Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






МОРАЛЬНЫЙ ДУХ АРМИИ: НЕБОЛЬШИЕ ТЕОРЕТИЧЕ КИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ 4 страница




Вторая тенденция. Расширение документальной базы исследований изменило тематику военно-исторических трудов. Однако в центре внимания оставались события русско-японской войны.

Третья тенденция. Больше внимания стало уделяться анализу именно деятельности органов государственной власти и военного управления по укреплению морального духа войск. В первую очередь, в военно-исторических трудах.

Четвертая тенденция. Существенные изменения произошли в количественном и качественном соотношении военно-исторических изданий, выразившиеся в повышении удельного веса специальных публикаций, в которых прямо рассматривались проблемы морально-психологических основ русской армии.

Пятая тенденция. Появилась более жесткая критика деятельности властных структур различного уровня по укреплению морального духа армии. Однако большинство авторов при этом, не смели покушаться на личность и деятельность императора, демонстрируя, тем самым, верноподданнические чувства.

Шестая тенденция. Отсутствие целевых работ по истории изучения рассматриваемой в диссертации темы.


Выводы по разделу

Исследование состояния дооктябрьской отечественной историографии проблемы деятельности государственных органов России по укреплению морального духа русской армии (1870-1914 гг.) даёт основание диссертанту утверждать о её поступательном развитии. В разделе предпринята попытка анализа изучения данной проблемы на протяжении сорока лет. Хронологические рамки этого периода определены становлением русской военной науки как самостоятельной отрасли исторического знания, её дальнейшим совершенствованием.

Исторические реалии, военная практика во многом определили характер, содержание всего многообразия исторических источников. Положительным импульсом для развития русской военной науки, оригинальной научной военной мысли послужила реформа Д.А. Милютина. В реформированной военной организации стала цениться личность офицера и солдата, что привело к становлению армии думающей, которая дала небывалый пример массового военного творчества, составившего основу отечественной военной классики, в особенности, в вопросах морально-нравственных основ армейской жизни. С именем Д. Милютина также связано создание и первых форм организации военно-исторических исследований в русской армии – Военно-исторических комиссий.

Проблема данного диссертационного исследования нашла своё отражение в работах исторического, военно-практического, религиозного, психологического характера, послужившие базой для формирования национальной концепции военно-патриотической идеи. От признания решающей роли морального духа, конкретизации этого понятия через совокупность определённых нравственных качеств до обоснования активной роли государственных структур в этой области военного строительства – таков главный итог научных разработок на данном историографическом этапе.

Проведённое исследование, анализ многообразных источников и литературы позволили определить следующие черты дооктябрьской отечественной историографии проблемы деятельности государственных органов России по укреплении. морального духа русской армии:

— возросший научный уровень исследований процесса укрепления морально-психологических основ русской армии;

— переход от работ описательного плана к произведениям, для которых свойственна постановка вопросов проблемного характера.


 

Раздел II.

ВОПРОСЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ОРГАНОВ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ И ВОЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ ПО КУРЕПЛЕНИЮ МОРАЛЬНОГО ДУХА АРМИИ ИМПЕРАТОРСКОЙ РОССИИ В СОВЕТСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

 

Сегодня, в начале XXI века можно сказать, что советский период истории Отечества требует глубокого осмысления и переосмысления, в том числе и феномен советской историографии. Не случайно, в годы “перестройки”, в преддверии распада СССР и в первые годы уже существования СНГ, на историческом поле постсоветского научного пространства шла ожесточенная полемика на предмет, что представляет собою феномен советской историографии[156]?

Понятно, что сегодня ушли в историю исторической науки острые, излишне категоричные, исключительно политизированные оценочные суждения о советской историографии, присущие тому недавнему времени — конец 80-х – начало 90-х гг. XX в. Пришло время верификационных, академически взвешенных суждений и оценок. Но все равно: историки лишь в начале пути исследования феномена советской историографии[157].

Соискатель воздержится от оценочных суждений о феномене советской историографии вообще, чтобы не отклоняться от предмета своего исследования. Заметим лишь одно. Мы солидаризируемся, в основном, несмотря даже на некоторую категоричность, с мнением Ю.Н. Афанасьева, полагающего, что советскую историографию, как своеобразный феномен, характеризует “сращивание с политикой и идеологией и превращение в органическую составную часть тоталитарной системы”[158].

Поэтому советская историография требует, по нашему глубокому убеждению, очень осторожного подхода к анализу, который исключил бы сползание исследователей и к огульному нигилизму либо к апологетике в духе “Краткого курса истории ВКП(б)” или, по крайней мере, “Истории КПСС”.

Советский период развития отечественной историографии исследуемой проблемы охватил временной отрезок с 1917 г. по 1991 г. Проведённый анализ позволил диссертанту выделить в его рамках три условных историографических этапа: первый этап – 1917 г.- середина 30-х гг., второй этап - середина 30-х - середина 50-х гг., третий этап – середина 1950-х до 1991г. Постсоветский период (1992-2002 гг.) рассматривается отдельно.

Подчеркнем, что развитие всех этапов детерминировалось конкретно-исторической обстановкой в стране. На историческую науку влияли непосредственным образом определенные политические установки и соответствующие им научные подходы.

Несмотря на яркое своеобразие каждого из выделенных нами условных историографических этапов, все три этапа взаимосвязаны и составляют единый советский период. И ему присущи следующие научные направления, по которым шло освещение исследуемой проблемы: изучение и публикация документов, отражающих военную историю России конца XIX – начала XX вв.; продолжение научных исследований по проблемам, поставленными историками в дореволюционный период; создание трудов обобщающего характера по истории русской армии.

Первый условный историографический этап – 1917 г.- середина 1930-х гг. характеризуется следующими основными чертами:

Во-первых, в 1920-е гг. (по крайней мере, в первой их половине) научный климат, в силу конкретно-исторической обстановки, был отмечен относительно высоким уровнем демократизма, что подразумевало наличие некоторой творческой свободы у историков. Но с появлением нового поколения “красной профессуры” пришла новая советская историческая наука, партийное руководство которой стало важнейшей чертой всего советского периода. Историки должны были подгонять свои позиции, оценки под мнения и требования политиков. По мнению Ю. Афанасьева, советская историография как особое явление советской истории за годы своего развития накопила целую систему свойств и качеств, сформировала особый образ науки, собственные представления о критериях научности, функциях, задачах, назначении истории[159].

Во-вторых, шел поиск путей дальнейшего развития исторической науки в условиях крушения старых государственных и научных институтов в условиях становления и утверждения в стране нового политического режима, что ознаменовало процесс коренной ломки всех структур общественной жизни, в том числе и системы организации науки. С первых лет Советской власти начался бурный рост новых научных организаций. В 1921 г. создали Институт Маркса и Энгельса, в 1922 г. – Институт красной профессуры, в 1923 г. – Российскую ассоциацию научно-исследовательских институтов общественных наук[160]. И уже к 1925 г. новая власть оказалась вполне в силах существенно реорганизовать Академию наук (как раз в год празднования ее 200-летия), внедрив в ее состав чисто марксистские структуры. Небезынтересно, что данный процесс получил высокую оценку в ряде эмигрантских изданий, в частности США в 1922 г. была перепечатана статья известного русского ученого А.Е. Преснякова, посвященная этим реорганизациям[161].

В рассматриваемый период была создана система военно-исторических учреждений. Как бы продолжая дореволюционную традицию, основным органом по изучению войн и военного искусства являлась Военно-историческая комиссия (1918-1924 гг.), которая затем подвергалась определенным реорганизациям[162]. В 1920 г. была создана первая военно-научная организация в Академии Генерального штаба. Причем, она сосредоточила свое внимание не только на изучении опыта Красной Армии в годы гражданской войны, но и войн предшествующего периода[163].

В-третьих, происходил процесс утверждения марксистско-ленинской методологии, которая постепенно вытесняла методологические подходы дореволюционных российских исторических школ. С 1918 г. началось издание массовыми тиражами произведений классиков марксизма-ленинизма, которые должны были стать методологической основой для исторических исследований. Начало здесь положил В.И. Ленин, который 25 мая 1918 г. на заседании Совета Народных Комиссаров поставил вопрос о переводе и издании материалистической, и особенно марксистской литературы[164]. В итоге, в 1918 году в честь 100-летия со дня рождения К.Маркса была выпущена серия популярных брошюр и очерков о его жизни, революционной, научной деятельности с изложением основ марксистского учения[165]. Вышли в свет работы, посвященные Ф. Энгельсу[166]. Думается, стоит обратить внимание и на такой факт: произведения К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина издавались не только в Москве и Петрограде, но и в Казани, Калуге, Пензе, Вятке, Твери и других городах[167]. Однако марксистская методология пока что не была монопольной. Она сталкивалась с методологическими подходами дореволюционных российских исторических школ.

В-четвёртых, новая власть широко привлекала к военно-научной работе специалистов старой армии. Так, в течение первого года Советской власти на службе у нового режима состояло 679 выпускников Николаевской Академии Генерального штаба – интеллектуально и профессионально наиболее подготовленных представителей почти 300-тыс. (на осень 1917 г.) офицерского корпуса русской армии[168]. В числе сотрудников Военно-исторической комиссии фигурировали бывшие генералы К.К Баиов, М.Д. Бонч-Бруевич, А.М. Зайончковский, Е.И. Мартынов, Д.П. Парский, А.А. Свечин, А.Е. Снесарев и др. Именно старые военные специалисты стали инициаторами обсуждения единой военной доктрины в советской печати (в частности, на страницах журнала “Военное дело”)[169]. Но за односторонность подхода и приверженность старым принципам были подвергнуты критике.

В-пятых, шел процесс развития архивного дела. 1 июня 1918 г. был принят Декрет “О реорганизации и централизации архивов в Российской Социалистической Федеративной Советской Республике” России[170]. В 1919 г. вступил в законную силу декрет Совнаркома, в котором на основании закона о централизации архивного дела указывалось, что все оконченные дела советских учреждений, профсоюзных и кооперативных организаций после пяти лет хранения передаются ими в исторические архивы[171]. Как следствие, создавался единый Государственный архивный фонд (ЕГАФ), было образовано Главное управление архивным делом (Главархив).

Формировалась и система военных архивов. Приказом Реввоенсовета Республики №399 от 7 декабря 1918 г. архивы всех управлений, учреждений, заведений, штабов народного комиссариата по военным и морским делам предавались в ведение Главного управления архивным делом[172]. В то же время многие документы передавались в хранилища Военно-учетного архива при Военно-исторической комиссии Всероссийского главного штаба. В конце 1919 г. было принято решение выделить фонды Красной Армии из Военно-учетного архива и создать самостоятельный архив Красной Армии, который осуществлял базовую научную и техническую обработку документов, а также и их опубликование. Уже в 1932 г. в архиве сосредоточилось до 2 млн. единиц хранения материалов по гражданской войне[173]. Но военные историки жаловались на недостаток архивных материалов[174].

Однако нельзя не отметить, что процесс подготовки и публикации новых документальных материалов являлся противоречивым. С одной стороны, как видно из изложенного выше, Советской властью предпринимались меры по упорядочиванию военных архивов. С другой стороны, подготовке и публикации новых документальных материалов уделялось недостаточное внимание. При подсчёте публикаций, необходимых соискателю для исследования проблемы, удалось обнаружить практически единичные издания документальных материалов[175].

В-шестых, в результате массовой эмиграции большое количество ценных документов оказалось за границей, доступа к которым советские историки не имели. Тем не менее, в 1920-е годы в СССР можно было ознакомиться с эмигрантскими изданиями. Значительное количество мемуаров белоэмигрантов печатались в таких журналах, как “Пролетарская революция”, “Каторга и ссылка”, “Война и революция”, “Летопись и революция”, ”Военный вестник” и др.

В-седьмых, в 1920-е гг. создаются исторические журналы, которые становятся главными центрами публикаций исследовательских работ. В 1919 г. вышел в свет “Исторический архив”, первый номер которого открывал напечатанный в официальном отделе, подписанный В.И. Лениным декрет СНК РСФСР от 1 июня 1918 г. о реорганизации и централизации архивного дела. В 1921 г. редакция журнала “Исторический архив” совместно с Главным управлением архивным делом РСФСР, которое в 1918 г. возглавил М.Н. Покровский, издали первый и единственный выпуск “Cборник материалов и статей”.

Дальнейшее издание “Исторического архива” М.Н. Покровский, отстаивавший партийное руководство архивным делом, посчитал невозможным. По его инициативе для планомерного и идеологически выдержанной публикации документов Государственного фонда РСФСР был создан журнал “Красный Архив” (1922-1941 г.). Фактическим руководителем нового исторического журнала стал сам М.Н. Покровский. Одной из главных задач этого издания было “опубликование документов, представляющих исторический и историко-литературный интерес”. В первые годы деятельности журнала в работе редколлегии принимали участие В.В. Адоратский, В.В. Максаков, В.И. Пичета, В.П. Полонский. В процессе публикаций отрабатывались археографические приёмы. За 1922-1941 гг. из 866 публикаций России дооктябрьского периода было посвящено 603 (в основном, на историко-революционную тему)[176].

Пропаганде исторических знаний способствовало издание таких журналов, как “Пролетарская революция”, “Красная летопись”, “Каторга и ссылка”, “Печать и революция”[177], военно-научных знаний – “Военно-исторический сборник”, “Военный вестник”, “Военная мысль” [178]. В 1935 г. Генеральный штаб выпустил первый номер “Военно-исторического бюллетеня”, в котором был раздел и “Библиография”. Вышли только 3 выпуска.

В-восьмых, литературная критика и библиография сыграли положительную роль в развитии первого этапа советской военной историографии. Среди авторов рецензий и обзоров эмигрантской литературы необходимо выделить таких публицистов, как А.К. Воронский, Н.Л. Мещеряков, В.П. Полонский. Для их творчества был характерен пристальный интерес к эмигрантским периодическим изданиям. В.П. Полонский был автором большинства рецензий на книги лидеров белого движения, опубликованных на страницах критико-библиографического журнала “Печать и революция”[179].

В 1923-1924 годах выходит первый военно-библиографический журнал “Военная книга”, а с 1927 г. стал регулярно публиковаться “Военно-библиографический справочник”[180].

В 1928 г. по постановлению РВС СССР началась разработка Советской военной энциклопедии. Была создана редакция отдела истории войн и военного искусства. Первый и второй тома были изданы в 1932 г.

Анализ обширного круга источников и литературы привел соискателя к убеждению, что в исследованном им массиве рельефно выделяются следующие группы:

1. Мемуаристика.

2. Общие курсы по истории военного искусства.

3. Труды крупных советских государственных деятелей.

4. Научно-исследовательские и учебные издания.

1. Мемуаристика. Она представлена, главным образом, воспоминаниями генералов царской армии, поступивших на службу в Красную Армию. Одними из первых были опубликованы воспоминания бывшего военного министра А.А. Поливанова[181], который в исследуемый период представлял одну из крупных фигур в высших военно-политических кругах последнего десятилетия правления Николая II. Его книга[182] увидела свет в 1924 г. под редакцией профессора Академии Генерального штаба генерала А.М. Зайончковского, который лично знал автора мемуаров. Однако публикация трудов А. Поливанова осталась незавершённой, выпущенный первый том содержал только начало повествования.

Автор рассказывает о деятельности Государственной Думы с 1907 по 1913 гг., заседания которой были посвящены не только будущему финансированию армии, но и её моральному состоянию. Особое внимание генерал уделил проблеме командного состава, которую так часто поднимал на думских заседаниях А. Гучков. В мемуарах дана объективная оценка деятельности А.Ф. Редигера и В. Сухомлинова. Анализ неудачных компаний Первой мировой войны заставил автора искать причины, которые оказались те же, что и в период русско-японской войны: неподготовленность старших военачальников, увлечение лишь декоративной стороной армейской жизни. А. Поливанов прямо указывает, что дух войск есть главное условие успеха на войне. Работа же в армии в этом направлении ограничивалась лишь обращением к опыту прошлого и изменением формы одежды.

В 1929 году увидели свет мемуары А.А. Брусилова[183]. Автор поднимает широкий круг вопросов, касающихся темы нашего диссертационного исследования: характеристика офицерского корпуса начала ХХ века; деятельность Государственной Думы и роль императора в военном строительстве, их взаимоотношения; подготовка общественного мнения и армии к Первой мировой войне.

А.А. Брусилов обращает внимание на негативные стороны организационной структуры армии, допускавшей выдвижение на высшие должности лиц, не способных успешно командовать войсками. Отмечает, что самостоятельность, инициатива, твёрдость в убеждениях, личный почин не поощрялись. Особо ценными являются рассуждения автора о роли государственных структур: Государственной Думы, Военного министерства во главе с В. Сухомлиновым, лично императора в вопросах подготовки к будущей войне, которые так и не выработали общей платформы. Генерал указывает на вину властей, что не было должной моральной подготовки к войне, а для автора именно она является определяющей.

2. Общие курсы по истории военного искусства. Для исследуемого периода характерно, что вопросы истории русской армии нашли отражение в общих курсах военного искусства. Первыми к решению этих задач приступили такие крупные учёные, как А.И. Верховский[184], А.А. Свечин[185], В.Г.Сухов[186].

Одной из первых вышла работа А.И. Верховского “Очерки по истории военного искусства в России ХVIII и ХIХ веков”[187], в которой автор прямо обращается к проблеме морального духа. Глубокому анализу А.И. Верховский подвергает деятельность военного министра Д.А. Милютина и его реформы. Моральный дух автор отождествляет с таким понятием как массовая самодеятельность, проявление которой он связывает с высоким уровнем образованности командного состава и целесообразностью его деятельности. Именно отсутствие этих условий и явилось причинами ряда неудачных операций русско-турецкой войны 1877-1878 гг.

Учёный противопоставляет высокий дух армии и неумение командования, признаёт, что самая основа армии – её дух – были тверды и живы в этот период. Особого интереса заслуживает глава “Последний этап”, в которой генерал кратко и ёмко определяет факторы, приведшие к поражениям в русских военных компаниях начала ХХ века, важнейший из которых - отсутствие частного почина. А. Верховский указывает на решающую роль влияния духа армии на уровень военного искусства старой армии. Обобщая опыт русской армии, он делает выводы, созвучные выводам белоэмигрантских исследователей, что базой духа армии должно быть общественное мнение большинства народа. Это единство создаёт связь между командиром и бойцом, даёт импульс для развития самодеятельности.

В 1922-23 годах увидела свет “История военного искусства” А.А. Свечина, которая вскоре была существенно переработана и в 1927 г. выходит его двухтомный труд “Эволюция военного искусства”[188]. В этих работах содержатся размышления автора о национальных основах российских вооружённых сил, об отечественных военных традициях, командном составе наших войск. Говоря об общих принципах строительства вооружённых сил, А. Свечин подчёркивает значение такой категории как моральная сила бойца, основным источником которой является сознательное отношение к войне. В следующей работе “Стратегия” [189], которая вышла в 1926 г., автор обращается к опыту русско-японской войны, называя её авантюрой. Для него авантюрой является всякая война, которая не базируется на сознании масс. И такой вывод, по мнению диссертанта, не потерял актуальности и сегодня.

Анализ трудов А.И. Верховского и А.А.Свечина показывает, что авторы продолжают дореволюционную традицию в признании первичной роли морального духа. Так же как деятели белой эмиграции исследуют структуру этой категории, ратуют за её решающее значение в жизни будущей армии.

3. Труды крупных советских государственных деятелей. Здесь в первую очередь, стоит отметить прижизненное и посмертное издание работ В.И. Ленина, посвящённых вопросам военного строительства. Предмет исследования данной диссертации входил в область разработки руководителей молодого Советского государства как один из аспектов сложной проблемы создания будущей армии. Разрабатывая принципы армии нового типа, Ленин не раз обращался к проблеме морального духа, подразумевая под последним и “боевое настроение”, и “классовый инстинкт”, и “взрыв революционного энтузиазма”.[190] В своих работах он не раз подчёркивал, что победа в войне обусловливается состоянием духа масс, связывал формирование морального фактора социалистической армии с характером войны.

Нравственно-психологические основы вооружённых сил В. Ленин рассматривал с позиций организации партийно-политической работы в Красной Армии, не учитывая опыт государственных структур императорской Россиив данной области. Ленинская концепция определила все стороны и направления исторической науки, в том числе и военной историографии. Хотя в большинстве случаев Владимир Ильич, считает диссертант, основываясь на анализе большого количества его работ, подходил к военно-историческим проблемам не как историк, а как с громадной исторической эрудицией политик, искусно использующей историю.

Позиция В.И. Ленина оказала существенное влияние в силу его авторитета в РКП(б) на взгляды других большевистских лидеров. Наиболее рельефно это проявляется в трудах Л.Д. Троцкого, внесшего весомый вклад в создание и укрепление Красной Армии. Но анализ его произведений, как небольших заметок, так и крупных выступлений, материалов, опубликованной в знаменитой газете “В Пути”, позволяет автору сделать вывод, что Л.Д. Троцкий в качестве Председателя РВСР уделял пристальное внимание вопросам моральной подготовки, патриотического воспитания в Красной Армии, в основном, на уровне риторики[191].

М.В. Фрунзе в своих выступлениях, посвящённых военным задачам, говорил о повышении моральной устойчивости личного состава. Интересны его суждения о соотношении человека и техники на войне, решающую роль он отводил именно человеку[192].

4. Научно-исследовательские и учебные издания. Опыт войн России в начале ХХ в., подготовка к ним – данные вопросы затрагивали в учебных пособиях[193], в своих работах старые военные специалисты. В 1924 году увидела свет книга А.М. Зайончковского[194] “Мировая война 1914-1918 г. Общий стратегический очерк”[195], предназначенная в качестве пособия к лекциям, которые читал автор в Военной академии РККА в 1923-1924 гг. Труд создан на основе литературных источников, но, заимствуя фактический материал из чужих работ, А.М. Зайончковский оставался вполне самостоятельным в своём отношении к исследуемым событиям.

Внимания заслуживает глава, посвящённая подготовке России к Первой мировой войне. Автор отмечает, что первенствующее значение для военного могущества страны имеют качество командного состава, воспитание народа и армии, обучение. Под впечатлением русско-японской войны усовершенствовалось обучение лишь младшего командного состава, подбор и подготовка военачальников игнорировались Генеральным штабом, который был настолько отдалён от войск, что знакомство с ними ограничивалось кратким цензовым командованием. А. Зайончковский критически оценивает все реорганизации военного ведомства в межвоенный период, особенно Генерального штаба, который лишь успел разрушить старые устои.

Что касается моральной подготовки к войне, то генерал проводит линию сравнения между русской и германской армиями, отдавая предпочтение последней в проведении последовательной, методической работы по патриотическому воспитанию, по внедрению в массы стратегии наступления.

Следующие работы А.М. Зайончковского[196] дают богатый фактический материал, извлечённый из архивов, необходимый для изучения такого важнейшего аспекта военной истории как подготовка к войне. Наибольшее внимание автор уделил состоянию русского командования, военного искусства, которое, по его словам, являлось прямым наследием военных доктрин ХIХ в. и неучтённого опыта русско-японской войны. Генерал обвиняет всю систему военного руководства за отсутствие должной подготовки к войне, за практику случайного выбора лиц высшего командования.

1920-е годы – были временем усиленной работы военных историков по изучению опыта Первой мировой войны, в разработке которого наибольшая заслуга принадлежит А.М. Зайончковского, но история русско-турецкой 1877-1878 гг. и русско-японской войн практически не исследовалась (за исключением работ М. Павловича)[197].

В этот же период уверенно заявили о себе представители новой советской исторической науки, наиболее ярким из которых был М.Н. Покровский. Он изложил свои взгляды на русско-японскую войну, исходя из классовых принципов. В своей работе[198] он сосредоточил внимание не только на определении сущности и характере этой войны, но и затрагивает вопросы подготовки к ней. Отмечает неподготовленность общественного мнения, его изменения в сторону ”пораженчества” после первых военных неудач, в целом, равнодушие масс, трусливость интеллигенции и буржуазии. Определяет политику царизма как авантюру из-за личной заинтересованности Николая II. Эта характеристика деятельности властей присутствует и в предисловии к опубликованному в 1923 г. дневника А.Н. Куропаткина[199].

Определённым событием в рамках рассматриваемой проблемы стал выход книги Б.М. Шапошникова “Мозг армии”[200], в котором предпринята попытка обобщить опыт европейских и русского Генеральных штабов. Автор указывает, что армия сильна своей моральной сплочённостью и этосвойство всегда учитывалось полководцами, но критике подвергает все военные теории (прежде всего, Мольтке) за выдвижение на первый план именно морального духа. Основная ошибка деятельности русского Генерального штаба, по его мнению, заключается в неправильном представлении о политических целях государства, определении характера войны. Генеральный штаб как орган военного управления не должен выступать в роли воспитательницы нации.

По сути, Б. Шапошников заменил нравственные принципы в жизни армии политическими, поставив их в прямую зависимость от экономических отношений. Работа выполнена по основным требованиям марксистко-ленинской методологии: критика всех буржуазных военных теорий, дореволюционного российского военного опыта, признание первичности социально- экономического фактора, ссылки на К. Маркса, В.И. Ленина.

Много научных материалов по рассматриваемой проблеме публиковалось на страницах периодических изданий, военно-исторических журналов. Активно выступает А. Свечин, доказывая в своих статьях[201] значимость моральных факторов в жизни армии, которые и предопределяют превосходство той или иной армии. Он протестует против забвения драгомировских принципов и выражает обеспокоенность тем, что “сдаётся в архив проповедь в защиту духа”[202].

Необходимо подчеркнуть, что в конце 20-х – начале 30-х гг. прошлого века вокруг военно-исторических трудов А. Свечина развернулась оживленная дискуссия, начатая в 1928 г. в журнале “Военный вестник” Т. Хвесиным[203]. Редакция журнала встала на защиту А. Свечина. Ещё более остро проходила дискуссия на открытом заседании пленума по изучению проблем войны Ленинградского отделения Коммунистической академии при ЦИК СССР 25 апреля 1931г.[204], в результате которой А. Свечин был объявлен врагом марксизма[205].

Другой исследователь, А. Верховский сосредоточил внимание на учебно-воспитательных задачах, пропагандируя прикладной метод обучения, настаивая на обязательном знании психологии, ссылаясь на негативный опыт русско-японской войны[206].

В противовес старым военным специалистам выступает М. Покровский. В 1922 г. в журналах “Военная наука и революция”, “Печать и революция” он критикует работы А. Верховского за абсолютизацию морального духа в жизни армии. Показательна фраза М. Покровского, что ”военную историю прошлых войн знать вообще не нужно- нужно знать военную технику”[207]. Небезынтересна и его рецензия на опубликованные мемуары А. Деникина “Очерки русской смуты”. Острие критики направлено против известной формулы “За веру, царя и Отечество”[208].






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных