Главная
Популярная публикация
Научная публикация
Случайная публикация
Обратная связь
ТОР 5 статей:
Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия
Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века
Ценовые и неценовые факторы
Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка
Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы
КАТЕГОРИИ:
|
Солнце встает над селом Дзауга 13 страница
6.
Кристина долго нерешительно топталась, гладя, как врач покрывает таинственными письменами линованные листы, подклеивает их в пухлые тома, пробегает глазами по написанному, копошится в недосягаемых шифровках диагнозов, откладывает их в сторону, раскрывает новые растрепанные карты… -Добрый день, - наконец вставила она между историей болезни и рецептом, - Я бы хотела поинтересоваться о здоровье Габараевой. -Габараевой? – врач приподняла брови и как-то странно посмотрела на Кристину поверх очков. -Да. Алины Габараевой. Мне сказали, что она на этом этаже. -Сейчас состояние стабильное, но… тяжелое, - женщина вздохнула, - Стабильно-тяжелое. У девочки очень крепкое сердце, и благодаря этому она все еще жива. Но я бы не стала давать никаких гарантий. Вы родственница? -Да… Нет… - Кристина замялась, - Вообще-то я… невеста ее брата. Хотелось бы ее проведать. -Ах, вот как! – врач кашлянула и тут же решительно отодвинула от себя магические бумаги, - Присядьте, пожалуйста. Кристина села за стол напротив нее. -Значит, невеста того самого… - она озадаченно потерла кончиками пальцев лоб. -Вы можете говорить мне все прямо. Я не родственница. Что, есть какие-то осложнения? -Видите ли… Над этим ребенком жестоко поиздевались какие-то изверги. У нее чудовищные травмы. Фактически, если она выживет, то останется инвалидом. Но этот парень… Сейчас всех больше волнует он… -А что с ним? -Такая неустойчивая психика… Ему нужна квалифицированная помощь. Мне кажется, он… Как бы это доступно выразиться… Просто помешался. Кристина встала. -Можно их видеть? В какой они палате? Врач посмотрела на нее с сочувствием и недоумением. Как на душевнобольную. -Вы раньше приходили? -Нет. -Оно и понятно… - женщина сняла очки, и устало провела рукой по глазам, сразу из могущественного доктора превратившись в земную, пожилую, нездоровую женщину, - Эти последние три дня… У нас тут такое творится! Я не встречала подобного за сорок лет практики. Просто ледовое побоище. Кристина испуганно смотрела на нее. -Должно быть, он очень сильно любил эту девочку… Я никогда еще такого не видела. Он сумасшедший. -Можно туда пройти? -Думаю, лучше не стоит. -Почему? Туда не пускают? Врач вздохнула и снова обреченно надела очки. -Присядь, детка. Кристина послушно, как школьница села обратно. -В эту палату никто не заходит кроме персонала. Ни одна душа. Врачи, и те побаиваются. -А что такое? -Он сидит там над ней, как паук над добычей уже почти трое суток. Безвылазно. Не ест, не пьет. И никого к ней не подпускает. Когда приехала мать, он ее просто вышиб оттуда. Отца – и того хуже… Потом пришла целая делегация: какие-то однокурсницы, друзья, еще кто-то… Кошмар, что было! С ним никто не может ничего сделать. Он как натуральный зомби. Кристина вздрогнула. -Боже… -Да. Кто только ни пытался. Ты имеешь на него какое-нибудь влияние? -Не знаю. -Я тоже несколько раз старалась с ним поговорить. И как врач, и как мать… Бесполезно. По-моему, если она умрет, то его закопают вместе с ней. -Господи Боже! – прошептала Кристина. -Ох, - врач сокрушенно покачала головой, - Бедные дети! Просто сердце кровью обливается. Кто-то совершил такое зло! Кристина героически встала. -Я пойду к нему. -Пойдешь? – женщина с сомнением посмотрела на нее, - Ну, не знаю.… Хотя… Если тебе так дорог этот мальчик… Пойди, попытайся. Помоги ему. Если не боишься. Кристина набрала побольше воздуха в легкие, как перед смертельным трюком. -Дайте мне халат. -Возьмешь в ординаторской. Врач вышла вместе с ней из кабинета. -Вон. Прямо по коридору и налево, - она указала рукой, - Последняя дверь. Удачи, милая.
Кристина, подавляя дрожь, приблизилась к двери и постучала. Тишина. Доносилось лишь легкое попискивание медицинских приборов. Она вздохнула и, набравшись мужества, вошла… Он сидел возле кровати на узкой банкетке спиной к ней и был похож на застывшую каменную глыбу. -Тимур… Это я, Кристина. Он молчал и не оборачивался. Она около минуты постояла, врастая в удушливую, гнетущую атмосферу, затем осторожно приблизилась к койке. От того, что она увидела, вихрь промчался у нее по спине. На постели лежал бездыханный ребенок, казавшийся трупом. Кристина хорошо помнила эту необычайно красивую девочку, которая теперь была вся покрыта бинтами и повязками. Там, где проглядывало лицо, кожа выглядела сплошным фиолетовым кровоподтеком. Распухшие сомкнутые веки были похожи на огромные черные сливы. Множество проводков, как капилляры бегущих от безустанно работающих машин, хрупко соединяло ее с жизнью. Кристина долго ошарашено таращилась на нее, как будто ее мозг все никак не мог переключиться в новый режим и принять такую реальность. -Это моя сестренка, - раздался откуда-то неживой механический голос, от которого она вздрогнула. Габарай по-прежнему сидел неподвижно, окаменев, тупо уставившись на кровать. -Ее зверски изнасиловали, - произнес он как-то противоестественно внятно и отчетливо, как автоответчик. Она поразилась перемене, произошедшей в нем. Он выглядел неухоженным, отталкивающим, как бомж. Заросшее, осунувшееся лицо было нездорового плесневато-зеленого цвета, под изможденными глазами чернели страшные круги, щеки ввалились, размашистые плечи бессильно свесились… В мутном свете, пробивавшемся сквозь жалюзи, он казался старше лет на двадцать. Перед ней словно вообще был совершенно другой человек. -…Изнасиловали, - снова повторил он, пережевывая, глотая, изрыгая, упиваясь, мучая слово, как будто убеждая самого себя в смертном приговоре, - Как тебе это нравится? -Тимур… Я знаю, как тебе больно… -Знаешь? – он недоверчиво приподнял на нее задымленные щелки глаз, - Откуда ты знаешь? Тебя когда-нибудь насиловали шестнадцать человек? Кристина трусливо потупилась, не в силах выдержать его взгляда. -Кто же мог… Кто же сделал с ней такое?... Он молчал несколько минут, разглядывая пустынную стену за ее спиной. -Тимур… Это ужасно. -Это… Это… - он запнулся. Слов не было. Слов тут и не могло быть. Никаких слов на свете не могло хватить. Он сцепил пальцы и подпер свешенную голову. -Все… Конец. Просто конец и все. Кристина присела рядом на банкетку, с чувством глядя на него. -Ты должен надеяться на лучшее. -На какое? – спросонья бормотнул он. -Ведь она же не умерла. Она еще, может быть, выживет. Он поднял глаза и пристально посмотрел на сестру. -Я… - его голос дрогнул и он опустил ресницы, - Я не знаю, что для нее лучше. -Ну, зачем ты так…
Он молчал. Они молчали долго. Его горе было таким огромным, что слова тонули, растворялись в нем.
-Она такая необыкновенная… - заговорил наконец Тимур, замедленно, отрешенно. Тщательно, с любовью вылепляя каждое слово, как ребенок вылепляет дорогую поделку. – Я помню, как водил ее в школу и на танцы. Она занималась кавказскими танцами. Боже, какой она была красавицей в национальном костюме! – он улыбнулся. Лицо его озарилось бликом светлых воспоминаний, как будто он разглядывал альбом детских фотографий. Эта короткая, больная радость была самым жалким, что Кристина когда-либо видела. – Как она танцевала… - его утопленный туманный взгляд устремился вдаль, - Я помню ее даже совсем крошечкой, когда она родилась. Я часами торчал возле ее кроватки, а она всегда спала и никогда не плакала. Она была такой хорошенькой, вся в кружевах, а нос у нее был чертовски-смешной: малюсенький-малюсенький, как кнопочка… - он закусил губу, подавляя смешок, - Я всегда возил ее в коляске и на санках, а потом, когда она подросла – на велосе… Пахан подарил мне классный скет, а ей – ролики. Мы всегда были вместе, всегда! Она рассказывала мне о себе все… Еще я помню, как мы все вместе ездили на Кипр. Это было в 92-м… Тогда я научил ее плавать. Она ужас, как боялась воды и всегда визжала, зато потом… Потом она даже прыгнула с вышки, с самой высокой! Когда я увидел, меня чуть удар ни хватил! А она приплыла, как ни в чем не бывало, я чуть ни удушил ее тогда! – он рассмеялся - Вот такая она храбрая, моя Алишка. У нее был розовый купальник с пингвином на всю грудь, и она говорила, что он похож на меня, и походка у меня такая же понтливая –типа как у пингвина. А потом на четырнадцатилетие нарисовала мне пингвина-качка на мотоцикле с большущими бицами и сказала, что это вылитый я. М-да… Она потом долго еще обзывала меня пингвином, только недавно перестала… - Тимур замолчал и задумался. Его мысли умчались куда-то, в те далекие, светлые дни. – Она…Она выросла… Начала формироваться, превращаться в девушку… - в голосе его послышались надтреснутые нотки острой боли. Он как в бреду говорил сам с собой. – А теперь… Теперь…Будто ничего и не было… Ничего… - в горле у него словно оборвалась до предела натянутая жила. –… Не было, - прохрипел он почти шепотом и отвернулся. Обрывки светлых воспоминаний мягко рассеивались над ними, в палату все так же лился серый будничный свет. Кристина молчала. Неимоверная тяжесть и безысходность его боли многотонным грузом давила сверху, как руины после землетрясения.
-У нее сотрясение мозга, - вдруг заявил он переменившимся жестким тоном, холодно глядя на постель, - Я не знаю, что будет с ее психикой, станет ли она когда-нибудь такой, какой была. Никто не знает… У нее сломаны ребра. Отбита печень. Поврежден позвоночник. Я видел ее лицо. У нее навсегда останутся шрамы. Она никогда не сможет иметь детей… Знаешь… я не хочу, чтобы она была несчастной, - он осторожно взял маленькую ручку сестры ласково перебирая тонкие детские пальцы, и, склонив голову набок стал с душеубийственным любованием смотреть на ее изуродованное лицо. -Умирай, кисюля, - проговорил он с выпотрошенной, истерзанной улыбкой, - Не живи. Не надо… Не надо просыпаться, ласточка. Моя сладенькая, самая родная, самая любимая! Мое маленькое прекрасное золотое солнышко. Кристину сковал ужас. В позвоночнике затрещал жгучий мороз от вида этой перекошенной, несуразной, жуткой до сумасшествия сцены. Габарай продолжал с тоской и отрадой смотреть на живой труп перед собой, а из его влюбленных глаз одна за другой покатились слезы. Он плакал. Он плакал так, как никогда ни один пацан в мире. Она не верила своим глазам. Габарай плакал! Внезапно лицо его уродливо перекосилось, как от чудовищного спазма, рот разодрался страшной черной дырой, казалось, он сейчас закричит так, что обрушатся потолок и стены, а может – и все небо. Тимур обхватил руками голову и сполз на пол. Он рыдал в голос, сипло всхлипывая и воя, как раненный волк; огромные плечи судорожно сотрясались, грудь рвали хриплые стоны. Это были не человеческие звуки – с такой неистовой болью мог кричать только разбитый орган, или умирающий мамонт, захлебывающийся в крови. Кристина обмерла. Гордый, самоуверенный, невозмутимый красавец-Аполлон, рыдая, валялся у ее ног, кричал и бился как в припадке эпилепсии. Она наклонилась и схватила его за плечи, стараясь приподнять, но это было все равно, что пытаться сдвинуть с места скалу. Он с воем стиснул руками голову, как будто она готова была лопнуть от боли. Ему ничто не могло помочь. Его можно было только пристрелить, как бешеного пса, и тогда он, может быть, притих бы и успокоился. -Тимур… Тимур… - Кристина вцепилась руками в джинсовую ткань на его плечах, как будто пыталась удержать повисшего над пропастью. Он уткнулся лицом в ее обувь. -Почему?!!! Почему?!!! – раздираясь, орали какие-то внутренности из его утробы. -Тимур, не надо… Он поднял лицо, и она тут же увернулась, как от удара от его непосильного дико-вопрошающего взгляда. -Почему?! Почему она, Господи?!!! Она ведь такая маленькая, добрая, глупенькая, доверчивая! За что?!!! Если у кого-то были счеты со мной, пусть бы отыгрались на мне! Пусть бы сделали со мной что угодно: четвертовали бы, кастрировали, петушнули – что угодно, но при чем тут она?!!! При чем моя Алишка?! -Никто никогда не ответит на этот вопрос, - мудро заметила Кристина, - Жизнь – жестокая вещь. Надо же… Она говорила ему, что жизнь – жестокая вещь! Она!
Тимур сел на полу, прислонившись к стене, обхватил руками колени и уставился прямо перед собой. Прошло сколько-то времени в тишине. Слезы его высохли, и не осталось совсем ничего. В глазах было холодное пепелище.
-Послушай… - завела Кристина старую, как мир дежурную байку, - То, что произошло с твоей сестрой… Я знаю, какая это катастрофа для тебя. Но жизнь будет идти вперед. И я знаю, что ты преодолеешь свою боль, потому что ты – очень сильный человек. Мы все это знаем. Он молчал, и казалось, вообще не слушал ее. -В тебе достаточно сил, - внушительно повествовала она, - И ты должен жить дальше. Он безразлично глянул на нее. -На кой черт? -Есть смысл. -Да? Ну, так покажи мне этот сранный смысл. -Я не могу знать. Ты сам должен найти то, на что сможешь сейчас опереться. Ну… Ты должен жить ради своей семьи… -Нет у меня никакой семьи! - угол его рта нервно дернулся. -Тогда живи ради того, чтобы отомстить. Найди их! -Отомстить? – Тимур задумчиво посмотрел в окно, где простиралось надменное, дымчато-голубое осеннее небо, - Думаю, ей это уже не нужно. -Не ей. Тебе. -Высраться мне на себя! -Послушай, - Кристина ненатурально накрыла ладонью его руку. Жест, подсмотренный в кино и казавшийся универсальной панацеей и утешением. – Сейчас тебе кажется, что жизнь закончена, но это не так. У тебя еще все впереди. Ты молод… -Нет… Я не молод. Совсем нет… -Тебе всего девятнадцать. -Ну и что? - он горько усмехнулся. Кристина задумалась. -И все-таки, Тимур… Ни смотря на твое горе, я знаю многих людей, которые отдали бы все, чтобы оказаться на твоем месте. У тебя ведь есть… Есть все! Шикарное будущее… Все, что угодно! Он, не меняя позы, заторможено покачал головой. -Нет… Ни хрена нет… Да и не было у меня ни хрена… Вот все мои сокровища, - он небрежным кивком головы указал на койку, - Моя младшая сестра. Ты видишь, что от нее осталось? -Тимур… - Кристина ошеломленно смотрела на него, - Как же ты жил? – тихо спросила она. Тимур медленно развернул к ней насмешливое лицо, исполосованное жалюзями. -Катись-ка ты отсюда, Дзлиева! – произнес он омерзительно-ехидным тоном, - Давай, давай! Выметай свою жопу из этого чертового склепа. Кристина насупилась, тревожно глядя на него. Что-то настораживающее и пугающее, хотя и неуловимое проблескивало в его взгляде. Нельзя сказать, что он был блуждающим – Тимур смотрел прямо на нее, но выражение глаз у него было неопределенное, как у слепого; казалось, что он недавно вкатил порядочную дозу. Тимур слегка пошевелил иссохшими губами, облизнул их и вдруг рявкнул так, что ее чуть ни снесло: -Пошла вон отсюда, сука!!! Кристина похолодела и приподнялась. На его лице было написано зверское остервенение. Он не шевелился и сидел на том же месте, у него просто не оставалось сил, чтобы встать и размазать ее по стене. -Тимур… - зашелестела она еле дыша, - Все нормально… На его высоком лбу выступили бисеринки холодного пота, зубы стучали, как от лихорадки. -Как я жил… - пробормотал он глухо. Что-то забулькало и заклокотало у него внутри. Это жуткое бульканье становилось все громче и громче, подкатывая к горлу, пока внезапно ни вырвалось безобразным, диким хохотом. Кристина вскрикнула и в ужасе бросилась к выходу. Она вылетела из палаты, как пуля, захлопнув дверь. Он даже не заметил этого. Он долго еще продолжал сидеть на полу, прислонившись к холодной пустынной стене, обхватив руками колени, и смеялся все тише, тише, тише…
Лишь глотнув на улице свежего воздуха, Кристина почувствовала себя немного лучше. По телу ее все еще бежали мурашки. Она встряхнулась, надела сумочку на плечо и напоследок подняла голову. Зловещее окно третьего этажа призрачно чернело в синеве наступавших сумерек. Окно склепа с двумя трупами. Ей показалось, что сквозь двойные стекла все еще доносится его смех. Кристина передернулась и пошла прочь.
7.
Гиб на ходу выпрыгнул из подкатившего автобуса и заковылял к Атару и Вадику, которые ждали его уже около часа на условленном месте. -Гиббон! – ехидно воскликнул Атар – Где ты таскаешь свой обезьяний зад уже четыре дня? И где твоя бэха? -Я к братьям ездил в Цхинвали, - он задрал майку, самодовольно почесал пузо и задергался от дебильного смеха, - Мы машину разбили! -Молодцы, - снисходительно сказал Вадик, - Бешеные кудары, чего с вас взять? Атар презрительно сплюнул и отвернулся. -А че случилось, пацаны? – спросил Гиб, испуганно пялясь в злые, угрюмые лица кентов. -Да случилось кое-что, - Атар мрачно усмехнулся, - Мы, кажется, остались втроем. -Втроем? – лицо Гиббона сморщилось от титанических мыслительных усилий, - Как так? -Габарая помнишь? -Ну да. Нашего Габарая? По любому!!! -Можешь теперь забыть. -Его че, завалили? -Уж лучше-б завалили, - Атар отвел свинцовый взгляд, - Его сестру отжарили. Гиб, оглушенный, застыл с раскрытым ртом. -А… Алину? Атар с отвращением сунул в зубы сигарету, не удостоив его ответом. -Да не грузи, Атар! Че, в натуре? Атар молча прикуривал, закрывая вздрагивающее пламя рукой от ветра. Гиб перевел обалдевший взгляд на Вадика. -Хачик… Не гони! -Не гоню. -Ой, бля! – Гиббон согнулся пополам и хлопнул себя ладонями по ляжкам, - Братва, кому-то явно жить надоело! Атар затянулся и бросил взгляд в сторону больницы, вырисовывавшейся глухим силуэтом вдали. -Что, Хачик… Будет много крови? -Оставь это, Атар. Разборками ты девчонке не поможешь. -А Габарай? – встрял Гиббон – Разве этот черт все так оставит? -А ты его видел? -Нет. -Ну, так сходи и посмотри. Сразу просечешь картину. -Я его все… - ошеломленно забормотал Гиб, - Как же так… Алину Габараеву! Ну и ну!!! Атар вынул сигарету изо рта и раздраженно посмотрел на него. -Слышь, заткни пасть, а? -Блин, да как же это?... -Не знаешь, как это, Азамат? Забыл? -Но так ведь… Это же ОНА!!! -Кто-то не разобрал, она это, или нет. -Не разобрал?,- усмехнулся Хачик, - Я думаю, наоборот, там все схвачено было. Ее же не просто отодрали, ее еще вбивали до полусмерти. Это месть. -Она могла и сама нарваться. Она борзая баба была. Одевалась так… еще и базарила до хуя. -Да не смеши меня, Атар. Все знали, кто ее брат. Разве что только залетные какие … -Так, может, это Анзора типы были, как думаешь? – спросил Атар. -Вряд ли… - Хачик пожал плечами – Хотя, ее откуда-то с той стороны привезли… Но я не думаю. Человек пятнадцать, не меньше, прикинь? Может, сельские джигиты... Мудачье какое-то, короче. Атар настороженно прищурил свои знойные глаза. -И какого она там делала?... Даже если это неместные… Тут явно кто-то из своих приложился. -Без базару! -Кощей. Его почерк. -Бля, да мало что-ли таких как Кощей? Тот же Бонго… -Да не. Бонго- взросляк. Он бы не стал. -Вот именно. Взросляк, он и всклинился, что Габарай-малолетка его в тот раз на воздух при всех поднял. Ни за что, если разобраться, просто докопался технично. Еще и загрузил. Еще и мерин они с Кокоем отработали у них тогда по-бычьи. Бонго запросто мог младших своих подсуетить, да он и сам девочек таких любит. -Ну, это через чур гнило. -А че, он не гниль? Он еще и зей конченный, когда ужалится – ему вообще ничего не в падлу. -О, ну ты сказал! «Зей». Ну, балуется, как все, при чем тут вообще это? Он нормальный пацан, не стал бы такую гнусную тему пороть, какой бы нагретый ни был. Тогда можно и на Арийцев подумать и на Магу Притоновского. Мало, что ли, кто на Габарая зуб имел? Кто только такой ебанутый и у кого столько жопы – не пойму… -Да много, кто мог отмутить, Атар. Сам подумай… Даже телка какая-нибудь могла подставить. А жопа тут не при чем. Габарай нет-нет, перегибал. Нельзя так. Люди рассудок теряют, вот и жопы становится немерено и дури. -Так что, говоришь, выяснять теперь без понту? -Он не хочет. -Давай сами… -Он против, Атар. Он сам мне сказал. Попросил даже. -Что сказал? -Что хватит. -Прямо так и сказал? -Да. Прямо так: «Хватит уже»… Атар опустил голову и надолго задумался. -И еще… Что-то типа… - Вадик сдвинул брови, усиленно напрягая память, - Не знаю… Если мне не послышалось… Вроде того, что я прощаю… -Ну и ну! – удивился Гиб, - Ни фига себе! С ним что, совсем плохо дело? -Безнадега. Пацан конкретно сломался. Можно ящик ему заказывать. -М-да… - протянул Атар, - Не слабо ему жизнь отмочила удар за ударом: Кокой, а теперь вот, эта мелкая… После того, как Тимур своего Аланчика не моргнув глазом в фарш превратил, я уж думал, что нет крепче него пацана на свете… Хачик криво усмехнулся. -Трудно быть Богом… Они замолчали, рассеянно провожая глазами подъезжающие и отъезжающие автобусы. Новые и новые комплекты людей… Каждый думал о своем.
-Чего-то мы не учли… -Знаю, Атар. Черное и белое… -Что? – Атар почему-то вздрогнул. -Черное и белое, - сказал Вадик, - Избранные и остальные. А оказалось, что нет никакой разницы!! Помнишь, как он говорил? «Да я схавал эту жизнь!» Ну, и кто кого схавал? Новый порыв колючего ветра с силой налетел на пацанов, пронизав их насквозь ледяными иголками. Захлопали куртки, растрепались волосы. В воздухе отчетливо запахло надвигающимися жестокими морозами и глубокими снегами. Зима уже зловеще стояла над городом в своих белых одеждах, скрываясь в тени и выжидая момента. Атар чертыхнулся сквозь зубы и поднял воротник куртки. Неумолимый ветер продолжал безжалостно хлестать их по лицам и трепать одежду. Все трое, как один, отвернулись, заслоняясь руками и пряча лица. «Все мы – вонючие катяхи в этом протухшем свинарнике мире» - так когда-то, очень-очень давно говорил их красивый и самоуверенный вожак. Тот самый, который теперь был мертв. В бешеном урагане сухих листьев и мусора все люди на остановке казались одинаково маленькими, жалкими и беспомощными…
Шквал пыли умчался вдаль, ветер приутих, и все стали оттряхиваться. Уже совсем стемнело. Редкие зеленоватые звездочки неуклюже подергивались в холодной черной глубине космоса. Атар зажег новую сигарету, Вадик прислонился к столбу, Азамат уставился в небо. В темноте трудно было уловить беспощадное движение времени, но каждый точно знал, что оно не стоит на месте, и что жизнь неукротимо продолжается, хотя и не для всех, но для большинства. Как-то очень неожиданно разом зажгли уличные фонари, и пацаны задрали головы, словно ощущая знакомый рефлекс. Для них, обитателей ночи эти огни были неизменным сигналом. Знаком волчьей свободы. Вадик медленно оторвался от столба, обнял друзей за плечи и подтолкнул их. -Вперед, скоты! Город принадлежит нам! Они двинулись по дороге мимо ларьков и кирпичных будок и вскоре скрылись в черной пасти ночи.
8.
На вокзале Марину никто не провожал. Утро было раннее, и людей на перроне совсем мало. Лужи за ночь покрылись филигранной вышивкой первой изморози, но когда начало рассветать, то стало ясно, что день будет теплым. Хотя, в Осетии никогда не стоит пытаться предсказывать погоду: обычное дело здесь и 30-градусная жара в феврале, и снег в конце апреля. Марина сидела на гигантском чемодане, ежась от утренней прохлады и теребя в кармане купленный заранее билет. Заспанный народ начинал неспеша подтягиваться с разных сторон – пестрая, разноперая вокзальная публика. На соседней скамейке нехотя продирал глаза примерзший бомж. Рядом сбивалась в стаю кучка взволнованных хохочущих школьников вместе с учительницей. Дети, полные энтузиазма перед предстоящим путешествием, бурно что-то обсуждали и с шумом встречали каждого новоприбывшего. Совсем близко от нее прошмыгнул цыганенок с чумазой рожей и страдальческими масляными глазами. Неподалеку курил сонный мент, ленясь вытаскивать руки из карманов. Шли последние минуты. Ее истории. Ее Владикавказа. Марина подняла голову. Небо стремительно светлело. С каждой секундой. Вскоре объявили прибытие ее поезда. Она встала и подхватила чемодан. Локомотив с лязганьем подползал: пучеглазый, плоскорожий и неожиданно-бодрый. Марина пошла по платформе, преследуя свою длинную, стелющуюся по асфальту тень. Сзади, подстегивая ее неудержимо растекалось утреннее тепло и жаркой печатью плавило затылок. Это вставало солнце. Марина ускорила шаг. Замелькали сальные занавески в окнах и номера вагонов. С подножек кое-где свисали нарядные, игрушечно-синие проводницы. Откуда-то возникшие бабки как по команде натренированно покатили по перрону свои тележки с пирожками и перекупленной «Кока-колой». На платформу повысыпали люди. Жизнь набирала обороты. На мгновенье Марине дико захотелось оглянуться на эту юную дымящуюся рану, на тысячу раз виденную, но никогда не повторяющуюся картину. Солнце вставало над селом Дзауга. Семеня по горам, всплескивая рваными рукавами, терзая смутное небо… Не такое, как вчера, и как завтра. Это был новый день, и новая боль, новые дети, новые войны, новый народ и надежды. Но все это ее больше не касалось. Наступал новый день без нее. Марина вздохнула и чему-то улыбнулась. Показался ее вагон. Поезд стоит всего 5 минут, и надо поторопиться. Она знала, что сейчас разложит вещи и тут же забудется долгим, крепким, тяжелым сном. Впереди у нее была длинная, изматывающая дорога и целая жизнь.
© Copyright: Вадим Битаров, 2009
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|