Трансперсональный опыт.

Вне сомнений, мы можем привести еще сотни подобных структурно-функциональных дифференциаций психического и иерархий, в которых личностный рост является или восхождени­ем или нисхождением по уровням и ступеням интеграции. Важно, что любая психологическая традиция, школа, так же как и религи­озная, философская или мистическая, предполагает определенный способ структурно-функциональной дифференциации психичес­кого и иерархический путь к целостности высшего порядка.

3) Специфика предмета, фокусировкой исследовательских усилий на различных структурных компонентах, свойствах, уровнях, механизмах психического

Мы уже в некотором приближении описали основные характе­ристики предметной фокусировки теории психологии в предыду­щем параграфе. Каждый структурно-функциональный компонент является предметом исследования не только различных отраслей знания, но и усилий адепта, который «встраивается» в ту или иную традицию (духовную, философскую или психологическую).

Мы с более обобщенных позиций проанализировали в первой главе «тело» современной психологии в ее 5 базовых парадигмах, которые по своему понимают свой научный предмет.

В настоящее время существует широкий интерес к всякого рода школам и методикам, нацеленным на работу с сознанием и личнос­тью, разрешению внутриличностных и межличностных проблем, преодолению кризисных состояний. Многие люди обращаются к психотерапии, юнгианскому анализу, мистицизму, психосинтезу, дзен-буддизму, трансактному анализу, индуизму, биоэнергетике, психоанализу, йоге и гештальт-терапии. Общим для всех этих школ является то, что они пытаются тем или иным путем вызвать измене­ния в человеческом сознании, личности. На этом, однако, их сход­ство заканчивается.

Человек, искренне стремящийся к самопознанию, преодолению и разрешению своих проблем, сталкивается с огромным разнооб­разием психологических систем, крайне затрудняющих проблему выбора, так как эти школы, взятые в целом, явно противоречат друг

ДРУГУ-

Например, дзэн-буддизм предлагает забыть или превзойти «эго» [48, 50], а психоанализ — усилить и укрепить «эго». Кто прав? Эта проблема стоит одинаково остро как перед непрофессионалами, так и перед психотерапевтами и практическими психологами.

Но если представить, что в действительности эти различные подходы являются подходами к различным уровням человеческо­го «Я», тогда они не противоречат друг другу, но отражают дей­ствительные и весьма существенные различия между разными уровнями психической организации, и все эти подходы могут быть более-менее верны в приложении к соответствующим уровням среды сознания.

Различные религиозные и психологические школы представля­ют собой не столько различные подходы к рассмотрению человека и его проблем, сколько дополняющие друг друга подходы к рассмот­рению различных уровней человеческого сознания. При этом все множество школ распадается на пять-шесть ясно различных групп, и становится очевидно, что каждая группа ориентирована преиму­щественно на один из основных диапазонов уровней психической организации.

Чтобы дать несколько кратких и общих примеров, отметим, что целью психоанализа и большинства форм традиционной психоло­гии является устранение раскола между сознательным и бессоз­нательным аспектом психики, с тем чтобы человек вошел в сопри­косновение со всем, что творится в его душе. Эти школы психоло­гии нацелены на воссоединение, если воспользоваться юнгианской терминологией, маски и тени для создания сильного и здорового «эго» — правильного и приемлемого образа себя. Иными словами, все они ориентированы на уровень «эго». Они пытаются помочь индивиду, живущему на уровне маски, переделать карту своей души так, чтобы перейти на уровень «эго».

В отличие от этого цель большинства школ так называемой гума­нистической психологии и психотерапии иная — устранить раскол между самим «эго» и телом, воссоединить психику и соматику для возрождения целостного организма. Вот почему о гуманистической психотерапии, называемой «третьей силой» (другими двумя явля­ется психоанализ и бихевиоризм), говорят также как о «Движении за осуществление возможностей человека». По мере расширения самоотождествления человека от одного разума или «эго» до орга-

низма в целом огромные возможности целостного организма выс­вобождаются и становятся достоянием человека.

Если мы пойдем еще дальше, то обнаружим такие дисциплины, как ранний даосизм, буддизм третьего круга Шакьямуни или ве­данты, задача которых состоит в интеграции целостного организ­ма и среды для восстановления внешнего тождества со всей Все­ленной. Они нацелены на уровень единства сознания во всем мно­гообразии.

Между уровнем сознания единства и уровнем целостного орга­низма лежат надличные, трансперсональные диапазоны психичес­кой реальности. Школы психологии и психотерапии, которые обра­щаются к этому уровню, заняты углубленным изучением «сверх­индивидуальных», «коллективных» или «трансперсональных» про­цессов в человеке. К числу школ, ориентированных на этот уровень, относятся психосинтез, юнгианский анализ, различные предвари­тельные ступени йогической практики, «трансцендентальная ме­дитация», различные дыхательные психопрактики типа холотроп­ного дыхания и так далее [27, 56, 62, 83, 119]. Цель некоторых из этих видов терапии, таких как юнгианская психология, состоит в том, что­бы помочь нам сознательно признать в себе эти могущественные силы, подружиться с ними и использовать их, вместо того чтобы быть движимыми ими бессознательно и против нашей воли [254].

Завершая эту часть нашей книги о методе как способе теорети­ческого исследования, мне хочется напомнить, что любая класси­фикация, любая иерархия, даже самая подробная и правдоподоб­ная — игра самого сознания. Все время мы имеем дело с уровнями игры сознания, а не с уровнями реальности. Любая иерархия имеет смысл настолько, насколько она может помочь не считать отражен­ный свет солнца самим солнцем, феномены, рожденные сознани­ем, за самое сознание.

Но:

Многомерное понимание предмета психологии предполагает ин­тегрированность и целостность предмета науки. Каждый раз, когда мы сужаем предмет, мы искажаем само знание. По этой причине психология должна принимать все уровни и измерения человека.

Метод как система способов и приемов эмпирического изучения

Слова Д. М. Кеттела «Психология не может стать прочной и точ­ной, как физические науки, если не будет базироваться на экспе­рименте и измерении» (журнал «Mind», 1890), не теряют своей ак­туальности и через 125 лет развития психологии.

В предыдущем разделе при описании развития предмета пси­хологии мы уже писали о начале психологии как научной дисцип­лины во второй половине XIX века. Что касается метода психоло­гии как способов и приемов эмпирического изучения, то их ста­новление и развитие происходит в конце XIX в. Оно связано с зарождением дифференциально-^психологического изучения че­ловека, которое складывалось под влиянием запросов практики.

Именно в конце XIX века оформилась «индивидуальная психо­логия», целью которой было изучение индивидуальных особеннос­тей человека с помощью экспериментально-психологических ме­тодов. Общеизвестно, что первыми достижениями индивидуальной психологии были исследования учеников В. Вундта: Э. Крепелина, Д. Кеттела, а также других ученых — А. Бине, А. Лазурского. Тесто-логия не являлась единственным направлением психологии диф­ференциальной психологии. А- Ф. Лазурский (в 1912 году) писал, что изучать индивидуальные различия с помощью одних только те­стов недостаточно, и выступал за естественный эксперимент, бла­годаря которому исследовались не отдельные психические процес­сы (как с помощью тестов), а психические функции и личность в целом. Примерно в эти же годы другим русским ученым Г. И. Россо-лимо был предложен метод целостной оценки личности с помощью «психологического профиля», показывающего уровни развития пси­хических процессов. В начале XX столетия были заложены основ­ные прототипы современных направлений метода психологии как способов и приемов эмпирического изучения.

В силу того, что отцы-основатели психологической науки были представителями точных наук, то они привнесли в психологию ба­зовую позитивистскую идею о том, что основной характеристикой научного метода является объективность.

Психологическая наука на уровне исследовательских методов — это способ получения знаний на основе объективных наблюдений, которые проводятся таким образом, чтобы исследователи с нор­мальным восприятием при использовании одних и тех же методик достигали одних и тех же результатов.

Что касается нормы восприятия, то оно, к сожалению, не может быть усреднено, и это особенно это касается психологов, которые претендуют на уникальность своего восприятия и понимания мира. Следует отметить, что часто научная гипотеза, выдвигаемая иссле­дователем, категориально-смысловой аппарат парадигмы или шко­лы психологии создают предпосылки «влияния установки на вос­приятие». Собственно, объективность в науке не подразумевает независимость ученого от предмета его исследований, но пред-

полагает, что если наблюдения проведены объективно и описаны достаточно точно, то они могут быть снова повторены другими ис­следователями, и, на наш взгляд, воспроизводимость является един­ственной характеристикой, которая отделяет то, что является нау­кой, от того, что таковой не является.

Мера научности метода определяется связью теоретических по­строений с исследуемыми психологическими явлениями. Катего­риальный аппарат должен быть тщательно определен, чтобы значе­ние терминов было понятным относительно феноменов психичес­кого, наблюдаемых объективно, а также относительно теорий, разработанных для объяснения этих феноменов.

Современный психологический рынок стран СНГ и России навод­нен множеством способов и приемов эмпирического изучения раз­личных сфер функционирования личности и групп, которые исполь­зуются на практике как профессионалами, так и людьми далекими от психологии.

С другой стороны, многие из этих исследовательских методов не имеют достаточного научного осмысления. Часто малоизвестно, на каких методологических позициях разработана та или иная экспе­риментальная процедура, тест, каким образом результаты и выводы воздействуют на испытуемого или на группу клиентов, каковы ожи­даемые результаты и соответствует ли именно, эта методика постав­ленной цели... Использование методов превращается в игру со мно­гими неизвестными. Особенно это касается тех методик, которые переведены с других языков и не прошли научную апробацию в России.

Если мы будем фиксировать свое исследовательское внимание на интерперсоне (групповое сознание и бессознательное), то об­наружим, что в современной практической психологии и психоте­рапии разработано колоссальное количество методов и техник для групповой работы с населением.

Несмотря на это множество, точных и адекватных исследова­ний эффективности такой работы единицы и, как правило, они мало отвечают необходимости многомерности исследования трансфор­мации как личности, так и группы.

Разорванность и фрагментарность, научная некорректность этих исследований, их огромная зависимость от научных парадигм и ги­потез самих исследователей являются уже патологией не роста, а жизни тех странных многоформных безжизненных призраков, фан­томов, которые принято называть психологическим исследованием групповой работы.

Автор этой книги в течение 15 лет занимается практической груп­повой работой в русле интенсивных интегративных психотехноло-

гий с применением различных методов, индуцирующих изменен­ные состояния сознания (ИСС) и провел более 500 групповых тре­нингов с участием 16 000 человек. По этой причине автор из своего опыта представляет, насколько сложно организовать сколь-либо достоверные экспериментальные исследования как индивидуаль­но, так и в групповом пространстве.

Наверное сама интегративная теория работы должна пройти ту фазу, когда преобладает постепенное накопление эмпирических, эк­спериментальных данных и доминируют описательные схемы ис­следования.

На этой стадии научные исследования носят экстенсивный ха­рактер и сами исследователи проявляют больше экспансивную тен­денцию, интроецируя в свое концептуальное пространство все боль­шее и большее количество фактов.

Можно со всей уверенностью утверждать, что исследования ра­боты с кризисами проходят эту эмпирическую фазу своего разви­тия. И может быть, в силу этого наблюдается незрелый характер самих научных представлений, раздробленность и фрагментар­ность рефлексии предмета, эклектизм, противоречивость, бессис­темность и др.

Переход с эмпирической стадии на интегративное представле­ние о групповой работе нами ассоциируется с необходимостью максимально полной замены аналитического, аспектного, фраг­ментарного способа исследования на целостный, учитывающий все системные взаимосвязи как личности в группе, так и между участ­никами группового процесса. Чтобы эта замена не осталась теоре­тическим посылом, обобщенной декларацией, мы решили конкре­тизировать ее в исследовательскую программу с адекватной опе-рационализацией исполнения и анализа.

Эта книга написана не только потому, что автор чувствует на­стоятельную необходимость интегративного, многомерного иссле­дования групповой работы. Ее необходимость была продиктована также неудовлеторенностью качеством и достоверностью иссле­дований, которые проводились на территории бывшего СССР мно­жеством психологов и психотерапевтов, включенных в групповую форму психологической работы с населением.

В соответствии с логикой научного исследования мы в начале обозначим то проблемное поле, на которое могут быть ориентирова­ны исследовательские программы. Это позволит нам получить бо­лее надежные и достоверные знания наиболее экономным и крат­ким путем.

В качестве основной проблемы мы можем вычленить исследо­вание эффективности работы с кризисами.

Сама проблема дифференцируется на ряд частных проблем:

1. Сравнение уровня эффективности различных методов и на­правлений групповой работы.

2. Вычленение наиболее эффективного фокуса эффективности различных направлений и методов групповой работы.

3. Определение психотехник, которые наиболее адекватны для изменения определенных процессов, свойств, состояний лич­ности и групп.

Новые экономические и социальные условия, в которых проте­кает жизнедеятельность населения, обуславливают появление це­лого ряда негативных факторов:

• подверженность значительной части населения развитию у них острого и хронического стресса, утомления и переутом­ления и других функциональных состояний, повышение об­щего уровня и плотности невротизации, снижающей уровень жизнедеятельности, работоспособности, возможности само­реализации целых групп населения;

• возрастание количества экстремальных условий, в которых личность выполняет свои функциональные обязанности, за­частую на пределе своих психофизиологических и эмоцио­нально-волевых возможностей.

Положение усугубляется тем, что в настоящее время отсут­ствуют надежные и многофункциональные методы работы с кри­зисами, а во многом предлагаемые методы и техники являются прямым переносом западных и восточных психотехник без вся­кой адаптации на российскую почву. Отсутствуют средства кон­троля и коррекции не только жизнедеятельности населения, но и самих методов работы с кркзисами, которые якобы применяются в этих целях.

Большинство из разрабатываемых в настоящее время в стране методов работы с кризисными состояниями населения не отвеча­ет требованиям по психологической эффективности, психогигие­не, психоэкологии, что резко снижает их конкурентоспособность на мировом рынке психологических услуг и деформирует само по­нимание и функции практической психологии среди населения страны. Во многом это связано с установившимися приоритетами при разработке психотехнологий, которые объяснялись во многом отсутствием конкуренции в советский период и невостребованно­сти самих психологических услуг в массовой среде населения. Ус­ловия резко изменились, но приоритеты и стереотипы продолжа­ют действовать.

Целью исследовательских программ является повышение уров­ня жизнедеятельности населения, психологической устойчивости

и продление профессионального долголетия в условиях стресс-факторов, личностной саморелазиции клиентов на основе анализа существующих методов групповой работы, создания и внедрения новых психологических, реализуемых в современных программ­но-аппаратных средствах контроля и коррекции функционально­го состояния человека.

В результате исследований должны быть разработаны:

1. Апробированная исследовательская Программа эффективно­
сти работы с кризисами населения. Концепция проведения
независимой комплексной психологической экспертизы рос­
сийских и зарубежных методов психологической кризисной
работы с населением (1 этап).

2. Проекты создания нормативных средств контроля, коррекции

и анализа состояния кризисной работы различного профиля для осуществления оперативного наблюдения за эффектив­ностью в процессе этой работы, оценки состояния и принятия решения о выборе программы взаимодействия, воздействия, коррекции в зависимости от клиентского заказа (2 этап).

3. Проекты создания средств восстановления работоспособно­
сти, психо-эмоционального статуса, удовлетворения потреб­
ности в личностном росте и самоактуализации клиентов на
основе внедрения стационарных и мобильных центров пси­
хофизиологической, психологической, социально-психологи­
ческой коррекции и реабилитации, реализующих современ­
ные методические принципы и новые технологии психодиаг­
ностики, коррекции и психологической адаптации (3 этап).

В российской психологии существуют следующие требования к эмпирическому научному методу:

• достоверность, которая сводится к минимализации влияния случайных факторов на измерение и постоянство получае­мых результатов;

• объективность, которую мы можем интерпретировать как вос­производимость, стабильную повторяемость данных и мини-мализацию влияния личности исследователя;

• валидность, которая отражает соответствие метода предмету исследования и оценивает, измеряется ли рассматриваемая характеристика или, напротив, измерение отражает влияние других факторов.

В психологии мало методик, которые удовлетворяют всем этим требованиям. Есть, конечно, малоутешительный аргумент, что пси­хология является молодой наукой и может пока экспериментиро­вать с методами исследования кризисов и еще на некоторое время

оставаться на описательном уровне. Тем более что если возвратить­ся к анализу парадигм психологии, можно утверждать, что суще­ствует большое количество противоположных подходов к описанию предмета науки. Вне сомнения, хотя это и печально, данный факт демонстрирует примитивное состояние психологической науки.

К началу третьего тысячелетия выявился тот факт, что психоло­гия, по праву претендовавшая на роль лидера человекознания, не обладала должной методологией интегративного познания челове­ка, включая все уровни функционирования психического — персо­ны, интерперсонального и трансперсонального.

Метод как способ профессионального психологического психотехнического, практического воздействия или взаимодействия с субъектом (индивидуальным или групповым)

Изначально этот пункт являлся не только важным в реализа­ции психодуховного пути в различных традициях. Для меня вер­шиной психотехничности является буддийская культура сангхьи. Именно в закрытых школах буддийской традиции был разрабо­тан язык дхарм — это алфавит базисных переживаний в простран­стве психической реальности.

В индийской традиции любая проявленная и непроявленная природная субстанция (пракрити) имеет три' гуны (качества, свой­ства):

• сатьва — уравновешенное, гармоничное, благое начало,

• раджас — подвижное, страстное, деятельное,

• тамас — косное, инертное, темное.

Вот буква «А». Пусть это будет состояние радости (пити). Дхар­ма — это состояние сознания. Скажем, состояние «духовной, воз­вышенной радости» (радость за радость и успех других — это дхарма номер один, «радость борьбы, победы» дхарма номер два. «Радость в заниженном аспекте Кали» — злорадство — дхарма номер три.

Вот буква «Б». Пусть это будет Любовь. Духовная любовь, чис­тая и благостная — дхарма номер один. Страстная и бурлящая — дхарма номер два. Апатичная, заниженная, пожирающая — дхар­ма номер 3.

Этот язык дхарм — или язык состояний целостных пережива­ний — являлся базой буддийской психологии.

Обучение в буддийской психологии происходило от алфавита к грамматике — от переживания состояния (буква «А» языка пере-

живаний, потом другая буква языка переживаний, третья буква языка переживаний) к осознанным переходам из одной дхармы в другую.

Каждый, от простого бхигшу (монаха) до архата (достигшего выс­шей степени реализации, того, кто вырвал с корнем причины стра­даний и вышел за пределы смертей и рождений) предельно ясно осознавал, что это за переживание. Так был построен язык пережи­ваний в древней буддийской психологии. И дальше разрабатыва­лась грамматика языка, как от одного состояния переходить к дру­гому состоянию.

Бхикшу обучался особым психотехникам, которые позволяли ему осознанно проживать, и что более важно, изменять состояние, вы­бирать состояние, управлять состоянием. Каждый из европейских психологов знает, что психические состояния имеют потоковый характер и мало управляемы сознательно. В этом смысле психо­техничность буддизма предельна [17, 18, 115, 183].

В конце концов,бхигшу, изучивший алфавит и грамматику, на­учался самостоятельно достигать и находиться в брахма-вихаре, то есть в пространстве ничем не ограниченных четырех прекрас­ных драгоценных состояний сознания:

• любящая доброта (приносящая чистую радость),

• сострадание (удаляющее страдание), •, радость (счастье в счастье других) и

• равностность (состояние без рассуждений о приобретении и
потере, без хватания, цеплянья за веру как за истину, вне от­
ношений, без гнева и горестей).

Нахождение в этих состояниях сознания уже могло явиться при­знаком архатства, земного просветления или — говоря языком со­временной психологии — достижения высших ступеней интегра­ции личности.

Насколько я понимаю, именно эти проявленные качества и явля­ются возможными человеческими обозначениями высших уровней личностного развития и роста, проявления — достижения челове­ком своей Самости, души.

Мы должны признать, что современная российская психология теоретична, но не психотехнична. Собственно, это касается не толь­ко российской, но и ортодоксальной психологии Европы и Америки.

Российские и западные психологи, философы обычно предпо­лагают, что интеллектуальное обучение и анализ -*• «кратчайший путь» к, пониманию и даже разрешению кризисных состояний. К сожалению, часто понимания и анализа недостаточно даже в про-

стых жизненных ситуациях, не говоря об иерархических ступенях интеграции.

Во всех религиях и у всех народов всегда были скрытые свя­щенные традиции, которые использовали технологии работы с сознанием для достижения его большей целостности. Можно на­звать как пример таких традиций древние братства — суфизм в исламе, дзен-буддизм в буддизме, каббала в иудаизме, орден ро­зенкрейцеров и исихазм в христианстве и так далее. Но практи­ка этих традиций никогда не становилась доступной для всех людей.

Любые психодуховные традиции — имели ли они тайный, эзо­терический, закрытый характер или претендовали на доступность и открытость — являются отражением определенного принципа движения к целостности и бесконфликтности сознания. Существует непрерывный спектр принципов движения к целостности; одним из концов этого спектра является трансцендентный подход, дру­гим — интегративный подход.

Трансцендентный подход (от латинского слова transcendere — выходить за пределы, проходить сквозь), принимая иллюзорность материального мира, для достижения целостности считает неже­лательным взаимодействие с его структурами. При этом усилия человека концентрируются на прохождении сквозь материаль­ный мир к целостности при минимальном с ним взаимодействии. Именно поэтому на протяжении всей эволюции человечества со­здавались разные эзотерические сообщества и закрытые рели­гиозные социальные ниши (сангхьи, монастыри, братства, орде­на, общины), чтобы создать определенную групповую субкульту­ру вне пределов профанической жизни.

Интегративный подход, принимая тотальную реальность на­шего мира как объективную, подчеркивает факт того, что мы сами выбираем включенность в нее. До тех пор пока этот выбор реали­зуется нашим сознанием, интегративный подход предлагает не бороться с материальным миром, а принять его полностью, тем самым достигая целостности осознания.

Крайним выражением интегративного подхода является «ис­кусство безусловного принятия», которое мы культивировали на уровне методологического принципа в начале 1990-х годов. При этом усилия человека сосредоточены на осознании конфликтов и напряжений в своем сознании и путей их интеграции. При дос­тижении целостности внутренняя конфликтность исчезает сама собой, а человек осознает свое существование в целостности сво­его сознания, смотрит на мир из своей первичной целостности — индивидуального свободного сознания.

К началу XXI столетия в интегративном подходе появилась одна особенность, которой раньше никогда не было. Современ­ный человек имеет возможность самостоятельно повышать уро­вень целостности своего сознания, самостоятельно достигать ин­теграции, не передавая это основное право нашей жизни друго­му человеку — психотерапевту, жрецу, шаману, психологу, священнику — человеку, являющемуся носителем интегративных функций общества.

Мы можем предположить, что именно в начале третьего тыся­челетия перед человеком появилась возможность выбора за пре­делами ограничений школ, братств, сект, появилась реальная воз­можность свободного выбора пути — в конце концов и за преде­лами и самой психологии, которая часто представляет из себя систему верований*.

Еще в начале 1990-х годов мы основали прикладное психоло­гическое направление, которое обозначили как «интенсивные ин­тегративные психотехнологии». Мы рассматривали его как сис­тему теорий, концепций, моделей, методов, умений и навыков, ко­торые ведут человека к большей целостности, к меньшей конфликтности, раздробленности сознания, деятельности, пове­дения.

Интенсивность психотехнологий вызвана следующими при­чинами:

— огромным массивом кризисных состояний личности, высо­кой репрезентацией кризисной личности в социуме;

— сжатием времени, убыстрением и уплотнением энергоинфор­мационных процессов в обществе и индивидуальном сознании;

— проявленной потребностью быстрого и эффективного, точно­го и безопасного разрешения проблем личности за счет рас­ширения ресурсов самоосознания и рефлексии.

Интенсивные интегративные психотехнологии (ИИПТ) появи­лись в начале 90-х годов в России в соответствии с теми проблема­ми, которые возникли перед социумом и личностью.

Интенсивные интегративные психотехнологии работают на сле­дующих уровнях психики как живой, открытой системы:

а) физическом и психофизиологическом (работа с физически­
ми, соматическими последствиями стрессов и стрессоген­
ных ситуаций, психофизиологическая саморегуляция и др.);

б) психологическом (самоисследование, разрешение внутрилич­
ностных проблем, кризисных состояний, личностная транс­
формация, психотерапия, достижение интеграции личности,
ресурсная самореализация и др.);

в) разрешение социально-психологических проблем личности
(проблемы коммуникации и социальной интеракции, интег­
рация опыта кризиса потерь, социальной адаптации, реали­
зации в общественных связях и отношениях);

г) разрешение проблем самоактуализации (расширение лич­
ностной свободы выбора; открытие внутренних, витальных,
интеллектуальных, эмоциональных ресурсов; нахождение
глубинной мотивации человека и приобретение личностью
права проявить свою индивидуальность);

д) удовлетворение потребности личности в трансцендировании
(нахождение психодуховных измерений личности, опреде­
ление ответов на основные вопросы человеческого бытия и
принятие права на «воплощенное» существование, «прими­
рение человека с Богом», «просветление» и «второе» рож­
дение).

Как показывает опыт масштабных экспериментов и практичес­кой работы, интенсивные интегративные психотехнологии удовлет­воряют качествам системности, многомерности, целостности.

Высокая адаптивность интенсивных интегративных психотех­нологий (ИИПТ) обеспечивается следующими факторами:

— огромной предысторией использования (40 тысячелетий) ме­тодов и техник трансформации и интеграции личности;

— тесной связью с эмпирическими техниками самоинтеграции, которые используются людьми в обыденной жизни без теоре­тического осмысления;

— высокой мерой научности.

В интегративной психологии существует огромное концептуаль­ное поле, а также выверенные психофизиологические, социально-психологические, психологические исследования внутри картези­анской парадигмы науки, что отвечает принципу научности. Теоре­тический пласт интегративной психологии обладает следующими качествами:

— высокий динамизм;

— открытость;

— губчатость;

— тесная связь с практикой.

Теоретические представления при всем многообразии подходов и направлений имеют ряд общих свойств:

— нелинейность и многомерность пространства, времени и че­ловеческого сознания;

— голографическая, холономная интерпретация психики;

— расширенные карты идентификации сознания;

— технологическое разрешение проблем с опорой на эмпири­ческие практики;

— холистическая ориентированность трансформации.

Теория интегративной психологии имеет следующие истоки:

— холономная парадигма науки, сформированная в атомной фи­зике и теории систем (теория относительности А. Эйнштей­на, исследования Дэвида Бома и Карла Прибрама — голог­рафическая модель мозга, теория шнурка Джефри Чью, тео­рия диссипативных структур И. Пригожина).

— психолого-философские теории трансперсональной ори­ентации (Ст. Гроф, К. Уилбер, Ч. Тарт, Р. Дасс, Т. Маккена и др.)

— личностно-ориентированные психологические теории (У. Джеймс, 3. Фрейд, В. Райх, О. Ранк, К.Г. Юнг, К. Роджерс, А. Маслоу, Ф.С. Перлз и др.).

— теории и методы пяти направлений психологии.
Психотехнологии мы можем рассматривать на следующих

уровнях:

— работа с телом (шаманские психотехники, ориентированные на тело; телесно-ориентированные психотехники, направ­ленные на расширение осознания тела и телесности; фоку­сированная работа с телом в стилях: массаж (китайские, япон­ские, европейские техники); райхианские техники; рольфинг; различные статические позы; динамические движения; ци­гун; тайцзыцюань; телесные медитативные практики; син­тетический массаж; сегментарный массаж; биоэнергетика Боаделла; суфийские техники балансировки энергии; трансо­вые танцы; ритуальные практики; холистический палсинг; система рейки; випассана; пранаяма и др.).

— индивидуально-психологический уровень (трансактный ана­лиз; психосинтез; юнгианский анализ; суггестивные техни­ки; аутотренинг; тренинги релаксации; техники переформу­лировки; игротехники; регрессия возраста; реинкарнацион­ная терапия; различные дыхательные техники погружения; направленная визуализация; биографический метод; ребе­финг; вайвейшн; холотропное дыхание; свободное дыхание; ДМД: медитация; работа со снами; мандалотехника; терапия искусством и др.).

— социально-психологический уровень (коммуникативные тре­нинги; тренинги сензитивности; тренинги встреч; психодра­матическое обыгрывание; ролевые игры; тренинг любящих взаимоотношений; гештальт; различные форматы работы: процессы «глаза в глаза»; суфийские ритуальные игротех-

ники; обряды; групповые песнопения; групповые ритуальные взаимодействия; групповая динамика).

— психодуховный аспект (буддистские и даосские техники са­моисследования; трансцендентальные медитации; дзогчен; психотехники дзень; глубинный опыт различных сессий ги-пер, гипостимуляции и погружений в расширенные состо­яния сознания; молитвенные практики; практики аскезы; ритуальные практики; депривационные практики; направ­ленные визуализации и идентификации; различные ини­циации и др.).

Интенсивные интегративные психотехнологии, как правило, используют различные пласты психотехнической культуры, на­копленной в процессе развития человечества.

Интегративная психология реализовывается в аспекте мето­да в его триединстве — как способа теоретического исследова­ния, как системы способов и приемов эмпирического изучения, как профессионального психологического психотехнического, практического воздействия или взаимодействия с субъектом (ин­дивидуальным или групповым).

Глава 3

СОЗНАНИЕ - ИНТЕГРАТИВНЫЙ ПОДХОД

Еще в середине 90-х годов прошлого столетия во время науч­но-практического семинара на берегу великолепной красоты Ал­тайского бзера Алтан-Коль мы решили сформировать исследова­тельскую программу, которая была обозначена мной «Проект Со­знания».

В то время мы решили направить свои усилия на исследова­ние природы сознания — базовых состояний, механизмов воз­никновения и функционирования, языковых сред существования и др. Некоторые результаты наших исследований мы хотим при­вести далее.

Мы уже писали о том, что сознание является активным откры­тым пространством энергии, которое наполняет внешнюю и внут­реннюю жизнь смыслом, отношением и переживанием. Одновре­менно с этим прошлое, настоящее и будущее одновременно при­сутствуют в нашем сознании. Поэтому сознание — такой фактор эволюции, без которого ее движение слепо и туманно. И все, кото­рые читают этот текст, это понимают абсолютно.

Аналогичным образом сознание является фактором истории. Как говорил в свое время В.И. Ленин, сознание не только отража­ет, но и творит мир.

С другой стороны, с точки зрения интегрированности сознания, невозможно сохранить дихотомию внешнего и внутреннего, отож­дествлять внешнее с видимым, внутреннее с невидимым и на этом основании считать действие внешним, а образ, или сознание, внут­ренним.

Где мы, кто мы, кем мы являемся и даже концептуальный образ мира — это мир сознания.

Все, что мы можем обнаружить в этом мире — продукт созна­ния. Начиная от компьютера, на котором я печатаю текст, и закан­чивая эволюционными космогоническими теориями.

В современной психологии категория сознания является наи­более трудной для объяснения. Общее учение о сознании как выс­шей, специфически человеческой форме психики, является стер­жнем психологии человека. На современном этапе развития пси­хологии уже нельзя смириться с положением, что ее предметом исследования является только разум — рациональный, рассудоч­ный, лингвистический, воображающий ум. На мой взгляд, мы уже

созрели для того, чтобы возвратиться к душе как высшему, тонкому сознанию, архетипическому интуитивному уму, сущности и неру­шимости нашего собственного бытия, которое всегда было пред­метом теологии. Задача, которая стоит перед психологией, не в ис­следовании явлений и процессов на поверхности сознания, а в про­никновении в его суть, внутреннее содержание. К сожалению, психологическая тайна сознания остается закрытой для любого метода современных наук о человеке, но мы уже имеем возмож­ность демистифицировать его природу.

Без сомнения, есть другие представления о предмете психоло­гии — поведение, деятельность, ценности или психика как «свой­ство высокоорганизованной материи». Но, на мой уже искушен­ный взгляд, это только способ «убежать» от сложного к простому. И обозначение сознания как внеположенного, как условия проте­кания психических процессов отражает то же стремление.

Это избегание имеет реальные причины. Какие бы то ни было психические состояния мы ни находили в себе, какое бы эмоцио­нальное, интеллектуальное или перцептивное содержание ни об­наруживали в поле сознания, они относятся к сознанию как отра­жение солнца на водной глади к солнцу и поэтому по ним мы не можем познать сущности сознания.

Определяя сознание активным, открытым пространством энер­гии, которое наполняет внешнюю и внутреннюю жизнь смыслом, отношением и переживанием, мы подчеркиваем, что сознание ли­шено собственной структуры, оно бескачественно, «пустотно». Для демонстрации идеи бескачественности, пустотности сознания в психологии давно используется метафора, в которой сознание сравнивается со сценой, где разыгрываются события душевной жизни. Чтобы события эти могли происходить, нужна сцена, но сама сцена не участвует в них. На наш взгляд, и это подтверждено огромным количеством экспериментов, «сама сцена участвует в них» — сознание обладает интенциональной активностью напол­нять содержанием не только жизнь во всем многообразии, но и смерть.

С другой стороны — существование созцания представляет со­бой основной и предельно достоверный психологический факт бы­тия в мире для каждого человека. Более того — представленность сознания в субъекте и есть базовый факт человеческого существо­вания. По этой причине определение сознания как внепсихологи-ческого, психологически бескачественного является признаком импотенции психологии.

Как же психологии набрать воды в решете и определить пре­дельно неопределенное и выводимое только из самого себя?

На уровне Эго-сознания его содержание определяется реаль­ным бытием, отношениями, жизнью людей. Оно существует только как их сознание, как продукт развития указанной системы соци­альных отношений. В процессе социализации Эго-сознание обра­зует системы материального, социального и духовного Эго, основ­ные тенденции и процессы, которых являются предметом совре­менной психологии. И здесь мы не можем рассматривать сознание в отрыве от общей социальной системы отношений. Но при этом мы должны представлять, что мы имеем дело с неким «залипанием» индивидуального свободного сознания с конструктами Эго, в том числе и с социальными отношениями, статусами и ролями.

В соответствии с интегративным подходом индивидуальное сво­бодное сознание изначально задано.

Сознание предшествует существованию.

Но сущность Эго-сознания как индивидуального самососозна-ния предшествует существованию в том смысле, что ее наполне­ние новыми содержаниями уже предзадано. Первому вдоху мла­денца предсуществуют все социализирующие системы. Эго-созна­ние порождается обществом, оно воспроипроизводится система­ми социализации. И в этом качестве всегда выступало предметом конкретно-научного психологического исследования.

Но нас интересует душа-сознание.. <:

И потому опять вернемся к душе — к индвидуальному свобод­ному сознанию, исследованию которого среди прочих знаний Ари­стотель отводил одно из первых мест, так как «оно —. знание о наи­более возвышенном и удивительном».

Языки сознания

Концепция языков сознания для нас является попыткой опи­сать то сложное содержание феноменов, которое определяет ин­дивидуальную субъектную реальность.

Субъектная реальность — это индивидуальное и уникальное восприятие-представление о внутренней и внешней реальности, которое формируется в процессе социализации и является интег­ративным образованием, определяющим эмоциональные, когни­тивные и поведенческие особенности реагирования индивида на стимульное содержание внутренней и внешней среды.

В 1994 году мы предложили для обозначений субъектной ре­альности термин «карты психической реальности», основываясь на идее о том, что вся реальность, данная нам в модальностях опы­та, является продуктом самой психической организации, которую сознание наполняет структурой, смыслом, отношением и пере­живанием.

Эксперименты, проведенные нами с экстраординарными со­стояниями сознания за последние 12 лет, показали, что термин субъектной реальности более подходит, так как объемлет не толь­ко способы отражения привычных модальностей опыта, но и фе­номены интерперсонального и трансперсонального характера, далеко выходящие за их пределы. При этом субъектность препо-лагает только одну значимую переменную — существование ин­дивидуального свободного сознания, не обусловленную даже са­мой средой функционирования.

Но для того чтобы показать специфические черты различных сред (пространств существования) сознания, мы и хотим предло­жить концепцию языков сознания.

Без сомнения, понятие среды реализации сознания более адек­ватно, чем уже ставшее привычным понятие языков сознания. Энергия сознания опредмечивается, наполняется содержанием в определенной среде, в которой и приобретает качество языка сознания.

В силу того что¹ сама идея полевого преобразования энергии сознания в различных средах реализации является новаторской, но несколько преждевременной, мы остановимся на термине «языки сознания».

Вначале обратимся к самой примитивной, на первый взгляд, классификации языков сознания. Тем более, что в терминологи­ческом плане именно эта классификация нам ближе и понятнее: ощущения, эмоции и чувства, образы, символы, знаки. Все это раз­ные языки, обладающие внутренними законами и своей логикой.

В филогенетическом плане все эти языки сформировались в процессе эволюции жизни как способы отражения реальности и в онтогенезе усваивались нами именно в этой последовательнос­ти: сначала ощущения, затем эмоции и чувства, затем образы и, наконец, символы и знаки.

Еще раз напоминаем, что наша попытка вычленения и класси­фикации языков является больше демонстрационной моделью, пе­дагогическим приемом, так как в реальном потоке психического любой сенсорный стимул вызывает перцептивную организацию, эмоционально-чувственное реагирование и попытку категориза­ции (я не могу не любоваться современным языком когнитивной психологии — как можно столь точно (для профессионалов) и не­понятно (для остальных) выразить идею того, что любое пережи­вание человека целостно).

Вернемся к заявленной теме и рассмотрим эти стадии форми­рования языков сознания одновременно в аспектах онтогенеза и филогенеза.

Язык ощущений

Наиболее древний язык — язык ощущений. Я вспоминаю сло­ва б. И. Ленина: «Самым первым и самым первоначальным явля­ется ощущение, а в нем неизбежно и качество...»

Первичными формами ощущений являются таксисы (греч. taxis — 'расположение по порядку'), ориентирующие компонен­ты поведенческих актов, врожденные способы пространствен­ной ориентации в сторону благоприятных (положительные так­сисы) или неблагоприятных (отрицательные таксисы) условий среды. По модальности воздействия выделяют фото-, хемо-, тер­мотаксисы и др. Таксисы одноклеточных и многих низших много­клеточных животных представлены ортотаксисами (изменение скорости передвижения) и клинотаксисами (изменение направ­лений передвижения на определенный угол). У животных с раз­витой центральной системой и симметрично расположенными органами возможен активный выбор направления передвижения и его сохранение (топотаксисы). Таксисы, имеющие в основе при­митивную раздражимость, уже являются условием выживания живых систем.

Что касается онтогенеза, то казалось доказанным, что ново­рожденный ребенок не имеет органов чувств.

Мир наполнен для него шумами и пятнами, но, его органы чувств еще не служат ему: он не воспринимает еще. отдельные впечатления, не узнает предметы, не выделяет ничего из этого общего хаоса. Первое, что ребенок начинает воспринимать и вы­делять из остального, — это положение своего тела, те раздраже­ния инстинктивного порядка, которые до него доходят (например, голод), и то, что успокаивает их. В генетическом аспекте, по клас­сификации X. Хэда, это очень похоже на древнюю, протопати-ческую чувствительность, когда ощущения еще недифференци-рованы, диффузны, не локализованы ни во внешнем, ни во внут­реннем пространстве и больше отражают состояние.

Говоря языком поэтическим, ребенок растворен в бытии, еще нет отношений, нет субъекта и объекта, ни сна, ни бодрствования, только ощущение полной погруженности в жизнь. Нам очень хо­телось быв этой точке рассуждений вспомнить об «океаничес­ком Эго» Фрейда. Но, по данным Бауера. (1966), у ребенка суще­ствует организованное пространственное восприятие, по суще­ству, с момента рождения (как давно установлено у низших позвоночных). Активная, «реалистическая? социальная реактив­ность, демонстрируемая новорожденными, наряду с предпочте­нием конфигурации человеческого лица по сравнению с абст-

рактными геометрическими фигурами слабо согласуется с ака­демическими, психоаналитическими представлениями о недиф­ференцированное™ восприятия младенца.

Таким образом, для младенца мир не просто наполнен шумами и пятнами. Уже на этом уровне феноменальные перцептивные кон­станты организованы, органы чувств ребенка служат ему, и он вос­принимает отдельные впечатления.

В определенном смысле мы не можем говорить об изначальном состоянии как младенческом в свете этих данных. Изначальное состояние сознания — состояние первичной недифференциро­ванное™ на субъектно-объектные отношения, когда индивиду­альное свободное сознание не имеет содержания за счет энерге­тического или сенсорно-перцептивного преобразования в среде и реальность не структурирована в модальностях опыта.

Одновременно, на наш взгляд, это единственная возможность соприкосновения с той интегративной составляющей существо­вания, которую по традиции называют душой. Не так важно, каков метод, который приводит к погружению сознания в среду этого древнего языка — буддийская випассана, даосская пещерная ме­дитация или утонченная интроспекция отца психологии Вильгель­ма Вундта.

Не так важно, как мы обозначаем эту среду — первичной чув­ствительностью (Спирман, 1923), прототаксической формой (Сал-ливан, 1953) или онтогенетической регрессией в изначальное со­стояние (Козлов, 1995).

Важно, что, «снимая одежды сознания», мы сталкиваемся с той средой, где трансцендированы пространство, время, персона. Не­выразимый ужас-восторг, который охватывает человека при при­ближении к этой среде, растворяется в состоянии безвременности и потери пространственного местонахождения, дереализации и де­персонализации, в ощущении слияния со всем и вся.

Впервые я столкнулся с этим пространством ощущений в 1991 году на своей второй сессии связного дыхательного процесса. Не понимая ничего в этом состоянии, я обозначил его юнгианским тер­мином «интеграция», подразумевая, что эта среда является высшей ступенью целостности человека •--■ встречей с Самостью. До 1996 года я провел огромную работу по инициации людей в это простран­ство, глубоко практикуя изменение сознания при помощи дыхатель­ных психотехник (ребефинг, вайвейшн, холотропное дыхание, сво­бодное дыхание, шаманские практики и практики йоги). Данная ра­бота оформилась в прикладное психологическое направление — интенсивные интегративные психотехнологии — как систему пси­хотехник личностного роста и расширения сознания.

В 1996 году во время медитации на водный поток в Тункинс-кой долине (Бурятия) я вошел в ту же среду. Попадание в нор­мальном состоянии сознания (светило солнце, было ветренно, шумела тайга и не было ни одного намека на галлюцинаторность окружающей реальности) в это пространство при помощи со­средоточения сознания на внешнем объекте для меня было пол­ной неожиданностью.

Эксперименты со статическими медитациями, проведенные мной в русле полевых тренингов «Духовные странствия» с 1997 по 2003 годы, показали достаточную ординарность и доступность это­го опыта. Это позволило сделать вывод о том, что идентификация с «ничто», самадхи, восприятие-переживание шуньяты или апофа-тического являются не исключением, а закономерностью при кор­ректном построении структуры фокусировки сознания и обеспе­чении условий отсутствия помех, выступающих в качестве отвле­кающих объектов и смыслов.

Интроспективно-медитативный сдвиг, который осуществляет­ся в условиях частичной сенсорно-перцептивной депривации, ос­нованный на созерцательной ориентации «делании неделания» (вей у вей), позволяет погрузиться в среду архесенсорного слоя фун­кционирования психики за пределами модально-специфического функционирования сознания.

Таинственный на первый взгляд термин архесенсорного (от греч. — 'древнее ощущение¹) слоя функционирования психики раскрывает простое предположение, что есть наиболее примитив­ная форма домодельного ощущения, которое в привычном состоя­нии сознания мы принимаем за базовое «ощущение существова­ния», или «я есмь», не распаковывая и не дифференцируя его.

Онтогенетический и филогенетический регресс, который по­казывает инволюционный вектор достижения целостности, яв­ляется научной метафорой, к сожалению, непонятной даже для огромного числа академических психологов и философов. Призыв «Будьте как дети и вам откроются врата небесные», звучащий во всех больших и малых религиозно-теологичеких системах, тоже воспринимается достаточно потешной методической рекоменда­цией для зрелого позитивистского ума.

Но на самом деле они правильно отражают направление — на­зад к целостности, к архесенсорной среде..

Мы должны понимать, что «назад» существует прямо здесь и сейчас, более того, может быть, архесенсорное и является основ­ной средой психического за пределами привычного перцептивно­го и интеллектуального структурирования, реальным Дао, в кото­ром потенциально есть все.

Мы можем обозначить архесенсорный слой как уровень уни­версального единства, изначально являющийся единой интегри­рованной структурой, в которой разделения по смыслам нет. Уро­вень универсального единства, по всей видимости, соответствует одной из характерных волновых структур Вселенной, имеющей наиболее древнее происхождение.

Этому уровню довольно сложно дать четкое вербальное функ­циональное описание. Часть людей может описывать взаимодей­ствие с информацией этого уровня как общение с Богом, Вселенс­ким разумом, Единой энергией Вселенной, Универсумом, Миро­вым Духом и т. д. Наличие такого уровня во внутреннем простран­стве индивидуума подтверждается как практическим опытом моей работы, так и целым рядом исследователей XX столетия: Р. Ассад-жиоли, Ст. Грофом, А. Маслоу, Р. Моуди, Э. Кюблер-Россом, К. Уил-бером, Идрис Шахом, К. Г. Юнгом [4, 30, 128, 204, 237, 254]. Это подтверждается также анализом религиозного опыта и положе­ний мировых религий и восточных духовных практик.

Мне кажется одновременно, что именно архесенсорный слой является неким зеркалом, на котором индивидуальное человечес­кое сознание активно рисует различные формы трансцендентно­го и трансперсонального порядка. При этом содержание таких форм зависит не только от индивидуального опыта созерцающего субъекта, но и от всего содержания более поверхностных языков сознания, их взаимодействия, культурно-социального контекста, в котором происходит «встреча с зеркалом».

Мы не можем не остановиться на понятии энергии, которое при­обретает все большее значение в европейской психотерапии и пси­хологии, не соотносится ни с какой модельностью опыта и задает­ся как некая данность с различным содержанием.

Многие парапсихологические феномены, особенно обуслов­ленные экстрасенсорным чувствованием энергии (кожная чув­ствительность, свето- и цветовидение энергии, внутреннее ощу­щение энергии и др.), стали бы предельно понятны, если допус­тить, что восприятие энергии связано с особой формой рецепции, с особой модальностью опыта, который мы имели когда-то в древ­ности, но затем утратили или вытеснили как мировоззренчески неприемлемый.

На мой взгляд, первое модально-специфическое отражение архесенсорного слоя мы встречаем именно как модальное энер­гетическое ощущение, и подобное экстрасенсорное чувствова­ние-восприятие является максимальным приближением опыта к архесенсорный стимулам, воздействующим на рецепторные поля. Можно сказать, первым способом реконструирования,

структурирования сознанием архесенсорного слоя психической реальности. Более сложные интермодальные кинестетические ощущения этого порядка мы называем «приливом сил», «вооду­шевлением», «подъемом энергии» и др.

Язык эмоций

Следующий язык, язык эмоций, в процессе эволюции возник как средство, позволяющее живым существам определять биоло­гическую значимость состояний организма и внешних воздей­ствий. Самая примитивная форма этого языка — эмоциональный тон ощущений — существует уже в первые месяцы жизни ребен­ка (согласно некоторым новым исследованиям, уже во внутриут­робном состоянии). Эмоциональный тон ощущений окрашивает непосредственные переживания, сопровождающие отдельные жизненно важные воздействия (вкусовые, температурные), и спо­собствует их сохранению или устранению.

Чем дальше развивается ребенок, тем более дифференцирован­ными становятся качества эмоций, усложняются объекты, вызы­вающие эмоциональное отношение. Ребенок постепенно научает­ся контролировать эмоции, регулировать их внешнее выражение.

Эволюция языка эмоций как в филогенезе, так и в онтогенезе происходит от менее простых к более сложным, от целостных со­стояний к все большей и большей дифференцированное™.

Знание и тонкая рефлексия языка эмоций во внутреннем про­странстве чрезвычайно значимы, так как эмоции имеют важную регуляторную функцию. Согласно информационной теории эмо^ ций, роль этого языка в организации целенаправленного поведе­ния заключается в следующем:

• стремление усилить, продлить ситуации, в которых возрас­тает вероятность удовлетворения потребности (витальной, социальной, идеальной, потребности в компетентности или в преодолении препятствий);

• тенденция к ослаблению, предотвращению при уменьшении вероятности удовлетворить потребности.

Существует тесная связь между эмоциональными, мотиваци­онными, поведенческими и когнитивными сферами личности. В силу этого эмоции имеют глобальную регулятивную функцию и напрямую влияют на процессы адаптации—дезадаптации к реаль­ной жизни, процессы совладания, содержание и адекватность ком­муникативной активности личности.

Способность человека тонко рефлексировать свои эмоции и эмоции других людей является личностной и социально-психоло-

гической предпосылкой для достижения собственных целей и ка­чественной реализации деятельности.

Таким образом, эмоции с одной стороны отражают важные лич­ностные качества и состояния: чувство одиночества и автономнос­ти, независимости, эмоциональную рефлексивность (я осознаю, что я чувствую в себе) и умение если не управлять, то контролиро­вать интенсивность эмоций, устойчивость к стрессу, контроль над аффектами и импульсивностью, напористость и самоутверждение («иметь наглость быть»), оптимизм, чувство самореализации.

С другой стороны — эмоции отражают важные социально^;пси-хологические переменные: интерперсональную рефлексию (я осоз­наю, что чувствует другой, другие), способность к сопереживанию и управлению эмоциями других в аспекте сдерживания негатив­ных и стимуляции положительных чувств, социальную ответствен­ность, гибкость в решении проблем и адаптивность.

В духовных традициях отношение к эмоциям и чувствам чрез­вычайно разнообразно — от полного аскетического отказа до пол­ной включенности и проживания. Часто традиции относятся к ним селективно, культивируя одни и подавляя другие.

Важно, что культивируемое чувство часто является настолько приоритетным, что находится за пределами морали и оценки или, что проявляет изнанку моральной индиффирентности, считается высшей добродетелью. Таковыми являются великое сострадание (махакаруна) в буддизме, любовь к ближнему в христианстве и чувство священной мести (джихад) в мусульманстве.

Это справедливо не только для духовных традиций, но и для любой системы формирования личности и характера. Часто поня­тие национального характера ассоциируется именно с формиро­ванием определенной культуры эмоционального реагирования.

Мы не будем подробно анализировать данную проблему в этой книге. Но важно отметить, что эти чувства представляют собой не только пиковое выражение высших достижений традиции. Их куль­тивирование является философским кредо и духовным путем.

И всё-таки, следует отметите, что все метафоры «слияния», «си­яния», «полного растворения», «просветления», которые являют­ся блеклыми й малосодержательными обозначениями пиковых со­стояний эмоционального экстаза или инстаЗа, отображают про­стой факт соприкосновения индивидуального сознания с «энергией» или архесенсорной средой.

Стратегически следует отметить, что любое чувство при глубо­ком проникновении-проживании может привести к пиковым со­стояниям-откровениям. При этом мы говорим не только о фрей­довском катарсисе. Это является достаточно важным, но не выс-

шим уровнем постижения содержания чувств. Проникновенная работа с чувством может привести к состоянию высшего покоя и целостности наподобие «шуньяты», проживания пустотное™ как полноты бытия за пределами небытия и инобытия.

На мой взгляд, здесь не важен предмет проникновения: или это радость, или печаль, вулканический экстаз или предельная деп­рессия, злость, агрессия, сострадание, любовь — за пределами любого чувства есть безбрежный океан целостного сознания.

Но при работе с чувством как предметом трансформации, личностного роста и терапии нужно всегда иметь в виду несколько важных моментов:

• чувства и эмоции имеют очень динамичный и «текучий» ха­рактер, и часто работа с ними похожа на стремление напол­нить водой сито;

• любое стремление проанализировать, отрефлексировать чувство или эмоцию приводит к перефокусировке осозна­ния на само содержание мышления и к изменению самого чувства, часто к его гибели;

• любые достаточно сильные чувства (депрессия, чувство оди­ночества, любовь, сексуальное чувство и др.) полностью «зах­ватывают» личность, сознание человека и лишают его само­стоятельности и возможности тонкой рефлексии. Индивиду­альное сознание теряет субьектность, а чувство перестает быть объектом проживания. В данной ситуации мы можем говорить о полном и тотальном доминировании языка чувстб на уровне глобального «мироощущения», восприятия мира внутреннего и внешнего из чувства.

Из вышеназванных моментов мы можем сделать несколько так­тических выводов:

1) Для стабильности и эффективности работы необходимо опи­
раться на наиболее сильные чувства, которые связаны с ба­
зовыми потребностями человека: секс, страх смерти, стрем­
ление к превосходству, эгоизм, жажда жизни и др.сия, злость,

, агрессия, сострадание, любовь — за пределами любого чув­ства, есть безбрежный океан целостного сознания.

2) Следует развивать в личности созерцательность и умение не
терять состояние «вэй у вэй» — деяния недеяния. В традици­
ях это требование заключается в «остановке внутренней бол­
товни», созерцательной внимательности. Основная цель —
научиться тотально проживать целостность чувства, не те­
ряя при этом ясности осознания, полного контроля и управ­
ления эмоциями.

3) Формировать гибкий эмоциональный интеллект, эмоцио­нальную осознанность для повышения социальной адаптив^: ности и самоактуализации личности.

Язык образов

Язык образов является основным языком, в котором отражается картина как внутренней психической реальности человека, так и внешнего мира во всех возможных модальностях опыта. Этот язык представляет собой не только способ структурирования реальнос­ти в модальностях опыта при непосредственном воздействии физи­ческих раздражителей на рецепторные поверхности, что связывает их с языком ощущений, но и психологические феномены такой слож­ности, как «Я-образ», образ другого в социальной перцепции. Са­мым сложным в содержательном аспекте является образ мира (А. Н.­Леонтьев) как целостная система представлений человека об окру­жающей реальности (физическая и социальная среда), о себе, сво­ей деятельности, спонтанной активности. Мы можем допустить выс­шую интегрированность языка образов в понятии «субьектная ре­альность», но в силу того, что она соединяет все многообразие языков сознания, это допущение нам кажется необоснованным.

В нашем анализе мы не будем заниматься столь сложными ка­тегориями в силу того, что уверены в метафоричности самого сло­восочетания «образ мира». Это почти то же самое, что «образ тума­на» — мы в некотором приближении понимаем, о чем идет речь, но не более того.

Понятие языка образов мы будем рассматривать в пределах, ограниченных современной когнитивной психологией. В соответ­ствии с этой логикой мы сделаем анализ образа по разным модаль­ностям опыта: зрительной, слуховой, кинестетической, обонятель­ной и др., а затем проанализируем интермодальные образы слож­ного характера. Ниже мы рассмотрим роль образа в медитативных практиках: каким образом медитация на образ реутилизируется до архисенсорного опыта восприятия светимости, восприятия исчез­новения телесного образа, восприятия Дао иАи Шуньяты за преде­лами всех образных репрезентаций [27, 56, 62, 83, 130].

Таким образом, мы можем предпринять анализ от простых ког­нитивных структур восприятия к более сложным восприятиям — праобразам коллективного бессознательного, а затем к условиям их реструктуризации — от формы к ее исчезновению, от полноты бытия в образе к небытию и пустоте.

Одновременно с этим посылом нам хочется отметить, что язык образов является одним из самых мощных методов достижения са-мадхи во всех известных духовных традициях. Наверное, потому

что человек — существо образное в реальности, в представлениях, в мечтаниях — в жизни и за пределами ее.

Язык символов

Говоря о языке символов, трудно не вспомнить слова Э. Касси-рера, который называл человека «animal symbolicum» — «симво­лическое животное». Язык символов, как утверждал выдающиеся русский психолог Л. С. Выготский, возникает уже на первом году жизни человека. Человека характеризирует новый способ адапта­ции к среде — символический, который является для него новым измерением реальности.

Понятие символа в науке возникло очень давно, но оно по сегод­няшний день не находит однозначного толкования. Это, наверное, обусловлено и самим происхождением слова, в которое изначально вкладывалось разное содержание: a) sumbolou — соединяющее, предметный знак (для опознавания постояльца), удостоверение; б) sumbolai — правовое соглашение между греческими государства­ми (место встречи, сходка, conventio). To есть уже этимология слова указывает на двойственность — координирующий знак (символи­ческое изображение) и некая договоренность об этом знаке (как по­нимать смысл этого символа).

Человек погружен не только в материальный, непосредственно воспринимаемый мир, но и запредельный, символический мир. Фольклор, мифы, искусство, религия — элементы этого мира. Че­ловек погружен в пространство символических форм, мистичес­ких, эзотерических, ортодоксальных, мифологических, художе­ственных, религиозных... Символ касается глубинных структур психики, он многозначен и многомерен, язык архетипов, общече­ловеческих первообразов построен на языке символов.

Символ многомерен и включает в себя и смысл координации и приметы, качества. Как знаки координации символы отображают тот мир, о котором есть консенсусная договоренность в культуре социального сообщества, и наполняются атрибутивными качества­ми. Символ всегда указывает, направляет в определенное семан­тическое поле, при этом имеет свое экспрессивное, эмоциональ­ное содержание.

Как координация, так и атрибутика в качестве символического обозначения и вкладываемое смысловое содержание завирят от полевой значимости в культурной среде. Символ свастики для эт­нографа, занимающегося происхождением культуры, это символ огня и жизни в архаических племенах, так как напоминает орудие добычи огня. Для ведической философии это древний символ веры, руна. Для многих живущих в России и помнящих Великую Отече-

ственную войну — страшный символ жестокости и бесчеловечно­сти фашизма.

Будучи помещенными в определенном месте культурного смыс­лового поля, символы приобретают на карте реальности свою по­левую ценность и содержание.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: