Возникновение этноцентризма

Вначале все люди были одинакового черного цвета. И настал день, когда Бог сказал: «Каин, где твой брат Авель?» - и Каин побелел от страха.

Ю. Тувим

Этимологические исследования убедительно свидетельствуют, что эмоционально-оценочные категории — «хорошее», «дурное» — производны от терминов, соответствующих местоимениям «наше» и «не наше». На древнееврейском и некоторых других древних языках слово «чужой» происходит от глагола «заикаться, запинаться». Кровное родство связывает людей взаимной доброжелательностью и привязанностью. Великое дело — иметь одни и те же памятники предков, совершать одни и те же священнодействия, иметь общие места погребения. Чувство безопасности, обретаемое за счет осознания себя членом «большинства», ведет к внутригрупповому фаворитизму, когда самосознание нации состоит из одних положительных оценок, а недостатки приписываются другим нациям (опять-таки, защита по типу проекции). Этноцентризм очень древен. Греческий философ Ксенофан одним из первых заметил, что религиозные представления антропоморфны (см. эпиграф к предыдущему разделу). У Гомера и Гесиода неоднократно встречается мысль: все, что есть у людей позорного и бесчеловечного, они приписывают чужим богам — воровство, прелюбодеяние, взаимный обман. Иными словами, даже плохое, но «наше» — совсем не так уж и плохо, а все «не наше» — вот это-то плохо по-настоящему.

У каждого народа свой склад мышления. Он определяет его картину мира, сообразуясь с которой ведут себя его представители, «слагая мысли в ряд», который для своего народа может быть доказателен, а для другого — нет. Восприятие иллюзий пространства, особенности изображения объектов на плоскости являются не врожденными, а культурно обусловленными. В условиях конкурентных форм межгруппового взаимодействия происходит изменение восприятия социальных объектов, например меняется оценка и восприятие лидера со стороны ведомых — предпочтение отдается авторитарным лидерам. Эти стереотипы не позволяют человеку адекватно воспринимать «чужих». Хорошо известно, как подробно, во всех деталях мы воспринимаем внешность соплеменников, и как обобщенно — «чужих»: большинству европейцев китайцы нередко кажутся на одно лицо, и наоборот. Отсюда недалеко и до суждений об отсутствии у них выраженных индивидуальных черт, о их неразвитости, серости — все это вызвано лишь нашим неумением видеть.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: