Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Диалог с правовым романтиком ...




(Имя. 1995, 20 сентября)

 

Сегодня в ближнем бою сошлись член редакционной коллегии газеты «Имя» Александр ФЕДУТА и член Конституционного Суда РБ Григорий ВАСИЛЕВИЧ.

Справка «И»: ВАСИЛЕВИЧ Григорий Алексеевич. Родился в Минске в 1955 году, закончил юрфак, аспирантуру БГУ. В 1984 защитил кандидатскую диссертацию, через десять лет защитил докторскую по вопросам конституционного права, проблеме разделения властей. С 1986 года работал в Секретариате Верховного Совета Республики Беларусь. В 1994 году защитил докторскую диссертацию в области конституционного права. Автор более 100 научных работ, в том числе трех монографий. Женат, жена также работает судьей. Имеет двух сыновей.

А.Ф.: Григорий Алексеевич, Вы единственный из членов Конституционного Суда, которого люди, следящие за политикой, знают если не по имени, то, по крайней мере, по фамилии. Знают в связи со сложившейся традицией: у судьи Василевича есть особое мнение. Но, принимая к рассмотрению 336-й указ президента, Конституционный Суд принял решение единогласно, включая и Вас. Почему в данном случае традиция оказалась нарушенной?

Г.В.: Готовясь к встрече с Вами, я провел небольшое исследование своих «особых мнений». Из девяти я лишь по двум заключениям высказал особое мнение. Примерно по каждому четвертому решению о возбуждении или отказе в возбуждении производства по делу я высказывал особое мнение, и, оглядываясь назад, я бы поступил также. Нет тут никакой закономерности, для меня особые мнения не самоцель, а моя позиция. Когда я убежден в своей правоте, я так поступал и буду поступать. Как судья может высказать свою точку зрения? Через особое мнение, если он не согласен с официальным решением. В США, откуда мы вернулись, в Верховном Суде только 40% решений принимаются единогласно. Остальные 60% принимаются с особыми мнениями судей; есть судьи, которые просто голосуют против и не пишут особое мнение, но очень важно, что общественность - и коллеги-юристы, и население - знают о том, как голосует каждый судья. Это дает возможность определить позицию судьи, увидеть, не скрывается ли он за коллегиальным решением, не хочет ли он переложить вину или ответственность на коллегиальный орган.

А.Ф.: Принятию к рассмотрению указа № 336 предшествовало принятие к рассмотрению другого указа Президента и Постановления Кабинета Министров. Тогда было высказано Ваше особое мнение по процедуре. Вы были против принятия их к рассмотрению?

Г.В.: Да. Что касается принятия этих двух решений, я просто вынужден был высказать свае особое мнение. Возьмем решение о возбуждении производства по делу о соответствии Конституции указа «Об оплате труда должностных лиц некоторых государственных органов». Это не тот указ, который должен быть первостепенным для нашего рассмотрения. Обратим внимание на то, что другие субъекты, обладающие правом внесения предложений в Конституционный Суд, не пошли к нам с подобного рода предложением. Это можно трактовать так, как будто суд заботится о своей заработной плате; что касается второго решения, то здесь замечание более серьезное, хотя по объему особое мнение значительно меньше. То, как возбуждалось производство, меня повергло в шок. Я не имел достаточно времени на то, чтобы хорошо проанализировать этот Указ. А это Указ об уточнении бюджета Республики Беларусь и временных мерах по сокращению бюджетных расходов! Не должно быть ситуации, когда возбуждается производство по делу, принимается решение, и только на следующий день сотрудница секретариата раздает судьям текст указа. Серьезные решения так не принимаются.

А.Ф.: Вернемся к 336 указу...

Г.В.: Знаете, всеми своими «особыми мнениями» я доволен с юридической точки зрения. По этому указу было представление М.Гриба, все было чисто: аргументация, представлен указ. Какие основания у меня для того, чтобы голосовать против возбуждения производства? Это не влияет на мою позицию в итоге. Я буду изучать вопрос, но формальных оснований для отказа возбуждения производства не было.

А.Ф.: Насколько я понимаю, публикация особого мнения судьи - это его аргументация при голосовании.

Г.В.: Особое мнение - это средство показать, что судья с решением не согласен. Если в соответствии с законодательством можно будет указывать, как голосовал каждый судья, то тогда, возможно, будет меньше особых мнений в письменном виде. Есть решения под которыми я не подпишусь.

Я хотел бы еще на одну деталь обратить внимание. Подготовка к возбуждению производства по 336 указу шла еще до обращения Мечеслава Гриба. Я был в очень сложной ситуации. Этим указом Президент приостановил действия ряда законов. Я вспоминаю, как осенью 1994 года КС своим решением тоже приостановил действие одного закона. Хотя я убежден, что этим правом мы не были наделены. И скажу больше, что с отдельными депутатами мы обсуждали эту проблему и я смотрел на их реакцию, как они реагируют на данное решение суда. Они считали, что по мотивам целесообразности это следовало делать.

А.Ф.: Может ли целесообразность выступать как правовой аргумент?

Г.В.: Нет. И в истории юриспруденции никогда ничего не исчезает бесследно. Бумерангом в какой-то мере то решение ударило сейчас. Я думаю, что было бы более правильным, если бы мы тогда поступили в рамках права.

А.Ф.: Сейчас Президент пытается, как он говорит, навести порядок. Как Вы понимаете, что такое порядок?

Г.В.: Тот, кто даст ответ на этот вопрос, сможет претендовать на Нобелевскую премию. Но это не значит, что нет необходимости в поиске ответа. Учитывая, что наша Конституция - это документ высшей пробы, думаю, что порядок - это те действия, которые отвечают положениям нашей Конституции. И в этой связи я хотел бы заметить, что порядок у нас будет тогда, когда и Верховный Совет, и Президент, и Конституционный Суд, и другие госструктуры будут соизмерять свои решения только с Конституцией. Я одинаково требовательно отношусь и к себе, и к Президенту, и к Верховному Совету. Считаю, что у Верховного Совета много актов, которые нуждаются в совершенствовании. Не потому, что они отстали от жизни, а потому, что по содержанию они недостаточно соизмерены с Конституцией. Надо бы проверить конституционность законов о Верховном Совете, о Президенте, о Кабинете министров. Ведь в прессе постоянно звучат какие-то сомнения, соответствуют ли Конституции или нет эти акты. Давайте проверим, возбудим производство по делу и ответим на эти вопросы, чтобы новый парламент и Президент могли работать на нормальной правовой основе. Если сейчас не будет приведения актов в соответствие с Конституцией, то споры будут продолжаться.

А.Ф.: Вы - бывший заведующий юридическим отделом Верховного Совета, если Мечеслав Иванович Гриб - отец белорусской Конституции, раз он ее подписал, то Вы, как минимум, - повивальная бабка. Естественно, что у Вас нежное отношение к этому документу. Но сегодня на сессии Верховного Совета, ставится вопрос о толковании ряда статей Конституции согласно, кстати, запросу Конституционного суда. Выясняется огромное количество двусмысленностей, противоречий, которые в ней заложены. Наконец, как сказал депутат Садовский, зачастую чисто стилистической красоте фраз жертвовали смыслом. Таким образом этот документ далеко не совершенен. Мы проверяем одни несовершенные документы другими, тоже не совершенными документами. Как быть?

Г.В.: Я действительно четыре года работал над проектом новой Конституции, доволен этой работой, и мне одинаково больно, когда нарушается Конституция и исполнительной властью, и Верховным Советом. С точки зрения какого-то правового романтизма, я думал, что, после ее принятия все бросятся действовать только согласно Конституции. Но, к сожалению, органы, олицетворяющие три ветви власти, не всегда поступают таким образом. Конечно, Конституция принята больше года назад. И только сейчас формируется конституционная система. Мы же привыкли, что Конституция чуть ли не инструкция, где все расписано. Надо взвешивать, надо консультироваться, надо анализировать статьи и применять с тем, чтобы, исходя из этой практики, которая адекватно отражает конституционную норму, шло развитие нашего общества. Иной подход просто невозможен.

Когда-то в Нигерии переписали Конституцию США. Она там не работала. Не смогли они жить по ней. В США наоборот, лаконичный текст этой Конституции прижился за счет разумного толкования Верховного Суда, за счет квалифицированного отношения юристов. Хотя если бы в Америке Конституцию меняли под изменившуюся экономическую ситуацию, то Конституция была бы напичкана множеством дополнений. Многие, исходя из своего восприятия, считают, что наша Конституция неудачный документ. Многие из критикующих не знают толком ее содержание. Но Конституция близка к совершенству, я в этом убежден, практика — нет.

А.Ф.: У Андерсена есть сказка «Самое совершенное». Принцесса согласна отдать руку тому, кто принесет ей в подарок самое совершенное. Молодом принц принес розу в хрустальном вазе. И все вокруг согласились: да, это самое совершенное. Лучше ни природа, ни человек не сделают. Но подъехала черная карета, из нее вышел черный принц, ударил кулаком, разбил вазу, смял розу и выяснилось, что совершенное недолговечно. Единственное, что долговечно и совершенно в своей долговечностей - это грубое насилие. Парадокс - и добро может быть совершенно, и зло. Как быть? Мы знаем, что отдельные конституционные статьи - это как хирургический скальпель. Им можно человека зарезать.

Г.В.: Я убежден, что необходимо и парламенту еще раз проанализировать свою деятельность, и Президенту свои указы, и может быть, в этой ситуации обеим 'сто­ронам принять решение о каком- то моратории на действия, которые, не вписываются в Конституцию. Возможно, этому будет способствовать «круглый стол». Но вопрос, который Вы задали, выглядит так: только одна сторона действует некорректно.

А.Ф.: Вы говорили о правовом романтизме, о необходимости компромисса между обеими ветвями власти, о недопущении взаимных провокаций, вы сказали, что не хотите вторгаться в политику. Когда Вы пишете в особом мнении, что рассмотрение того или иного документа не есть первоочередной вопрос, есть более важные вопросы, - это аргумент не правовой, а, если хотите, политический. Таким образом вольно или невольно судья Василевич вторгается в политику.

Г.В.: Конституционный Суд, согласно части 2 статьи 127 Конституции, может возбудить производство по своему усмотрения, и это усмотрению, безусловно, осуществляется исходя из оценки общим составом суда важности проблемы. В данном случае я опираюсь на правовые нормы. Никто не вправе упрекать меня во вмешательстве в политику. Кстати, все эти страхи от российского примера. В праве выражается политика.

А.Ф.; О российском примере. Валерий Зорькин был сторонником компромиссов в политике, сторонником примирения трех ветвей власти. Он метался между исполнительной и законодательной властью в Российской Федерации, пытался объяснить и той, и другой, что существует Конституция, которую нельзя нарушать, что существуют законы, которые нельзя нарушать, существует правовое пространство, которое как правила дорожного движения: нарушил - задавлен. Судьба этой позиции в России нам хорошо известна: октябрь 1993 года. Вы тоже называете себя правовым романтиком, вы тоже выступаете за компромисс. Как Вы относитесь к Валерию Дмитриевичу Зорькину? Это не есть вмешательство во внутрибелорусскую политическую ситуацию.

Г.В.: Говоря о правовом романтизме, я имел в виду, что я на себе ставлю эти эксперименты, когда высказываю особое мнение. Проще всего отсидеться. А я прагматик, исходя из того, что решение, заключение Конституционного Суда и даже мое особое мнение повлияют на развитие правовой системы. Вы же журналист и иногда не вникаете в существо особого мнения: есть особое мнение - ну и прекрасно. Это я тоже могу понять, потому что сложно вникнуть в юридические тонкости. Но почему написано особое мнение, сложно разбираться и может быть не хочется тратить время журналисту. Я доволен своим особым мнением по заключению о конституционности примечаний к статье 177 Уголовного кодекса Республики Беларусь. Я убежден в том, что решение суда не совсем корректно. Но это не значит, что решение суда не должно выполняться. Я могу это решение критиковать, но оно должно быть выполнено. Мое особое мнение оптимально соответствует Конституции.

А.Ф.: Мнение Валерия Дмитриевича Зорькина тоже оптимально соответствовало Конституции. Если можно. Ваша оценка Зорькина.

Г.В.: Я оцениваю его, как порядочного человека. Это чисто человеческая оценка, но не политическая.

А.Ф.: Не политическая. Давайте разовьем мысль.

Г.В.: Я пока не могу сказать, что кто-то у нас действует таким же образом, как Зорькин.

А.Ф.: Не видно пока, к сожалению, в Беларуси Зорькина, потому что человек, который знает чем он рискует и умудряется быть в принципе неугоден обоим сторонам....

Г.В.: Это и называется правовым романтизмом...

А.Ф.: Возможно, это правовой романтизм. Но, опять не проецируя на сиюминутную ситуацию в Беларуси, вернемся к Валерию Зорькину.

Окажись на его месте в октябре 1993 года Григорий Алексеевич Василевич, что бы он стал делать?

Г.В.: Вы знаете, Александр Иосифович, все-таки мы знаем как каждый действовал в 93-м году, и сейчас будет некорректно говорить, как бы я действовал. Можно сказать, что я действовал бы так, а обстоятельства бы сложились немного иначе. Могу только сказать, что мне далеко до какого-то рода аналогов, ситуация совершенно другая.

А.Ф.: А Вам не кажется, что у Вас мантия другого цвета - белого, что ли, - нежели у остальных членов Конституционного Суда?

Г.В.: В принципе, мы все готовы к тому, чтобы отстаивать свою точку зрения. Другое дело, что иногда мы торопимся с принятием решений, а мы не должны поддаваться какой-то конъюнктуре, тому, что кто-то сейчас крикнул громко. Мне хотелось бы, чтобы никто из нас не брал под козырек ни Президенту, ни Верховному Совету, ни председателю Конституционного Суда.

А.Ф.: Юристы чаще всего, за исключением адвокатов, образами какими-то не оперируют художественными, но может бьть, опять- таки, как человек, испытывающий определенную долю правового романтизма, как Вы вообще видите функцию Конституционного Суда. Что это — уличный регулировщик в политике?

Г.В.: Все-таки это арбитр, который выносит вердикт, обязательный для всех. И для парламента, и для Президента. Но я хотел бы отметить, что этот вердикт должен быть мудрым, и мудрость заключается в том, чтобы этот вердикт соответствовал полностью Конституции. Однажды один человек приехал из-за рубежа и сказал: «Решение Конституционного Суда мудрое, потому что оно окончательное». Я заметил по-другому: оно окончательное, потому что мудрое. Но мудрость соизмеряется с Конституцией.

Поэтому когда решение Конституционного Суда будет мудрым, то есть основано на Конституции и будет одинаково требовательным как к другим, так и к себе, тогда, вероятно, начнет проявляться уважение к Конституционному Суду. Жаль, что мы не приняли к рассмотрению предложение о проверке легитимности Верховного Совета 12 созыва. Надо было расставить точки над «i».

А.Ф.: Скажите, Конституционный Суд обиделся на мою статью «Из дальних странствий возвратясь» в «БДГ»?

Г.В.: Я не знаю в целом, как Конституционный Суд... Есть там определенные неточности, например, по финансированию. Мы ездили за счет принимающей стороны. Надо больше точности даже в критике.

А.Ф. Я согласен, можно обижаться на неточности, но главная идея той статьи была в другом; Конституционный Суд уклоняется от выполнения роли арбитра, и, может быть, статья была написана грубо, но написана была из тех же побуждений, что и особое мнение судьи Василевича по рассмотрению вопроса о легитимности Верховного Совета. Мы являемся свидетелями гигантской политическом корриды, которая может вылиться в белорусский вариант октября 93-го, а Конституционный Суд бездействует. Мне рассказывали, насколько серьезно обиделся на меня Валерий Гурьевич Тихиня, но я думаю, что Конституционный Суд должен забыть о том, что одна из сторон будет недовольна его решением. В любом процессе присутствуют две стороны: истец и ответчик. Обязательно кто-то недоволен. Кто-то будет ущемлен, но если сейчас, при этом Верховном Совете не разрешить некоторые вопросы, значит следующий Верховный Совет будет обречен стать уже не быком, а теленком. Просто высший законодательный орган будет обречен на убой. Либо нашего уважаемого тореадора сметет стадо разъяренных быков.

Г.В.: У нас достаточно разума - и у тех, кто заседает в парламенте, и у Президента, - чтобы не повторять то, что было в Москве в 93-ем году. Думаю, что обе власти стремятся разрешить проблему правовыми средствами. Роль Конституционного Суда состоит в том, чтобы обратить внимание на отступления, причем не только со стороны Президента, но и Верховного Совета. Кстати, суд возбудил производство по своей инициативе по нескольким указам Президента и практически не было возбуждений по собственной инициативе по тем законам, которые были приняты после Конституции. Не думаю, что здесь все благополучно.

А.Ф.: А суд имеет на это право?

Г.В.: Конечно. И у нас должно быть равное отношение и к Президенту, и к Верховному Совету.

 


 






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных