Мальчик из облаков Кавказских гор 13 страница

Большой Мальчик опять затрясся от страха и с трудом объяснил начальнику, что Саломея сбежала в горы, она в пещерах.

– Почему же тогда ты нас сюда привел? Хотел замести следы, обмануть нас? – гремел начальник. Он решил, что этот недоумок тоже из их компании и покрывает их, так же обманывает, как они обманули его, когда заставили вернуться обратно в казарму со своими легионерами. Он прижал копье к его горлу, Большой Мальчик распластался на земле и заорал:

– Не убивайте, я не знал... Я не ихний... не убивайте...

– Встань и веди нас к пещерам! – приказал начальник.

Легионеры вышли из маленького дворика и направились обратно, теперь уже к пещерам. Большой Мальчик шел впереди, еле передвигая ноги. А легионеры, шедшие за ним, поощряли его остриями своих копий.

Подойдя к главной площади, они увидели много народу.

– Почему народ собирается? Что здесь происходит? – навел справки начальник.

Кто сказал, что ждут Иисуса Христа, а кто говорил, что скоро придут целители. А народ все прибывал. «Это хорошо, – подумал начальник, – если сюда придет Мессия, нам далеко ходить не надо будет, тут же арестуем его». Но тотчас передумал – испугался народного гнева. Потом ему пришла в голову мысль, что иудеи, возможно, готовятся выступить против римлян, и он решил остаться со своими легионерами и понаблюдать, как народ будет вести себя. Он приказал своим подчиненным расположиться неподалеку от народа, а одного послал к начальству, чтобы сообщить о причине своей задержки.

До полудня на площади не появлялся никто из тех, кого люди ждали.

А после полудня произошло то, что очень развеселило весь город, а легионеров повергло в уныние.

Один мальчик сидел высоко на дереве и оттуда вел наблюдение, время от времени передавая народу сообщения – идут или не идут. Наконец он закричал весело во весь голос:

– Иду-у-ут... Иду-у-ут! – и народ оживился. Но сразу же еще веселее он закричал, – они направляются к нам на большом медведе-е-е...

Это последнее сообщение рассмешило и развеселило народ: шутник он, хочет нас разыграть, какой еще там медведь.

Большой Мальчик, услышав о большом медведе, попытался ускользнуть от приставленного к нему легионера. Но тот схватил его за шиворот и щитом ударил по голове.

– Стой, подонок... хочешь удрать, чтобы присоединиться к своим собратьям? – пригрозил он и кольнул мечом в спину.

– Они не мои собратья... Разве не слышишь, с ними большой медведь...

– Вот тебе медведь! – разозлился легионер и дал ему пинок под зад, – медведь... Я покажу тебе медведь...

А мальчик на дереве все кричал весело и восхищенно:

– Иду-у-ут... на большом медведе... ой, какой медведь... всех нас проглотит...

И пока народ веселился и смеялся по поводу шуток вестника на дереве, а легионеры ждали боевого приказа, на главной улице вдруг действительно показался медведь. Он и вправду был огромным. Такого огромного, как слон, медведя еще никто никогда не видел. Ошарашенный народ застыл, разинув рты, все вытянули шеи и широко раскрытыми глазами смотрели на приближающегося медведя, который нес на своей спине одну девочку и двоих мальчиков. Казалось бы, все должны были перепугаться и разбежаться кто куда, но почему-то медведя испугались очень немногие; они и переместились в укромные места. Все остальные были зачарованы зрелищем – они смотрели на медведя с восхищением и доверием, а он как будто всем улыбался и всех приветствовал, ритмично покачивая головою в их стороны. Медведь был горд: на нем сидели Саломея, Амон-Pa и Иорам.

Легионеры недоумевали; они приготовились к защите.

Но медведь никому не грозил. Народ расступился и освободил ему дорогу к центру площади. Там он присел на землю и помог своим всадникам спуститься.

– Если у кого-то что-нибудь болит, и он хочет лечиться, встаньте с этой стороны! – объявил Иорам и указал место. Саломея помогла ему достать из корзин баночки и склянки с мазями и микстурами. Их они разложили по порядку на большом плоском камне. Бунгло улегся рядом с лекарствами.

– А медведь не растерзает нас? – спросил кто-то.

– Если вы не навредите ему, он вас не тронет! – успокоил всех Иорам.

Начальник легионеров издалека наблюдал за всем происходящим на площади.

«Одурачили же меня эти паршивцы, а теперь дурачат весь народ, что всех вылечат... Я им покажу», – думал он со злостью.

Иорам приступил к исцелению больных. Саломея и Амон-Pa помогали ему.

Тем временем начальник строил план захвата «шарлатанов». Он подозвал к себе легионера, которому было поручено держать Большого Мальчика.

– Он тоже из этих... – сказал он ему, – прикажи ему, пусть отвлечет медведя в сторону, а то отсеку голову!

Когда легионер сообщил своему пленнику приказ начальника, тот чуть было не умер от страха, воображая, что с ним может произойти.

– Он растерзает меня, он съест меня! – взмолился он начальнику.

– Значит, так тебе и надо... Выполняй приказ!

Легионер поддал ему пинка и приставил к спине острие копья.

– Давай, иди к медведю... Помни, мое копье нацелено на тебя... Не вздумай делать глупости...

Другие легионеры тоже получили приказ: как только Большой Мальчик отвлечет медведя, они должны сразу наброситься на лжецелителей и схватить их. А начальник готовился объяснить народу, что никакие они ни целители, а бродяги и обманщики.

Большой Мальчик, лежа на земле, осторожно полз вперед, в сторону Бунгло. «Что мне делать? Как мне спастись? Он же узнает меня!» – голова кипела от страшных предчувствий. Сзади его ждет нацеленное на него копье, а впереди – пасть огромного лохматого зверя. А ему не хотелось умирать.

Амон-Pa заметил, как подкрадывается Большой Мальчик к Бунгло, он заметил и присутствие легионеров. Но до того как он предпринял что-либо предостерегающее, вдруг во весь рост поднялся Бунгло. Народ возликовал, увидев медведя, такого высокого – он мог своими лапами дотянуться до сидящего на дереве мальчика.

– Вы не бойтесь, – обратился Амон-Pa к народу, – Бунгло вас не тронет!

В это же самое время два легионера по приказу начальника выскочили в центр площади и направили копья на Амон-Ра.

– Ты арестован!.. Следуй за нами! – закричал один, но не успел он что-либо предпринять, как вдруг он и его напарник молниеносно взлетели вверх и скрылись в самых верхних ветвях огромного дерева, на котором задолго до них уже обустроился мальчик-вестник. Никто толком не понял, как это произошло, как случилось, что на том самом месте, откуда они атаковали, копья их оказались глубоко забитыми в землю. Легионерам, взлетевшим на верхушку дерево, было опасно спускаться на землю, это не обошлось бы без ушибов и переломов. Конечно, люди прекрасно понимали, что все это было делом лап Бунгло, который теперь стоял перед четырьмя легионерами. Они, тоже по приказу неразумного начальника, выскочили в центр и направили свои копья на медведя. Опять в несколько мгновений все четыре копья Бунгло молниеносно забил рядом с другими, а каждого из легионеров огрел лапой. Этого было достаточно для того, чтобы они улеглись рядышком, потеряв сознание, хотя выглядели мирно спящими.

Народ торжествовал. Зрелище было необычное. Даже больные забыли о своих болячках и увлеченно наблюдали за движениями Бунгло.

– Бунгло, молодец... Бунгло, давай, так им и надо! – поощряли они мохнатое существо, но он в этом не нуждался, он вершил свое дело.

Начальник легионеров совсем потерял контроль над собой и вообразил, что в атаку ведет не оставшихся четверых, а целую армию.

– Убить его! – приказал он легионерам.

С обнаженными мечами и копьями четыре легионера вместе с командиром окружили Бунгло и двигались на него. Он стоял на задних лапах, а передние лапы были вытянуты вверх, как будто сдавался в плен. Так стоял он, не двигаясь, с закрытыми глазами, и ждал. Командир приблизил свою «армию» к «врагу». Оставалось только сделать один неожиданный прыжок и со всех сторон одновременно вонзить копья и мечи в тело «зверя». Это стало бы для него смертельным.

Люди затаили дыхание – неужели Бунгло в опасности!

– Гоп! – раздался вдруг приказ, и легионеры, как волки, прыгнули вперед для нанесения победоносного удара. Им даже показалось, что этот удар успешно состоялся, ибо Бунгло тут же свалился спиной на землю. Но копья и мечи перекрестились между собой в воздухе. Легионеры не успели осознать, каким пустым оказался их прыжок, как Бунгло вдруг закрутился как волчок, лежа на спине, и каждый из них получил сокрушительный удар от его задних лап. Пять мечей и пять копий взлетели в воздух, – это все уловили, все – ибо напряженно следили за происходящим. Но никто не смог понять: как случилось, что пять мечей и пять копий повернулись в воздухе острием вниз и вонзились рядом с ранее уже вонзившимися орудиями смерти. Сами же легионеры лежали на земле навзничь, и если бы были в сознании, то смогли бы стать свидетелями необычного полета их копий и мечей, да еще увидели бы сидевших высоко на дереве своих товарищей.

Бунгло поднялся и оглянулся вокруг.

Народ радовался, смеялся, хлопал, ликовал.

– Бунгло, Бунгло, Бунгло! – кричали дети.

А Саломея, возбужденная и счастливая, припала к Бунгло.

– Люблю тебя, Бунгло... Люблю тебя... – не уставала она повторять.

Бунгло поставил легионеров на ноги, – они за это время опомнились, пришли в себя. А тем, которые все еще оставались в невменяемом состоянии, помог Иорам: он смазал им ноздри какой-то мазью, после чего они вскочили как ошпаренные.

Бунгло помог спуститься на землю и тем двоим, которые «взлетели» на дерево. Растерянные, избитые, обезоруженные легионеры вместе со своим начальником стояли в центре площади, окруженные развеселившейся толпой, и не знали, как же им быть теперь.

Амон-Pa подошел к начальнику. «Ох, если бы ты попался мне!» – подумал тот гневно.

– Уведи своих легионеров! – сказал Амон-Ра начальнику.

Легионеры бросились к своему оружию. И тут произошел еще один курьез. Как ни старались и ни тянули они из земли свои копья и мечи, ничего у них не получалось. Они тянули их вдвоем, втроем, вчетвером, пыхтели, потели. Легионеры злились, ругались, начальник их тоже не находил себе места от гнева. Но беспомощность каждого из них и всех вместе создавала веселое зрелище для людей.

– Вы не сможете вытащить ваши копья и мечи из земли! – уже сколько раз повторял Амон-Ра начальнику, который яростнее других старался, потому и выглядел смешнее всех.

Наконец, убедившись в своем бессилии, начальник приказал легионерам следовать за ним.

– Это вам так не пройдет! – пригрозил он всем, свирепея от злости.

Тогда Бунгло предпринял еще одну затею. Он схватил скрывавшегося за деревом Большого Мальчика и поднял его вверх. Тот совсем съежился от страха, думая, что сейчас медведь сбросит его на землю, и он развалится на части. Но Бунгло сделал другое: он мягко и удобно посадил его на шею начальника. Начальник выругался и заскрежетал зубами. Он попытался сбросить его с шеи, но не получилось: съежившийся от страха Большой Мальчик крепко обхватил ногами шею начальника и вцепился в его волосы, чтобы удержаться. Легионеры поспешили на помощь своему начальнику, но расцепить ноги сидящего на шее насмерть перепуганного Большого Мальчика не смогли, как не смогли вытащить из земли свое оружие. Ноги Большого Мальчика были крепко скрещены на груди начальника и образовали узкую петлю вокруг шеи.

От смеха и веселья многие закатывались.

Начальник и на этот раз выругал своих легионеров, не сумевших освободить его голову от скрученных в петлю ног «недоноска», и первым пошел со своей ношей на шее. За ним последовали легионеры. Все они прошли через узкий проход, который с трудом высвободила толпа – никому не хотелось отступить, не взглянув поближе на посрамленных римских воинов.

– Кому нужно лечиться, встаньте с этой стороны! – опять объявил Иорам.

Люди долго не успокаивались, делясь между собой впечатлениями.

А Иорам и его помощники уже лечили и исцеляли больных и калек.

Солнце садилось, когда они закончили свою работу.

– Пора собираться, – сказал Амон-Ра.

Саломея уложила в корзины баночки и склянки от мазей и лекарств.

– Мы с Иорамом поедем к Илье и Иакову, – сказал Амон-Pa Саломее.

– А я? – заволновалась Саломея, – Меня не хотите взять?

– У тебя же школа! Ты бросишь ее? – сказал Амон-Ра.

Саломея смутилась.

– Нет-нет... я школу не оставлю... детей не брошу...

– Так вот, будь умницей до нашего возвращения.

– А когда вернетесь? – грустно спросила девочка.

– Не знаю, но чувствую, нам необходимо ехать туда.

Потом Амон-Pa обратился к Бунгло, вокруг которого баловались дети. Они полюбили его и совсем не боялись: кто гладил ему морду, кто щекотал ему брюхо, кто даже целовал.

– Бунгло, ты проводи Саломею домой, а потом возвращайся в пещеры! – сказал он своему мохнатому другу, который сегодня прославился по всему Городу и о котором легионеры унесли самые ужасные и необъяснимые воспоминания на всю жизнь.

Бунгло улегся на землю, чтобы дать Саломее сесть на его спину.

Саломея прижалась к Амон-Pa, обняла его и прослезилась.

– Не хочу расставаться с тобой! – с грустью сказала она. – Я люблю тебя!

– Я тоже тебя очень люблю! – ответил Амон-Ра и поцеловал ее в щечку. – А теперь иди домой. Бунгло ждет тебя!

Саломея подошла к Бунгло, приласкала его.

– Ну что, они уходят, мы остаемся. Так ведь?

Бунгло кивнул головой.

– Тогда вставай и пошли, я не сяду на тебя!

Бунгло поднялся. Он сперва облизнул щеки Амон-Ра и Иораму, попрощался с ними, взревев так мощно, что загудел весь город, и вместе с Саломеей покинул площадь. Собравшиеся на площади дети пошли за ними.

Амон-Pa и Иорам взглядом проводили Саломею, Бунгло, детей, веселившихся вокруг Бунгло. Площадь, которая навечно запомнила в своей памяти этот удивительный день, опустела. Мальчики взглянули друг на друга и улыбнулись.

«Ну, как, пошли?» – спросил Амон-Pa мысленно.

«Пошли!» – ответил Иорам тоже мысленно.

Глава 30

Прошло три месяца, как Илья и Иаков взялись за строительство дворца Юстиниана. Дело продвигалось быстро. Строительством руководил Иаков как представитель известного архитектора, а Илью он представил Юстиниану как своего слугу. Римский вельможа не мог предположить, что именно этот мальчик был автором проекта дворца, и он же его осуществлял. Он был всегда рядом с Иаковом, всюду его сопровождал и подсказывал, какие давать поручения рабочим, какие подбирать материалы для строительства, каким расчетам придерживаться, где какую технику применять.

А новая машина для рытья фундамента удивляла всех. Это было какое-то странное сооружение на колесах. Быки тянули машину и приводили в движение железные зубцы, которые рыли яму под фундамент и выбрасывали землю наверх. Дальше было уже легко: рабочие на тачках увозили вырытую землю, уравнивали и покрывали ею каменистое поле, на котором планировалось разбить сады. Римские и афинские мастера предполагали год для подготовки фундамента, но Илья и Иаков завершили это дело за три месяца. С помощью тех же и подобных им машин они вырыли огромную чашу, прорыли канал от реки Иордан и пустили по нему воду. Спустя два месяца образовалось прекрасное озеро, в которое сразу же пустили лебедей.

Юстиниан со своей свитой часто навещал строителей и не верил своим глазам, как быстро все менялось, и проект, воплощенный на бумаге, становился действительностью. Он внимательно наблюдал за строителями – рабочими и мастерами, за окружением Иакова, и хотел опознать среди них известного архитектора. Принимал за такового то одного, то другого. Наконец, остановился на самом Иакове. «Наверное, он сам и есть тот известный архитектор, но скрывает это от меня», – такой вывод успокоил его.

Было за полдень, когда Амон-Pa и Иорам, после двухдневного пути, достигли места строительства дворца. Иаков в это время показывал Юстиниану прорытый фундамент и озеро, объяснял, что будет сделано в ближайшее время, где что будет построено. Илья стоял рядом с ним. Он издалека заметил Амон-Pa и Иорама и так обрадовался, что забыл о своем положении слуги и бросился к ним. Юстиниан возмутился, как посмел слуга без разрешения господина поступить так самовольно.

– Почему он убежал куда-то, не взяв разрешения? – спросил он Иакова.

– Господин, – спокойно и невозмутимо произнес Иаков, который тоже увидел Амон-Pa и Иорама и тоже побежал бы им навстречу, если бы не находился перед римским вельможей, – к нему издалека приехали друзья, которых он давно не видел...

– Почему они приехали? Что им здесь надо? – заинтересовался Юстиниан.

– Господин, если будет ваша воля, я найду, чем их занять!

– Они же дети, чем ты их займешь? – допытывался Юстиниан, но тут же добавил. – Впрочем, как знаешь. Ведь ты и есть неизвестный...

Юстиниан в тот день уехал раньше. Иаков был наслышан, что у него больна жена, она в тяжелом состоянии, врачи не предвещают ничего хорошего. И Юстиниан спешил вернуться к ней.

Илья и Иаков весьма обрадовались приходу Амон-Ра и Иорама.

Отец прижал к себе сына, приласкал, спросил об Анне, о Саломее.

Деяния же Бунгло Илью и Иакова страшно развеселили.

Амон-Pa интересовался, как продвигается строительство. Илья и Иаков повели их показать все на месте. Они осмотрели новые машины, канал, озеро.

И когда у озера обсуждали вопрос о том, какие будут стоять скульптуры вокруг, каким будет фонтан, вдруг к Иакову подбежали взволнованные рабочие.

– Господин, – в спешке и еле дыша, произнес один, – случилась беда! Сын каменотеса раздавил себе ногу, на него упал камень! Может быть, поможете, спасете?..

Около пятисот рабочих были заняты на строительстве дворца. Их разделили по делам и заданиям. Иаков по-доброму относился к каждому рабочему, заботился о них. Рабочие тоже полюбили своего начальника, и когда у кого-то возникали трудности, то бежали к нему за помощью.

Иаков знал сына каменотеса, этого десятилетнего неугомонного шалуна Филиппа. Отец всегда брал его с собой, куда бы ни ехал зарабатывать. Да и некому было оставлять его, ибо не имел ни дома, ни жены, ни близких. Филипп был его приемным сыном. Странствуя по дорогам в поисках работы, нашел он брошенного, как котенка, младенца и стал для него и отцом, и матерью. Хотя Филипп был шалуном, но любил трудиться, всегда был рядом с отцом и помогал ему, проявлял способности и освоил несколько специальностей. Среди рабочих он был самым маленьким, потому взрослые баловали его, он же охотно выполнял их поручения.

Услышав о беде с мальчиком, Иаков сильно забеспокоился.

– Чем мы можем ему помочь? – умоляюще спросил он Амон-Pa и Иорама.

– Пойдем, посмотрим! – сказал Амон-Ра.

Все побежали вслед за рабочими и вскоре оказались перед зрелищем, от которого сердце каждого вздрогнуло: нога мальчика была совсем раздроблена на мелкие кусочки. Из-за неосторожности отца сверху упал огромный камень, который рабочие с большими усилиями подняли, чтобы уложить его в стену будущего дворца. Мальчик лежал внизу на траве с закрытыми глазами и, наверное, о чем-то мечтал, когда камень с беспощадной силой и тяжестью упал вниз. Он так и не понял, что с ним произошло, не успев даже закричать, – он лежал без сознания, а нога его была смята, кости были смешаны с мякотью, кровью и грязью. Отец кричал, рвался покончить с собой – удариться головой об этот же самый камень, но другие удерживали его.

– Бери меня с собой, сынок, не пущу тебя одного в тот мир... Филипп, Филипп, сынок...

Почти все рабочие, которые были на строительстве, собрались вокруг места бедствия, кто плакал, кто печально глядел на мальчика. Некоторые же, опустившись на колени, пытались привести Филиппа в чувства, однако лицо их выражало безнадежность и горе: мальчик умер.

Увидев Иакова, люди расступились и пропустили его к лежащему на земле без признаков жизни мальчику.

– Иаков, спаси моего сына... – взмолился отец. Иаков, увидев мальчика в крови, тоже зарыдал вместе с отцом.

– Попробуем спасти! – шепнул Амон-Pa Иораму.

Иорам быстро достал из сумки целительные мази, но понимал, что мальчика мог спасти только мощный огонь сердца.

Люди надеялись, что Иаков сразу что-то предпримет, потому не могли понять, почему он опустился на коленях перед мальчиком и замер, почему не дает срочные распоряжения. Зато какие-то незнакомые мальчики, которые пришли вместе с ним, как-то странно суетились вокруг Филиппа.

Иорам достал из банки всю мазь, густо смазал ею свои руки и накрыл ими вместе с руками Амон-Ра раздавленную ногу мальчика.

– Иорам, призови к себе всю мощь своей любви и сочувствия! – тихо сказал ему Амон-Pa, и спустя несколько минут оба переместились в Высший Мир, погрузились в бездонное пространство голубого огня. Вокруг не было ничего, кроме языков пылающего голубого огня, мягкого и теплого. Языки пламени ласкали душу мальчиков и возжигали их сердца.

– Иаков, куда ты смотришь... не нужны моему сыну твои слезы... спаси его... – кричал отец. Но до Иакова не доходила мольба отца, он тоже не видел вокруг никого и ничего, ибо тоже направил огонь своего сердца на маленького Филиппа и тем самым усиливал старания Амон-Pa и Иорама. И никто не смог бы догадаться, что в это время могло происходить что-либо спасительное для Филиппа.

Наконец, народ подумал, что, наверное, мальчик действительно умер, и Иаков, будучи не в состоянии ему помочь, плачет. Вдруг как будто над всеми опустилось мрачное облако боли и горя, как будто подул ветер беспощадности и безысходности, как будто пошел град страха – все это были изверженные из сердец людей обрывки мыслеобразов, пропитанные чувством безнадежного сострадания. Мрачное облако все наполнялось, сгущалось и опускалось над мальчиком. Еще минута, и эта сгущенная сила отчаяния разразилась бы беззвучным громом и похитила бы его душу.

И в это время Илья, сердце которого почувствовало, что могло бы произойти, а глаза увидели эту невидимую для других темную силу над мальчиком, – в мертвой тишине, когда умолк и отец Филиппа, поддавшийся горю, произнес во всеуслышание, как бы приказывая, но так, чтобы не нарушить духовную сосредоточенность Амон-Pa и Иорама:

– Люди, что с вами происходит!.. Спасите Филиппа, не хороните его! Пусть каждый подаст ему искру любви и надежды! Ну, давайте, вместе... Искру надежды и любви... Раз... Еще... Два... Еще... Три...

В ту же самую минуту сгущенную темную тучу над Филиппом пронзили маленькие светлые стрелы. Туча не ожидала этого и, сгустившись еще больше, собралась захватить душу мальчика. Но все новые и новые потоки огненных стрел не дали ей возможности свершить злое дело. Огненные искры тоже объединились в пылающий шар, который проник в гущу темной тучи, где взорвался. Темная туча мигом сгорела и исчезла, а на ее месте возник новый огненный шар, который приблизился к мальчику, поиграл над ним, а потом вошел в него и скрылся. Свидетелем этой борьбы был только Илья, только он видел то, чего не видел никто. Зато спустя две-три минуты все стали свидетелями чуда: Филипп открыл глаза и спросил голосом неугомонного шалуна:

– Отец, что происходит? Отец, я жив?

Неожиданная мощная радость, как молния во тьме, осветила вдруг всю окружность реки Иордан. И как торжественные колокола, во всеуслышание зазвенели сердца людей.

Отец Филиппа не понял, из какого мира зазвучал голос сына. Но когда увидел сына улыбающегося, сердце как будто выпрыгнуло из гнезда и радостно закричало:

– Сыно-о-о-ок, ты жив! Филипп... Мой сын жи-и-ив!

Он бросился к Филиппу, с силой оттолкнув Амон-Ра и Иорама. «"Отойдите» – закричал он грубо и прижался к сыну.

– Ты жив, Филипп... Не будем горевать из-за одной ноги, раз ты жив, сынок... Жизнь важнее... чем нога...

Первым пришел в себя Амон-Pa, потом Иорам и Иаков. У каждого из них страшно болела спина, они не чувствовали своих ног, голова гудела. Попытались встать, но не смогли. Никто и не подумал помочь им. Люди и представить себе не могли, чем занимались эти странные мальчики, которые почему-то накрыли ладонями ногу Филиппа, и что делал Иаков, безмолвно взирая на мальчика. Руки Иорама были совсем засохшие, на них не осталось следа от целительной мази.

– Отец, по-моему, на мою ногу упал вот этот камень? – спросил Филипп.

– Да, сынок... Это была моя вина... я сбросил камень сверху, неосторожно его поднял и не удержал... Бог спас нас, хорошо еще, что камень не упал на голову... нога... ну, что поделаешь, прости меня, сынок... – отец не переставал рыдать.

– Отец, о чем ты говоришь?! Я потерял ногу?! Как это так?! – с удивлением воскликнул Филипп. В его голосе вовсе не чувствовалось, что он мучился от боли. Наоборот, Филипп был добр и весел. Его веселило еще и то, что вокруг него собралось столько народу.

– Да, сынок, одна нога... – плача произнес отец.

– А почему я не чувствую боли, отец? Ведь ничего у меня не болит. А ты говоришь, что у меня нет одной ноги...

Некоторые, слыша разговор сына с отцом, удивлялись – как это, не чувствовать боли. Все жалели веселого шалуна, которому придется впредь ходить на костылях. Иаков и Иорам помогли друг другу и с трудом привстали. Амон-Pa приподнялся с помощью Ильи.

– Иаков, – тихо спросил начальника один рабочий, – мальчик обречен?

Иаков посмотрел в сторону Амон-Pa и Иорама: мол, что ему сказать.

– Принесите воду и вымойте ногу! – ответил вместо Иакова Амон-Ра.

Рабочий не понял, не поняли и другие, которые стояли рядом, о чем говорил этот мальчик и, вообще, кто он такой, что говорит вместо начальника и велит им помыть ногу Филиппу. Но Иаков подтвердил:

– Правильно говорит... Выполняйте!

Воду принесли сразу и несколько человек начали осторожно мыть ногу Филиппу.

Мальчик с любопытством наблюдал за ними и ждал, что будет, когда смоют с ноги всю грязь. «Не больно?» – то и дело спрашивали они, но тот не стонал, не кричал, а улыбался, нет, говорил, приятно мне.

И вот показалась нога.

Целая, невредимая, без единой царапины!

У рабочих, которые только что видели окровавленную, раздробленную ногу Филиппа, расширились глаза.

Филипп тоже был удивлен. Он хорошо помнил, что случилось: лежал на спине под строительным лесом и смотрел, как его отец вместе с другими рабочими таскал огромные камни по узкой доске. Вот отец пытается поднять один огромный камень, который с трудом втащили наверх другие. Однако камень ускользает из рук отца и летит вниз. Филипп не успел отскочить в сторону, и камень упал на него, прямо в бедро. Он тут же потерял сознание. Вот этот камень, такой огромный, валяется рядом. Если камень не упал на него, то почему же тогда покрытая грязью нога была окровавлена? Но если кровь, то где же тогда на ноге следы ранений, хотя бы царапины?

Среди людей началось какое-то непонятное толкование. Чего только не говорили они, даже утверждали, что вообще никакой камень сверху не падал, он как лежал на этом месте, так и лежит. Филипп, наверное, споткнулся о камень и упал. Говорили еще, что Филипп шалун и разыграл всех. Но большинство упорно твердили, что камень действительно упал, и он совсем раздавил мальчику ногу, сами видели, как кость и мякоть были смешаны с кровью и грязью, и что зрелище это было душераздирающим. Однако произошло чудо – нога мальчика исцелилась.

Филипп провел рукой по ноге.

– Отец, ты говорил, что я ходить больше не смогу? Что у меня только одна нога?

За все время, что мыли Филиппу ногу, отец не мог видеть, в каком состоянии находится нога сына, он стоял в стороне, закрыв руками лицо. Теперь же, услышав бодрый голос мальчика, он мигом подбежал к нему и застыл на месте. Радость и удивление смешались в его сознании, и не успел он чего-либо сказать, как Филипп встал, сначала прошел по кругу, а потом подпрыгнул и пустился танцевать.

– Ай да Филипп! Уцелела твоя нога! – кричал весело мальчик, а люди радовались, смеялись, хлопали. И так как не могли понять, что же на самом деле произошло, начали расходиться, споря друг с другом.

Несмотря на невыносимые боли в ногах и в спине, Амон-Pa, Иорам и Иаков так покинули место событий, что на них никто не обратил внимания. И никто не догадывался, споря друг с другом и доказывая свое, что именно они сотворили чудо, они исцелили ногу Филиппу, а взамен забрали все его боли и страдания. Только Илья помогал им передвигаться, ибо только он знал правду.

Глава 31

На строительство дворца многие рабочие приехали со своими семьями. Иаков женщинам определил соответствующую им работу, а дети помогали своим родителям. Но для детей Иаков придумал такое, чего никогда и нигде еще никто не видел: для тридцати ребятишек он открыл школу и начал заниматься с ними сам. Он каждый день, но чаще вечерами, находил пару часов побыть с детьми, учить их читать, вести беседы о звездах, о Вселенной, о бессмертии души и Царстве Божием, об Иисусе Христе – Боге, который явился к людям. Он рассказывал им о том, чему сам научился у Амон-Ра. Ему помогал Илья, который зажег в детях любовь к математике и геометрии.

В это дело включились также Амон-Pa и Иорам.

Своими образными объяснениями и рассказами Амон-Ра развивал в детях понимание Беспредельности Вселенной. Человек есть дитя Вселенной, мысль есть огонь Вселенной, человек ответственен за свои мысли. Он учил детей мыслить прекрасно и мыслить о прекрасном, мыслить возвышенно, героически, с любовью и устремлением. Рассказывал им притчи о Христе, пояснял им Его заповеди. Дети все больше и больше проникались мыслями, которые нес им Амон-Pa, полюбили его, каждый стремился дружить с ним.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: