Массовый досуг и скверные причуды

Нравственное негодование всегда охватывает

меня как непосредственное физическое ощущение.

Поэтом я чувствую, как выделяется адреналин

в крови, как мускулы жаждут немедленной

деятельности.

АРТУР КЕСТЛЕР

Мы уже выяснили, что дизайнер должен сознавать свою общест­венную и нравственную ответственность. Ведь дизайн – самое совершенное орудие, которое на сегодняшний день есть у чело­века для придания формы его продукции, окружающей его среде и в более широком смысле – ему самому. Дизайнер должен ана­лизировать прошлое, а также предсказуемые будущие последствия своих действий.

Это трудно, так как часто жизнь дизайнера бывает обуслов­лена системой, ориентированной на рынок и управляемой зако­нами выгоды. От таких искусственных ценностей трудно полностью освободиться.

Именно самые счастливые народы, которым повезло с географическим положением и историей, сегодня отличаются наиболее вульгарным менталитетом и слабой приверженностью нравственным прин­ципам.

Однако я бы не назвал эти народы счастливыми, несмотря на внешние проявления их процветания.

Но если даже богатые чувствуют подавленность из-за отсутствия идеала, для терпящих настоящие лишения идеал – это первая жизненная необходимость. Там, где хватает хлеба и недостает идеалов, хлеб не заменяет идеала. Но там, где не хватает хлеба, идеалы – это хлеб (Евгений Евтушенко «Преждевременная автобиография». Перевод с английского).

Любой дизайн – это своего рода воспитание. Дизайнер пытает­ся воспитать своего клиента-производителя и людей на рынке. Ведь в большинстве случаев дизайнеру отводится роль (или, еще чаще, он сам себе отводит роль) производителя «игрушек для взрослых» и целого попурри блестящих, сверкающих, бесполез­ных технических новинок, и при этом вопрос ответственности становится сложным. Молодежь, подростков и детей призывают покупать, коллекционировать и вскоре выкидывать бесполез­ный и дорогой мусор. Лишь в редких случаях молодым удается противостоять этому.

В Швеции пятнадцать лет назад десятидневная «Ярмарка для подростков», рекламирующая продукцию для молодежного рын­ка, подверглась такому суровому бойкоту, что едва не была со­рвана. По сообщению Sweden Now (т.2, №12, 1968), молодежь в знак протеста против избыточного, по их мнению, потребления устроила свою «анти-ярмарку» под лозунгом «Черта с два мы бу­дем покупать!». В этот знаменательный день тинейджеры со все­го Стокгольма на автобусах приехали в экспериментальные теа­тры, где состоялись показы фильмов и пьес политической на­правленности и на семинарах обсуждались такие темы, как го­лод в мире, загрязнение окружающей среды и наркотики. По их мнению, официальная «Ярмарка для подростков» должна была положить начало систематическому плану эксплуатации моло­дых европейцев, убедить их в том, что им нужно больше одежды» машин и бесполезных «символов статуса».

Сейчас, в 1984 году, среди шведской молодежи все еще продолжается сильное сопротивление роли «покупателей-наркоманов» или даже пассивных потребителей. «Во многих районах Западной Европы стиль жизни, раньше считавшийся альтернативным, стал теперь доминирующим для сотен тысяч немецких, голландских и скандинавских молодых людей. Они сочувствуют третьему миру. Они несут груз вины за собственное процветание» (Newsweek, 24 октября 1983 г.).

Но Швеция – все еще скорее исключение, чем правило. Идеи «чистого» дизайна и морального нейтралитета дизайнера всегда появляются, когда дизайнеры достигают официального статуса, начинают получать зарплату или субсидии. Это напоминает по­пытку отстоять дизайнера как независимого профессионала и защитить его от назойливого вмешательства менеджерских групп; но, к сожалению, это также самообман, вводящий в за­блуждение и общественность.

Что бы произошло, если бы все общественные и нравствен­ные обязательства были отменены, если бы комплексу «реклама – дизайн – производство – исследование рынка – извлечение прибыли» действительно была предоставлена полная свобода? Как бы он, при помощи своих ручных «ученых» – специалистов по психологии, технике, антропологии, социологии и средств массовой информации – изменил или исказил облик мира?

Я написал сатирическую заметку с целью показать, как соче­тание безответственного дизайна, мужского шовинизма и сексу­альной эксплуатации может послужить разрушительной жажде наживы. Под названием «Проект „Лолита"» эта заметка была опубликована в 1970 году в апрельском выпуске The Futurist. В моем фельетоне выдвигалось предположение, что в обществе, все еще рассматривающем женщин прежде всего как сексуаль­ные объекты, ловкий предприниматель вполне может заняться производством и маркетингом искусственных женщин. Эти пла­стиковые женщины должны двигаться, термически нагреваться, обеспечивать обратную связь, иметь розничную цену около 400 Долларов и широкий выбор цвета волос, оттенков кожи и расо­вых типов. Мой мифический дизайнер-производитель также предусмотрел различные «усовершенствования природы», пред­лагающиеся Отделением специальной продукции, которое призвано выполнять заказы, например на женщину с две грудями и тремя головами, ростом 19футов, покрытую ящерицы и запрограммированную на агрессивные лей

К моему удивлению, в ответ на статью стали приходить письма. Преподаватель социальной психологии из Гарварда четыре раза написал мне о лицензии, необходимой для производства. До сих пор мне пишут дизайнеры и производители, предлагая финансовые вклады и партнерство для выпуска прибора «Лолита». За 9 долларов 95 центов предлагалась пластиковая кукла натуральную величину, с тремя цветами волос на выбор. А в журнале Esquire за декабрь 1970 года была описана конструкция таких женщин с умело подделанной цветной фотографией.

Увы, действительность превзошла самые ужасные мои ожи­дания: после выпуска статьи в The Futurist в продаже появился широкий ассортимент искусственных женщин ценой от 19,95 до 89,95 доллара (последняя была снабжена электронными отвер­стиями и двигающимися пальцами). Такие порножурналы, как Hustler и Screw, поместили рекламные объявления на целую по­лосу. Меня несколько успокаивает, что новейшие достижения в этой области дизайна еще не настолько деградировали, как я предполагал.

Мой фельетон об искусственных женщинах с электронно-ги­дравлическим управлением был написан по двум причинам. В нем обличалась готовность промышленности и промышленных дизайнеров потакать мужским сексистским предрассудкам (по­лученные мной в течение следующих тринадцати лет письма от людей, готовых вкладывать деньги в эту идиотскую выдумку, подтверждают этот факт). Я также хотел продемонстрировать дизайнерскую разработку достаточно сложного товара – уст­ройства «Лолита».

Я высмеивал сочетание секса с промышленным дизайном. Политики также пользовались промышленным дизайном для достижения своих целей. В книге Джея Доблина «Сто великих про­ектов промышленного дизайна» упомянут один давний случаи использования дизайна для поддержки политических устремле­ний. В 1937 году Адольф Гитлер поместил на одно из первых мест в списке приоритетных проектов дизайн автомобиля для всех, понимая его фантастическую пропагандистскую ценность. Он отдал распоряжение о создании новой автомобильной <ь для разработки «Фольксвагена» – «народного автомобиля в начале 1939 года в местечке, которому суждено было ста родом Вольфсбург, возник завод «Фольксваген».

Гитлер был убежден, что большие автомобили – единственный тип машин, которые производились в Германии в начале тридцатых годов, – созданы для привилегированных классов и, следователь противоречат интересам национал-социалистов. Весной 1933 года встретился с Фердинандом Порше, чтобы обсудить возможность со здания массового автомобиля – Klein-auto. Порше, который уже мно­го лет экспериментировал с маленькими автомобилями, воспринял энтузиазм Гитлера как шанс осуществить свою мечту. В то время Пор­ше бьи одним из наиболее уважаемых конструкторов автомобилей в Германии. Так как Порше работал главным конструктором в несколь­ких автомобильных компаниях, в том числе «Лонер», «Аусто-Дайм-лер», «Даймлер-Бенц» и «Стейр», он идеально подходил для поставлен­ной задачи. Они договорились с фюрером о том, что «народная маши­на» будет рассчитана на четырех пассажиров, иметь мотор с воздуш­ным охлаждением, средний пробег 35-40 миль на галлон и макси­мальную скорость 70 миль в час. Кроме того, Гитлер заявил, что по­купка должна обходиться немецкому рабочему примерно в боо долла­ров. На расходы по предварительной разработке выделили 65 тысяч долларов; примерно через два года Порше в своей мастерской в Штут­гарте завершил работу над первым образцом автомобиля.

В США дизайн не используется открыто в политических целях; он скорее действует как маркетинговое орудие крупного бизнеса.

Если отвлечься от секса и политики и обратиться к потреби­тельской продукции, мы можем проследить за ее развитием на протяжении почти двадцати пяти лет и, что более важно, мы мо­жем увидеть, как подходили к одной и той же проблеме амери­канская компания «Кодак» и ее немецкий филиал. Проектор слайдов «Кодак Карусель» впервые появился на американском рынке в 1961 году. Так как в нем был применен гравитационный метод подачи слайдов, а это было серьезным изменением самой концепции и дизайна, в результате которого полностью устаре­ли все другие способы проецирования цветных слайдов. Но, как любит говорить один из американских пионеров промышленно­го Раймонд Лоуи, «Лучшее – никогда не враг хорошего». Вскоре спроектировали новый «Кодак Карусель-600», «миниатюрный», более компактный, с кнопочной сменой слайдов и –. выбором линз. Продолжая повышать цену, «Кодак» предложил модель 650, рассчитанную на слайды разной толщины, с дистанционным управлением прямой подачи; 750 – с дистанционным управлением прямой и обратной подачи и экономичным переключателем лампы на низкую мощность; 800 – с дистанционным управлением фокусировкой и встроенным таймером; 850 – с автоматической фокусировкой, вольфрамо-галогенной лампой и двумя линзами; 860QZ – с электронным увеличением изображения и несколько других промежуточных моделей с разными сочетаниями аксессуаров. Серия включала даже RA960 с произвольным доступом к слайдам (вдесятеро дороже простейшей модели) и модель с дуговой лампой (в двадцать раз дороже).

Венцом новой серии стал проектор «Карусель» с дуговой лампой, произвольным доступом к слайдам и автоматической фокусировкой.

В течение первых двадцати лет деятельности «Кодак» продавал школам и аудиовизуальным учреждениям точные копии большинства этих проекторов под названием «Эктаграфик». Проекторы «Эктаграфик» были дороже, серого цвета, а не чёрного и снабжены «более прочными проводами», как неопределенно поясняла фирма «Кодак». (Это означало, что у проектора «Эктаграфик», как правило недоступных для публики, заземленная трехконечная вилка, толстый слой изоляции на проводах и меньшая подверженность коротким замыканиям.) Другими ело вами, обычные потребительские модели были небезопасны но стоили дешевле, хотя обеспечивающие безопасность приспособ­ления сами по себе недороги.

В 1983 году американский «Кодак» показал свои новые «усо­вершенствованные» проекторы «Карусель-5200 и 5600». У этих моделей есть съемное устройство для просматривания слайдов (но чтобы пользоваться им, надо вынуть линзу) и ручка для пе­реноски!

А тем временем в Штутгарте немецкая компания «Кодак» спокойно производила и продавала свою континентальную вер­сию под названием «Карусель-С». У этой модели действительно безопасные провода, отдельные кабели дистанционной фокуси­ровки и выбора слайдов и в довершение всего встроенный повы­шающий и понижающий трансформатор, благодаря которому ею можно пользоваться во всем мире независимо от местного напряжения. Она продается (в Германии) по очень низкой цене. Отделение фирмы «Кодак», находящееся в Рочестере, штат Нью-Йорк, активно пытаясь убедить американцев не покупать эту модель, отказывалось отвечать на вопросы о ней и намекало, что для этой модели трудно достать запчасти или что она небе­зопасна или неудобна. Конечно же, это была неправда.

И работа, и внешний вид немецкой модели говорили о ее простом, безопасном и надежном функционировании. Автома­тический таймер и другие устройства были простыми подклю­чающимися компонентами, которые продавались отдельно. Ак­сессуары немецкой версии, такие, как поддоны для слайдов и дополнительные линзы, имели лучший дизайн, большую проч­ность, были эстетически приятнее и гораздо дешевле. Немцы воспользовались старым добрым американским ноу-хау: массовым производством. Они сделали только один проектор с разными подключающимися деталями, в то время как в США производилосьболее дюжины проекторов с небольшими различиями (в том числе серии «Эктаграфик»), чем и завлекали покупателя в ловушку.

Наша система рассчитана на неудовлетворенность покупателя и ускоренное устаревание. К тому же американские товары дороги и небезопасны. К1984 году положение дел снова радикально изменилось. Немецкий проектор «Кодак» (теперь называющийся 2000 s_av) стал довольно дорог и приобрел алюми­ниевый корпус. Но даже самая ранняя немецкая версия сохрани­лась удивительно хорошо: и Джим Хеннесси, и я профессиональ­но пользовались проекторами (в бюро дизайна и в университе­те) в течение семнадцати лет без единой поломки.

Сейчас, в 1984 году, потребительское сопротивление в Амери­ке, похоже, доказывает нам, что новую собаку к старым штучкам не приучишь. Вместо ненадежных американских моделей «Ко­дак Карусель» серьезные фотографы покупают теперь новый не­мецкий проектор «Лейтц Прадолюкс-зоо». Фирма «Лейтц» реши­ла соединить свою всем известную превосходную оптику с един­ственным настоящим вкладом «Кодака» – круглым поддоном с гравитационной подачей слайдов. «Прадолюкс» – логичный синтез элементов без маркетинговых трюков – продается в спе­циализированных магазинах Нью-Йорка дешевле, чем амери­канские проекторы «Кодак».

Для того чтобы работать непосредственно в интересах потре­бителя, вся отрасль дизайна должна уделить особое внимание роли дизайнера как адвоката, защитника. Например, новый сек­ретарский стул разрабатывается потому, что производитель ме­бели понимает: можно получить выгоду, выставив на рынок но­вую модель стула. Тогда он сообщает дизайнерскому коллективу, что нужен новый стул и в какую цену надо уложиться.

На этой стадии используется эргономика (или дизайн чело­веческих факторов), и дизайнеры сверяются со своими картоте­ками основных параметров в данной области. Большинство сек­ретарей в США – женщины, а большинство данных дизайна по Человеческому фактору основаны, к сожалению, на мерках бе­лых мужчин в возрасте от i8 до 25 лет. Как можно узнать из не­скольких книг по эргономике, приведенных в библиографии, данные были практически полностью собраны с призывников (Маккормик), моряков (Университет Тафт) и персонала голландской авиации (Баттеруорт). Если не считать нескольких интересных таблиц в «Дизайне для людей» Генри Дрейфуса, до настоящего времени не существовало данных по меркам и статистике женщин, детей, пожилых людей, младенцев и инвалидов Рад сообщить, что за последние десять лет эта ситуация изменилась. Нильс Диффриент, Элвин Тилли и Дэвид Хармен (все из бюро Генри Дрейфуса) и другие составили замечательные книги в которых идет речь о детях, мужчинах, женщинах и инвалидах в серии графиков в доступной форме представлены сотни важней­ших параметров, ранее недоступные дизайнерам: «Человечес­кий масштаб 1/2/3»; «Человеческий масштаб 4/5/6»; «Человечес­кий масштаб 7/8/9» (Кембридж, МИТ Пресс, 1974-1981).

Мой бывший студент и сотрудник Гаральд Кубелка из Вены провел большую работу с важнейшими мерками австрийских детей школьного возраста. Его замечательное пособие, обильно иллюстрированное рисунками и графиками, стало драгоценной базой данных для производителей школьной мебели, одежды, ранцев и т.п. в Австрии.

Но вернемся к нашему секретарскому стулу. Исходя из пред­чувствия производителя, что новый секретарский стул может хорошо продаваться, подкрепленного экстраполяцией и интер­поляцией мерок голландских пилотов времен Второй мировой войны, с добавлением собственных стилистических изысканий дизайнера, изготавливается пробный стул. Теперь начинаются потребительские испытания и маркетинговые исследования. Ес­ли освободить эти исследования от всей псевдозначительной шумихи, которую устраивает бригада шаманов с Мэдисон-аве­ню, это означает, что несколько стульев либо проходят испыта­ние, либо продаются в условиях повышенного контроля в пяти пилотных городах (это города со средним населением и средним уровнем дохода, в которых, как считается, люди готовы потра­тить деньги на новые идеи; Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Феникс (Аризона), Мэдисон (Висконсин), Кембридж (Массачусетс) – пять городов из этого длинного списка). В этом и заключают­ся маркетинговые исследования. Если новый товар продается – замечательно.

При проектировании усовершенствованного стула для маши­нистки в дизайнерский коллектив должны входить сами секре­тарши. Слишком часто «среднюю» машинистку просят посидеть (иногда всего пять минут) на уже готовом новом стуле и после этого спрашивают: «Ну что вы об этом думаете?» Когда она отве­чает: «Ого, стул с красной обивкой – совсем другое дело!», ее вы­сказывание принимают за значимую оценку, и стул запускают в массовое производство. И даже если бы секретарш привлекали к более целесообразным испытаниям стульев, как можно обеспе­чить, чтобы именно сами секретарши принимали решение, какой именно стул приобрести? Обычно это решение принимает ди­ректор, архитектор или (боже сохрани) дизайнер по интерьеру.

Все же был спроектирован один стул для машинистки дизайнерской группой «Умвелтгешталтунг» из Штутгарта, в которую входили секретарши, тщательно его протестировавшие. Эргоно­микой занимались Ульрих Бурандт и Институт гигиены и физи­ологии труда (Цюрих, Швейцария); стул был произведен фир­мой «Драберт и сыновья» (Минден, Германия). Подробная доку­ментация помещена в Infordesign (№ 34, 1970, Брюссель). Но, чего я и опасался, в 1970 году произошло: когда этот стул дошел до американского рынка, его сильно обогнали по продажам «при­наряженные» стулья, поскольку, как я уже говорил, секретари практически не имеют права голоса, когда начальники покупа­ют для них стулья.

Мебельная компания Германа Миллера (Зиланд, Мичиган) разработала серию замечательных секретарских и рабочих сту­льев в середине 70-х годов и продолжает свою работу до сих пор. Другие эргономически целесообразные секретарские стулья бы­ли разработаны в Италии фирмами «Кнолл Интернейшнл» и «Этторе Соттсасс». Однако, все они достаточно дороги (что касается европейского импорта, в Нью-Йорке посредники иногда произвольно поднимают цены на «дизайнерские» стулья на 300 %), и в любом случае секретарь не имеет права голоса в этом вопросе.

Еще один пример показывает, что дизайну и мнениям о нем предстоит долгая эволюция: в 1970-1971 годах в Западной мании состоялся общеевропейский конкурс столовых приборов названием «Стол-80». Наиболее достойный с точки зрения экологии экспонат был представлен г-жой Барбро Кульвик-Сильтавуори из Финляндии. В то время как все остальные рабо­ты были выдержаны в ключе поверхностных стилистических новшеств и потакания потребительским вкусам, представлен­ный ею проект был основан на использовании отходов.

Ее предложение (как это ни странно для финской участницы конкурса) противостояло собранию хорошеньких тарелок и ми­лых стаканчиков, хранящихся дома, пока они не побьются или не будут заменены новыми в соответствии с легкоменяющейся модой. Она предложила сократить набор посуды (по крайней мере первоначально) до большой тарелки, маленькой тарелки и кружки для напитков. В качестве материала можно использо­вать красную глину, покрытую глазурью; альтернативным пред­ложением стала пластмасса. Эта легкозаменяемая посуда долж­на продаваться в проветриваемом пластиковом контейнере, конструкция которого позволяет в нем мыть, сушить и хранить посуду. Что более важно, разбитые тарелки и чашки можно воз­вращать производителю (как пустые пивные или молочные бу­тылки) в мешке для мусора, входящем в набор. Вышедшую из строя посуду снова превращают в сырье; из пластмассы делается новая посуда, из глины – кирпичи, и так далее.

Особенно важно, каким образом дизайнеры отреагировали на это предложение. Ему был присужден пятнадцатый приз (из пятнадцати), и жюри заметило: «Эта концепция довольно-таки оригинальна... Во всяком случае, мы можем оценить юмор этой забавной провокации» (курсив мой).

Хотя дизайнерские круги, по-видимому, не поощряют нова­торские решения, потребители с ними не согласны. В 1972-1973 годах Международный центр дизайна в Западном Берлине про­вел свою ежегодную выставку новой мебели «Хорошая форма». Директор центра Франсуа Буркхардт пригласил меня одновременно провести выставку самодельной и переносной мебели. Мои инструкции по изготовлению самодельной мебели раздавались бесплатно, более крупные предметы мебели были изготовлены для выставки заранее, и жителей Западного Берлина тоже попросили принести мебель, которую они изобрели и сделали сами. Число посетителей превзошло прежние рекорды посещаемости Международного дизайн-центра. Франсуа Буркхардт вос­торженно поделился со мной впечатлениями: «Пришли тысячи людей, которые никогда не приходили на наши выставки рань­ше, – пожилые люди, молодые защитники окружающей среды и малообеспеченные люди!»

Весной 1973-Г974 годов подобная выставка была проведена в галерее Града Загреба в Югославии. И здесь тоже были побиты все рекорды посещаемости. Галерея ожидала, что на мою всту­пительную речь придут 60-80 человек. Когда пришли более 6000 человек, пришлось установить громкоговорители на ули­цах. Листовки с инструкциями – их раздавали бесплатно, как и в Берлине, – закончились через 15 минут, хотя напечатанный запас был рассчитан на два месяца. Когда людям дается возмож­ность активного участия, в музеях, выставочных центрах и га­лереях просто не хватает места, чтобы вместить всех желающих.

В дизайнерском мышлении все еще доминируют странные нотки патернализма. Как-то на собрании руководитель одного из крупнейших в Чикаго дизайнерских бюро сказал мне: «Нам надо делать для рабочих-мигрантов что-то, что полезно для них, но не переусердствовать, иначе они так никогда и не встанут с дивана!». Когда жители беднейшего негритянского района Лафайетт (Индиана) с помощью студентов-архитекторов проекти­ровали игровую площадку, районный совет предложил другое решение, лучше обеспечивающее потребности населения. «Как они могли такое сделать, ведь это же мои черные!» – отреагиро­вал один из студентов.

Чтобы показать, как дизайн может реагировать на особые потребности, я хотел бы обратиться к конкретным примерам, касающимся первой детской книжки, а также нескольким вари­антам дизайна сидений.

Десять лет назад, когда моей дочери Дженни Сату было три года, невозможно было найти приличных книжек с картинками для маленьких детей. Издательская компания «Хэмптон» и Чикаго выпускала всего восемь детских книг, каждая из которых состояла из обложки и трех листов – в сумме шесть стража на книжку. Эти книги печатались нетоксичными красками на ткани. На каждой странице была одна иллюстрация. Под каждой из шести картинок, составляющих книжку, была напечатана поучительная подпись, например: «Шарик». Так как большинство трехлетних детей не умеют читать, а если умеют, то требуют более подробных подписей, эти достаточно дорогие книжки были практически бесполезны. У них было единственное достоинство – изготовленные из ткани страницы не могли поранить детские пальчики. В последующие годы многие издатели занялись выпуском книг для маленьких детей. По-моему, ни одну из этих книг нельзя считать удовлетворительной, ведь маленькие дети интересуются не только картинками; они столь же радостно ре­агируют на текстуру, цветовые контрасты, оптические и шумо­вые эффекты.

Так вот, один из моих студентов разработал книжку: в ней было десять листов или двадцать страниц. На одной странице был кармашек из ткани плюшевой текстуры. Поверхность еще одной страницы была из атласной ткани. На других страницах были простые цветовые пятна, оптически насыщенные узоры, приятные на ощупь текстуры и аппликации-пищалки. Кроме то­го, страницы разделены горизонтально, так, чтобы ребенок мог скомбинировать из десяти страниц более 40узоров. Книжка то­же сделана из ткани, краски нетоксичны, и ее можно продавать по доллару за штуку. Но это не конец процесса дизайна. Мой сту­дент также создал набор шаблонов, по которым книжки могут делать слепые, люди, лежащие в больницах, или надомные ра­ботники. Благодаря такому дизайну оказалось возможным соче­тать интересы двух групп – порадовать маленьких детей и од­новременно обеспечить полезной работой слепых.

Как неоднократно отмечалось в данной книге, дизайн не за­ботится о самых широких слоях населения. Если мы просто срав­ним рычаги, переключатели, ручки и общий дизайн тех инстру­ментов и приборов, которыми в нашем обществе пользуются женщины (домохозяйки) с соответствующими параметрами ин­струментов для мужчин, мы убедимся в громадном их различии. Хотя теперь доступны новые эргономические данные, упомя­нутые выше, большинство дизайнерских бюро все еще считают, что их идеальный клиент находится в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет, имеет средний доход, активен, ростом ров­но шесть футов и весит ровно 175 фунтов. Между прочим, сего­дня в США больше пожилых людей, чем когда-либо прежде*.

Когда я еще учился в колледже, журнал Interiors первым запустил крылатую фразу: «Стул – визитная карточка дизайнера». Хороша или плоха эта фраза, но она осталась в памяти. Сегодня потребитель, желающий купить стул, должен выбирать из ошеломляющего ассортимента – более 20000 различных моделей Многие из этих стульев американские, но мы также импор­тируем стулья из Дании, Финляндии, Швеции, Италии, Японии и многих других стран. Производятся стулья, тщательно скопи­рованные с египетских сидений периода до первой династии; есть сиденья надувные (с применением последних новинок в об­ласти технологии пластмасс и электроники), обязанные своим эстетическим оформлением последнему полету в космос. Между этими крайностями – точные репродукции стилей Гепплуайт, Дункан Пайф, раннеамериканского стиля и многих других, в том числе таких вновь созданных, как «японский колониаль­ный», «пластмассовый барочный» и «стиль навахо». Цены раз­личны: надувное кресло можно купить всего за 9,98 долларов, а кресло, частично шведского производства, но с японской элек­троникой в стереонаушниках и немецким мотором для покачи­вания сиденья при откинутой спинке продается за кругленькую цену – 16500 долларов. С эстетической точки зрения, а также по функциональности и телезисному соответствию насчитывается по меньшей мере 500 хорошо спроектированных сидений. Но мне хотелось бы рассказать о трех креслах, которые я считаю ве­ликолепными; два из них так хорошо выдержали испытание вре­менем, что большинство людей удивляются, узнав, когда эти кресла были созданы впервые.

Режиссерское кресло в его наиболее распространенном в анте – складная деревянная конструкция с натяжным сидень и спинкой из ткани, при испытаниях выдерживающая груз о фунтов. На таком кресле очень удобно сидеть подолгу, что необычно для кресла без подушек и мягкой обивки. Для хранен или удобной перевозки оно складывается в компактный паке весом менее 15 фунтов. Самое лучшее в нем то, что оно мож_ет служить как кресло, стул к письменному столу, шезлонг или обе денный стул. У нас дома восемь таких стульев, и их ненавязчи­вая элегантность, компактность и простота в обращении, а так­же удобство и низкая цена делают их особенно привлекательны­ми в сегодняшних условиях большей мобильности. Такое кресло все еще продается фирмой «Сире Робак» по низким до смешного ценам. Лжей Доблин в своей книге «Сто лучших произведений дизайна» называет его «...чудесной покупкой, имеющей, вероятно самое лучшее соотношение цены и качества среди мебели, находящейся в продаже». Большинство людей на вопрос, когда было создано это кресло, называют конец 40-х годов XX века, ошибаются на целый век. Такое кресло можно увидеть на ранних французских и американских фотографиях; оно особен­но часто появляется на фотографиях, сделанных во время Граж­данской войны. В своем современном виде это кресло произво­дится несколькими фирмами: мебельной компанией «Телескоп» (Гранвилль, Нью-Йорк) и компанией «Голд медал» (Расин, Вис­консин); они выпускают в настоящее время по меньшей мере 75000 кресел ежегодно. По оценкам современных производите­лей, количество кресел этой модели, изготовленных начиная с 1900 года только в США, превышает 5 миллионов. Джей Доблин упоминает, что модель, которую ныне производит компания «Голд медал», относится к 1903 году. Кроме того, существуют британские, немецкие, шведские, датские и финские варианты этого кресла. Британская версия для современных потребите­лей, роскошно выполненная из кожи и орехового дерева, прода­ется как «кресло офицера времен Британской кампании».

В 1940 году Ганс Кнолл купил проект кресла дизайнеров Фер-рари-Хардой и Дурчан Боне. Конструкция из стальных прутьев в форме двух пересекающихся тетраэдров, обтянутых кожей или брезентом, известна среди дизайнеров как кресло «Хардой», а среди обычной публики как «кресло-бабочка», военное кресло, шезлонг, «радость интеллектуала» или «кресло-сафари». Это очень удобное кресло для открытого пространства, оно не намо­кает, если покрытие брезентовое. Кресло легкое, и хотя боль­шинство моделей не складные, они удобно штабелируются. В 1940 году кресло-оригинал производства «Кнолл-Хардой» (с ко­жаным сиденьем) продавалось по розничной цене 90 долларов. Производители-конкуренты, копируя оригинальную модель, к ^Х95о году сбили эту цену, во всяком случае на Западном побере­жье, до 3,95 доллара. Перепроизводство этих копий в конце концов привело к тому, что в некоторых супермаркетах Запада и Юго-Запада кресло стали отдавать бесплатно в качестве подарка. За покупку продуктов на 40 долларов. Насколько нам известно, кресло «Хардой» появилось в 1869 году как складное кресло для офицеров итальянской армии. Его делали из натурального отпо­лированного дерева, с оловянными петлями и креплениями и кожаным сиденьем. В 1895 году мебельная компания «Голд медал» выпустила почти такое же кресло, но с брезентовым сидень­ем. Первый нескладной вариант появился в Германии в начале 1930 годов. Теперь, в 1980 годы, эта модель кресла возвращена в производство, но уже с сиденьями из кожи и шкуры пони.

«Мешок» (дизайн Пьеро Гатти и Чезаре Паолини) был приду­ман в Италии в конце 1968 года. Это мешок из кожи, набитый пластиковым гранулятом. Консистенция пластикового наполни­теля такова, что он принимает очертания тела сидящего. Если не считать материала самого мешка, кресло не может являться ста­тус-символом. Когда появились копии из различных материалов, цена снизилась до 9,99 доллара. Ткань смотрится хорошо, но луч­ше всего – мягкая и гибкая итальянская лайка. Винил или нога-хайд, вероятно, наименее приятны, потому что «не дышат». Те­перь, в 1984 году, оригинальная итальянская версия все еще за­нимает твердую позицию на рынке, а наборы «Сделай сам» продаются магазинами «Товары – почтой». Подобно режиссерскому креслу и креслу «Хардой», кресло-мешок превосходно сочетается сегодняшним идеалом непринужденной домашней обстановки. Единственный недостаток «мешка» и кресла «Хардой» – жилым людям трудно садиться в них, но у всех этих трех кресел есть общие достоинства (хотя даты их разработки различаются более чем на столетие): простота эксплуатации и хранения, портативность, независимость от статуса и низкая цена. Возможно, не все дизайнеры единодушно согласятся со мной. Но законодатели вкусов нашего общества показали свою неком­петентность в отборе наилучших образцов. Нью-Йоркский му­зей современного искусства обычно считается первым арбитром хорошего вкуса в отношении дизайнерских объектов. На эту те­му музей за последние тридцать шесть лет выпустил одну книгу и два буклета. В 1934 году вышла в свет книга «Машинное искус­ство» – обильно иллюстрированный путеводитель по выставке, цель которой, популяризация «эстетически полноценных» пред­метов машинного производства среди населения. Из 397 предме­тов, которые в то время сочли ценными и долговечными, 396 не выжили. Только химические пробирки и мензурки фирмы «Курс» из Колорадо, после краткого периода созданной музеем моды, в течение которого интеллигенция пользовалась ими как графи­нами для вина, вазами и пепельницами, дожили до наших дней и продолжают использоваться в современных лабораториях.

В 1939 году музей провел вторую выставку: ее экспонаты бы­ли представлены в буклете «Органический дизайн». Только один из семидесяти проектов за номером А-3501 (дизайнеры Сааринен и Имс) стал использоваться для дальнейшей разработки. Сааринен преобразовал его в «кресло-лоно» (1948), а Имс в 1957 году разработал на его основе свой вариант шезлонга.

Второй буклет посвящен состоявшейся в 1950 году междуна­родной выставке «Лучшие дизайн-проекты современной мебе­ли». Только один из сорока шести экспонатов дожил до сего­дняшнего дня. Поскольку вышеупомянутые кресла Сааринена и Имса продаются по цене более 500 долларов, их реальное воз­действие на население ничтожно мало. Но если мы обратимся к законодателям вкуса Музея современного искусства, соотноше­ние трех успешных проектов к 510 провальным вызывает некоторое беспокойство. Еще более тревожит то, что музей оставил без внимания «барселонское» кресло Мис ван дер Роэ. Оно было создано в двадцатых годах. «Кнолл интернейшнл» возобновил его производство в 50-е годы и стала продавать кресла (топ парами) по 750 долларов за штуку; в настоящее время при цене 2000 долларов за штуку они стали первостепенным статус-символом большого бизнеса и украшают приемные большинства корпоративных магнатов промышленности во всем мире.

Интересно сравнить многочисленные музейные каталоги «образцов хорошего дизайна». Независимо от того, выпущены эти каталоги в 20-х, 30-х, 50-х, 70-х или 80-х годах XX века, пред­меты обычно одни и те же: несколько стульев, несколько авто­мобилей, столовые приборы, лампы, пепельницы и, возможно фотография вездесущего самолета ЭС-3- Нововведения все чаще сводятся к разработке банальных безделушек для ежегодного рынка рождественских подарков, изобретению игрушек для взрослых. В двадцатые годы, купив первые электрические тосте­ры, немногие потребители могли предвидеть, что всего лишь за 50 лет та же технология, благодаря которой человек долетел до Луны, даст нам электрическую расческу для усов, электрический нож на батарейках для разрезания жаркого и электронные про­граммируемые вибраторы. Но были и подлинные первопроход­цы. Среди предметов, созданных покойным д-ром Петером Шлумбомом, я не могу найти ни одного, который не отличался бы прекрасным дизайном, инженерной целесообразностью, ра­дикальной новизной и эстетической привлекательностью.

Д-р Шлумбом, энтузиаст-изобретатель, в 1941 году разрабо­тал кофеварку «Хемэкс». Она оказалась первой в серии последу­ющих дизайн-проектов Шлумбома, которые совершенствовали и упрощали процессы с помощью неэлектрических и обычно не­механических средств. Благодаря углубленному изучению при­кладной физики он сумел разработать способ более простой вар­ки кофе. После создания системы «Хемэкс» в 1941 году в других странах появились многие ее копии, в частности «Мелитта» в Германии, а также несколько шведских кофеварок. В1946 году за кофеваркой последовал шейкер для коктейля, в 1949 ^Г°ДУ " стеклянный чайник, кипятящий воду быстрее благодаря свое конфигурации, в 1951 году – электрический «реактивно-филь рующий» вентилятор и многие другие предметы, такие, как снегозащитные очки и поднос двойного назначения. Все предметы дизайна Шлумбома (он умер в 1957 году) имели разумные цены.

Если обратиться к игрушкам, сейчас, в 1984 году, есть не­сколько игрушек с хорошим дизайном, низкой ценой и в то же время тесно связанных с циклами расширения интересов расту­щих детей. Для этого существуют свои причины. На Рождество в 1982 году на рынке отмечалось как появление, так и снижение интереса к видеоиграм. В 1981 году подобным образом закончи­лась трехлетняя волна моды на электронные игры. Автомобили с дистанционным управлением или миниатюрные комнатные гоночные трассы все еще продаются, но сместились на более низкую позицию на рынке, на ту, что еще занимают модели же­лезных дорог. Куклы Барби (вместе с другом Барби Кеном и множеством мелких второстепенных персонажей, одеждой, модными машинами, бассейнами и тому подобным) лидируют на рынке кукол вот уже тридцать лет. Изобретатель и дизайнер кукол Барби из компании «Маттел» недавно публично отрекся от своих созданий («Если учесть все», 7 октября 1983 г.), говоря, что они насаждали сексистский взгляд на женщин и что детей провоцировали на покупку все большего количества аксессуа­ра для кукол.

Игрушки для детей одного-двух лет и чуть старше часто отли­чаются хорошим дизайном, например «Фишер-Прайс» или иг­рушки по мотивам «Улицы Сезам». Но здесь начинают действо­вать новые нравственные соображения. Многие такие игрушки делают из дешевой пластмассы, они быстро пачкаются, ломают­ся или изнашиваются. Ребенок, играющий с ними, не может не усвоить некоторых ценностных установок: вещи сделаны плохо, их качество не имеет значения, кричащие цвета и аляповатые украшения – это норма, а когда вещи изнашиваются, их выбра­сывают, и сразу, как по волшебству, появляются новые. (Темой диссертации на степень доктора философии может быть сравне­ние веры маленьких детей в волшебное появление новых игру­шек с практически идентичными верованиями примитивного населения южных островов Тихого океана в «культ Грузового корабля».)

Игрушки для детей одного-двух лет и чуть старше часто отли­чаются хорошим дизайном, например «Фишер-Прайс» или иг­рушки по мотивам «Улицы Сезам». Но здесь начинают действо­вать новые нравственные соображения. Многие такие игрушки делают из дешевой пластмассы, они быстро пачкаются, ломают­ся или изнашиваются. Ребенок, играющий с ними, не может не усвоить некоторых ценностных установок: вещи сделаны плохо, их качество не имеет значения, кричащие цвета и аляповатые украшения – это норма, а когда вещи изнашиваются, их выбра­сывают, и сразу, как по волшебству, появляются новые. (Темой диссертации на степень доктора философии может быть сравне­ние веры маленьких детей в волшебное появление новых игру­шек с практически идентичными верованиями примитивного населения южных островов Тихого океана в «культ Грузового корабля».)

«Улица Сезам» – программа, показ которой запрещен зако­ном в большинстве стран Северной и Западной Европы по сле­дующей причине: коллектив «Телемастерской», заметив, что ма­ленькие дети больше интересуются рекламой, чем телепрограммами, поставили рекламоподобные сценки, в которых объясня­ются простые слова, буква А, число ₇ и вообще все что угодно. Хотя дети что-то узнают о буквах, словах и цифрах, они одновре­менно привыкают к рекламным сообщениям как таковым – это Доказано. Такая реклама, грубая и громкая, создает (намеренно или ненамеренно) пассивных мини-потребителей, готовых при­нять любую рекламную чушь, которую им предложат беззастен­чивые рекламщики.

Детям, особенно маленьким, нужно ощущать в игрушках вы­сокое качество, постоянство и приятные материалы. Мне осо­бенно хотелось бы порекомендовать серию простых деревянных игрушек из Финляндии. Их создали дизайнеры Норма Веннола и Пекка Корпияако – ведь дети должны получать удовольствие усваивая такие навыки, как кручение, поворачивание, продевание веревки в отверстие, сжатие и толкание. Несколько лет назад Йорма Веннола очень помог в изобретении, проектировании, разработке и изготовлении первой портативной игровой тренировочной среды для детей, страдающих церебральным параличом (ДЦП). Эта среда показана и описана в другой глав нашей книги. Работая над ней, Йорма Веннола также создал свою игру «Пальчики». Иорма принес первый ее образец на одно наших собраний: пробный дизайн в дереве. Это была настолько многообещающая развлекательная игрушка и в то же время замечательная тренировочная игра как для больных, так и для здоровых детей, что я стал уговаривать его начать распростра­нять ее на рынке.

Окончательный вариант игрушки представляет собой две пластмассовые половинки, каждая формой и размером повторя­ет старомодный велосипедный звонок, которые соединены в шарообразную фигуру. В дырочки вставлены шпонки, выступа­ющие на полдюйма каждая. Шпонки вдавливаются и затем вы­скакивают обратно, потому что их выталкивает маленький ре­зиновый шарик в середине игрушки. Игрушка выпускается восьми ярких цветов. Детям нравится, что она приятна на ощупь и упруга. Это замечательное упражнение для мускулов рук всех детей, в том числе детей, страдающих ДЦП, некоторы­ми видами параплегии и тяжелой миастенией. Эта простая и элегантная игрушка не механическая и потому не изнашивает­ся и не требует ремонта. Она может плавать (и поэтому отно­сится к немногим игрушкам с хорошим дизайном, которые годятся для ванны), а благодаря своим ярким цветам чудесно под ходит для игр на снегу. Очень радует, что ее цена в США осталась невысокой и игрушка «Пальчики» продается в детских отделах нескольких больших магазинов. Те же «Пальчики», только хромированные, стали «успокаивающей игрушкой для ответственных работников», но продаются почти в десять раз дороже в отделе рождественских подарков. Игрушку на рынке распространяет компания «Креатив плейтингс», но не меньшая заслуга принадлежит Кайя Аарикка, который первым начал производить и продавать эти игрушки в Хельсинки.

Иногда необходим дизайн для вещей, которые нужны прямо сейчас. Часто их не спешат проектировать, ожидая появления новых технологий. Но если слепому нужен усовершенствован­ный письменный прибор для записей по Брайлю, нет смысла объяснять ему, что через десять лет диктофоны размером с сига­ретную пачку будут стоить менее га долл. Во-первых, письмен­ный прибор нужен ему сейчас; во-вторых, из-за сегодняшней по­литики монополий такие прогнозы будущих цен весьма недосто­верны. В конце концов, именно монопольные соглашения и же­сткая ценовая политика приводят к тому, что слуховой прибор, состоящий из ушной вставки и карманного усилителя, производ­ство которых обходится примерно в 100 долл., продается в розницу за 750 долл. Так как немногие дизайнеры склонны проектировать и разрабатывать действительно нужную продукцию, я рас­скажу о нескольких таких проектах. Должен извиниться за, так сказать, манеру «дизайнерской стенографии». Описание каждого проекта заполнило бы много томов. Некоторые из этих изделий были спроектированы студентами и представлены в этой книге. Теперь все мы ищем способы упростить их производство.

Пациенты, предрасположенные к приступам «тревоги», час­то бессознательно повышают свое кровяное давление. Есть дюжины новых электронных приспособлений для самостоятельного измерения, а также подобные платные приборы в аэропорта и супермаркетах, но успокаивающий прибор для измерения давления еще не разработан.

Благодаря возникновению микрочиповой технологии и с зданию микропроцессоров у нас появилось множество миниатюрных приборов для мониторинга сердцебиения и пульса, и все еще остается громадный потенциал для других инструментов самодиагностики, позволяющих мужчинам и женщинам проводить простые анализы кислородного обмена, анализ мочи, измерения емкости легких и тому подобное. (В этой связи интересно отметить, что инструкция, средство и упаковка теста для самостоятельного определения беременности стоимостью 80 центов продается в аптеках точно за ту же сумму, которую берут за этот анализ большинство врачей.). Сейчас не существует диагностического приспособления для быстрого, точного и дешевого определения гальванических реакций кожи. С этим справилось бы устройство размером с шариковую ручку.

Неудовлетворителен дизайн костылей; что касается банда­жей легко снизить их стоимость и улучшить их подгонку к фигу-Дизайн тростей для слепых был впервые усовершенствован Робертом Сенном; они описаны и показаны в этой книге. К со­жалению, тростью Боба Сенна пренебрегли в пользу крайне до­рогих и неточных электронных «сенсорных тростей». Они тяже­ловесны, ненадежны и пока недоступны для потребителей.

В течение примерно десяти последних лет появилось много различных тренажеров. Это тренажеры и для здоровых людей, и такое долгожданное специальное оборудование, как гоночные инвалидные кресла, которые позволяют некоторым инвалидам участвовать в марафонах. Но тренажеры, предназначенные спе­циально для детей, страдающих ДЦП, параплегией или квадраплегией, миастенией и другими тяжелыми заболеваниями, по­явились на американском рынке только в конце 1983 года. Пер­вые такие проекты были выполнены мной и моими студентами в Швеции и США и более подробно описаны в другой главе.

Хотя к 1984 году пузырьки для лекарств, сделанные так, чтобы ребенок не мог их открыть, раздают бесплатно, так было не всегда. В 50-е и 60-е годы более 500 маленьких детей в год умирали из-за отравления пилюлями и капсулами. Чтобы изменить ситуацию, Дэвид Хаусман в 1970 году разработал под моим руководством недоступный для детей пузырек для лекарств (см. фотографию). Испытания на детях показали, что они не могут открыть его потому, что неспособны «прочесть» цветовой код, состав­ленный из цветных точек вокруг цилиндра. К сожалению, коробка для пилюль Хаусмана делалась из твердого нейлона, и производство оказалось настолько дорогим, что так и не было начато. Однако эта работа «положила начало» созданию всех контейнеров для лекарств, работающих по принципу «нажми и поверни» или «подними и покрути», с которыми мы все знак и которые теперь обязательны в некоторых странах. Эти контейнеры достаточно дешевы, чтобы раздавать их бесплатно, но и имеют два важных недостатка:

1. Пожилым или страдающим артритом людям (а также слепым) трудно их открывать. Это проблема и для неграмотны или не знающих английского языка людей (по данным Time почти 30 % жителей США функционально неграмотны, 18 % – испаноговорящие).

2. Любой упорный и решительный ребенок может их от­крыть.

Все еще не существует защищенного от детей «сейфа» для ле­карств, хранящихся дома. Нет соответствующего «сейфа» для чи­стящих средств, отбеливателей и других домашних химикалиев. Позвольте мне привести цитату из одной моей более ранней книги, которая так и не переиздана:

Обязательное введение «защищенных от детей» коробок для всех от­пускающихся по рецепту лекарств в США, Западной Германии, Канаде и нескольких других странах решило проблему не полностью. Один из наших выпускников сделал в 1965 году первый прототип «сейфа для пилюль». С тех пор стали выпускать более дешевые пузырьки со спе­циальными крышками, но и теперь дети иногда страдают от отравле­ния отбеливателями, моющими средствами, ополаскивателями и дру­гой бытовой химией. Очевидное решение проблемы – запирающийся шкафчик для хранения подобных веществ.

Однако шкаф, запирающийся на ключ или комбинированный за­мок, тоже не решение проблемы. Иногда пожилому члену семьи может срочно понадобиться сердечное лекарство, а он не в состоянии возиться с замками и ключами. Или, скажем, дедушка, страдающий тяжелы артритом, не может повернуть ключ. Чтобы решить эту проблему, наши датские студенты спроектировали шкафы, учитывая, что ребенок неспособен охватить своими маленькими ручками все пространство; взрослые, даже инвалиды, могли мгновенно открыть такой шкаф. Копенгагене была проведена конференция, и некоторые студенты дали интервью в получасовой телепрограмме. Благодаря вниманию к про­блеме прессы и телевидения в Дании, вероятно, будет введен новый за­кон, предусматривающий обязательную установку таких шкафов (с эр­гономичным дизайном замков, недоступных для детей) во всех квар­тирах и домах, предназначенных для аренды или продажи.

Этими разработками заинтересовались и в Новой Зеландии. Ново­зеландская ассоциация стандартов, консультативный орган при прави­тельстве, подготовила проект постановления об обязательной установке безопасных шкафов; если оно будет утверждено, то установка таких шкафов станет обязательной во всех новых домах и квартирах. Эти шкафы должны «запираться» без ключа, обеспечивая, таким образом, быстрый доступ для взрослых, страдающих тяжелым артритом или другими заболеваниями, не дающими справиться с ключами.

Великобритании Том Ллойд, еще один выпускник, спроектировал замок, который можно сделать самостоятельно; его легко установить на шкаф, и его не может открыть ребенок. Этот замок за несколько минут превратит любой имеющийся ящик, шкаф или чулан в безопасную» зону» (В.Папанек и Дж.Хеннесси «Как не работают вещи». Нью-Йорк. Пантеон букс, 1977).

Слепые взрослые нуждаются в аппарате для записей алфавитом Брайля. В настоящее время им приходится либо пользовать­ся дорогой и громоздкой пишущей машинкой (так как они не видят, для пишущей машинки нужны дополнительные клави­ши), или совершенно неудобными карманными дощечкой и стилом. Новый аппарат можно брать с собой, он небольших разме­ров. Однако отпечатки получаются вдавленными, а шрифт Брай­ля выпуклый, поэтому все приходится записывать в обратном порядке. Двое студентов – выпускников Калифорнийского ин­ститута искусств, Джеймс Хеннесси и Солбрит Ланквист, спроек­тировали недорогой карманный прибор для брайлевских запи­сей. Но слепые могут выполнять и более содержательную, серь­езную работу, чем делать корзинки и щетки. Дизайнер вполне может разработать производственные процессы, напрямую свя­занные с полезными навыками слепых.

Есть еще много групп населения, которые мы выделили и на­звали обездоленными, неполноценными или отсталыми. Необ­ходимо исследовать их умения, навыки и придумать для них за­нятия. Снова повторяю: в каждом случае члены этих групп должны входить в дизайнерский коллектив.

С 1970 года мы начали долгосрочный проект «Стены сенсор­ной стимуляции». Я спроектировал эту «стену» вместе с двумя бывшими студентами, Чарли Шрейнером (Университет Пердью) и Ирье Сотамаа (Хельсинки), для нормальных детей и де­тей с задержкой умственного развития; ее описание было опуб­ликовано в журнале З.Р.Сгшайег с тем, чтобы ее могли самостоя­тельно построить родители детей, больных церебральным параличом. С тех пор – с постоянной помощью детей, их учителей и нянечек – было построено и все еще разрабатывается множест­во других вариантов этой «стены». Я кратко опишу суть идеи. В принципе «стена» – это решетка размерами два на пять футов, толщиной один фут. В эту «стену» вставляются десять однофуто­вых кубиков. Каждый кубик что-то «умеет». Кубики пищат, по­казывают многогранные отражения, у них трехмерное внутрен­нее пространство, которое можно ощупывать, зажигающиеся лампочки и многое другое. Это устройство можно использовать в яслях или детском саду, его можно положить на пол. Дети в возрасте от одного года могут исследовать его и играть с ним. По мере того как ребенок становится старше или у него развивают­ся новые навыки, учитель может добавлять или заменять куби­ки новыми, использовать аквариумы, экраны для показа слай­дов и электронные игрушки. С помощью «стены» можно обучить ребенка конкретным навыкам: плетению, застегиванию пуговиц, завязыванию узлов, обращению с застежкой-«молнией», пряжками или кнопками.

В одной из последующих глав представлен и описан куб для игры и изучения окружающей среды, созданный в Финляндии для детей-инвалидов. А как насчет других кубиков? Экспери­ментальные кубы-детские сады, кубики, которыми можно играть под водой и пускать их по воде, складные кубики, которыми можно пользоваться для игры, тестов и диагностики? Когда студенты университета (еще одна разрабатываемая группа) переезжают в старую квартиру, они тратят несоразмерно много денег, чтобы привести ее в порядок. В этой квартире часто и имеются необходимые удобства: водопровод, туалет и ванна, отопление, кухонная мебель, окна и помещения для хранения вещей. Много денег и времени тратится на окраску стен и полов чем результаты ремонта потом достаются домохозяину. И, конечно, многие люди, живущие в трущобах, не могут позволить себе никакого ремонта. Можно сконструировать внутренние жилые кубики для сна, работы и сидения, которые будут объединены в эстетически продуманное жилое пространство, использующее все ресурсы самой квартиры в качестве дополнения, но визуаль­но нейтрализуя ее. Мои друзья сконструировали три таких куби­ка (один – для сна, еды и приема гостей; второй – для работы; третий – в качестве игровой комнаты для ребенка; ребро каж­дого куба – восемь футов) и установили их в своей обветшалой, уродливой квартире в районе трущоб в Чикаго. В 1970 году они перевезли кубики (в сложенном виде и в плоской упаковке) в новое, столь же дешевое и уродливое помещение в Буэнос-Айресе; там эти кубики значительно преобразили их жилье, а в 1980 году они взяли их с собой в Бразилию.

По наиболее точным подсчетам, в настоящее время в мире 200 миллионов людей, прикованных к постели, которые хотели бы почитать, но не могут переворачивать страницы книг. В Швеции продается семь различных приспособлений для переворачивания страниц, в США – три, но ни одна система, кроме крайне дорогих проекционных, не работает надежно. Разработав такое устройство, мы могли бы присоединить его к небольшому проектору и таким образом снизить его стоимость.

Чем же мы еще можем помочь пожилым людям? Конечно же, игра в шафлборд – не единственный вариант. Пожилым людям нужна мебель, на которую легко сесть и с которой легко встать. Такая мебель должна быть дешевой, простой для чистки и ис­пользования. В так называемых деревнях для пенсионеров во Флориде и на Западном побережье живут сотни краснодеревщи­ков, дизайнеров и ремесленников, единственное занятие кото­рых – партия в канасту по выходным. В то же время они могли бы сами проектировать и изготавливать мебель, в которой соот­ношения сиденья и спинки, сиденья и ручек, угол наклона долж­ны быть подходящими для пожилых людей.

Инвалиды, пожилые люди и некоторые дети нуждаются в приспособлениях, помогающих ходить. Большинство «ходун­ков», которые имеются в продаже в настоящее время, опасны, неуклюжи и дороги. Любой хорошо подготовленный студент четвертого курса колледжа дизайна может спроектировать ме­нее чем за час более совершенные ходунки, чем нынешние. Это и выполнил один студент из Малайзии при поддержке Всемир­ной организации здравоохранения. Его ходунки производят в местных условиях из бамбука или дерева сельские ремесленни­ки, (см. «История промышленного дизайна»).

Машина «скорой помощи» стоит приблизительно 28 500 дол­ларов. Почему же нет дешевых переносных модулей, с помощью которых можно превратить любой железнодорожный вагон в «скорую помощь» в случае стихийного бедствия? Учитывая коли­чество и цены машин «скорой помощи» сегодня, общенародное стихийное бедствие, видимо, началось уже лет двадцать назад!

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: