Теория Пространства и Времени Гидденса

Исходным пунктом рассуждений является рутинный характер большей части повседневной жизни. Природа телесности и физический контекст накладывают на человеческую деятельность разного рода ограничения, связанные с неделимостью и материальностью человеческого тела; движением жизни в направлении к смерти; неспособностью людей к одновременному участию в более, чем одном виде деятельности; ограниченностью временных ресурсов; тем фактом, что перемещение во времени предполагает и перемещение в пространстве; а также особенностями пространственно-временной организации, которая не позволяет двум индивидам занимать одновременно одну и ту же точку в пространстве. Эти факторы задают условия функционирования сетей интеракции, формируемых ежедневными, еженедельными, ежемесячными и в целом жизненными траекториями вступающих во взаимодействие индивидов. Двигаясь через время-пространство, индивиды встречаются на «станциях» (“stations”) и связываются в «узлы» (“bundles”). Они стремятся осуществить свое «проекты» в условиях неизбежной ограниченности пространственных и временных ресурсов. Над ними довлеют как «ограниченность индивидуальных возможностей»(capability constraints), например, потребность в регулярном сне и еде, так и «ограниченность совместности» (coupling constraints), которая делает проблематичной деятельность, предпринимаемую совместно с другими людьми, по крайней мере, на какое-то время.

В силу действия всех этих факторов, повседневная жизнь людей не просто привязана к физическим или географическим границам, но буквально окружена «пространственно-временными стенами со всех сторон». Характер этих стен подвергался существенным изменениям, главным образом, вследствие «пространственно-временной конвергенции», суть которой - сокращение расстояния в терминах времени, необходимого для его преодоления. Путь от западного побережья Америки до восточного занимает 2 года пешком, 4 месяца на дилижансе, 4 дня на поезде (в 1910 г.), и 5 часов на самолете. Таким образом, по крайней мере, для части людей ограничения на мобильность и коммуникацию снижаются.

Гидденс предлагает ряд понятий, призванных объяснить, каким образом индивидуальные практики, в том числе ежедневные, еженедельные, ежемесячные траектории жизни индивидов связаны с longue duree социальных институтов.

Во-первых, существует определенное деление, регионализация пространства и времени в соответствии с рутинизацией социальных практик. Например, зонирование домашнего пространства на комнаты имеет как территориальный, так и временной аспект. Существует огромное количество вариаций подобного зонирования, как между обществами, так и во времени. Говоря о последнем, Гидденс приводит два примера: появление мощных форм искусственного освещения чрезвычайно расширило возможности интеракции в «ночное» время, а рост «специализации» комнат в домах, в которых живет большое количество людей, привело к изменению зонирования социальной активности

Во-вторых, Гидденс предлагает понятие доступного присутствия (presence-availability), который означает, до какой степени и в какой форме люди способны со-присутствовать в социальной среде (milieu) друг друга. Высокий уровень доступного присутствия характерен почти для всех обществ нескольких последних столетий. Неизбежность со-присутствия является следствием материальности агентов, ограничений, накладываемых возможностями транспортных технологий на повседневную мобильность, и физических свойств пространства. В течение последнего столетия или около того доступность присутствия претерпела значительные изменения из-за развития транспортных технологий, в особенности, из-за отделения средств коммуникации от средств транспортировки.

В-третьих, Гидденс говорит о понятии пространственно-временной дистанциации, под которой он понимает способность общества «растягиваться» на определенные отрезки пространства и времени. Подобное растягивание отражает тот факт, что социальная деятельность самым непосредственным образом зависит от взаимодействия с отдаленными в пространстве или во времени агентами. Структурирование времени и пространства зависит от смены способов контроля над информацией (изобретение письменности, затем печати, а недавно – еще и электронной информации, которая отделяет присутствие во времени от присутствия в пространстве); от развития города как религиозного, церемониального, экономического центра и носителя власти; от развития современных форм города как искусственно организованного через благоустройство земель и разрыв связей с природой пространства; от изменений в технологиях коммуникации и транспортировки; от развития территориально ограниченного национального государства с его стремлением к документации и контролю; и, наконец, от того факта, что время отделяется от непосредственно переживаемого опыта и реальной социальной деятельности и превращается, подобно деньгам, в универсальное мерило.

В-четвертых, существуют пространственно-временные границы (time-space edges), определяющие контакты между обществами, организованными в соответствии с разными структурными принципами. Это понятие входит в концептуальную систему аргументов Гидденса против эволюционных теорий, основанных на эндогенной или открытой модели социального обмена. Более верным, согласно Гидденсу, будет изучать интер социетальные системы и пространственно-временные границы, за счет которых, например, племенное общество противопоставляется классовому.

Пятое понятие – понятие носителей власти (power containers). Речь идет о том, что Гидденс называет накопительной способностью общества (в частности, подразумевается способность к накоплению во времени и пространстве). В не знающих письменности обществах человеческая память – фактически единственное хранилище информационного капитала. В классовых обществах, особенно с развитыми формами письменности, главным тиглем и носителем власти становится город. В зависимости от того, какая комбинация религиозной, военной и административной власти складывается в стенах города, зависит физическая форма этого тигля. В капиталистических обществах доминирующим пространственно-временным носителем власти становится территориально ограниченное национальное государство. Город утрачивает свою автономность - стены «рушатся». Единая административная власть национального государства закрепляется рядом условий: механизация транспортировки и отделение последней от коммуникации; изобретение печати (а позже – электронной информации), которое расширило пространственную власть государства; рост документационной активности государства; и развитие более эффективных способов «внутреннего» усмирения, в том числе, «дисциплинарной власти» различных тотальных институтов.

И наконец, Гидденс говорит о феномене «изъятия» времени и пространства из социальной деятельности, о появлении «пустого» измерения времени, об отделении пространства от места, о возникновении символико-знаковых, экспертных систем, которые лишают социальные отношения конкретной локализации. Экспертные системы находятся «вне» времени и пространства. Их существование основано на обладании техническим знанием, ценность которого определяется безотносительно к тем, кто его использует – будь то его персонализированные носители или их клиенты. Такие системы основаны на доверии, на качественной передаче информации, преодолевающей отсутствие в пространстве и/или во времени. Доверием в таких механизмах наделяются не индивиды, а абстрактные системы или возможности, связанные с пространственно-временным отсутствием.

Несмотря на значение теории Гидденса, в ней можно отметить ряд пробелов. Во-первых, у Гидденса мало представлен анализ особенностей пространственно-временной организации отдельных обществ: все как традиционные, так и индустриальные общества видятся примерно одинаково. Кроме того, можно отметить склонность рассматривать организацию пространства и времени как данность, нечто изначально встроенное в структуру правил и ресурсов, характеризующее современные общества в целом. Не делается попытки усмотреть значительные вариации временной организации в зависимости от конкретного общества, так же, как и попытки проследить зависимость особенностей зонирования времени от производящих его социальных сил, действующих в данном обществе. В итоге создается скорее эффект дуализма, чем дуальности структуры.

Помимо этого, было отмечено, что в целом Гидденс не определяет время как ресурс. Он рассматривает его как хронологическую дистанцию, как меру способности общества к растяжению. Но в современных обществах время функционирует и как источник, имеющий определяющую важность. Адам считает, что в обществах, подобных нашему, время это не просто ресурс. Такие общества не только создают «время часов» (clock-time), но относятся к нему так, словно это и есть время, и организовывают всю свою деятельность в соответствии с этой верой (1990:120). Или, как утверждает Лефевр (Lefebvre), в современном обществе непосредственно переживаемое время исчезает, заменяемое измерительным инструментом – часами, существующими отдельно от социального пространства. Время становится ресурсом: измеряемым, потребляемым и исчерпаемым (1991: 95-6). Превращение пространства и времени в относительно независимые ресурсы – одна из определяющих характеристик современного общества.

Вышесказанное обнаруживает еще один пробел в теории Гидденса: она обходит вниманием связь пространства и времени с феноменом путешествия. Гидденс не анализирует причины, по которым люди вообще путешествуют, и, соответственно, причины, по которым экономия времени или стремление преодолеть пространство могут представлять интерес. Одна из очевидных причин путешествия в том, что оно просто доставляет удовольствие, стремление к которому толкает нас к открытию для себя новых мест и встречам с новыми людьми. В концепции Гидденса человеческая деятельность слишком рутинна, слишком скучна. С помощью его теории трудно объяснить такие виды деятельности, как отдых, праздники, осмотр достопримечательностей, шоппинг, игровой спорт, визиты к друзьям и путешествие ради самого путешествия. Кроме того, считается, что одним из ключевых аспектов многих видов путешествия является вступление на чужую территорию, при котором привычные правила и ограничения рутинной жизни ослабляются и отчасти заменяются нормами поведения, присущими «владельцам» этой территории. Это дает возможность приобщения к новым формам социальности, временного участия в своеобразной игре. В большинстве форм социальной деятельности есть место для полу-рутинного и нерутинного, в организации которого путешествие играет важную роль. То, что возникает в итоге, разрушает повседневные паттерны, являясь при этом самоценным социальным паттерном. Необходимо также исследовать, какие последствия (помимо дистанциации), оказывают пространственно-временные перемены на такие феномены, как сопротивление, оппозиция, удовольствие, автономия или чувство депривации.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: