Солнце встает над селом Дзауга 9 страница

Когда он умылся и вышел из ванной, ему показалось, что он совершенно протрезвел. На кухне горела немощная электрическая лампочка под абажуром, хлопотала Карина, и было неожиданно тепло и спокойно. Он сел на табуретку за стол. Она болтала яйца в сковородке, кромсала на скорую руку салат, ставила что-то на стол, как всегда со спокойным, невозмутимым лицом, но ему показалось, что она очень старается. Ему стало радостно и одновременно жутко.
-Слышь, а твоя эта… подружка красивая?
-Она спит.
-Ну, пусть поспит с нами.
Карина поставила перед ним еду, и он, не дожидаясь ответа, стал жрать, похрюкивая и заглатывая кусками несвежий хлеб. Она тихо стояла рядом, как невеста-скромница, или как служанка, ждущая приказаний, или как тень, убивая его своей покорностью.
Алан доел и брезгливо отодвинул тарелку, еле подавляя злость.
-Чай будешь?
Он помолчал и поковырял в зубах.
-Да.
Она снова засуетилась, и он с отчаянием поднял на нее глаза. Такой нежный профиль. Отливающий медью ореол волос. Хрупкая талия, перетянутая пояском. И такое трогательное безразличие.
Она приближалась, отходила, наклонялась, иногда слегка задевала его, и он следовал взглядом за каждым ее движением неотступно, со звериной тоской. Из широких рукавов халата то и дело выныривали ее запястья, белые и такие тонкие, что их, казалось, можно было переломить двумя пальцами.
-Слушай, ты… конченая, да?
-Что?
-Ну, ты конченая потаскуха, да? Тебе не в падлу одновременно с кучей потных мужиков, во все дырки, да?
-Да. Именно так. Я – конченая тварь. Еще вопросы будут?
Он замолчал. Его глаза судорожно носились по ней, спотыкаясь то на россыпи родинок на шее, то на налитой груди под тонким ситцем, то на полупрозрачных ключицах…
-Тебе было противно со мной?...
-Нет.
-А с Габараем?
-Нет.
-В смысле, тебе что, все равно с кем?
-Не все равно. Но вы, по крайней мере, молодые. И довольно симпатичные.
Он злобно посмотрел ей в лицо.
-А знаешь, что мы недавно зверски изнасиловали маленькую девочку, и она теперь умерла?
Она спокойно выдержала его взгляд. Алан стиснул кулаки.
-Ну что ты молчишь?
-А что сказать?
Он нервно рассмеялся.
-Нечего сказать, да?
-Да, нечего.
-Ну, да. Засунула язык в жопу.
Карина отвернулась и достала чайник.
-Тебе варенье открыть?
-Нет. Иди, шлифони мне лучше.
Карина снова печально глянула на него. Карие глаза. Такие обреченные и… родные. Она убрала со стола и приблизилась к нему.
-Вот, черт. У тебя опять кровь пошла. Посиди-ка.
Она принесла пластырь, йод и еще какую-то дребедень. Подошла вплотную, и слегка придерживая левой рукой его лицо, стала обрабатывать рану. Он замер. Руки у нее были тошнотворно, убийственно-нежные. И эта ее отчужденная нежность, эта безотчетная забота, как жернова месили и проворачивали все его внутренности.
Он закрыл глаза. Просто чужая рука на его щеке. Тонкие, почти нематериальные пальцы. Пять точек жжения. И какого черта он здесь делает?
-Тебе что, кастетом втащили?
Ее рука переместилась, и она приподняла его лицо за подбородок.
-Не помню.
-Вот блин!
Она ведь не заметила? Да нет, нет, конечно не заметила, как он чуть задел губами ее ладонь. Все так странно, даже противоестественно. Чужая кухня, дурманящее- уютный свет, он и эта грязная женщина залечивает его раны. Просто делает что-то для него. Так, не задумываясь, мимоходом. Как сделала бы для плешивого бездомного пса. Она ведь женщина, у нее это в крови!
-Зря ты так бухаешь, Алан. Ты же совсем молодой, - она ловко прилепила ему пластырь, закрутила крышечку на пузырьке, поставила все на стол, и так же деловито опустилась на пол между его коленями. Он напряженно смотрел на нее сверху вниз, борясь с нежностью и омерзением. Она взялась за пояс на его спортивках. Шлюха с ласковыми руками. Алан не сдержался и оттолкнул ее ногой. Она опрокинулась на спину, вопросительно посмотрела на него.
-Дура!
-Тебе не угодишь.
Он сполз с табуретки и уселся рядом с ней на полу. В ее взгляде читалась злобная насмешка.
-Ну и что? Будем тут валяться?
-А ты что думаешь, наше место среди ангелов на небесах, что ли?
-Да что тебе нужно, черт возьми?
Он потупился.
-А?
-Не знаю.
-Не знаешь? – ее вдруг наполнило необъяснимое глумливое злорадство от вида его растерянности – Да ты еще ненормальнее, чем твой друг.
-Послушай-ка… - Алан взял ее за плечи. Тут же отдернулся. Затем неуклюже пристроил свои руки у нее на коленях. Она выжидающе молчала, переполненная раздражением. Он убрал руки и весь как-то скомкался.
-Ну и?... – вывела она стальным голосом.
Алан поднял мутный взгляд и уставился куда-то сквозь ее лицо.
-Черт бы тебя драл, Аланчик, чего же ты хочешь?
-Ребенка от тебя.
Она поморщилась.
-Очень смешно!
-А кто смеется?
Карина попыталась встать, но он грубо сдернул ее обратно.
-Ну, что ты скалишься, овца?!
-Извини, что не рыдаю от умиления.
Он заскрипел зубами.
-Что, тварь, почуяла во мне слабинку, да? Давай теперь, веселись! Кто ты после этого? Обычная тварь, профура дешевая! Что, повеселил я тебя? – он то и дело толкал ее в плечо или шлепал по щеке – Ну давай, захохочи еще! «Очень смешно»! Обычная блядская логика – если кто-то не вытирает об тебя ноги, нужно тут же вытереть об него.
-Да успокойся! Что ты несешь? Какой еще ребенок? Ты на себя посмотри, сам вчера вылупился.
-И че теперь?! Думаешь, если мне еще семнадцати нет, то я тебя не смогу надуть, что ли?
-Никто не сомневается, что ты – супермен!
-Да заткнись! «Супермен», бля… Ты знаешь, кто я. Хотя, и ты многого не знаешь. Я стал убийцей в десять лет. Я по уши в дерьме. И не знаю, как ты, но я звезд с неба не хватаю. Я не сын блатнюков, у меня нет денег, но если надо, я кого-нибудь завалю, я их украду для тебя. Я, может, и как мужик – полная лажа, не нежный, там, не ласковый, и вся эта канитель, могу только всунуть-высунуть, но ручаюсь, если ты будешь со мной, ни одна тварь к тебе больше не приблизится. Никто тебя не оскорбит. В этом можешь не сомневаться… А мы будем спать вместе, будем жрать вместе, будешь яичницу жарить, мозги мне компосировать; да мне насрать, что ты будешь делать, если только я буду не один…
-А сейчас ты один? Как же твои друзья?
-А что мои друзья?
-Как же Габарай?
-За это вообще ничего не говори. Придерживай свой ебальник. Мои друзья – это святое. Габарай – брат мой. Нет, он - мой Бог, он – душа моя!
-Ну, и зачем тебе еще я?
-Ты?! Вот, черт! Ну, Габарай же мне не сможет родить!
Она усмехнулась.
-Да уж. Я не про это говорю, Алан. Зачем тебе вообще это все?
-Затем… - Алан посмотрел в пол – что меня все достало. Мне все настохренело, - он поднял глаза – Тебе ведь тоже?
-И что?
-Да что ты тупишь – «И что? И что?» Пойми, все может быть по-другому. Ребенок – это новая жизнь. Это еще один шанс. Пускай мы с тобой конченые, но он же не обязательно будет мразью!...
-Да, это ты сильно придумал, - Карина несколько секунд разглядывала его, и вдруг, разразилась звонким и оскорбительно-искренним смехом. Он остолбенел. Она раскачивалась из стороны в сторону и прижимала руки к груди.
-Ой, мамочки! «Новая жизнь»! Наркота тебя загонит, Кокой! Такого я еще не слышала никогда.
Его глаза налились кровью. Она почувствовала, что он на грани того, чтобы растерзать ее на куски, но почему-то не могла остановиться.
Алан вскочил и бросился прочь из кухни. Она замолчала, только когда ударила входная дверь. Замолчала и задумалась.

25.

Тимур собирался на тренировку. Самый эффективный способ поднять себе настроение – это разбить морду какому-нибудь быку.
Слушание назначили на послезавтра, но в общем-то чувствовал он себя неплохо. Еще никогда в жизни никаким неприятностям не удавалось выбить его из колеи, и он знал, что никогда не удастся!
Тимур закинул в большую спортивную сумку «UMBRO» боксерские перчатки, черную борцовскую майку, тренировочные спортивки, пару мотков эластичного бинта, и, застегивая молнию, услышал грохот бешено несущихся ног на лестнице. Через секунду дверь настежь распахнулась, ударившись о стену, и в комнату вломилась его сестра с лиловым от злости лицом и сжатыми кулаками. Взлохмаченные пряди волос выбились из хвостика, глаза горели, Алина шумно дышала, раздувая точеные ноздри.
-Заяц, ты чего? – Тимур удивленно посмотрел на сестру.
-Мразь хохлятская! Низкосрачка!
Алина двинула кулаком по стене и пнула стул, так, что он отлетел в другой конец комнаты. Взрывная как порох - вся в отца!
-Прекрати. Расскажи по человечески, что случилось?
-Что случилось?!!! – визгливо брызнула она, и по телу ее прошла комичная конвульсия.– Знаешь Свету Кравченко из моего класса? Чтоб ей провалиться! Борщевское отродье!
-Не надо так говорить, Аля. «Борщевка», «хохлушка»… Чтоб я от тебя больше такого не слышал!
-Да пошла она в жопу, уродина!
-Алина! – сердито прикрикнул брат, насупившись.
-Знаешь, что она мне сказала? – Алина выпучила на него глаза – Она сказала, что ты… Нет, это надо же было!
-Что я?
-Что ты… ты… Подкатила ко мне… Дура несчастная! Кретинка! Подкатила на перемене на своих кривых ногах и протявкала какую-то туфту… «Твой брат», - говорит – «бандит, насильник и убийца»! Ты представляешь?
Глаза его сузились.
-Что? – с трудом переспросил он.
-Ты – насильник и убийца! Круто, да? – она нервно расхохоталась и ткнула в него пальцем – Ты – насильник и убийца!
От этого жеста его будто слегка торкнуло разрядом. Тимур с трудом преодолел внезапную тяжесть в ногах. Что ни говори, это был удар ниже пояса – услышать подобное от НЕЕ! Алина продолжала бушевать, не заметив его вытянувшегося лица.
-Свинья! А я-то, идиотка, всегда ее жалела, что у нее отца нет! И когда пацаны ее подкалывали, я всегда на них наезжала, и когда девчонки смеялись, что она одета кое-как. Вечно я ее защищала, а она, стерва, вот значит как! Сволочь брехливая! Натрепалась, что тебя судить скоро будут и еще какую-то чушь. Теперь ясно. Она мне просто всегда завидовала, чмошница! Завидовала, что у меня тряпки круче, завидовала, что у меня ноги длиннее, завидовала, что я учусь лучше, и что никогда на дискотеках, в отличие от нее, стены не подпираю. И главное – завидовала, и, в общем-то, правильно, что у меня такой брат, какого никогда ни у кого на свете не было и не будет!!!
Она с ненавистью швырнула свой рюкзачок ему на кровать.
-Клянусь, Тимур, я бы ей за такое глаза выцарапала! Я бы ей ее брехливый рот порвала. Мне наша физичка не дала, вцепилась, овца, мне в руки, испугалась, наверно, что я ее там урою.
-Надо свои эмоции сдерживать, Алина. Еще ни хватало, чтобы ты драки устраивала.
Она круто повернулась к нему.
-Ничего. Зато будет теперь думать, прежде, чем языком своим чесать. Ведь, правда?
Ответа не последовало. Она уставилась на брата во все глаза. Что-то странное было в его лице. Сгустилась мучительная пауза. Злость медленно сползала с ее лица, обнажая лупоглазый детский испуг.
-Тимур… - взволнованно произнесла она – А… Чего ты молчишь?
Он поднял на нее унылый взгляд. На губах мелькнула печальная усмешка. Алина подалась назад и прислонилась спиной к стене, словно боясь не устоять на ногах.
-Это ведь… все неправда, да?
Взгляд ее был пристальным, буравящим, и таким чертовски-знакомым! Этого взгляда не выдерживал никто. С детского лица на него смотрело зеркальное отображение его собственных глаз, и впервые в жизни ему вдруг стало не по себе.
-Алин, давай поговорим, - он вздохнул, взял ее за руки, привлек к себе и усадил рядом на кровать. Глаза ее были расширены до невероятных размеров.
- Мы всегда с тобой были друзьями, правда? И я знаю, что могу тебе доверять, - он вытащил из заднего кармана джинсов бумажку, развернул и протянул ей – Ты знаешь, что это?
-Нет…
-Это – повестка явиться в суд по делу об изнасиловании.
-Господи Боже!!! Нет! – она в ужасе отпрянула от него и закрыла лицо руками – Нет, нет, не говори мне! Не показывай! Я не верю в это. Я никогда не поверю! Я, скорее, во что угодно поверю, только не в это!
Алина трещала и захлебывалась, как автоматная очередь, не давая ему говорить.
-Послушай…
-Нет! Нет! Это неправда, - она вцепилась руками в его майку – Разве ты бы мог…
-Господи! Ну, чего ты хочешь от меня?
-Это неправда! Скажи, что это неправда!
Тимур рассмеялся и обнял ее за плечи.
-Ну, конечно, неправда, солнышко.
Алина всхлипнула.
-Тогда, какого черта тебя в этом обвиняют?
-Ну… - он нежно гладил сестру по волосам – Это долго рассказывать… Тут, как всегда, замешаны бабки. Понимаешь, о чем я?
-Кажется, да… - она оторвала голову от его плеча и испуганно посмотрела ему в глаза – Это типа как шантаж, да?
Тимур усмехнулся.
-Вроде того.
-Мамочки, как можно! Ну и стерва!!! Кто она?
-Какая разница? Ты ее не знаешь.
-Как ее зовут?
-Инга. Ее зовут Инга.
Алина скривилась.
-Фу! Ну и имя! Небось, шлюха какая-нибудь, да?
-Да… Что-то типа этого.
-Ну и? Что теперь?
-Ничего. Суд теперь. Послезавтра надо туда тасануться.
Алина икнула от возмущения.
-Суд??? Как это, суд?! Ты же этого не делал, почему тебя должны судить?
-Там разберутся.
-Но это же несправедливо! – заверещала она и по-командирски топнула ногой – Какой-то шлюхе захотелось подать в суд, и все ее сразу послушали, что ли? Какие у нее доказательства? Ведь, должны же сделать экспертизу, или что-то в этом роде, ты лучше в этом разбираешься. Она же ничего не сможет доказать.
Тимур пожал плечами.
-Ну… кое-что, в принципе, сможет.
-Как это? То есть… Я не… - она непонимающе уставилась на него. Вдруг, ее осенило. – Мамочки… Ты что, спал с ней?
Он усмехнулся и драматично закатил глаза. Когда-нибудь она доконает его подобными вопросами!
-Тимур, о, Господи! – она обрушилась ему на шею – Как же тебя угораздило так вляпаться?
Что-то горячее обожгло его плечи и грудь. По тому, как беззвучно затряслось ее тело в его руках, он понял, что она рыдает.
-Ну, вот еще! – сварливо удивился он – Алинбечер хнычет?
-Тимурик! Мой родной! Как же я за тебя боюсь, черт подери! А вдруг это все плохо кончится! – она вцепилась в его шею, будто боясь выпустить его из своих объятий – Я не смогу жить без тебя! Я ни одного дня не проживу без тебя! Я люблю тебя больше, чем старикана в тысячу раз, и даже больше, чем Маргариту. Больше всех на свете! – она, рыдая, с отчаянием целовала его лицо.
Он закрыл глаза. Сердце его сморщилось, треснуло, расщепилось… Было что-то противоестественное в этом удушливом чувстве, которое жгло его изнутри, разъедая все органы.
-Алька, ну чего ты? Не плачь, ты же путевый пацан, - с шатающейся улыбкой кое-как выковорил он из себя, и голос его провалился. В сотый раз Тимур подумал, какая чепуха весь мир и вся вселенная, что жизнь – сплошное лицемерие, и единственное настоящее, искреннее, чистое, что еще заставляет эту уделанную планету вращаться– любовь этого маленького ангелочка. Он ощущал мерцающие прикосновения детских пальчиков к своему лицу, груди и шее, и казался себе безнадежно, грязным и потасканным скотом.
-Ну все, хватит. Не ной, - он торопливо оторвал ее от себя и провел большим пальцем по ее щекам, вытирая слезы.
Алина все еще плакала, совсем как маленькая, всхлипывая и завывая.
-Я боюсь, Тимур, боюсь… - она стала тереть ладонями лицо, пытаясь остановить рыдания.
-Аля, клянусь, тебе не из-за чего волноваться. В тюрягу меня не засадят, обещаю тебе. Я когда-нибудь не выполнял обещания?
Он, улыбаясь, ласково убрал с ее мокрого лица прилипшие волосы.
- Какая ты растрепанная, заяц. Как баба-Ежка! Давай, я забацаю тебе косичку, как в старые добрые.
Она глянула на него, и, хихикнув сквозь слезы, повернулась спиной. Тимур распустил ее тяжелые волосы и стал заплетать косу. Его длинные пальцы двигались проворно и очень осторожно, чтоб не потянуть никакой волосок. Это занятие было для него привычным. Несколько лет назад он проделывал такую процедуру каждое утро. Только брату Алина доверяла причесывать себя и заплетать косички – он никогда не делал ей больно, а Марго всегда драла волосы и доводила ее до слез.
-Готово! – он перекинул ей косу через плечо и обнял сестру сзади. Тощие плечики все еще вздрагивали.
-Я помню, - заговорила Алина, кусая губы и изредка всхлипывая – как я однажды ужасно перепугалась за тебя. Тебе было тогда лет двенадцать. Ты водил меня в первый класс и каждый день забирал с уроков. Один раз, когда ты пришел за мной, я настучала тебе на одного козла с одиннадцатого класса, который что-то там на меня сказал… Ты тут же поскакал на разборки. Вы с ним подрались за школой. Это был прямо громила, вдвое выше и шире тебя, но ты ему все равно классный бланчик поставил. А потом под конец он тебе навернул по носу и смылся, пока никто из школы не вылез и не засек. У тебя кровь хлестала прямо ручьями… Ты стоял вот так, оперевшись о стену и, задрав голову, а на асфальте были мелом нарисованы классики, и кровь капала и капала, прямо на цифру «2». А я стояла рядом и плакала, плакала от страха. Кровь у тебя все никак не останавливалась, и мне казалось, что она вся вытечет из тебя. Ты одной рукой держался за нос, а другой обнял меня, засмеялся и сказал: «Не бойся… Не бойся…» Я тогда подумала: он настоящий герой. Ему больно, а он смеется, - она развернула к нему лицо, чуть скосившись – Помнишь такое?
-Нет, - Тимур рассмеялся – Честное слово, не помню.
-А помнишь, как ты руку сломал на своих тренировках?
-Ну, еще бы! Тогда вы все носились со мной, как с принцессой.
Алина покачала головой.
-Нет, это было, когда ты впендрячился на мотоцикле. А в тот раз никто с тобой не носился, отец тогда орал на тебя, как резанный. И Марго, естественно, поддакивала.
-Неужели? Вот, засранцы старые!
-Да уж… - Алина помолчала и глубоко вздохнула – Знаешь, Тимур, без тебя моя жизнь была бы полным дерьмом.
-Моя без тебя тоже, - признался он.
Она схватила его руку, уткнулась лицом в ладонь, свалилась на кровать и засопела. Ему было странно осознавать, что когда-нибудь она будет так же доверчиво прижиматься к кому-то другому, и этот кто-то будет прикасаться к ней, играть этими волшебными локонами, целовать эти невинные глаза. Так странно… Но неизбежно.
Тимур приподнялся на локте и пристально посмотрел на нее. Черт возьми, уже совсем взрослая! Почти тринадцать лет. Его взгляд скользнул по худым, немыслимо длинным ногам в тертых джинсах, тоненькой талии, по груди, явно очертившейся под просторной футболкой, как два маленьких неспелых яблочка.
-Алишка… - растроганно улыбнулся он – Какая же ты у меня красавица!
Она зажмурилась от удовольствия, как кошечка. Да, этот хрупкий нераспустившийся цветок он готов был лелеять и оберегать всю свою жизнь.

26.

-У Габарая сегодня тренировки, - сказал Атар – Поехали, заскочим за ним.
-Ну да! – Алан повернул руль – Совершим вечерний моцион.
Атар насупился.
-В смысле? Это ты к чему?
-А, с понтом, ты не знаешь. К нашей обычной культурно-оздоровительной программе.
Они мчались на синей «BMW» Гиббона, мотаясь из стороны в сторону – неизменная манера Кокоя вести машину.
-Слушайте, пацаны, молодой в чем-то прав, - сказал Вадик, наклонившись с заднего сидения – Поехали бы все по домам. Покатались чуть-чуть, и хватит. Сейчас нам не время бардачить, по кабакам шататься. Послезавтра на суд заявимся с опухшими рожами.
Атар прыснул.
-О! Еще один мандражист! Кокой, твои ряды пополняются.
-Посмотрю я на тебя послезавтра, когда из тебя вся шмаль выветрится, Варвар.
-Ну, давайте, валите домой! На толчок и в койку! Мы и втроем нормально загудим.
Алан глянул в его расхумаренные глаза и не сказал больше ни слова.

Тимур уже поджидал их на улице со своей гигантской спортивной сумкой в обществе каких-то двух нарядных блондиночек. Он не выглядел после тренировок ни взмыленным, ни уставшим: чистенький, надушенный, веселый как всегда. Габарай о чем-то оживленно болтал с девчонками и хохотал, изгибаясь всем корпусом.
-Я его мозги топтал, - Вадик потянулся к кнопке и опустил стекло – посмотрите на этого Ромео!
Тимур, заметив их, галантно извинился перед своими дамами, подошел к машине и наклонился к окну.
-Здоровте. Забазарить нет желания?
-С кем это?
-Да тут подвернулся повод. Какие-то хамы вон в той забегаловке докопались до этих милых созданий, - он кивнул в сторону своих телок – Я хотел сам их наказать, но потом подумал, что вы мне не простите.
-Черт возьми, Тимур, ну какого хрена?! – Вадик покачал головой – Ты можешь хоть пару дней прожить спокойно, не во что не ввязываясь? Непременно нужно, чтобы ему разбили морду перед судом!
Тимур звонко рассмеялся.
-Да ложить мне на этот суд! У меня свидание завтра – вот за что я опасаюсь! Ну, да ладно. Не хотите, езжайте на наше старое место, я попозже подкачу.
-Как же ты задолбал, знал бы ты!!! – Алан злобно вырвал ключи из зажигания и выскочил из машины. Остальные повыпрыгивали следом за ним.
-Чертов маразматик! – ворчал Атар – Что за херня на тебя находит – вписываться за баб! Рыцарь сранный!
Они вразвалочку, изнемогая под весом собственного могущества, направились к бару. Девчонки смотрели на них, разинув рты, со щенячьим восторгом. Завтра весь город будет говорить о храбрости и благородстве Аполлона и его красавцев-друзей. Свой легендарный имидж он поддерживал просто виртуозно.
Драка оказалась пустяковая. Пятеро «тимуровцев» против шестерых чморей. Но, какое-никакое, все-таки развлечение. Пацаны размяли кости, побили и покрушили все, что было возможно в этом курятнике и вышли на улицу в приподнятом настроении. Уже окончательно стемнело. Девушки все еще дожидались их на том же месте, и едва завидев, бросились стелиться в благодарностях. Тимур заученно демонстрировал им все виды и ракурсы своей знаменитой ямочки.
-Впредь, берегите себя, девчата. Давайте, Алан вас подвезет, а то уже поздно.
-Нет, нет. Спасибо, у нас есть машина, - они показали на маленькую белую «Volvo» неподалеку, попрощались, сунули всем в руки свои номера телефонов и уехали.
Вечер был будоражащим, пряным, чарующим, как гейша. Пацаны выкинули бумажки, и они запорхали на ветру, как стая белых бабочек.
-Блин, все ведь так же, как всегда, - взволнованно сказал Алан – Мне прямо не верится, что что-то изменилось.
Вокруг горели ночные фонари. Пацаны не спеша пошли по тротуару.
-А что изменилось? – спросил Тимур.
-Ну… Как-то странно, что мы встряли. Что послезавтра нас будут судить, что кто-то может загреметь, и все такое.
-Ничего не изменилось. Жизнь будет течь дальше, так же, как текла до сих пор. Это просто маленькое недоразумение. Как коровья «мина» на дороге – перешагнем и пойдем дальше.
Вадик рассмеялся и вздохнул.
-Ну тебя на хрен, Аполлон! Твоя аморальная натура никакому воспитанию не поддается. Таких, как мы только истреблять нужно.
-Это еще почему?
-Х;йр;г – твое имя, Габарай! Ты – обитель зла!
-Когда же ты, наконец, въедешь, армян? Нет никакого зла! И добра тоже нет! Не существует всей этой хуйни в природе, - он, смеясь, прыгнул в стойку и произвел по воздуху зрелищную комбинацию из коротких джепов и крюков – Вот, что есть! СИЛА! Объективная сила во всех ее проявлениях и реальная власть!
-Опять он умничает! Хватит пиздеть, Габарай!
-Да, - Тимур усмехнулся – кстати, о пиздеже… Наш адвокат, Баллаев сегодня приходил к нам на хату. Они там со стариканом около часа друг друга за яйца тянули, по ходу, о цене договаривались. Короче, завтра нам всем надо будет к нему подкатить в 11 часов, будем лапшу варить.
-А что он вообще говорит? Все нормально?
-Да. Все очаровательно. Как масло по уалибаху.
-Пацаны, Я жрать хочу!!! – вдруг вспомнил Гиббон.
-Ну, пойдемте, отвиснем в кабаке. Я тут знаю одно милое заведение…

Кокой внезапно приостановился. Ему показалось, что кто-то звал его по имени. Он обернулся. Пацаны прошли вперед. Из темноты к нему приближалась маленькая тонкая фигурка.
-Алан! – снова раздался женский голос. Она все рельефней отделялась от плюшевой вечерней синевы, оглушая улицу гулким стуком каблуков. Он ждал. Девушка неловко бежала, размахивая волосами, сверкая коленями, иногда противно скрежетала шпилькой по асфальту… Сумрак постепенно выпускал ее из своих объятий, и темный контур, как в детской книжке, стал раскрашиваться внутри реальными цветами: серая куртка, медные волосы, лицо… Лицо. И Алан вдруг вспомнил ее! Он видел все это раньше в старом черно-белом советском кино. Война, наконец, закончилась… Победа… Она точно так же, спотыкаясь, неслась по перрону, окрыленная, навстречу своему любимому долгожданному солдату. Война их покалечила, но не сломила…
-Привет! – она подбежала и радостно схватила его за руки. Он смотрел на нее с недоумением.
-Что ты так смотришь? Забыл уже меня? Это я, Карина.
-Что-то смутно припоминаю, - вяло промямлил он.
Она улыбалась и вся сияла от счастья. Она пережила голод, блокаду и дождалась его. Перед ней стоял Герой.
-Слушай. Я тебя уже три дня по всему городу ищу. Тебя поймать вообще нереально – мотаешься то тут то там…И телефона у меня твоего нет. А сегодня я случайно напоролась на Гиббона машину и поняла, что вы где-то неподалеку, опять кому-то черепа ломаете. Так что, мне повезло.
Она буквально искрилась радостью. Лицо ее в этот раз было обильно накрашено. Косметика ей не шла.
-А чего это ты такая радостная? Скажи мне, я тоже повеселюсь.
-Просто рада видеть тебя.
-Даже так?
-Да.
-А сколько ты стоишь?
-Что, есть желание?
Он покачал головой.
-Желание всегда есть. У меня денег с собой нет.
-Ну, это не страшно.
Он ехидно скривился.
-Что, в кредит даешь?
-Ты для меня – исключение.
-А-а-а… Гибкая система скидок постоянным клиентам? Или благотворительность в фонд малоимущих и нуждающихся?
-Не борзей, Бога ради! Пошли?
-Ну, пошли, - он повел ее к машине – Заднее сидение «BMW» вас устроит, леди?
Она потянулась и поцеловала его.
-Меня ты устраиваешь.

Он отогнал машину недалеко в пустынный закоулок и тут же полез к ней.
-Алан, подожди… - она изловчилась и мягко вывернулась из его рук.
-Чего ждать? Пацанов? Ты предпочитаешь хоровяк? – он снова потянулся к ней, но она удержала его ладонью.
-Давай, мы сначала поговорим.
-Чего-чего мы сделаем? Поговорим??? Я с тобой? – он ткнул пальцем в себя, потом в нее и снисходительно рассмеялся – Господи, помилуй, о чем мне с тобой разговаривать, баба? Ты, давай не халтурь, твое дело – ноги раздвигать, а не лясы точить!
-Все еще злишься на меня, да?
-За что, цыпа? У тебя лучшие сиськи из всех шлюх города, как на тебя злиться! – он грубо ухватил ее за грудь.
-Не старайся меня унизить, Алан. Не надо.
-Да куда тебя еще унижать, тупую вафлершу?
-Слушай, - она вздохнула – Я понимаю, что обидела тебя. Прости. Я не хотела. Я просто была не готова к тебе… К твоему откровению.
Он сдвинул брови и выжал высокомерную ухмылку.
-Ну и что я там тебе чесал?
-А ты не помнишь?
-Да ни хрена я не помню!!! Я был в хламе тогда!
-Ты говорил, что хочешь быть со мной. Что хочешь ребенка от меня.
-Чего?! – Карина увидела, как он поднатужился и изрыгнул из себя самый оглушительный и тошнотворный хохот, на который был способен. Она терпеливо дождалась, пока он закончит умирать со смеху, и положила руки ему на плечи.
-Так вот, Алан. Я согласна.
-Слушай, это круто! – он все еще вздрагивал от отрыжек смеха – Я, когда нажрусь, еще не такое могу исполнить!
Карина покачала головой.
-Мстишь мне? – она нежно рассмеялась – Ну, можешь кривляться, сколько хочешь, я знаю, что ты тогда не шутил.
Его скулы залились краской.
-Да ну!
-Я нужна тебе, Алан? Я буду только твоей. Хочешь детей – будут у нас дети. Я согласна.
Он сбросил с себя ее руки и отодвинулся.
-Что ты мне тут пытаешься впарить, не пойму?
-Поехали со мной, - она снова настойчиво стиснула его плечи – Бросай это все к чертям, поехали в Москву. Не надо тебе здесь оставаться.
-В качестве твоего личного сутенера, что ли? Какого мне тащиться в эту срань?
-Будем работать. Будем учиться. Будем жить, как нормальные люди.
-Да уж, мне только столичного мудачья не хватает для нормальной жизни. Я же их там всех поубиваю!
-Не дури, - ее ресницы, и губы, и голос – все подрагивало от волнения – Что ты на себе крест ставишь? Тебе семнадцать лет! Все у тебя будет нормально, ты – хороший человек. Просто разорви этот замкнутый круг, и поехали! Ты же сам понимаешь… Ну что тебе здесь светит?
Алан откинулся назад и запрокинул голову на спинку сидения. Глаза его коротко блеснули, как два темных, глубоких колодца, где на самом дне, в заросшем мраке глухо плескалась печаль.
-Здесь у меня все.
-Что? Ну что тебя здесь держит?!
-Моя мама. Моя семья. Мои братья. Моя Родина. Здесь – моя Родина. Куда я поеду?
-Ну, давай, загнивай на этой родине! Осчастливь свою маму зрелищем, как ты скопытишься от передозы, или загремишь на зону, или как тебя завалят в очередной тупой драке.
Алан молчал.
-Твоим друзьям легче, - добавила она – У них души нет…
Его глаза молниеносно сощурились, превратившись в две грозные бойницы.
-Опять?!!! – злобно заорал он – Опять ты гонишь всякое фуфло! Ты не знаешь людей, нихрена не понимаешь, что ты несешь!!!
-Ладно, ладно, - миролюбиво заворковала она – Успокойся. Я не собираюсь с тобой из-за этого ссориться. Мне нет до них абсолютно никакого дела, - она сделала заговорческую паузу – Меня только ты волнуешь.
Он мрачно взглянул на нее.
-Не люблю подхалимов, но уважаю их труд, - загробным голосом сказал он.
Ее губы раздвинулись, и зубы блеснули в темноте мелкими бликами.
-Ну вот… Теперь ты мне не веришь.
Карина придвинула к нему свое лицо так близко, что их носы соприкоснулись.
-Помнишь, как ты говорил?... «Новая жизнь, еще один шанс»?...
-Не помню.
-…И я буду жарить тебе яичницу и компосировать мозги…
-Я был бухой.
-…Ты будешь защищать меня, а я – заботиться о тебе…
-Я ничего не помню, - он попытался отвернуться, но она удержала его лицо.
-Ты – самый лучший, Алан.
Карина снова улыбнулась, глядя ему то в один зрачок, то в другой. Она казалась космически-красивой в этот момент. В вязком войлоке мрака ослепительно мерцала только ее улыбка и белки влажных глаз. Черно-белое кино! Повинуясь непонятному порыву, Алан запустил пальцы в ее мягкие локоны, и они утонули в густом темном облаке. Она в ответ ласково коснулась его затылка. Волосы у него были очень короткие.
-Ты их сбривал? - спросила она почему-то шепотом.
-Да. Не так давно.
-Я видела у тебя шрамы.
-У нас у всех их хватает.
-Я люблю тебя, - она закрыла глаза. Это прозвучало странно, звонко и бархатно так, будто в тишине кусок фарфора разбился о ковер. Он не поверил своим ушам. Ему захотелось переспросить, но он не смог. Черт знает, что! Ее лицо расплылось перед глазами, словно между ними опустилось замыленное рифленое стекло. А почему он, собственно, должен выслушивать этот бред? И как вообще можно верить продажной женщине?
-Ты каждому клиенту такие чесы наводишь, или как? – спросил он.
Карина с чувством посмотрела ему в глаза.
-Во-первых, я не бросаюсь такими словами. А во-вторых, никто из них в этом не нуждается.
-А я, что ли, нуждаюсь?
-Да.
Алан не успел возмутиться – она положила руки ему на уши и проникновенно поцеловала его. Она поцеловала его родинку над губой, подбородок, переносицу, где почти сходились темные брови, поцеловала большие детские глаза.
-Господи! Как же ты красив!
Он слышал, как бешено грохотало ее сердце в тишине. Губы у нее были теплые и мягкие. Они порхали ниже, по шее, плечам, горячо теснили на его коже татуировку, вьющуюся вокруг предплечья… Она целовала его с невыразимой нежностью.
Он был сражен. Уничтожен. Растоптан.
Карина сбросила с себя куртку. Под ней оказалось маленькое платьице на бретельках. Алан не заметил, как, шурша, свалилась его мастерка, за ней – футболка… Руки ее скользнули вниз. Она раздевала его, глядя с неподдельным восхищением, как коллекционер, распеленывающий редкую картину.
-Боже… Боже мой! – ее прерывистый шепот обдавал его огнем – Откуда только вы берете такие фигуры?
Алан удивлялся сам себе. Он не знал, что с ним происходило. Он уже давно забыл те времена, когда был девственником, а теперь вдруг вел себя, как ошалевший нераспечатанный болван. Он потерял счет всем своим бабам: каких только у него не было, и случайных, и долгоиграющих – никогда он ни с кем не церемонился, а сейчас испытывал идиотскую робость перед обычной прожженной шалавой. Он выпрямился, решительно стащил платье с ее плеч, расстегнул джинсы, пихнул ее на сидение и навалился сверху в своем привычном дикарском стиле. Она вздрогнула, чуть подалась назад и тут же снова прильнула к нему всем телом.
-Черт! – он усмехнулся, тяжело дыша – Тебе больно, что ли?
-Ну, что ты! Все прекрасно. Мне так хорошо!
Впервые ему было немного неловко от своей грубости. Он чувствовал, что она была какой-то чересчур худенькой и хрупкой.
-Говори, если очень больно.
-Не волнуйся, мой Маугли. Все чудесно.
Она взяла его голову и притянула к своему лицу. Ее губы коснулись его уха.
-Ты - мой Маугли. Мой мальчик. Самый прекрасный, самый сильный…
Он будто попал в водоворот. Бурное, неукротимое течение мчало его все быстрей, бешеней, неуправляемей, переворачивая, швыряя по порогам, и наконец, сбросило с безумной высоты. Он чуть ни задохнулся. Перед глазами взорвался невиданный фейерверк. Он, словно, летел на волшебных аттракционах, а вокруг было море огней…

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: