Город в период господства родовой знати в средние века и в древности 6 страница

[409]
Наоборот, на многих стадиях развития интересы оказывались в
значительной степени общими. Политическим и земельным сеньорам были очень
нужны денежные повинности зависимых от них людей; только город предоставлял
этим людям местный рынок для их продуктов, а тем самым и возможность нести
вместо барщины и натуральных повинностей денежные повинности, вотчинникам
же город давал возможность превращать натуральные повинности в деньги на
местном рынке или по мере развития капиталистической торговли вне его,
вместо того чтобы потреблять их in natura. Политические и земельные сеньоры
энергично использовали эти возможности, либо требуя от крестьян уплаты
денежной ренты, либо основываясь на созданной рынком заинтересованности
крестьян в большей продуктивности, возможной при увеличении размера
хозяйственных единиц, которые дадут больше натуральных продуктов в виде
ренты, превращали добавочный продукт с крестьянских хозяйств в деньги.
Наряду с этим политический и земельный сеньор мог по мере развития местных
и межрегиональных сношений взимать различные пошлины на торговых путях, как
это и происходило уже в средние века на западе Германии. Поэтому основание
городов и связанные с этим последствия было, с точки зрения господина
города, чисто деловым предприятием для извлечения доходов. Исходя из таких
экономических интересов, знать еще во время преследования евреев на
востоке, в частности в Польше, основывала множество «городов», что часто
оказывалось неудачным; их исчисляемое несколькими сотнями население
состояло иногда на 90% из евреев. Следовательно, специфически средневековое
североевропейское основание городов было фактически доходным «делом» и
резко отличалось, как мы увидим, от основания военных городов-крепостей,
какими были античные полисы. Преобразование почти всех личных и вещных
повинностей, требуемых земельным или судебным сеньором, и вытекающая из
этого отчасти правовая, отчасти в достаточной степени фактическая
экономическая свобода крестьян - отсутствовавшая везде, где развитие
городов шло медленно, - возникла как следствие того, что доходы
политических и земельных сеньоров в областях интенсивного развития городов
все больше складывались из сбыта на рынке продуктов крестьянского хозяйства
или крестьянских повинностей; их источником могли быть - и были - также
другие хозяйственные возможности, связанные с торговыми сношениями, но
никак не барщина зависимых крестьян или потребление предоставляемых ими
продуктов в домашнем хозяйстве, как это происходило в хозяйстве ойкоса;
теперь как сеньор, так - правда, в меньшей степени - и зависимые от него
люди в значительной части удовлетворяли свои потребности

[410]
ведением денежного хозяйства. Перемены в положении крестьянства зависели в
значительной степени и от скупки земель сельской знати жителями города,
переходившими к более рациональному хозяйствованию на этих землях. Этот
процесс наталкивался на препятствия там, где для владения землями знати
требовалось право на получение лена, которого городской патрициат к северу
от Альп почти нигде не имел. Однако столкновения между политическими или
земельными сеньорами и городами нигде не происходили на почве «денежного
хозяйства» как такового, напротив, между ними, несомненно, существовала
общность интересов. Чисто экономическая коллизия возникала лишь там, где
землевладельцы, стремясь повысить свои доходы, переходили к собственному
промышленному производству, что, впрочем, было возможно лишь там, где в их
распоряжении была соответствующая рабочая сила. В этом случае города
начинали бороться с промышленным производством сеньоров, и именно в Новое
время в рамках патримониально-бюрократического государства эта борьба часто
принимала очень резкие формы. В средние века об этом еще не было и речи;
фактический распад старого вотчинного союза при ослаблении зависимости
крестьян часто шел без всякой борьбы просто вследствие проникновения в него
элементов денежного хозяйства. Так обстояло дело в Англии. В других местах,
правда, города непосредственно и сознательно способствовали такому
развитию, например, как мы уже видели, в сфере господства Флоренции.
Патримониально-бюрократическое государство стремилось примирить
противоположные интересы знати и городов, но, поскольку оно нуждалось в
знати в качестве офицеров и чиновников, оно запретило незнатным,
следовательно, и горожанам приобретать земли знати.
В средние века конфликты такого рода чаще возникали между городами и
церковными, особенно монастырскими, чем со светскими феодалами. Ведь
духовенство вообще, а особенно после разделения церкви и государства в
борьбе за инвеституру было наряду с евреями чужеродным телом в городе.
Владения церкви были в значительной степени освобождены от налогового
бремени, обладали иммунитетом, следовательно, правом не допускать
должностных лиц, в том числе и городских, на свою территорию. Духовенство
как сословие считало себя свободным от военных и других обязанностей
города. При этом число таких свободных от повинностей владений
увеличивалось, а с ними вследствие постоянного основания церквей
благочестивыми горожанами и число неподвластных городскому управлению лиц.
В своих светских братьях [civ] монастыри имели рабочих, не занятых заботой
о семье и, следовательно, способных выдержать конкуренцию

[411]
при использовании их, что часто случалось, в собственном промышленном
предприятии. Монастыри, совершенно так же как «вакуфы» [cv]средневекового
ислама, захватили источники денежно-хозяйственных рент - рыночные
помещения, торговые площади, мясные лавки, мельницы и т. п.; все это было
теперь изъято не только из налогового обложения, но и из всей хозяйственной
политики города. Часто монастыри предъявляли также притязания на монополию.
Их обнесенные стенами и обладавшие иммунитетом территории могли
представлять собой опасность и в военном отношении. А церковный суд,
запрещавший ростовщичество, препятствовал развитию деловых операций
горожан. Против накопления земельных владений по праву мертвой руки
горожане пытались бороться запретами, так же как князья и знать,
посредством законов амортизации. Но, с другой стороны, церковные праздники
и прежде всего владение местами паломничества с продажей индульгенций
служили для части городской промышленности способом получения дохода, а
монастыри в той мере, в какой они были открыты для светских лиц, - местами
призрения. Поэтому отношения между духовенством и монастырями, с одной
стороны, и горожанами - с другой, были в конце средних веков, несмотря на
все столкновения, совсем не столь плохи, чтобы в них можно было видеть
достаточное основание для «экономического объяснения» Реформации. Церковные
и монастырские учреждения не были, в сущности, столь неприкосновенны для
городской общины, как это утверждалось каноническим правом. Справедливо
указывалось, что в Германии, в частности, монастыри, после того как в ходе
борьбы за инвеституру королевская власть была значительно ослаблена,
лишились своего наиболее стойкого защитника от светской власти и что
устраненная ими власть фогтов [cvi] могла очень легко так или иначе
возродиться, если они серьезно займутся экономической деятельностью. Во
многих случаях городскому совету удавалось фактически подчинить их опеке,
очень близкой прежней власти фогта, навязывая им под различными предлогами
и наименованиями помощников и управляющих, которые ведали владениями и
делами монастыря в интересах города. Сословное положение клира в городской
общине было очень различным. Иногда он находился в правовом отношении
просто вне городской корпорации, но и там, где дело не обстояло таким
образом, он выступал в силу своих неистребимых сословных привилегий как
неудобная для города, неассимилируемая чужеродная сила. Реформация
покончила с этим в пределах своего господства, но городам, подпавшим вскоре
под власть патримониально-бюрократического государства, это уже не помогло.
В этом отношении развитие в древности шло совсем иным путем. Чем дальше в
глубь веков, тем больше экономи-

[412]
ческое положение храмов в древности похоже на положение церкви и особенно
монастырей в раннее средневековье, особенно в колониях Венеции. Здесь
развитие шло не в сторону растущего разъединения государства и церкви и
роста самостоятельности церковных владений, как в средние века, а в
обратном направлении. Знатные роды городов захватили владения храмов, видя
в них источник доходов и власти, а демократия полностью превратила их в
государственную собственность, в распродаваемые приходы, уничтожила
политическое влияние жрецов и передала управление экономикой общинам.
Большие храмы, такие, как храм Аполлона в Дельфах и храм Афины в Афинах,
были сокровищницами эллинистического государства, депозитными кассами
рабов, и некоторые из них остались крупными землевладельцами. Экономической
конкуренции храмов с городской промышленностью в античных городах не
возникало. Секуляризация церковного имущества не происходила и не могла
происходить. Но фактически, хотя и не по форме, «обмирщение»
концентрированных некогда в храмах ремесел проводилось значительно более
радикально, чем в средние века. Главной причиной этого было отсутствие
монастырей и самостоятельной организации церкви как межрегионального союза.
Конфликты между населением городов и земельными собственниками известны в
античности так же, как в средние века и в начале Нового времени. Античный
город проводил свою политику по отношению к крестьянам и свою взрывающую
феодализм аграрную политику. Но эта политика была настолько шире по своему
размаху и настолько отличалась по своему значению для развития городов от
применявшейся в средние века, что различие выступает очень отчетливо. Оно
должно быть рассмотрено в общем контексте.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: