Путеводитель по Галактике для автостопщиков 8 страница

Программисты сидели в неловком молчании. Через минуту Ланквил снова спросил:

— А разве ты уступишь в силе убеждения Великому Гиперболическому Нейтронному Аргументатору с Цицероникуса-12, Магическому и Неутомимому?

— Великий Гиперболический Нейтронный Аргументатор, — пророкотал Глубокомысленный, — сможет заговорить арктурского мегаишака настолько, что у того отнимутся ноги. Но только я смогу убедить его после этого пойти погулять.

— Так в чем же проблема? — спросил Фук.

— Проблемы нет, — величественно ответил Глубокомысленный. — Просто я второй по величине компьютер во Вселенной Времени и Пространства.

— Но почему второй? — добивался Ланквил. — Почему ты называешь себя вторым? Ведь ты, конечно же, не имеешь в виду Мультикорковый Перспектрон Титан? Или Мозготрон? Или…

На пульте компьютера презрительно замигали лампочки.

— Я не потратил бы ни единой ячейки мысли на этих кибернетических примитивов! — прогремел он. — Я говорю не о ком ином, как о компьютере, который придет вслед за мной!

Фук начал терять терпение. Он отпихнул свою записную книжку и пробормотал:

— Ну вот, только пророчеств мы еще не слушали.

— Вы ничего не знаете о будущем, — произнес Глубокомысленный, — но я, в изобилии своих схем, могу анализировать бесконечные потоки данных вероятности будущего и предвижу, что однажды должен быть создан компьютер, даже рабочие параметры которого я не достоин рассчитать, но спроектировать который, в конце концов, будет моей судьбою.

Фук тяжело вздохнул и искоса глянул на Ланквила:

— Может, мы все же зададим вопрос?

Ланквил сделал ему знак подождать.

— Что это за компьютер, о котором ты говоришь? — спросил он.

— В этот раз я больше ничего о нем не скажу, — сказал Глубокомысленный. — Теперь спрашивайте у меня то, что хотели. Говорите.

Они посмотрели друг на друга и пожали плечами. Фук успокоился и собрался.

— О Глубокомысленный Компьютер, — сказал он, — задача, для выполнения которой ты создан, такова. Мы хотим, чтобы ты сказал нам… — он замолк на секунду, — …Ответ!

— Ответ? — удивился Глубокомысленный. — Какой ответ?

— Жизни! — с жаром воскликнул Фук.

— Вселенной! — произнес Ланквил.

— Всего на свете! — сказали они хором.

Глубокомысленный замолк, размышляя.

— Мудрено, — сказал он, наконец.

— Но ты сможешь?

Компьютер снова задумался.

— Да, — сказал он, — смогу.

— Значит, ответ есть? — прошептал Фук, у которого от волнения перехватило дыхание.

— Простой ответ? — уточнил Ланквил.

— Да, — ответил Глубокомысленный. — Жизни, Вселенной и Всего на Свете. Но, — добавил он, — мне нужно над этим подумать.

Внезапно раздался шум и крики. Двери распахнулись, и два сердитых человека в выцветших синих балахонах и поясах Круксванского университета ворвались в комнату, растолкав стоявших у дверей лакеев, тщетно пытавшихся преградить им путь.

— Мы требуем, чтобы нас впустили! — крикнул младший из двоих и двинул молодого аккуратного секретаря локтем в кадык.

— Прочь! — кричал старший. — Не смейте стоять у нас на пути! — и он выпихнул за дверь младшего программиста.

— Мы требуем, чтобы вы не смели стоять у нас на пути! — завопил младший, хотя он уже уверенно стоял посреди комнаты, и никто больше не предпринимал попыток его остановить.

— Кто вы такие? — гневно спросил Ланквил, поднимаясь с кресла. — Что вам нужно?

— Я — Мэджиктайс! — заявил старший.

— А я настаиваю на том, что я Врумфондель! — выкрикнул младший.

Мэджиктайс повернулся к Врумфонделю.

— Эй, все уже в порядке, — одернул он его сердито, — на этом не нужно настаивать.

— Отлично! — закричал Врумфондель и ударил кулаком по ближайшему столу. — Я Врумфондель, и это не требование, а непреложный факт! Мы требуем непреложных фактов!

— Нет! — раздраженно воскликнул Мэджиктайс. — Как раз этого мы и не требуем!

Почти не переводя дыхания, Врумфондель заорал:

— Мы не требуем непреложных фактов! Мы требуем полного отсутствия непреложных фактов! Я настаиваю на том, что я, может быть, Врумфондель, а может и нет!

— Да кто же вы, черт возьми, такие? — воскликнул в отчаянии Фук.

— Мы — философы, — ответил Мэджиктайс.

— А может быть, и нет, — сказал Врумфондель, строго грозя программистам пальцем.

— Мы философы, — твердо повторил Мэджиктайс. — И мы пришли сюда как представители Объединенного Союза Философов, Мудрецов, Светил и прочих Мыслителей, и мы хотим, чтобы эту машину выключили, и выключили сейчас же!

— А в чем, собственно, проблема? — спросил Ланквил.

— Я скажу вам, в чем проблема, любезный, — сказал Мэджиктайс. — Проблема в демаркации сфер деятельности.

— Мы настаиваем на том, — снова завопил Врумфондель, — чтобы проблема была в демаркации или не была в демаркации.

— Пусть машины складывают и вычитают, — угрожающе сказал Мэджиктайс, — а вечными истинами будем заниматься мы. Мы прекрасно знаем свои права, дружище. По закону поиски Высшей Истины являются неотъемлемой прерогативой работников мыслительного труда. Если какая-нибудь треклятая машина найдет ее, мы все тут же окажемся без работы. Что толку нам сидеть всю ночь и спорить, есть Бог на свете или нет, если наутро этот аппарат может просто взять и выдать нам номер его телефона?

— Верно! — закричал Врумфондель. — Мы требуем жестких границ сомнения и неопределенности!

Неожиданно комнату заполнил громоподобный голос.

— Могу я высказать замечание по этому поводу? — осведомился Глубокомысленный.

— Мы устроим забастовку! — взвизгнул Врумфондель.

— Правильно! — согласился Мэджиктайс. — Мы проведем национальную забастовку философов.

Уровень шума в комнате резко повысился: это включились дополнительные басовые динамики, чтобы добавить голосу Глубокомысленного немного мощности.

— Я просто хотел сказать, — прогрохотал компьютер, — что мои схемы уже получили не подлежащее отмене задание на расчет Окончательного Ответа Жизни, Вселенной и Всего на Свете, — он сделал паузу, довольный тем, что все внимание сосредоточилось на нем, а затем продолжил, уже тише. — Но выполнение этой программы займет некоторое время.

Фук беспокойно посмотрел на часы.

— Сколько? — спросил он.

— Семь с половиной миллионов лет, — ответил Глубокомысленный.

Ланквил и Фук посмотрели друг на друга, хлопая глазами.

— Семь с половиной миллионов лет!… - воскликнули они хором.

— Да, — произнес Глубокомысленный. — Я ведь сказал, что мне нужно подумать. И мне кажется, что выполнение подобной программы должно вызвать огромный и неиссякаемый общественный интерес ко всем областям философской науки. Будет предложено множество теорий относительно того, к какому ответу я, в конце концов, приду. А кто, если не вы, сможет лучше всех использовать этот рынок? Ведя друг с другом ожесточенную полемику, и поливая один другого грязью в популярной прессе, вы сможете всю жизнь оставаться у кормушки. Как вам идея?

Философы смотрели на компьютер с открытыми ртами.

— Чтоб я сдох! — сказал Мэджиктайс. — Вот это я называю мыслить! Скажи, Врумфондель, почему мы с тобой не умеем так рассуждать?

— Хрен нас знает, — прошептал Врумфондель в священном ужасе. — Наверное, наши мозги слишком высокоразвиты, Мэджиктайс.

С этими словами они развернулись и вышли прочь, навстречу новой жизни, какая не снилась им даже в самых сладких снах.

Глава 26

— Все это, конечно, очень увлекательно, — сказал Артур, когда Слартибартфаст изложил ему основные факты этой истории, — но я не понимаю, какое это имеет отношение к Земле, к мышам и ко всему прочему.

— Это лишь первая часть, землянин, — ответил старик. — Если тебе интересно узнать, что произошло семь с половиной миллионов лет спустя, в великий день Ответа, позволь мне пригласить тебя в свой кабинет, где ты сможешь стать свидетелем этих событий — они записаны на сенсопленку. Или, может, ты желаешь побывать на поверхности Новой Земли? Боюсь, она пока не доделана: мы еще не закопали в ее кору искусственные скелеты динозавров; потом нам нужно будет наложить третичный и четвертичный периоды кайнозойской эры, и…

— Нет, спасибо, — отказался Артур, — все равно это будет не то.

— Нет, — подтвердил Слартибартфаст, — не то.

Аэромобиль развернулся и направился обратно к умоцепенящей стене.

Глава 27

В кабинете Слартибартфаста был беспорядок, как после взрыва в публичной библиотеке. Когда они вошли, старик нахмурился.

— Вот незадача, — сказал он, — в одном из компьютеров системы жизнеподдержания сгорел диод. Когда мы попытались разбудить уборщиков, оказалось, что они умерли около тридцати тысяч лет назад. Ума не приложу, кто будет убирать их трупы. Ну, как бы там ни было, садись вон туда, и я тебя подключу.

Он указал Артуру на кресло, которое выглядело так, как будто оно было сделано из грудной клетки стегозавра.

— Оно сделано из грудной клетки стегозавра, — сообщил старик, роясь в рассыпающихся кипах бумаг, проводов и чертежных инструментов.

— Вот, — сказал он, — держи. — И подал Артуру пару проводов с неизолированными концами.

Как только он их взял, прямо сквозь него пролетела птица.

Он висел в воздухе и не видел сам себя. Под ним находилась обсаженная деревьями городская площадь, а вокруг, насколько мог видеть глаз, стояли белые бетонные здания легкой, воздушной архитектуры, выглядевшие, однако, слегка потрепанными, с трещинами и потеками от дождя. Впрочем, сегодня ярко светило солнце, деревья шуршали под свежим ветерком, а странное ощущение того, что все здания тихо гудели, вызывалось, вероятно, тем, что площадь и все прилегающие улицы были заполнены радостными и возбужденными людьми. Где-то играл оркестр, яркие флаги полоскались на ветру, и в воздухе было ощущение праздника.

Артур чувствовал себя очень одиноко наверху, не имея даже тела, но прежде чем он успел над этим поразмыслить, над площадью зазвучал голос, призвавший всех к вниманию.

На ярко драпированном помосте перед возвышавшимся над площадью зданием стоял человек и обращался к толпе.

— О люди, ожидающие в тени Глубокомысленного! — воззвал он. — Достойные потомки Врумфонделя и Мэджиктайса, Величайших и Воистину Замечательнейших Ученых Мужей из всех, каких знала Вселенная. Время Ожидания истекло!

Толпа ликовала. В воздухе реяли флаги и транспаранты. Наиболее узкие из улиц казались огромными сороконожками, перевернувшимися на спину и неистово болтавшими лапками в воздухе.

— Семь с половиной миллионов лет наш народ ждал этого Дня Надежды на Великое Озарение! — кричал оратор. — Дня Ответа!

Толпа в экстазе закричала «Ура!»

— Никогда, — продолжал человек, — никогда больше мы не будем просыпаться по утрам с мыслями «Кто я? В чем смысл моей жизни? А какое, в космических масштабах, будет иметь значение, если я не встану и не пойду на работу?» Ведь сегодня мы раз и навсегда узнаем простой и ясный ответ на все эти мелкие и докучливые вопросы Жизни, Вселенной и Всего на Свете!

После того, как толпа вновь разразилась ликующими криками, Артур обнаружил, что он скользит по воздуху к одному из величественных окон во втором этаже здания, перед которым стоял помост, с которого оратор обращался к народу.

При приближении к окну он на секунду испытал страх, который исчез сразу же, как только он пролетел сквозь стекло, даже не коснувшись его.

Никто в комнате не прореагировал на его необычное появление, что было неудивительно, поскольку его там на самом деле вовсе и не было. Он начал понимать, что все это просто виртуальная проекция видеозаписи такого уровня, что рядом с ней отдыхает любое кино.

Комната была примерно такой, как ее описал Слартибартфаст. В течение семи с половиной миллионов лет за ней хорошо смотрели и регулярно убирались примерно раз в сто лет. Стол из ультракрасного дерева был потерт по краям, ковер слегка вылинял, но большой компьютерный терминал стоял на обтянутой кожей крышке стола в полном блеске, как будто его смонтировали только вчера.

Два человека в строгих костюмах сидели в преисполненных уважения позах перед терминалом и ждали.

— Время подходит, — сказал один из них, и Артур с удивлением увидел, как возле затылка человека в воздухе материализовалось слово. Слово было «Ланкуыл», оно мигнуло пару раз и исчезло. Прежде, чем Артур успел уяснить, что это было, заговорил второй человек, и возле его затылка возникло слово «Хвуг».

— Семьдесят пять тысяч поколений назад наши предки запустили эту программу, — сказал второй человек, — и за это время мы будем первыми, кто услышит голос компьютера.

— Захватывающая перспектива, Хвуг, — согласился первый, и Артур понял, что он смотрит запись с субтитрами.

— Мы те, кто услышит, — сказал Хвуг, — ответ на великий вопрос Жизни!..

— Вселенной!.. — сказал Ланкуыл.

— И Всего на Свете!..

— Тс-с-с, — сказал Ланкуыл с осторожным жестом, — мне кажется, Глубокомысленный сейчас заговорит!

Они в ожидании замолкли, глядя, как медленно оживают лицевые панели компьютера. Огоньки на них замигали, тестируя систему, и застыли в рабочем режиме. Коммуникационная панель мягко и тихо загудела.

— Доброе утро, — произнес, наконец, Глубокомысленный.

— Э-э… Доброе утро, о Глубокомысленный, — волнуясь, ответил Ланкуыл. — У тебя есть… э-э, то есть…

— Ответ для вас? — величественно прервал его Глубокомысленный. — Да, есть.

Двое задрожали от нетерпения. Их ожидание было не напрасным.

— Он в самом деле существует? — прошептал Хвуг.

— Он в самом деле существует, — подтвердил Глубокомысленный.

— Ответ на все? На великий Вопрос Жизни, Вселенной и Всего на Свете?

— Да.

Оба они давно ожидали этого момента, вся их жизнь была подготовкой к нему, их отобрали еще при рождении, как будущих свидетелей Ответа, но даже несмотря на это они почувствовали, что задыхаются, и зубы их стучат, как у взволнованных детей.

— Готов ли ты сказать нам его? — спросил Ланкуыл.

— Да.

— Сейчас?

— Сейчас, — ответил Глубокомысленный.

Они облизнули пересохшие губы.

— Но я не думаю, — добавил Глубокомысленный, — что он вам понравится.

— Это не имеет значения! — сказал Хвуг. — Мы должны его знать! Сейчас же!

— Сейчас же? — переспросил Глубокомысленный.

— Да! Сейчас.

— Ну, хорошо, — сказал компьютер и снова погрузился в молчание. Двое ерзали в креслах. Напряжение было невыносимым.

— Вам точно не понравится, — заметил Глубокомысленный.

— Скажи нам!

— Ладно, — сказал Глубокомысленный, — ответ на Великий Вопрос.

— Да!..

— Жизни, Вселенной и Всего на Свете.

— Да!..

— Таков… — сказал Глубокомысленный и сделал паузу.

— Да!!!?

— Сорок два, — изрек Глубокомысленный с бесконечным величием и спокойствием.

Глава 28

Прошло немало времени, прежде чем кто-то из них смог что-то сказать.

Краем глаза Хвуг видел море застывших в нетерпении лиц на площади за окном.

— Мне кажется, что нас линчуют, — прошептал он. — Как ты думаешь?

— Это было сложное задание, — осторожно сказал Глубокомысленный.

— Сорок два! — воскликнул Ланкуыл. — И это все, что ты можешь нам сказать после семи с половиной миллионов лет размышлений?

— Я все тщательно проверил, — сказал компьютер, — и, без всякого сомнения, это и есть ответ. Мне кажется, если уж быть с вами полностью откровенным, проблема в том, что вы никогда не знали вопроса.

— Но ведь это же Великий Вопрос! Главный Вопрос Жизни, Вселенной и Всего на Свете! — взвыл Ланкуыл.

— Да, — сказал Глубокомысленный голосом компьютера, привыкшего терпеть дураков, — но ты сформулируй его.

— Ну, как, ты же сам знаешь. Все. Все, как есть… — промямлил Хвуг.

— Вот именно! — сказал Глубокомысленный. — Когда вы будете знать, как звучит вопрос, вы поймете смысл ответа.

— О, ужас, — простонал Хвуг, роняя записную книжку и утирая слезинку.

— Так, ладно, ладно, — быстро сказал Ланкуыл, — пожалуйста, скажи нам Вопрос.

— Главный Вопрос?

— Да!

— Жизни, Вселенной и Всего на Свете?

— Да!

Глубокомысленный задумался.

— Мудрено, — сказал он.

— Но ты сможешь?

Глубокомысленный снова надолго задумался. Наконец он уверенно сказал:

— Нет.

Оба человека в отчаянии повалились в кресла.

— Но я скажу вам, кто сможет это сделать, — сказал Глубокомысленный.

Они настороженно поглядели на него.

— Кто?

— Скажи нам!

Артур неожиданно почувствовал, как на его бесплотной голове зашевелились волосы, когда он начал медленно, но неуклонно двигаться к пульту, но это был всего лишь, как он тут же догадался, наезд камеры при съемке.

— Я говорю ни о ком ином, как о компьютере, который придет вслед за мной, — произнес Глубокомысленный голосом вновь обретающим торжественность. — Компьютер, даже рабочие параметры которого я не достоин рассчитать, но который я все же спроектирую для вас. Компьютер, который может вычислить Вопрос к Главному Ответу, компьютер столь мастерски утонченный и бесконечно сложный, что сама органическая жизнь будет составлять часть его оперативной матрицы. И вы сами примете новые формы и войдете в этот компьютер, чтобы направлять его десятимиллионолетнюю программу. Да! Я разработаю для вас этот компьютер. Я также дам ему имя. Он будет называться… Земля.

Хвуг смотрел на Глубокомысленного с открытым ртом.

— Какое нелепое название, — сказал он, и огромные разрезы рассекли его тело снизу доверху. На Ланкуыле тоже вдруг появились из ниоткуда ужасные рубцы. Компьютер покрылся пятнами и трещинами, стены задрожали, и комната обрушилась и ссыпалась вверх, в собственный потолок.

Слартибартфаст стоял перед Артуром с проводами в руках.

— Пленка кончилась, — объяснил он.

Глава 29

— Зафод! Проснись!

— М-м-м?

— Ну, просыпайся!

— Я буду делать то, что умею, понятно? — пробормотал Зафод и перевернулся на другой бок.

— Хочешь, чтобы я дал тебе пинка? — спросил Форд.

— Тебе это доставит удовольствие? — сонно промычал Зафод.

— Нет.

— И мне нет. Тогда какой смысл? Не доставай меня. — Зафод свернулся клубочком.

— Он получил двойную дозу газа, — сказала Триллиан, глядя на него, — у него ведь две глотки.

— Хватит болтать, — сказал Зафод, — с вами не поспишь. Что с землей? Она такая холодная и твердая.

— Это золото, — ответил Форд.

Легко, как балерина, Зафод вскочил на ноги и начал осматриваться. До самого горизонта во все стороны простиралась сплошная золотая поверхность. Она блестела, как… впрочем, этому невозможно подобрать сравнение, потому что ничто во Вселенной не блестит так, как планета из чистого золота.

— Откуда это? — рявкнул он, вытаращив глаза.

— Не суетись, — сказал Форд, — это всего лишь каталог.

— Кто?

— Каталог, — сказала Триллиан, — иллюзия.

— Откуда вы знаете? — воскликнул Зафод. Он встал на четвереньки и стал разглядывать поверхность. Она была желтая и совершенно гладкая. Он поковырял ее и поцарапал ногтем, ноготь оставил слабый след. Он подышал на нее, и туманное пятнышко растаяло на ней так, как оно могло растаять только на чистом золоте.

— Мы с Триллиан пришли в себя уже давно, — сказал Форд. — Мы здесь орали до тех пор, пока не пришли местные, и продолжали орать, пока у них не заболели головы. Тогда они посадили нас в свой каталог планет, чтобы чем-то занять, пока они не освободятся для разговора с нами. Это все виртуальное.

Зафод посмотрел на него с досадой.

— Так вы не дали мне досмотреть мой собственный прекрасный сон только для того, чтобы показать мне чужой! — Он сел, надувшись.

— А что это вон там за странные овраги? — спросил он.

— Это проба, — ответил Форд. — Мы там уже были.

— Мы не стали будить тебя раньше, — сказала Триллиан. — Последняя планета была по колено завалена рыбой.

— Рыбой?

— У некоторых людей странный вкус.

— А до того, — сказал Форд, — была еще платиновая. Скучновато. Мы подумали, что тебе захочется посмотреть на эту.

Со всех сторон, куда бы они ни посмотрели, на них сплошным потоком изливалось море света.

— Очень мило, — сварливо сказал Зафод.

В небе появился огромный каталожный номер. Он замигал и сменился, и, оглядевшись, они увидели, что изменился и ландшафт.

— Ух! — сказали они в один голос.

Море было пурпурным. Пляж, на котором они стояли, был усыпан мелкой желтой и зеленой галькой, — судя по всему, это были ужасно драгоценные камешки. Вдали мягкой волнистой линией виднелись горы с красными вершинами. Рядом с ними стоял пляжный столик из чистого серебра под лиловым солнечным зонтом с оборками и серебряными кистями.

В небе вместо каталожного номера загорелась надпись: «Какими бы ни были Ваши вкусы, Магратея их удовлетворит. Мы не гордые».

А сверху высыпали пятьсот совершенно голых женщин под парашютами.

В следующую секунду все исчезло, и они оказались на весеннем лугу, полном коров.

— Ох! — застонал Зафод. — Мои мозги!

— Ты хочешь рассказать нам об этом? — спросил Форд.

— Да, да, — сказал Зафод, и все трое сели на землю, не обращая внимания на меняющиеся вокруг них декорации.

— Вот что мне кажется, — сказал Зафод. — Все, что произошло с моим сознанием, сделал я сам. И я сделал это так, чтобы это не всплыло на правительственном тестировании. И так, чтобы я сам об этом не знал. Звучит так, как будто я рехнулся, правда?

Форд и Триллиан утвердительно кивнули.

— Вот я и подумал: что же я могу знать такого секретного, что никто не должен знать о том, что я это знаю, даже Галактическое Правительство, и даже я сам? И я понял, что не знаю. Очевидно. Но я кое-что сопоставил, и начал догадываться. Когда я решил стать президентом? Вскоре после смерти президента Йудена Врэнкса. Помнишь Йудена, Форд?

— Да, — ответил тот, — капитан с Арктура, с которым мы познакомились, когда были детьми. Крутой был мужик. Он угостил нас каштанами, когда мы прорвались на его мегатранспорт, и сказал, что ты самый шустрый пацан из всех, каких он встречал.

— О чем вы говорите? — спросила Триллиан.

— Давняя история, — сказал Форд, — это было, когда мы были детьми и жили на Бетельгейзе. Арктурские мегатранспорты выполняли большинство торговых грузоперевозок между центром Галактики и периферией. Бетельгейзские коммивояжеры искали новые рынки, а арктуряне их обслуживали. Было много проблем с космическими пиратами, пока их всех не уничтожили в Дорделисских войнах, и приходилось оснащать мегатранспорты самым фантастическим защитным оборудованием, известным галактической науке. Это были огромные и страшные корабли. Когда они входили на орбиту какой-нибудь планеты, они могли затмить солнце.

Так вот, однажды наш юный друг Зафод решил покататься на таком корабле. Он хотел добраться до него на простом трехтурбинном скутере, предназначенном для стратосферных полетов. Просто пацан! Он тогда был безумнее, чем бешеная обезьяна. Я поехал с ним, потому что я поспорил, что он этого не сделает, и боялся, что он притащит с собой какое-нибудь фальшивое доказательство. И что же? Мы залезли в его скутер, который он как-то хитро переконструировал, пролетели за считанные недели три парсека, ворвались на мегатранспорт, до сих пор не понимаю как, прошли, размахивая игрушечными пистолетами, на мостик и потребовали каштанов. Дурдом! Мне это стоило карманных денег за целый год. И ради чего? Ради каштанов.

— Капитаном был Йуден Врэнкс, потрясающий парень, — сказал Зафод. — Он нас накормил и напоил вещами из самых невероятных мест Галактики, надавал каштанов, конечно, и вообще, мы там здорово провели время. А потом он телепортировал нас обратно. В сектор особой безопасности Бетельгейзской государственной тюрьмы. Отличный был парень. Потом он стал президентом.

Зафод замолчал.

Место, в котором они теперь находились, было погружено во мрак. Темный туман вился вокруг них, во мгле шевелились слоноподобные тени. Воздух то и дело наполнялся звуками призрачных существ, убивающих других призрачных существ. Вероятно, находились люди, которым хотелось бы за это заплатить.

— Форд, — тихо сказал Зафод.

— Да?

— Йуден приходил ко мне перед смертью.

— Что? Ты мне об этом не рассказывал.

— Да.

— И что же он говорил? Зачем он приходил к тебе?

— Он рассказал мне о «Золотом Сердце». Угнать его было его идеей.

— Его идеей?

— Да, — сказал Зафод. — И угнать его можно было, только присутствуя на церемонии запуска.

Форд секунду смотрел на него, широко раскрыв глаза, а затем расхохотался:

— Ты хочешь сказать, что ты решил стать президентом Галактики только затем, чтобы угнать этот корабль?

— Именно, — ответил Зафод с ухмылкой, за которую многие люди могли бы угодить в запертую комнату с мягкими стенами.

— Но почему? — спросил Форд. — Что в нем такого важного?

— Не знаю, — сказал Зафод. — Я думаю, что если бы я знал, что в нем важного, и для чего он мне нужен, это обнаружилось бы при тестировании мозга, и я бы не прошел. Наверное, Йуден рассказал мне много такого, что все еще заблокировано.

— Значит, ты думаешь, что Йуден поговорил с тобой, и ты взял и наделал чего-то в собственных мозгах?

— Он умел уговаривать.

— Да, но, Зафод, дружище, нужно ведь бережнее относиться к себе.

Зафод пожал плечами.

— Может, у тебя все-таки есть какие-нибудь предположения? — спросил Форд.

Зафод наморщил лбы, и на его лицах отразились сомнения.

— Нет, — сказал он, наконец. — Я, кажется, не позволяю себе проникнуть в мои тайны.

Подумав еще, он добавил:

— И это понятно. Я бы и сам себе не доверял больше, чем на плевок.

Минуту спустя последняя планета каталога исчезла, и они снова оказались в реальном мире. Они сидели в приемной, уставленной обитой плюшем мебелью, стеклянными столиками и наградами. Перед ними стоял высокий магратеянин.

— Мыши примут вас сейчас, — сказал он.

Глава 30

— Вот такая история, — сказал Слартибартфаст, делая слабую и неуверенную попытку разобрать ужасающий беспорядок в своем кабинете. Он взял какую-то бумажку из кучи, но не смог найти, куда бы ее положить, и положил ее обратно на ту же самую кучу, которая с готовностью рассыпалась. — Глубокомысленный спроектировал компьютер, мы его построили, а вы на нем жили.

— А потом пришли вогоны и уничтожили его за пять минут до завершения программы, — добавил Артур не без горечи.

— Да, — согласился старик, с безнадежностью оглядывая комнату. — Десять миллионов лет планирования и исследований на ветер. Десять миллионов лет, землянин. ты в состоянии постигнуть величину такого срока? За это время галактическая цивилизация могла пять раз подряд развиться из единственной молекулы. И все исчезло.

Он помолчал и добавил:

— Впрочем, для тебя это просто слова.

— Вы знаете, — задумчиво сказал Артур, — пожалуй, это многое объясняет. Всю жизнь у меня было странное безотчетное ощущение, что в мире происходит что-то огромное, даже зловещее, и никто не мог сказать мне, что это такое.

— Нет, — ответил старик, — это обычная, совершенно нормальная паранойя. Она есть у всех во Вселенной.

— У всех? — переспросил Артур. — Так если это есть у всех, это что-то значит! Может, где-то за пределами той Вселенной, которую мы знаем.

— Может быть. Какая разница? — сказал старик, прежде чем Артур успел разволноваться. — Возможно, я слишком стар и устал, — продолжал он, — но я всегда считал, что шансы выяснить, что же на самом деле происходит, так смехотворно малы, что нужно просто плюнуть на это все и постараться занять себя чем-то интересным. Например, я: я конструирую побережья. У меня есть награда за Норвегию.

Он порылся в свалке и извлек оттуда увесистый кирпич из прозрачного пластика, внутри которого была модель Норвегии, а снаружи начертано его имя.

— И какой в этом смысл? — спросил он. — Я не вижу никакого. Всю жизнь я делал фьорды. В какой-то момент они вошли в моду, и я получил большую премию.

Он повертел награду в руках и, пожав плечами, отшвырнул безразлично; не настолько, впрочем, безразлично, чтобы она не упала на что-то мягкое.

— В новой версии Земли, которую мы сейчас строим, мне дали Африку. Конечно, я делаю ее с фьордами, потому что они мне нравятся, и я так старомоден, что считаю, что они придают континенту экстравагантность. А мне говорят, что это не экваториальный ландшафт. Экваториальный! — он усмехнулся. — Какое это имеет значение? Конечно, наука многого достигла, но мне больше нравится быть счастливым, чем правым.

— И вы счастливы?

— Нет. В этом-то вся и неприятность.

— Жаль, — сочувственно сказал Артур. — Это была бы хорошая концепция образа жизни.

Где-то на стене загорелся белый огонек.

— Идем, — сказал Слартибартфаст, — ты должен встретиться с мышами. Ваше прибытие на планету наделало много шума. Оно уже объявлено третьим по невероятности событием в истории Вселенной.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: