Расхождения в образе события и механизм введения в заблуждение

Итак, в процессе речевого (более широко — вообще коммуникативного) акта образ события возникает дваж­ды. Сначала это образ события, который формируется у коммуникатора (журналиста) и непосредственно вопло­щается в сообщение. Затем под воздействием сообще­ния у реципиента формируется собственный образ того же события. В идеале они должны совпадать. Иными словами, сообщение должно быть построено так, чтобы у реципиента возник образ события, полностью соот­ветствующий образу события, имеющемуся у журнали­ста. Но это возможно только в идеале.

Подчеркнем еще раз: даже сам образ события у журналиста может быть неадекватен подлинному собы­тию. Это может происходить не обязательно по умыслу или злой воле журналиста: он может не полностью учесть все стороны реального факта, и вербальный факт, являющийся содержанием его сообщения, окажется неполным и уже поэтому неверным. Но это может де­латься и умышленно, когда в силу политической или иной ангажированности журналист сознательно и на­меренно отбирает нужные ему признаки события.

Допустим, однако, что имеющийся у журналиста образ события достаточно полон и адекватен. Значит ли это, что гарантировано совпадение образа события у этого журналиста и у реципиента сообщения?

Нет, не значит.

Начнем с того, что из-за недостаточного языкового профессионализма коммуникатора содержание сооб­щения становится бессмысленным, недоступным для интерпретации или интерпретируется заведомо оши­бочно. Сейчас модно коллекционировать высказывания политических деятелей. Однако классическое обеща­ние «показать кузькину мать в производстве сельско

хозяйственной продукции» принадлежит еще Н.С. Хру­щеву. Что он хотел сказать, осталось загадкой.

Далее, возможен случай, когда коммуникатор и ре­ципиент вкладывают в одно и то же слово или выраже­ние различное содержание. Скажем, объективное значе­ние слова «сионист» резко расходится с его интерпрета­цией у правых и левых радикалов. Столь же различна интерпретация слов «демократия» и «демократы», «ре­форма» и «реформаторы». Кстати, этому расхождению содействовала именно радикальная пресса.

Возможно, у реципиента возникают не запланирован­ные коммуникатором дополнительные ассоциации или истолкования сказанного или написанного. Своего рода классикой здесь стала история с П.Н. Милюковым, кото­рый, рассуждая в газете «Речь» (22 сентября 1907 года) о взаимоотношениях кадетов и социал-демократов, написал: «Мы сами себе враги, если... захотим непременно, по выражению известной немецкой сказки, тащить осла на собственной спине». Этот «осел» вызвал бурный протест в социал-демократической печати, и через три дня Милю­кову пришлось разъяснять, что он не имел в виду назвать социал-демократов ослами: «В немецкой сказке, на кото­рую я ссылался, "носить осла" по совету прохожих — значит подчиняться чужим мнениям».

Еще один случай, когда сознательная деформация события коммуникатором или даже изложение не совер­шившихся событий, связанные с художественными, пуб­лицистическими или другими задачами (и предполагаю­щие, что реципиент тоже понимает эти задачи и соответ­ственно интерпретирует сообщение), воспринимается реципиентом как объективное изложение действитель­ных фактов. Яркий пример — нашумевшее выступление министра иностранных дел РФ (в то время) Козырева на одном из международных форумов с апокалиптическим сценарием развития событий в России, имевшее целью всего лишь предупредить иностранных партнеров о сложности политической ситуации в стране и необходи­мости поддержки демократических сил.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: