Ты – ангел Господа Бога. 1 страница

Амон-Pa улыбнулся божественной улыбкой, как будто на его лице мимолетно вспыхнул фиолетовый огонь.

Юстиниан понял только то, что на камне, оказывается, написано что-то и Августа прочла это. Остальное для него осталось загадкой.

– Что означают эти слова? Почему ты им радуешься? – спросил он Августу.

– Мой добрый властелин, – сказала она, обращаясь к Юстиниану, – на этом камне записан мой путь жизни. Это не простой камень, а мой камень-письмо, который прислал мне когда-то мой Учитель, Великий Дух! Об этом сказал мне вчера Амон-Ра!

Юстиниан совсем растерялся.

– Камень-письмо?! – повторил он с удивлением, – И каков этот путь?

Августа собралась что-то сказать, но умолкла. Потом все же проговорила, скорее для себя:

– Мой путь жизни... В самом деле, каков мой жизненный путь? К чему призывают меня эти слова и линии?

– Госпожа, – обратился к ней Амон-Ра, – вы разгадали текст, но теперь вам предстоит разгадать самое главное: смысл текста и линий. Тайну смысла знает только ваше сердце, спросите у него. Тогда вы полностью будете знать путь, который поведет вас к совершенствованию духа. Знание пути поставит вас перед выбором, ибо путь этот не будет легким и беспечным.

Августа внимательно выслушала наставление Амон-Ра.

– А теперь садитесь, – попросил он ее.

Сразу несколько десятков вопросов возникло в голове Юстиниана по поводу камня-письма и странного разговора между Августой и Амон-Pa, но он воздержался задавать их, так как Амон-Pa приступил к лечению.

Августа села на ложе. Амон-Pa взял обе ее руки в свои и призвал в себе огонь сердца. Сердце задрожало, затрепетало, наполнилось огнем невидимым, и Амон-Ра приказал огню переходить в тело Августы. Теперь задрожало и затрепетало тело Августы. Она чувствовала, как из ее сущности вытеснялась и выбрасывалась наружу какая-то темная сила и как наполнялась она могущественной силой света. Происходило нечто таинственное и трудно описуемое. Юстиниан, однако, видел, как усиливался свет в глазах Августы.

Спустя некоторое время Амон-Pa начал рассказывать.

– Слушайте предупреждение Иисуса Христа о дне Судном. Это будет день великий, когда придет Он во славе Своей и все святые ангелы с Ним, сядет на престоле славы Своей. Соберутся перед Ним все народы. Он отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлищ, и поставит «овец» по правую свою сторону, а «козлищ» – по левую. И скажет Он тем, которые по правую сторону Его: «Придите, благословенные Отца моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира. Ибо был голоден, и дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне». Тогда праведники, удивленные теми словами, скажут Ему: «Господи, когда мы видели Тебя голодным, и накормили? Или жаждущим, и напоили? Когда мы видели Тебя странником, и приняли? Или нагим, и одели? Когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе?» И Он скажет им: «Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне...»

Августа слушала с закрытыми глазами, в ее воображение рисовалась вся картина судного дня. Юстиниан же смотрел в лицо Амон-Pa, ловил каждое слово и старался осмыслить его. «Что же скажет Он тем, которые по левую сторону от Него?» – и Юстиниан ждал продолжения. Амон-Pa заговорил снова.

– А тем, которые по левую сторону, Он скажет: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготовленный для вас дьяволом и его ангелами. Ибо был Я голоден, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и вы не приняли Меня; был наг, и вы не одели Меня; был болен и в темнице, а не посетили Меня». Удивятся они и скажут Ему: «Господи, когда мы видели тебя голодным или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе?» И скажет Он им в ответ: «Истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне». И пойдут они в муку вечную, а праведники в жизнь вечную.

Амон-Pa умолк. Из его рук опять лился мощный поток огня сердца в тело и душу Августы.

Августа и Юстиниан погрузились в мысли.

Августа думала о смысле слов камня-письма. Как понимать – быть матерью для не имеющих матерей и быть светом для не имеющих свет? Как исполнить свой долг, как нести служение на своем жизненном пути, чтобы прийти к Судному дню праведной?

Юстиниану же не давала покоя судьба юного богача. Что же он предпримет: продаст ли он все свое имущество и раздаст бедным, а затем последует за Иисусом Христом, или же не разлучится со своим богатством? А если он останется при своем богатстве, как же предстанет перед Господом Богом в Судный день?

Амон-Ра молчал долго, давая им думать и искать ответы на свои же вопросы.

И когда Августа открыла глаза, он сказал ей:

– Госпожа, к вам вернулся ваш чудный голос. Ваше пение очарует всех.

Лицо Августы испустило голубое сияние.

– Это правда?! – воскликнула она. – Я смогу играть на арфе и петь по-прежнему?

– Да, госпожа, – ответил спокойно Амон-Ра.

– Можно ли спеть мне сейчас же? – ее охватило нетерпение, ибо пение доставляло ей радость полета и соприкосновения с Высшим Миром.

– Да, госпожа, можно...

Из дальнего угла своей большой комнаты она сразу достала давно забытую и заброшенную золотую арфу. Разве могла она предположить, что ее любимая арфа понадобится ей когда-нибудь еще. Она нежно счистила с арфы густую пыль, настроила струны, села напротив Юстиниана и Амон-Pa и приготовилась петь.

Юстиниан был встревожен: что, если голос Августы не будет таким же звучным, чарующим, каким он помнил его, что случится тогда с Августой? Может быть, ему следует покинуть комнату, чтобы... В общем, Юстиниан волновался отчасти из-за Августы, боясь за ее голос, отчасти же ожидая погружения в божественные звуки.

– Амон-Pa, а если я не смогу? – и пальцы ее застыли на струнах арфы.

– Не бойтесь, госпожа, сможете... Вы будете петь лучше, чем пели раньше! – с верой ответил Амон-Ра и тем самым освободил ее от всяких сомнений и страха. – Госпожа, только пусть не покинет вас вера в себя!

Пальцы Августы смело и решительно коснулись струн, и комната наполнилась первым потоком божественных звуков. Потом еще и еще, и по комнате полился огонь звуков; в них вплетала Августа свой голос. Как только она осторожно затронула звучащие огоньки, порхающие по комнате, и как только убедилась, что голос полностью подчиняется ее воле, из глубин ее сердца и души вырвалась давно забытая радость.

Пела она песню благоговения и любви к Творцу, она молилась Ему песней, а из ее больших небесных глаз одна за другой выступали крупные капельки слез. Они медленно струились по ее сияющим щекам, превращались в жемчуг, падали прямо на струны и, соприкасаясь с ее пальцами, усиливали божественность льющихся звуков. Песне стало тесно в большой комнате, звуки ее вылетали через окна наружу, пробивали стены, открывали двери всех комнат дворца. Звуки песни, как крылатые ласки и поцелуи, облетали сад и доставляли всему живому и неживому радость бытия; они, как утренняя роса, опускались на землю, где четыре дня тому назад ступал Иисус.

Почуяв божественное вдохновение, запели все соловьи, собравшиеся в саду из разных далеких краев. Ручеек оживился, потянулся вверх в исполнении огненного танца, а облака на небе приняли образ молящейся Матери Мира. Вокруг дворца собралась толпа и, затаив дыхание, впитывала духовную пищу.

Плакал Юстиниан, и слезы доставляли ему облегчение. Пение Августы связывало его душу с необъяснимым еще для него светом. Амон-Pa, щедро отдавший огонь сердца Августе, а потому сам изнуренный и ослабленный, теперь восполнял чистейшую Высшую силу через ту незримую нить, которую протянула Августа своей песней между его сердцем и Беспредельностью.

Августа закончила свою песню-молитву, песню-хвалу. И песня, заключенная в звуках арфы, становилась Вечностью.

Амон-Pa исполнил волю Господа Бога.

Юстиниан долго не мог выйти из оцепенения.

– Августа, моя богиня! – воскликнул он.

Августе, исполненной необычного счастья и радости, казалось, что все происходит во сне. Да, действительно, она почувствовала, что песня о величии Творца, о благоговейной любви к Нему, лившаяся прямо из ее сердца, и голос, и звуки арфы, создававшие Высшую Божественную красоту, были не сравнимы с прежними песнями.

Августа сияла.

– Богиня моя... Богиня моя! – не находил других слов для выражения своего восхищения и любви Юстиниан. Он бросился к ней и так же, как в Афинах пять лет тому назад, поднял ее своими мощными руками вверх и пронес по комнате. А Августа смеялась, смеялась, и смех ее тоже был похож на песню.

Осторожно опустил Юстиниан Августу и подбежал к мальчику. Расцеловал ему руки, лицо, прижал к себе.

– Что мне для тебя сделать, сын Божий, мальчик-загадка! Скажи мне, чем тебя наградить за спасение жизни Августы! Все равно, я буду в вечном долгу перед тобой! – вырвались у него слова эти.

Юстиниан убедился, что Амон-Pa не могут соблазнить никакие богатства. Он был готов одарить его щедро, но чем? Может быть, подарить ему этот дворец с огромными владениями, где он может жить как царь? Но Амон-Pa не прельстить ничем. И вдруг он вспомнил, что сказал ему мальчик неделю тому назад, когда вез его к Августе. Юстиниан пообещал тогда, что если тот спасет жизнь Августы, то вознаградит Амон-Pa равным ему по весу количеством золота. Амон-Ра ответил: «Я ничего от вас не хочу. Но если сделаете одно хорошее дело, тем самым украсите свою честь». Юстиниан был готов выполнить все, что скажет ему этот чудо-мальчик.

– Скажи мне, Амон-Pa, чем мне оплатить свой долг перед тобой? – умоляюще произнес Юстиниан.

Амон-Pa ласково взглянул на римского вельможу, в сердце которого все больше раскрывалась устремленность к благу.

– Господин, – сказал он своим спокойным голосом, – Августа вылечилась по воле Господа, я лишь исполнил Его волю. У вас нет никакого долга передо мной, а перед Богом мы будем в вечном долгу.

– Тогда что мне сделать для Господа Бога, скажи мне, мальчик! – взмолился Юстиниан.

– Господин, постройте Храм на другой стороне реки Иордан, перед вашим новым дворцом. И поручите строительство тому же самому неизвестному вам архитектору. Эго доброе дело украсит вашу честь.

Юстиниан и не задумался.

– Согласен! Пусть будет воздвигнут величественный храм, подобного которому мир еще не знал! – и сразу добавил. – Однако этого недостаточно, чтобы я проявил свое служение Господу. Скажи, что мне еще сделать?

– Сердце вам подскажет, господин...

– Да, подскажет сердце, однако пока я научусь языку своего сердца, пройдет время. А я не хочу медлить. Прошу тебя, дай совет!

– Господин, раз вы настаиваете, скажу вам. Зачем вам новый дворец? Разве мал вам тот, который уже имеете? Подарите новый дворец Августе, чтобы она использовала его по заданию Свыше. Она есть мать для не имеющих матерей и свет для не имеющих света. Она ангел Господа!

Юстиниан вздрогнул, он не ожидал такого совета.

Новым дворцом он намеревался утвердить в Иудее свое величие, прославиться в Римской Империи. «И вот мое испытание, – промелькнуло у него в голове, – я или тот молодой богач, который не пожелал следовать Иисусу Христу, или тот, который пройдет сквозь игольное ушко, чтобы усилием воли завоевать Царство Небесное».

С сердца Юстиниана упал тяжелый камень собственника. Лицо его просветлело.

– Августа, моя богиня, бери новый дворец, он твой! Ты есть мать и свет для нуждающихся, ты ангел Господа. Пользуйся дворцом, как сочтешь нужным!

В это же самое мгновение перед Августой опять возникла тайна камня-письма: дворец, мать, свет... Что все это значит?

– И этого недостаточно для служения Господу! – продолжал Юстиниан.

– Человек никогда не исчерпает возможности своего служения Господу, – сказал Амон-Ра.

Но Юстиниан не унывал.

– Я уже начинаю это служение, мой чудо-мальчик! Потому, может быть, продать все свое имущество и раздать деньги бедным?

Амон-Pa понял, что богатство и высокое положение теряют свою власть над Юстинианом, сердце его готовится для творения добра. Нет, Юстиниан не должен раздавать имущество. Так обесценятся блага. Будет куда лучше, если он, свободный от чувства собственника, обратит свое богатство на свершение добрых дел.

– Господин, расскажу я вам старинную восточную мудрость, – ответил Амон-Ра. – Однажды ученики спросили Благословенного[1]: «Как нам понять заповедь, которая призывает отказаться от собственности и имущества? Один ученик оставил все вещи, и все имущество раздал бедным, но Ты все же упрекаешь его в собственности. Другой же оставил все при себе, но от Тебя не заслужил упрека».

Благословенный ответил: «Чувство собственности измеряется не вещами и имуществом, но мыслями».

Таким образом, господин, если человек освобождается от отравляющего дыхания собственника, тогда богатство не помешает ему завоевать Царство Небесное. Через богатство будет свершать он дела Господа: строить храмы, мосты, дороги, колодцы.

Юстиниан обрадовался.

– Амон-Pa, я начинаю понимать, что говорит мне сердце. Оно мне подсказывает стоять рядом с ангелом Господним и служить вместе с ним!

Юстиниан вздохнул с великим облегчением: такого счастливого и светлого утра никогда еще не бывало в его жизни.

Глава 38

– Госпожа, госпожа, отец ваш приехал! – оповестила служанка.

– Отец? – обрадовалась Августа и легко побежала ему навстречу. Ей уже не нужна была рука Амон-Ра.

– Спасибо, чудо-мальчик! Ты помог мне найти путь в жизни! А теперь пойду встречаться с дорогим гостем! – и Юстиниан тоже направился приветствовать своего старшего друга и тестя.

Он чувствовал себя легко и возвышенно.

Сердце билось торжественно.

Августа обняла отца. Как хорошо, что тот не видел ее больной. Отец знал, что Августа была при смерти, а врачи оказались бессильными спасти ее. Он сам присылал из Афин лучших лекарей, но те скоро вернулись без утешительных выводов. Хотя Юстиниан сообщил ему, что приглашает его на праздник, однако отец был уверен, что это было приглашение на похороны дочери. Он мечтал только об одном – застать ее в живых. Увидев же свою любимую дочку здоровой, веселой и более прекрасной, чем она была пять лет тому назад, отец заплакал от радости.

– У нас праздник, отец, большой праздник!

– Мы празднуем исцеление Августы! Свершилось чудо! – говорил тестю Юстиниан.

– А какие врачи вылечили ее? – спросил отец Августы.

– Какие там врачи! Он один! Маленький чудо-мальчик! Его звать Амон-Pa. Мы сейчас представим его тебе! – Августа послала служанку с просьбой привести Амон-Ра.

– Скоро придут гости, приготовься, пожалуйста! – сказал ей Юстиниан, а сам пригласил тестя осмотреть сад.

Августа удалилась в свою комнату.

Начали собираться гости.

Пришли римские правители иудейских провинций, полководцы, знатные люди Иудеи, первосвященники, послы, философы, поэты. Многие пришли с женами и дочерьми. Сад заполнился приглашенными. На каких только языках они не говорили: на арамейском, латинском, греческом, арабском, армянском.

Слуги громко объявили:

– Прокуратор Понтий Пилат с супругой!

Высокого гостя Юстиниан принял с почетом.

Спустя некоторое время слуги опять громко объявили:

– Четвертовластник Герод Антипа!

Юстиниан его тоже принял с почетом.

Все знали, что Прокуратор Понтий Пилат и четвертовластник Герод Антипа враждовали между собой. Поэтому все удивились, когда они дружески обнялись.

Гости гуляли в саду Августы и поражались всему, что видели: олени кланялись им и позволяли с собой играть; розы всюду распространяли опьяняющий аромат; ручеек шалил, обрызгивая гуляющих; соловьи садились на плечики молодых девушек и пели им песни, а белые облака защищали от палящих лучей солнца. Где же еще могли они увидеть такое?

Слуги и служанки разносили на больших подносах фрукты и напитки.

Все ждали появления Августы. Слух о том, что она была безнадежно больна, что красота ее угасла, обошел все дворцы Римской Империи. Какое же за одну неделю могло произойти чудо, когда знаменитые врачи из многих стран опустили руки и покинули дворец Юстиниана? Любопытство раздирало гостей: как выглядит Августа и кто ее вылечил?

И вот на парадной лестнице дворца показалась она. И хотя никто не объявил о ее появлении, все почему-то обернулись в сторону дворца и увидели Совершенную Красоту. Она медленно спускалась по ступенькам парадной лестницы: в белом шелковом платье с облачной мантией на плечах; с пучком радужных лучиков жемчуга, устроившегося на лбу; с улыбкой на лице, излучающей доброту и духовность; с поющим соловьем на плече.

Первыми к ней подбежали олени, опустив перед ней свои прекрасные рога Облака, объединившись, создали над ее головой изящный зонтик.

Так Августа направилась к гостям.

Ей навстречу поспешил прокуратор Понтий Пилат, он поцеловал ей руку и, восхищенный ее красотой, громко произнес:

– О, Августа, твоей красоте может позавидовать Афродита!

Тут же оказался четвертовластник Герод Антипа. До этого он был зачарован садом Юстиниана и наполнился завистью. Увидев же Августу, он потерял равновесие. Антипа никогда раньше не видел ее, и хотя все говорили, что она божественна, он не мог поверить, что природа способна создать такое совершенство. Он низко опустил голову перед Августой, поцеловал руку и, переполненный двойной завистью к Юстиниану, произнес:

– О, чудо Августа! Ради вас я готов пожертвовать своей властью и своим богатством!..

Вокруг Августы собралась вся мужская часть приглашенных. Мужчины восхищались ею, поздравляли с выздоровлением, каждый старался дотронуться до ее руки и прильнуть к ней, сказать комплименты. Часть женщин была обижена тем, что мужья покинули их и бросились к Августе. Другая же часть с завистью мечтала быть такой же прекрасной. Августа прорвала кольцо мужского окружения и направилась к женщинам. Она одарила всех очаровательной улыбкой, отчего многие почувствовали прилив теплоты и радости в сердце. Кто проявил интерес к облачной мантии, кто – к удивительному жемчугу.

– Августа, – спросила одна молодая женщина, – что это за украшение у тебя на лбу?

Августа сняла со лба жемчуг и положила его на ладонь. И женщины ахнули от удивления, увидев, как жемчуг немедленно покинул ладонь, прокатился по руке, шее, щеке и водрузился на прежнее место.

– Откуда такой жемчуг?! – спросил кто-то.

И, конечно, никто не поверил, когда Августа рассказала им, как ручеек подарил ей это чудо-творение.

Прокуратор Понтий Пилат проявил смелость и громко произнес:

– Говорят, что Августа поет только для Богов! Может, споет она и нам, смертным?

Всеобщая просьба вдохновила Августу. Слуги мигом принесли золотую арфу. Августа встала на ступеньках парадной лестницы, притянула к себе арфу и прикоснулась к струнам. Устремленные ввысь звуки арфы слились с пением Августы. Она запела песню, – гимн и молитву, – которая рождалась в ее сердце. Пела она самозабвенно, преданно, с верою и любовью. Новорожденная песня, проникая в сердце каждого, направлялась к небу. Многие из собравшихся, может быть, впервые почувствовали силу чистейшей любви и красоты. Некоторым чарующие звуки арфы и вплетенное в них пение несли очищение души и сердца. Некоторых же заключенная в звуках и в пении Истина встревожила и напугала.

Потеряли покой и Понтий Пилат, и Герод Антипа. Пение призывало их к покаянию и внушало страх перед Богом за содеянный грех. Пение Августы и звуки арфы на миг осветили разум и сердце Понтию Пилату, и он ужаснулся, услышав проклятье веков и тысячелетий за содеянное им вчера преступление. Как хотелось ему сейчас, чтобы это вчера стало сегодня, чтобы принять иное – справедливое – решение.

Иудейские первосвященники и книжники привели вчера к нему – Понтию Пилату, прокуратору, правителю Иудеи – арестованного ими Иисуса, избитого и униженного, для наказания. Он допросил Его, но не признал виновным. Тогда спросил он первосвященников:

– Разве этот человек из Галилеи?

– Он из Назарета! – ответили первосвященники.

Назарет же входил в правление четвертовластника Герода Антипы.

Пилат подумал: «Пошлю Иисуса Героду, пусть определит его вину и накажет. Тем самым объявлю ему дружбу вместо вражды».

Увидев Иисуса, Герод Антипа очень обрадовался, ибо давно слышал о Нем. Он надеялся, что Иисус покажет ему какое-нибудь чудо. Однако как он ни старался, Иисус не ответил на его вопросы и не сотворил чуда. Тогда разгневанный Антипа передал Его своим легионерам и приказал избить палками. Легионеры насмехались над Ним и плевали Ему в лицо. Потом Антипа приказал одеть его в светлую одежду и отправить обратно к Пилату, ибо не нашел в Нем вины для наказания. В один момент сделались Пилат и Антипа друзьями, хотя до этого враждовали между собой.

Понтий Пилат не хотел казнить Иисуса. Жена тоже предупредила его: «Не навреди этому Праведнику, ибо во сне я много страдала за Него».

Пилат объявил первосвященникам:

– Вы привели ко мне этого человека как возмутителя порядка. Я допросил его и не нашел в нем вины. И Герод Антипа тоже не нашел в нем вины, достойной смерти, и отправил его обратно. Я проучу его, накажу и отпущу.

Но первосвященники и книжники, а также поощряемый ими народ орал:

– Распни его! Распни!

Пилат решил выполнить их требование и передал Его им для распятия на кресте.

Иисуса повели на гору Голгофа и распяли.

Вчера же вечером один добрый и праведный человек пришел к Пилату просить тело Иисуса. Он покрыл его плащом и положил в гроб, высеченный в скале.

А сегодня прокуратор Иудеи Понтий Пилат и четвертовластник Герод Антипа пришли в гости к Юстиниану и слушают, как Августа играет на арфе, а из сердца извлекает песню-молитву, восхваляющую Господа Бога.

«Что это за голос, что проникает в душу и выворачивает ее наизнанку?!» – думал потерявший покой Понтий Пилат.

Пение задело и Герода Антипу, но зависть и злоба заглушали в нем все человеческое и направляли его мысли к другим заботам: как избавиться от Юстиниана, чтобы овладеть и этим волшебным садом, и Августой. «Тогда эта женщина будет мне петь такие песни, которые развлекут меня», – думал он.

Августа еще раз тронула струны арфы, последние звуки которой унесли с собой ее утихший голос. Песня улетела в Вечность.

После минутного молчания в саду загремели аплодисменты.

Когда все успокоились, прокуратор спросил у Юстиниана:

– Кто тот целитель, который вылечил прекрасную Августу?

Понтий Пилат решил взять в свой дворец прославленного врача, свершившего такое чудо и спасшего Августу, и назначить его главным целителем.

Юстиниан посмотрел вокруг. Думал, что Амон-Ра будет где-то здесь, рядом с Августой. Но не нашел его.

– Августа, где Амон-Ра? – обратился он к жене.

Августа тоже огляделась, но нигде в саду мальчика не заметила.

Тогда она поручила слугам привести его к ней. Однако скоро выяснилось, что слуги нигде не могут найти Амон-Ра.

Юстиниан забеспокоился. Он очень хотел показать вельможам девятилетнего чудо-мальчика, владеющего огромными знаниями, который сотворил чудо, вырвав из когтей смерти и в семидневный срок полностью исцелив Августу.

– Прокуратор, мы не можем найти нашего целителя! – сказал он Понтию Пилату, когда все поиски ни к чему не привели.

Прокуратор и четвертовластник выразили удивление.

– Не понял, – сказал с насмешкой Антипа, – целитель исчез, что ли?

Юстиниан ничего не мог сказать.

– Скажи хотя бы, какою наукою руководствовался ваш целитель? – обратился Понтий Пилат к Юстиниану.

– Он вылечил Августу по воле Господа Бога! – ответил ему Юстиниан.

– Как это – по воле Господа Бога? Что это значит? – удивились знатные люди.

– А кто для него является Господом Богом? – спросил Герод Антипа.

– Его Господом Богом является Иисус Христос! – ответил Юстиниан и добавил

– Иисус Христос является Господом Богом и для Августы, и для меня тоже!

– Я не понимаю, о чем говорит Юстиниан. Может быть, Августа объяснит доступнее? – опять с насмешкой сказал Антипа и тут же подумал: «Эго хорошая причина, чтобы сообщить кесарю и арестовать Юстиниана».

Юстиниан, конечно, понял насмешку, но не подал виду. Он не хотел причинять неудобства или оскорблять гостя.

Августа охотно объяснила ему, и все слушали внимательно:

– Четвертовластник, что тут непонятного? Амон-Ра владеет огромными знаниями и даром ясновидения. Ему девять лет. Его благословил Иисус Христос. Он прекрасно знает учение Христа о Царстве Небесном, и это учение доверил нам тоже. Четыре дня тому назад Иисус Христос прошел по дороге перед нашим дворцом. Он направлялся в Иерусалим. На наших глазах, на глазах большого количества людей он исцелил много калек, слепых, глухих, немых, парализованных. И когда Он увидел Амон-Pa, сказал своему ученику: «Вот ангел Божий», и еще назвал его «Своим маленьким пастухом». Он исцелил меня своим огнем сердца, который принимал от Господа Иисуса Христа! Надеюсь, вам теперь все ясно, четвертовластник? – Августа дала понять Антипе, что она чувствует его недоброжелательность.

Жена Понтия Пилата с напряжением слушала, что говорит Августа. Лицо ее вдруг исказилось от боли, она яростно набросилась на мужа и начала колотить его кулаками в грудь.

– Зачем ты погубил Этого Праведного Человека, Сына Божия! – плакала она и не переставала колотить мужа в грудь. – Ведь говорила я тебе, что видела Его во сне, лицо Его светилось, Он возвышался в небесах. Он вправду был Сыном Божьим. Почему ты передал Его озлобленной толпе для наказания, этим неразумным и корыстным священникам и книжникам? Скажи всем, за что ты распял Его? Скажи, скажи...

И женщина упала в обморок.

Приглашенные заволновались. Сразу появились бородатые врачи дворца, которые привели женщину в чувство.

Августе и Юстиниану показалось, что происходит какое-то недоразумение.

Августа обратилась к Пилату:

– Скажите, прокуратор, кого это распяли на кресте?

Прокуратор не ответил.

Тогда спросил Юстиниан:

– Прокуратор, вы распяли Иисуса Христа?!

Прокуратор развел руками, мол, причем тут я, и в его голосе зазвучало самооправдание:

– Народ так требовал!

Жена его, которая только что пришла в чувство, возмутилась еще больше и снова набросилась на него:

– Да, да, это было твое право... Ты мог отпустить Его, ибо Он был праведный... Ты же прокуратор... Но ты трус, трус... Ты испугался этих гнусных первосвященников... Ты убийца Господа... – женщина говорила обрывками, плача и нанося удары кулаками мужу.

Герод Антипа выступил защитником прокуратора.

– Он заслуживал наказания и получил его! – объявил он. – Этого потребовали первосвященники и народ. Что прокуратор мог сделать? Не станем же восстанавливать против себя всю Иудею из-за какого-то лжепророка?

Юстиниан и Августа убедились, что речь шла именно об Иисусе Христе, именно Его распяли вчера на кресте. Защитное слово Антипы вывело из равновесия Августу, и она гневно сказала ему:

– Он действительно был Сыном Божьим, Господом Богом! Он не мог совершить преступления! Он лечил больных, исцелял калек, учил людей любить и творить добро, открыл им тайну Царства Небесного! Как же мы искупим грех, что распяли Его?

– Пилат и я не нуждаемся в искуплении грехов, ибо у нас их нет! – злобно ответил Антипа, – Если ваш Иисус Христос действительно был Господом Богом и мог совершать чудеса, почему же тогда не спас самого себя, почему не помог Ему Отец Небесный? – перед глазами Антипы возникли сцены, как вчера он и его легионеры мучили и унижали Иисуса. «Сотвори чудо, если ты вправду есть Господь Бог, позови своего Отца, пусть спустится с небес, чтобы наказать нас за то, что избиваем тебя!» – насмехались над ним легионеры. В глубине души Антипу мучила совесть из-за безжалостного отношения к пленнику, но вину свою он все же не чувствовал.

В это время он вспомнил, как обманули его легионеров какие-то дети-бродяги, потом они же на центральной площади Города со своим медведем напали на легионеров, разоружили их, а на шею десятника посадили какого-то недоумка. Одного из этих бродяг звали Амон-Pa. Вот, оказывается, кто был целителем Августы.

– Юстиниан, как звать вашего маленького целителя? Я не расслышал его имени! – спросил испытующе четвертовластник.

Но Юстиниан уже не был гостеприимным хозяином. Ему было уже все равно, что прокуратор и четвертовластник стояли по должности выше него. Он объявил всем:

– В нашем дворце не будет сегодня праздника! У нас сегодня траур! Мы с Августой оплакиваем смерть Господа Бога нашего, Иисуса Христа! Прошу всех покинуть нас!

Знатные люди в недоумении переглянулись, как будто задавая вопрос друг другу: «Что происходит?»

– Вы хотите оплакивать смерть какого-то Иисуса? – сказал четвертовластник с насмешкой. – Ради этого вы пригласили меня? А этих знатных людей тоже пригласили для разделения вашего горя?

Но ответа от Юстиниана не последовало. Он взял Августу за руку и направился, к дворцу, покинув гостей в саду.

– Значит, нам уходить? – спрашивали приглашенные друг у друга.

Никто не оправдывал поведения Августы и Юстиниана. Но они не могли разобраться и в том, кто был Иисус Христос, и почему Его распяли на кресте. Среди приглашенных никто не верил Героду Антипе, который утверждал, что Иисус был преступником. Они не оправдывали Понтия Пилата, обрекшего праведного человека, как говорила его жена, на смерть. Но не верили и тому, что Иисус действительно был Христом, Сыном Божьим.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: