У обрывистого склона огромного холма следы были засы­панными и совсем оплывшими.

Чувствовалось, что Человек двигался с трудом, а в неко­торых местах карабкался и на четвереньках. Слышался каждый его вздох. Тяжелый... Хриплый... Он боролся с песком! Но песок был бесконечен. Вновь раздались голоса:

— Вернись!.. Вернись!.. Опомнись!..

Но следы продолжали свое восхождение.

Они доходили почти до самой вершины.

Но пески осыпались и стирали все его усилия.

Следы восходили с другой стороны холма.

И вновь коварно осыпался песок.

Дыхание стало прерывистым.

И опять следы вели к вершине.

И опять песок неотвратимо сползал вниз и стирал их.

От тяжелого дыхания качались, вздымались барханы.

Усилился ветер. Над барханами закрутилась пыль...

Потемнел горизонт...

И опять зашептали голоса:

— Вернись!.. Вернись!..

Они начинались шепотом и переходили в крик.

И тут, как мираж, под волшебные звуки органа, из-под рас­каленных песков пустыни, один за другим с ревом взметнулись в небо чистые струи воды.

Они возникали сплошной водяной стеной и, вздымаясь шат­ром, медленно ниспадали вниз, разбиваясь на мириады брызг.

В кристально чистых струях мерцали и сверкали бесчис­ленные звезды.

И разом все погасло.

Кончилось видение.

И налетел свирепый смерч.

Потоки песка создавали сумасшедшие фигуры. Они закру­чивались столбом и так, вращаясь, с воем уносились вдаль.

Мощные вихри сметали и путали все узоры пустыни.

Одна за другой отрывались от барханов песчаные лавины и с гулом обрушивались вниз.

Все смешалось!

Ветер завыл.., загудел.., засвистел...

Не было ни неба, ни земли!

Один ураган!

И больше — ничего!

Со всех сторон заклинали голоса:

— Вернись!.. Вернись!.. Вернись!..

Завывание ветра и крики смешивались в один общий гул.

Хаос звуков усиливался.

И вдруг наступила тишина...

Но безмолвно буря продолжалась.

Следы медленно отступали!

Их тут же заносило песком.

Тихо звучали мужские гневные голоса и грянул вновь тор­жественный смешанный хор.

И сквозь песчаную бурю блеснул свет.

Буря неистовствовала, но не могла закрыть сияние.

И сквозь песок проступали человеческие следы — устрем­ленные прямо и только — к Свету.

А где-то далеко, уже отзвуками, уже безнадежно, уже от­чаявшись, затихая, раздавались голоса:

— Вернись!.. Вернись!.. Вернись!..

На экране — знаменитое полотно Леонардо да Винчи «Тай­ная вечеря» с Иисусом Христом и двенадцатью апостолами.

Звучит реквием.

Камера медленно наезжает на полотно. Постепенно в кад­ре уменьшается количество изображенных фигур. Сначала мы видим всех, потом десятерых, восьмерых, шестерых, четверых, двоих, Иисуса Христа и, наконец, камера, на ходу корректируя свое движение, находит Иуду Искариота и останавливается на его крупном лице.

Он сидит в тени и смотрит в сторону Иисуса Христа.

Вдруг резко обрывается музыка.

Неожиданно на полотне оживает изображенная фигура Иуды Искариота. Он испуганно оглядывается и, как будто за­метив, что камера смотрит только на него, резким движением поднимает руку и закрывает лицо от объектива.

Со всех сторон фиксируя его в такой позе, раздаются яр­кие вспышки и щелчки фотоаппаратов.

Вновь начинает звучать реквием.

Камера медленно отъезжает от него. А на экране посте­пенно появляется знаменитое полотно Леонардо да Винчи «Тай­ная вечеря» с Иисусом Христом и всеми его учениками.

Рождение без родителей. Представьте себе чудовище, которое пожирает то, от чего само рождается. Или процесс, где одни, умирая, не знают, кого рождают, другие, рождаясь, не зна­ют, кого убивают.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: