот не пропадет. Семен Петрович посмотрел на Бима, расстегивая пояс. - Бимка, Бимка... Ты хороший, Бимка... Ко мне, ко мне... О не-ет! Бим не верил, Бим потерял доверие, и он не пойдет к этомучеловеку, хотя бы он и захотел взять его с добрыми намерениями. Можетбыть, Семен Петрович и думал возвратить Бима Толику. Но Бим и пошел отнего в сторону. Семен Петрович - за ним. Второй человек - наперехват. Бим соскользнулсо света в темноту, спустился ползком в траншею и здесь уже пошел пешком,еле переставляя лапы. Но направился Бим не в ту сторону, куда под светомбежал до траншеи, а в обратную. И опять в минуту опасности Биму пришло откровение предков: путайслед! Так поступают зайцы, лисицы, волки и другие звери - обычная уловканомер один при преследовании. Лисица и волк в подобных случаях обратномогут идти след в след так искусно, что только опытный охотник, да и топосле, сообразит по коготкам, что его надули. Уловка номер два - это петля(пошел влево, пришел вправо) или сметка (со своего обратного следа -прыжок в сторону), уловка номер три - отлежка: запутав след, отлеживатьсяв глухом месте и слушать (если прошли, лежать, если идут напрямик, то всеначать сначала, путать). Все эти три уловки зверей хорошо знают настоящиеохотники, но Семен Петрович никогда не был охотником, хотя и держал ружьеи даже выезжал на открытие сезона ежегодно. В общем, так: Семен Петрович побежал в одну сторону, уже освещая свойпуть фонариком, а Бим - в другую, да еще под прикрытием спасительнойтраншеи. Но вот канава кончилась - и Бим уперся в торцевую стенку, сбокукоторой висел ковш экскаватора. Оказалось, ему не вылезти из западни:спуститься-то он смог, а взобраться наверх нет силы: с боков - стенки,впереди - стенка. Был бы здоров, на четырех ногах, тогда другое дело, атеперь он может только выйти - не выпрыгнуть, не выскочить, а тольковыйти. Посидел, посидел наш Бим, посмотрел вверх на ковш, кое-какприподнялся на заднюю лапу, опираясь о стену передними, оглядел отвалземли и снова сел. Казалось, он думал, но он просто слушал: нет ли погони.Потом он так же приподнялся на противоположную стенку без отвала изаметил, что фонарик ерзал на одном месте, вихляя из стороны в сторону, азатем и затух. Увидел он и то, как автомобиль поехал обратно и сталприближаться к нему, но стороной. Бим прижался в уголок канавы и слушал,вздрагивая. Автомобиль проехал мимо, где-то совсем рядом. Поблизости все стало тихо. А дальше слышно: не очень сильнопокрякивают коротко автомобили, скрежещет трамвай - все звуки знакомые,безвредные. Темной осенней холодной ночью сидела в канаве собака. И никому насвете не помочь ей сейчас. А ей надо, очень надо идти к своей двери. Бимпопробовал подпрыгнуть, но упал. Куда там! И пошел обратно по своему жеследу, тихо, осторожно, прислушиваясь и в то же время нет-нет да иощупывая стены. В одном месте он обнаружил небольшую осыпь, стал на нее,приподнялся на заднюю лапу - теперь передние достали до отвала. И Бимначал грести землю сверху вниз, под себя чем больше он работал, тем вышестановилась осыпь. Бим отдыхал и принимался вновь. Наконец-то он смогопереться грудью о край канавы, но зато землю с отвала достать уже не мог.Тогда он спустился вниз по своей горочке, полежал. Так захотелось завыть,позвать хозяина или Толика, завыть дико, на весь город! Но Бим обязанмолчать - ведь он спутал след и притаился. Вдруг он решительно встал,попятился от накопанного им холмика и, забыв о боли, взмахнул всем телом,как тряпкой, подскочил на холмике на обе задние ноги и упал на самый крайканавы, в то углубление, что отрыл сам же, спуская вниз землю. Как он смог превозмочь неимоверную боль и немощь? Кто ж его знает...Как, например, волк отгрызает себе лапу, защемленную капканом? Никто нескажет, как это возможно - своими же зубами перегрызть свою же ногу. Можноведь только предполагать, что волк делает это из инстинктивного стремленияк свободе, а Бим забыл самого себя из-за неудержимого стремления к дверидоброты и доверия. Как бы там ни было, а Бим выбрался из западни и лежал в той ямкенаверху. Ночь была холодная. Город спал, каменно-железный, потихонькускрежещущий и ночью, даже во сне, Бим долго еще слушал и слушал.Продрогнув, он все-таки пошел. По пути он забрел в открытый подъезд одного из домов, и толькопотому, что надо было обязательно прилечь, хотя бы на короткое время, -настолько он стал слаб. Ложиться прямо на улице нельзя, погибнешь (онвидел не раз раздавленных автомобилем собак). Да и холодно на асфальте. Атам, в подъезде, он прижался к теплому радиатору и уснул. В чужом подъезде, глубокой ночью спала чужая собака. Бывает. Не обижайте такую собаку.
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|