КАК ОСОБЫЙ ВИД ДИСКУРСИВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Возникновение СМИ и их широчайшее распро­странение — важнейший аспект нашей общественной жизни. Мы живем и действуем в том потоке информа­ции, который обрушивается на нас по всем каналам СМИ, и если верно, что поведение человека определя­ется его знаниями и оценками, то нельзя забывать о том, какая огромная доля этих знаний и оценок приходит к нам благодаря СМИ. СМИ оказывают на нас не только сильнейшее влияние, но и сильнейшее давление.

Сталкиваясь со всеми этими и многими другими факторами, лингвист должен связать их с тем, что интересует его больше всего, — вербальной стороной дискурсивной деятельности СМИ.

При рассмотрении особой роли средств массовой информации в жизни современного общества уже недо­статочно говорить лишь о том, как работают СМИ в раз­ных странах и интересы каких групп или слоев населе­ния они выражают. Важнейшее значение сегодня имеют вопросы о том, как именно участвуют СМИ в формиро­вании общества и сознания личности и как далеко про­стирается их влияние на современного человека.

Распространение информации через СМИ проис­ходит в ходе осуществления особой деятельности, на­зываемой дискурсивной. Эта деятельность СМИ не является чисто лингвистической, поэтому при ее изуче­нии необходимо учитывать всю ее многоплановость и разноаспектность, зависимость от массы прагмати­ческих факторов и, следовательно, анализировать ее в ее реальном протекании, отдавая себе отчет в том, что языковой аспект деятельности СМИ — результат ин­тенций ее субъектов, их конкретной социальной ори­ентации, ценностных установок и т. п. Чтобы устано­вить все эти составляющие деятельности СМИ, необ­ходимы усилия ученых разных специальностей — социологов, политологов, философов, лингвистов. Объ-

единить разных специалистов для многофакторного анализа проблем СМИ лучше всего сегодня может когнитивная наука — наука междисциплинарная, в центре которой стоят проблемы освоения человеком информации (способов ее выражения и переработки, а также особенностей ее представления / «упаковки» при передаче от одних людей к другим).

Когнитивную науку и науку о СМИ сближает об­щая ориентация на работу с информацией, несмотря на то, что в исследованиях СМИ эта проблема в извест­ной мере сужается: в то время как в когнитивных ис­следованиях изучаются способы получения новой ин­формации и принципы ее обработки, рост и прогресс знания, обретаемого людьми в процессе их предмет­но-познавательной деятельности, в науке о СМИ речь идет о том, как сделать соответствующую информацию достоянием масс людей, превратив ее в общедоступ­ную. В связи с этим приходится решать, не только какую информацию о мире следует предоставить ее получа­телям, но и в каком виде целесообразно предлагать ее людям. Такая постановка вопроса делает очевидной определенную зависимость исследований СМИ от исследований когнитивного порядка, особенно когни­тивно-лингвистических.

Рассматривая деятельность СМИ как деятельность прежде всего дискурсивную, необходимо исходить из того, что СМИ — это средства разъяснения и популя­ризации, передачи особым образом обработанной, пре­парированной и представленной информации особо­му — массовому — адресату с целью воздействия на него. В этом качестве дискурс СМИ отражает опреде­ленные СТРУКТУРЫ ЗНАНИЯ и ОЦЕНОК МИРА, ориентирующих адресата на определенное ОСМЫС­ЛЕНИЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ и, главное, на после­дующие действия, поведение. Именно лингвист должен оценить силу и степень воздействия использованных языковых средств. Только лингвист в состоянии пра­вильно соотнести когнитивные структуры с формами их языковой «упаковки», формами их распределения в тексте и в дискурсе, с последовательностью представ­ления конкретных языковых форм в актах речи. Таким образом, поскольку в СМИ специалисты имеют дело с объективизацией и правилами вербализации опреде­ленного содержания, с предвидением силы и степени его воздействия на адресата, а в качестве средств воз­действия выступают в основном языковые единицы, взятые исключительно в своей роли средств материализации знания, когнитивной составляющей принадле

жит ведущее место как в организации дискурсивной деятельности СМИ, так и в ее анализе.

С понятием СМИ мы связываем особый тип и характер передаваемой ими информации. Наиболее существенной особенностью этой информации, очевид­но, следует считать значимость ее для общества в це­лом или для отдельных выделяемых по названным выше весьма общим основаниям групп без жесткого определения содержания такой информации — лишь бы она рассматривалась отправителем как существен­ная, важная или даже необходимая обществу как мас­совому ее потребителю. С учетом всего этого можно перечислить те источники информации, которые, соб­ственно, и определяются как СРЕДСТВА МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ: радио, телевидение, пресса (не толь­ко общественно-политическая, но и социально-инфор­мативная, научно-популярная, социально-развлека­тельная), а также Интернет.

Мы прежде всего должны определить, какое со­держание мы вкладываем в понятие дискурса.

По образному выражению Н. Д. Арутюновой, дис­курс — это «речь, погруженная в жизнь» [Арутюнова, 1990. С. 136]. Погружена в жизнь и деятельность СМИ, изучать которую надо прежде всего как особый вид дискурса и, следовательно, учитывая при этом и те разнообразные подходы, которые сложились в совре­менной науке при анализе дискурса, и место рассмат­риваемого типа дискурса по сравнению с другими его разновидностями, и, наконец, саму систему СМИ, оп­ределяющую условия осуществления их деятельности в современном обществе и те требования, которые к ней в этом обществе предъявляются.

С нашей точки зрения, ДИСКУРС — это ограни­ченный вполне определенными временными и общи­ми хронологическими рамками процесс использования языка (речевая деятельность), обусловленный и детер­минируемый особыми типами социальной активности людей, преследующий конкретные цели и задачи и протекающий в достаточно фиксированных условиях не только с точки зрения общих социально-культурных, но и конкретных индивидуальных параметров его реа­лизации и инстанциации. В понятие дискурса не вво­дится ограничений ни на тип речевой деятельности (устный или письменный), ни на участников этой дея­тельности (ср. монолог, диалог, полилог), зато вводится противопоставление дискурса и текста (как любого результата указанного процесса) и фокусировка вни­мания на рассмотрении дискурсивной деятельности

on-line, т. е. по мере ее протекания и осуществления — планирования, программирования и реализации.

Несмотря на огромную работу, проделанную линг­вистами в области дискурсивного анализа, мы по-преж­нему очень далеки от создания единой и целостной теории дискурса. На современной ступени развития лингвистической мысли вряд ли можно говорить о существовании общепринятого определения дискурса и вряд ли можно рассматривать какое-либо из предла­гаемых определений в качестве предпочитаемого. В ус­ловиях существования разных подходов к определению дискурса и выделения разных аспектов его изучения было бы нецелесообразно предпочитать априорно ка­кой-то один из них.

Термин «дискурс» можно считать одним из наибо­лее популярных и широко употребляемых в современ­ных гуманитарных науках. В разных парадигмах зна­ния его используют в разных значениях и в разных контекстах, часто обозначая им разные понятия. При всем многообразии существующих сегодня определе­ний дискурса специалисты в разных областях знания говорят о дискурсе персональном и институциональ­ном, бытовом и бытийном, компьютерном и газетном, культурном и культурологическом, политическом и публицистическом, философском и научном, религиоз­ном и педагогическом, деловом и рекламном, медицин­ском и массово-информационном; выделяют дискурс репортажей и интервью, дискурс повествовательный и поэтический, монологический и диалогический, пись­менный и устный; изучают функции и структуру, со­держательную и формальную связность, модальные характеристики и многие другие свойства дискурса.

Одно из наиболее признанных на сегодня в лингви­стике определений дискурса характеризует его как «связный текст в совокупности с экстралингвистиче­скими (прагматическими, социокультурными, психоло­гическими и др.) факторами; текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемую как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (ког­нитивных процессах)» [Арутюнова, 1990. С. 136—137].

Данное определение хорошо отражает тот факт, что на протяжении вот уже нескольких десятилетий одной из традиционных сфер исследования в лингвистике является изучение связной речи, поскольку актуаль­ность рассмотрения проблем функционирования языка и утверждение коммуникативной парадигмы в этой науке неизбежно привели исследователей к призна

нию текста — целостной смысловой сущности — ос­новной и высшей единицей коммуникации. При этом на ранних этапах исследований понятия «текст» и менее распространенное «дискурс» использовались большинством лингвистов как взаимозаменяемые тер­мины; часто термин «текст» употреблялся в отношении письменной коммуникации, а «дискурс» — в отноше­нии устной. С развитием прагмалингвистического на­правления в описании языка эти термины стали упо­треблять дифференцированно, а под дискурсом стали понимать «текст, погруженный в контекст языкового общения и взаимодействия» и, более широко, «текст вместе со своим коммуникативно-прагматическим кон­текстом» [Сусов, 1990. С. 2].

Становление коммуникативно-деятельностного под­хода в лингвистических исследованиях привело к при­знанию амбивалентности феномена употребления язы­ка и позволило рассматривать его либо как процесс, либо как результат. Термин «дискурс» стал последовательно использоваться для обозначения объекта исследования в рамках процессуально-деятельностного описания язы­ковой коммуникации, в фокусе которого находится ак­тивный субъект общения и связанные с ним коммуни­кативно-прагматические, когнитивные, семантические и другие параметры, актуализируемые в процессе его речевой деятельности.

Соответственно понятием «текст» стали чаще опе­рировать в текстоцентрических описаниях коммуника­тивных единиц, рассматривающих употребление язы­ка в виде законченного результата коммуникативной деятельности человека и ограничивающих объект ана­лиза рамками самого текста. Целью анализа в таких исследованиях является, как правило, установление смысла текста, рассматриваемого как некая завершен­ная объективная и фиксированная семантическая структура, лежащая в основе текста и выводимая из него самого. При этом процессы текстообразования моделируются как процессы построения структурных и функциональных внутритекстовых связей, которые объединяются в семантические сети, образуя микро- и макрокогерентные иерархии связей.

Можно сказать, что первую и, возможно, главную особенность всего дискурсивного направления состав­ляет убежденность в том, что ни синтаксис, ни грамма­тика языка не могут изучаться вне обращения к его использованию.

Большую роль в становлении понятия дискурса играло и критическое отношение к жесткому протии

вопоставлению знания языка (competence) его исполь­зованию (performance) в трудах Н. Хомского и его по­следователей. Работы прагматического толка проде­монстрировали условность границ между знанием и владением, между знаниями двух типов (ср. «знать что» и «знать как») — декларативными и процедурными. Ведь в конечном счете для человека важнее всего competence to perform, т. е. знание языка в целях его адекватного использования. Поэтому дискурсивное направление исследований возникло в противопостав­лении функционализма формализму, когда, по справед­ливому мнению М.Л. Макарова, сталкивается разли­чие взглядов на природу самого языка и различие методологических принципов его исследования [Ма­каров, 1998. С. 68].

Прежде всего возникает вопрос о соотношении по­нятий дискурса с текстом, а также о тех предельных для выбранного уровня рассмотрения единицах, из которых «складывается» текст в отличие от дискурса, или же тех, на которые они соответственно разлагаются. Обычно счи­тается, что текст складывается из последовательно рас­положенных предложений, тогда как дискурс членится скорее на высказывания. Но если исходные понятия предложения и высказывания не разведены, а в опреде­ления текста и дискурса не входят дифференцирующие их признаки, оба концепта используются нередко как тождественные, а их обозначения — как синонимы. Та­кое положение дел часто характеризовало работы, от­носящиеся к концу 1970—1980-х гг., когда термины «лингвистика текста» и «дискурсивный анализ» высту­пали в значительной степени как взаимозаменяемые. В подавляющем большинстве современных публикаций, приходящихся на 1990-е гг., проводятся, однако, идеи необходимости более строгой дифференциации рассмат­риваемых понятий, для чего, собственно, и прибегают к оппозициям процесса и его результата, динамики и ста­тики и др.

Особый интерес представляет концепция Т. ван Дейка, которая строится не только с учетом граммати­ки текста и прагматики дискурса, но и с более полным вовлечением в анализ таких социальных факторов, как мнения и установки говорящих, их этнический статус и т. п. Центр тяжести анализа переносится на сами эти личностные характеристики носителей языка — их намерения, чувства, эмоции и т. д. Дискурс начинает пониматься как сложное коммуникативное явление, не только включающее акт создания определенного тек­ста, но и отражающее зависимость создаваемого рече

вого произведения от экстралингвистических обстоя­тельств: знаний о мире, мнений, установок и конкрет­ных целей говорящего как создателя текста. Все эти обстоятельства всплывают и при восприятии дискур­са, в связи с чем в модель понимания (или обработки) дискурса естественно вписывается модель его когни­тивной обработки. В дискурсе отражается сложная иерархия различных знаний, необходимая как при его порождении, так и при его восприятии. И в тех и в других процессах наблюдаются особые стратегии от­бора наиболее значимой информации, значимой в дан­ном контексте и для данных коммуникантов.

Очень важно, что в работах Т. ван Дейка выдвигает­ся идея «прагматического понимания» дискурса, т. е. справедливо утверждается, что мы не можем, ограничи­ваясь только пониманием общего смысла предложения или высказывания, определить его коммуникативную направленность. Концепция ван Дейка исключительно важна именно потому, что в ней дается многоплановое и разностороннее определение дискурса как особого ком­муникативного события, как «сложного единства языко­вой формы, знания и действия» [ван Дейк, 1989. С. 121 -122], как события интеракционального (между говорящим и слушающим) и — что очень существенно — события, интерпретация которого выходит далеко за рамки бук­вального понимания самого высказывания или их цепоч­ки (текста). Дискурс определяется здесь, однако, не толь­ко как нечто противопоставленное изолированному пред­ложению, но и как своеобразное семантическое единство, проявляющее прежде всего семантическую связность, связность информационную. Для ее понимания (напри­мер, в повествовании, в разговоре, в беседе и т. д.) необ­ходимы знания о мире, знания о ситуации, социальные знания и определенные культурологические и прочие типы знаний.

«Дискурс, — пишет Ю.С. Степанов, — это новая черта в облике языка, каким он предстал перед нами к концу XX века» [Степанов, 1995. С. 71]. И, разъясняя смысл этой черты, тоже указывает на «особое исполь­зование языка», но уже для выражения особой менталь­ности и даже «особой идеологии» [Степанов, 1995. С. 38]. Именно это влечет за собой активизацию целого ряда специфических языковых форм как из области грамма­тики, так и из области лексики, создавая ярко маркированные этими формами тексты. В таком употреблении термин «дискурс» оказывается близким тому, что в рус­ской лингвистике соответствует термину «функциональный стиль» и что в трудах академика В.В. Винградова и

Г.О. Винокура и обозначало не только особый тип текстов, но и соответствующую им систему лексических и грам­матических средств (т. е. соответственно указывало на вы­борочное использование части существующей языковой системы в определенных целях). И все же, как пишет Ю.С. Степанов, «дискурс не может быть сведен к стилю» [Степанов, 1995. С. 41], хотя это действительно «язык в языке» и одновременно особая социальная данность.

Таким образом, мысли когнитологов о том, что язык обеспечивает доступ к работе нашего сознания и наше­го интеллекта, своеобразно преломляются здесь, логи­чески приводя к возможности увидеть за дискурсом (текстом, имеющим своего автора и создаваемым для выражения его позиции в определенных конкретных условиях его социального бытия) особый фрагмент ментального мира и восстановить его специфические особенности. Сигналами для подобного восстановления и служат определенные языковые формы или же, точ­нее, их система (ср., например, номинализации или же безличные формы высказываний и т.д.). При этом связь дискурса с реальным бытием человека может усматри­ваться в нескольких отношениях. Таких аспектов мы можем назвать по крайней мере три.

Первое отношение — это связь дискурса с комму­никацией, с реальным речевым общением и интеракци-ональным характером последнего. Здесь особенно замет­ны области пересечения многочисленных направлений внутри коммуникативной (функциональной) парадигмы лингвистического знания с различными направлениями дискурсивного анализа. Важно, что сообщения о «дей­ствительности» порождаются в развертывающемся во времени свободном потоке непрекращающейся комму­никативной активности и что это сообщение приобрета­ет смысл только как часть этого потока. В указанном нами отношении важно подчеркнуть, что в понятии дискурса отражаются не только его прямая связь с реальными ре­чевыми потоками, но и их стиль, их предназначенность на решение определенных социальных проблем и их участие в социальной интеракции людей, откуда акцент на интенциональность самого речевого потока и его мо­делирование под прямым воздействием этого фактора.

Отметим, что нам кажется совершенно правильным простое указание А.В. Бондарко: «...имеется в виду связь языковых значений с намерениями говорящего, с ком­муникативными целями речемыслительной деятельно­сти, т. е. способность содержания, выражаемого данной языковой единицей, в частности грамматической фор­мой (во взаимодействии с ее окружением, т. е. средой),

быть одним из актуальных элементов речевого смысла» [Бондарко, 1998. С. 58]. При таком понимании интенцио-нальности с ее изучением сопряжены два следующих вопроса: связано ли анализируемое значение со смыс­лом говорящего (т. е. его собственным субъективным намерением и замыслом) и характеризуется ли оно как таковое смысловой информативностью и какой именно в системе языка [Бондарко, 1998. С. 60].

В связи с рассмотрением понятия интенциональ-ности дискурса необходимо учесть еще одну специфи­ческую ее сторону: нередко отмечают, что конкретный тип дискурса создаст своего идеального адресата (в от­личие от просто «воспринимающего» данный дискурс). Не менее важно, однако, что дискурс (как особый тип речевого потока) предполагает некоего идеального отправителя речевого произведения (в том смысле, что он ярко отражает социальный статус подобного гово­рящего, и не столько его собственные субъективные произведения, сколько некие усредненные и как бы становящиеся «общепризнанными» представления «своего» класса).

Второй аспект исследования дискурса соответ­ственно сопряжен с классификацией типов дискурса и выделением этих отдельных типов; формулу «речь, погруженная в жизнь» прочитывают обычно как ука­зывающую именно на связь разных типов дискурса с реально протекающей деятельностью людей. Отсюда выделение в качестве особых типов, например при анализе деятельности СМИ, дискурса репортажей и интервью, политического дискурса и т. д. Как указыва­ет Т. ван Дейк, в лингвистике текста и контентанализе уже давно занимались описанием конкретных свойств текстов массовой информации «с основной целью — выявить особенности соответствующих контекстов», для чего и предпринималась прежде всего стилисти­ческая обработка указанных текстов [ван Дейк, 1989. С. 111]. Весь корпус текстов массовой коммуникации следует анализировать, однако, помимо этого как слу­чай «особого типа языкового употребления и особого типа текстов, относящихся к специфической социокуль­турной деятельности». Лишь такое исследование по­зволяет учесть и социальный контекст происходящего, и роли говорящих участников коммуникации, и специ­фику процессов производства и восприятия сообще­ния, притом что главным здесь остается расширенное понимание контекстуальной перспективы дискурса» [ван Дейк, 1989. С. 112-113]. По всей видимости, для каждого типа дискурса следует строить собственную

его модель, и лишь при этом условии появляется воз­можность представить «язык в языке» как особую и лингвистическую, и социальную данность (ср. [Степа­нов, 1995. С. 44]), а главное — воссоздать ментальность «возможного мира».

Сказанное требует разъяснения и уточнения сразу в нескольких отношениях. Во-первых, дискурсивный анализ — это анализ текстов, т. е. языкового употреб­ления, но только текстов, взятых в особых качествах и свойствах. Дискурс анализируется прежде всего по мере своего поступления к адресату, т. е. on-line. Для его понимания используется не вся информация в голове человека, а скорее, по Дж. Динсмору, определенным образом уже расклассифицированная — «частичная» — информация (partitioned representation), непосредствен­но относящаяся к определенной области знания. Во-вторых, для активизации этой области знания в голове человека в поступающем тексте / речевом произведении должны содержаться некие языковые сигналы, да и сам текст должен быть структурирован по особым прави­лам (напомним, что у разных типов дискурса выявляют­ся «своя» лексика и «своя» грамматика). В-третьих, активизируемые знания многоплановы и гетерогенны, представляя собой и знания из сферы языка, и специ­альной (узкой) профессиональной области, и, наконец, социальной практики. Соответственно обработка при­ходящей к человеку информации протекает по несколь­ким разным каналам. Пользуясь семиотической терми­нологией, можно было бы сказать, что интерпретанты знака выстраиваются в иерархически организованное сложное целое, включающее несколько облигаторных (обязательных) составляющих. В самом общем виде сле­довало бы констатировать, что в процессе создания дискурса особого типа (как и в процессе его восприя­тия) человек функционирует в одном из возможных миров и погружен в особый ментальный мир. И если правильно, что язык — это «дом духа», то для правиль­ного создания и понимания дискурса определенного типа надо «попасть» в особую «квартиру» этого дома, т. е. выбрать в «доме» надлежащее «место».

Третьим аспектом в проведении дискурсивных исследований оказывается попытка описания отдельно взятых дискурсов — политического, публицистического, философского, научного и т. п. Здесь также смыкаются разные области лингвистики текста и анализа дискур­са. Связи между указанными сферами научных интере­сов в значительной мере условны и в конечном счете зависят от того, принимается ли конкретной школой или

конкретным ученым узкое или же более широкое опре­деление дискурса, а также от того, как трактуется само соотношение понятий текста и дискурса. Как и при описании языковой системы, здесь возможны две стра­тегии — идти в исследовании «сверху — вниз» или же «снизу — вверх». С высоты «дискурсивного полета» (когда точкой отсчета оказывается сам дискурс) и взгля­да на синтаксис «сверху» грамматика выступает как особое руководство по обработке текстов. Популярным для современного функционализма становится поэтому тезис о мотивации всей грамматики дискурсивным упо­треблением. «Только глядя на естественный дискурс, а точнее — разговорный дискурс, мы можем выяснить дистрибутивные модели, непосредственно связанные с вопросом о том, как возникают интересующие нас грам­матические модели» [Кубрякова, 1997. С. 280 — 281].

Возвращаясь к проблеме соотношения понятий текста и дискурса, заметим, что эти понятия связаны скорее как взаимоисключающие. Не случайно при их исследовании равно изучаются и отдельные текстовые категории, прежде всего связность, или же распреде­ление потока информации (в тексте и дискурсе). Об­щим для анализа и текста, и дискурса является очень важное для их понимания обращение к декодированию неочевидных смыслов в том и другом.

Приведенные разъяснения позволяют подойти к конституирующим дискурс главным характеристикам. Дискурс, как правильно указывают А.А. Кибрик и В.А. Плунгян, — это «функционирование языка в ре­альном времени» [Кибрик, Плунгян, 1997. С. 308]. В этом определении реальное время следует, однако, понимать расширительно, т. е. как время (исторически опреде­ленное, конкретное), релевантное для имевшего место фрагмента речевой деятельности или же сформирован­ного текста. И если в анализе дискурса справедливо подчеркивается факт его исследования on-line [Киб­рик, 1994. С. 126—127], что объясняется далее через формулу «в интерактивном / диалоговом режиме», то мы бы отметили здесь скорее то, что рассмотрение on­line предполагает прежде всего рассмотрение речево­го произведения или же текста по мере его поступле­ния, по мере его понимания, а значит, в динамике. Как уже отмечалось, с одной стороны, это ведет к стремле­нию разграничить понятия текста и дискурса по линии статики —динамики, подчеркнуть в последнем понятии имтеракциональный характер взаимодействия людей или же дифференцировать «структурный текст — как продукт и функциональный дискурс — как процесс...»

[Макаров, 1998. С. 71]. С другой стороны, это ведет к попыткам свести понятие дискурса к устной, реально произносимой речи и считать, что главной единицей структуры дискурса, его отдельным квантом, является единица интонационная [Кибрик, Плунгян, 1997]. И в тех, и в других случаях понятие дискурса сужается и получает одностороннюю интерпретацию, что нам пред­ставляется нежелательным. Мы солидарны скорее с по­ложениями о том, что «дискурс — более широкое поня­тие, чем текст. Дискурс — это одновременно и процесс языковой деятельности, и ее результат (= текст)» [Киб­рик, Плунгян, 1997. С. 307]. При дискурсивном анализе и процесс языковой (речевой) деятельности, и ее резуль­тат (= тексты) рассматриваются во вполне определен­ном ракурсе, с определенной точки зрения и, конечно, для решения особых задач.

То, что создано в дискурсивной практике людей, продолжает жить далее своей жизнью, и снова может анализироваться как бы по мере его создания, и снова служить проникновению вглубь, за пределы чисто язы­ковой данности — в социальные установки и особенно­сти разных слоев общества, в национально-специфиче­ские, культурологические характеристики отдельных эта­пов в истории людей, и, наконец, наверное, главное — в разные ментальные пространства людей, выступающих при осуществлении разных типов дискурсивной деятель­ности в разных ролях.

Развитие коммуникативно-деятельностного под­хода к изучению функционирования языка сосредо­точило интерес исследователей на процессуальных аспектах языковой деятельности. Этот подход к дис­курсу предполагает, что помимо (или посредством) ис­пользования языка в процессе общения участники коммуникации совершают в отношении друг друга определенные коммуникативные действия. Таким об­разом, подчеркивая деятельностную направленность человеческой коммуникации, дискурс рассматривают как способ / форму межличностного вербального взаи­модействия. Подобная трактовка в настоящее время позволяет не ограничивать анализ языковой интер­акции только рамками устной коммуникации, но также включать в рассмотрение письменную коммуникацию, выделяя два основных типа (modes) дискурса — уст­ный (talk) и письменный (text) [Dijk, 1997. С. 3], использующих разные каналы общения. Различия в используемых каналах коммуникации определяют и интерактивные особенности этих двух типов дискур­сивной деятельности.

В процессе устной интеракции собеседники нахо­дятся в непосредственном контакте друг с другом, выступая одновременно и в качестве отправителя, и в качестве реципиента сообщаемой информации. При взаимодействии друг с другом они, меняясь ролями, постоянно держат под контролем все релевантные параметры коммуникативной ситуации и активно ре­агируют на происходящие в ней изменения, приводя в соответствие с ее требованиями свой вербальный и невербальный вклад в интеракцию для поддержания коммуникативного баланса. Таким образом, можно го­ворить о взаимной «ответственности» участников уст­ной интеракции за результаты коммуникативного взаи­модействия, обусловленной их совместным — целе­направленным и контролируемым — вкладом в ее реализацию. При этом, если роль отправителя как ге­нератора и «хозяина» дискурса в устной коммуника­ции давно и всесторонне исследуется в различных направлениях дискурсивного анализа, роль адресата, как правило, ограничивается рамками носителя неко­торого набора когнитивных, социальных и коммуника­тивных характеристик, релевантных для отправителя при выборе дискурсивных стратегий, или потенциаль­ного интерпретатора смысла сообщения, передаваемо­го отправителем. В последнее время, однако, в поле зрения исследователей все чаще попадает и адресат (ср. описание дискурсивных ролей реципиента в уст­ной коммуникации в [McGregor, 1990]).

Напротив, в письменной коммуникации ее участ­ники не вступают в непосредственный контакт, а ад­ресат / реципиент по сравнению с адресантом / отпра­вителем вовлечен в интеракцию по-иному: адресант / отправитель исчисляет релевантные параметры ком­муникативной ситуации, включая значимые характе­ристики адресата, и, исходя из своей оценки этих па­раметров, выполняет свое коммуникативное действие, результатом которого является письменный текст (дис­курс). Адресат / реципиент может отреагировать на это действие (например, в случае переписки), и если это происходит, то имеет место значительный разрыв во времени и, как следствие, изменение условий комму­никативной ситуации, что не может не найти отраже­ния в ответном коммуникативном ходе. Чаще же в условиях письменной коммуникации от адресата / ре­ципиента вообще не ожидается непосредственно на­правленной на адресанта / отправителя коммуникатив­ной реакции, поэтому ответственность за успешность письменной коммуникации в основном ложится на

адресанта / отправителя и определяется адекватно­стью его оценки значимых параметров коммуникатив­ной ситуации и, соответственно, выбранных языковых стратегий для достижения коммуникативной цели.

Следует отметить, однако, что развитие современ­ных информационных технологий и появление в нашей жизни такого средства связи, как Интернет / элект­ронная почта, вызывают необходимость пересмотра критериев разграничения и свойств устной и письмен­ной коммуникации, так как, например, в процессе об­щения через Интернет собеседники вступают в «опо­средованный» — письменный — контакт, но, исполь­зуя возможности моментальной связи, могут вести общение, обладающее многими признаками спонтан­ной устной коммуникации.

Включение письменной коммуникации в понятие «дискурс» дает возможность описывать динамиче­ские — деятельностные и ситуативные / контекст­ные — аспекты этого типа языковой интеракции и, таким образом, рассматривать оба типа дискурса под одним углом зрения, несмотря на очевидные и суще­ственные различия между ними.

Для изучения дискурса СМИ этот ракурс исследо­вания оказывается крайне значимым, поскольку наблю­даемое сегодня в СМИ размывание жанровых границ и рамок прямо связано с ослаблением жесткого раз­граничения между форматами устной и письменной коммуникации, с их взаимопроникновением и взаимо­влиянием, что находит отражение не только на языко­вом уровне реализации этих видов дискурса, но и на уровне их интерактивной и стратегической организа­ции. Например, в настоящее время в печатных СМИ под устную речь мимикрируют не только язык и мно­гие жанры, но и стратегии отбора и представления информации, и способы аргументации, и средства апеллирования к адресату, создавая у него иллюзию лично на него направленного общения и повышая тем самым силу оказываемого на него воздействия. С дру­гой стороны, использование, скажем, на радио или телевидении таких жанров, как репортаж, коммента­рий, обзор, аналитический прогноз и т. п., основано на соответствующих форматах печатных СМИ и имеет целью объективизацию подаваемой информации, пред­ставление ее как достоверной, непротиворечивой и поэтому убедительной для всех. При изучении этих процессов необходимо учитывать особенности интерактивной организации и закономерностей протекания устного и письменного дискурса, глубинные различия

и сходства в их реализации, а также точки соприкос­новения между ними.

Основными видами дискурса традиционно приня­то считать монологическое и диалогическое взаимодей­ствие, однако несмотря на то, что при поверхностном рассмотрении такое деление, кажется, не вызывает особых затруднений, теоретическое разграничение монологического и диалогического дискурса может оказаться проблематичным. Прежде всего это связано с определением объема каждого из видов дискурса. В то время как обмен небольшими репликами между адре­сантом и адресатом в рамках контактной интеракции позволяет достаточно легко определить такое взаимо­действие как диалогическое, и, напротив, длинная цепь последовательно связанных и объединенных общей темой высказываний одного из коммуникантов может рассматриваться как монолог, в случаях более сложно организованных коммуникативных событий, таких, например, как обмен мнениями или дебаты, разграни­чение диалогического и монологического дискурса может вызвать затруднения. Каждый коммуникатив­ный ход в таких ситуациях может состоять из несколь­ких локально когерентных частей, семантически и прагматически связанных на глобальном уровне общей макроструктурой, что вызывает необходимость исполь­зования для описания таких видов дискурса понятий «простой» / «составной дискурс», «комплекс дискурсов» [Dijk, 1997. С. 5].

Таким образом, помимо канала общения, фактор нремени оказывается одним из принципиальных для разграничения не только устного и письменного (кон­тактного / неконтактного), но также диалогического и монологического дискурса. Здесь, однако, необходимо сказать о недостаточности применения этих критери­ем в качестве основания для дифференциации, прини­мая во внимание их относительность, а также отметить расплывчатость и условность границ между различны­ми типами и видами дискурса, как это имеет место в уже отмеченных случаях дискуссий и дебатов, или и случае литературного диалога, записи (например, сте­нографической) спонтанного устного монолога или диалога, при общении по компьютерной электронной типе, при выступлениях в ток-шоу или в передачах интерактивного характера, когда реакция аудитории на щ.нтупления участников транслируется непосредтвенно на экран, что дает говорящему возможность прямой обратной связи (feedback) с коллективным адресатом.

Наряду с выделением основных типов (устный и письменный) и видов (диалогический и монологиче­ский) дискурса различаются также частные типы и виды дискурсивного взаимодействия, описываемые, на­пример, в терминах коммуникативных или речевых событий [Levinson, 1992] или речевых жанров [Бахтин, 1979]; [Китайгородская, Розанова, 1999]). Эти частные типы и виды дискурса определяются на самых разных основаниях, базирующихся на релевантных параметрах коммуникативной ситуации, включая время, место, тему и участников коммуникации в качестве конституирую­щих признаков. Несмотря на разнообразие и сложность частнотипологических классификаций дискурса, комму-никативно-деятельностный подход делает возможным описание в единых терминах с одинаковых теоретиче­ских позиций любого типа или вида дискурса, выделен­ного на каком угодно основании.

Одной из наиболее традиционных областей иссле­дования дискурса является изучение его синтаксической структуры. Лингвистическую основу этого направления составляет «грамматика текста» или «дискурсивная грам­матика», описывающая грамматические отношения внут­ри структур «больших, чем предложение». Рассматри­вая текст как продукт коммуникативной деятельности человека, протекающей в определенном контексте, дискурсивная грамматика изучает синтаксические за­кономерности организации предложений в тексте и их грамматические свойства, функциональные особенно­сти порядка слов, явления дейксиса, различные фор­мы когезии, а также их связь с распределением в тек­сте коммуникативно значимой информации и ее зави­симость от контекстных параметров.

Исследования свойств дискурса на синтаксическом уровне показали необходимость семантического анали­за содержания дискурса, которое лежит в основе его синтаксической организации. В рамках семантического анализа изучается пропозициональная структура дискур­са: содержание составляющих его пропозиций, а также линейная, или локальная, и глобальная их когерентность на микро- и макроуровне. Исследование семантической когерентности дискурса на микроуровне связывается с тема-рематическим анализом содержания составляющих его высказываний, описанием функциональных свойств пропозиций дискурса относительно друг друга (напри­мер, выделяются функции спецификации, генерализа­ции, иллюстрирования, контрастирования и т.д.), а так­же анализом референциального аспекта препозитивно­го содержания единиц дискурса. Последний подход

связан, в свою очередь, с изучением структуры знания говорящего, что включает анализ свойств дискурса в когнитивном аспекте. На макроуровне семантическая когерентность дискурса, согласно ван Дейку, рас­сматривается в терминах глобальных текстовых струк­тур — макроструктур, — связанных с семантической характеристикой темы дискурса, определяющей его об­щую «макрокогерентность».

Другой аспект изучения дискурса составляют ис­следования его стилистических и жанровых особенно­стей. При этом определяются функционально-стили­стические и риторические характеристики текстов, а стилистическая вариативность рассматривается как контекстно обусловленный параметр, связанный с се­мантическими свойствами дискурса и прагматически­ми условиями его реализации.

Анализ механизмов дискурсивной деятельности и процессов, обеспечивающих ее протекание в условиях реальной коммуникации, сегодня ведется в рамках двух основных парадигм изучения дискурса — коммуника­тивной и когнитивной. Применяемые в этих парадиг­мах подходы к анализу дискурса можно в самом общем виде охарактеризовать как «социопрагматический» и «когнитивный», при этом следует принимать во вни­мание, что каждый из них имеет собственные теорети­ческие и методологические основы и объединяет не­сколько различных школ и направлений исследования. Одно из наиболее интенсивно разрабатываемых сегодня направлений изучения дискурса — социопраг-матическое — связано с коммуникативно ориентиро-нанным его описанием. С позиций этого подхода дис­курс рассматривается как процесс социально обуслов­ленного взаимодействия, что, в свою очередь, позволяет описывать его в терминах социально значимых дей­ствий, выполняемых носителями / пользователями язы­ка в рамках определенных, релевантных для данного общества и культуры коммуникативных ситуаций.

Прагматический подход предполагает, что всякое иысказывание, обладающее интенциональностью, может рассматриваться в качестве речевого акта — особой единицы коммуникации, в которой различаются три аспекта: произнесение (utterance act), референция и предикация (prepositional act), иллокуция (illocutionary act), передающая коммуникативное намерение говоря­щего. Представляя дискурс как последовательность речевых коллективных актов, т. е. коммуникативных действий, совершаемых человеком посредством / с по­мощью речи, прагматический подход включает анализ

параметров ситуативного контекста, определяющих типы речевых актов, которые составляют интеракцию («условия успешности»), а также рассматривает влия­ние этих параметров на коммуникативное намерение, знания и пресуппозиции коммуникантов в процессе дискурсивной деятельности. При этом особое внимание уделяется изучению прагматической когерентности речевых актов в дискурсе как на микроуровне (локаль­ная когерентность речевых актов), так и на макроуров­не (выделение макроактов в речевом событии, опреде­ляющих макроиллокутивную силу дискурса и диктую­щих его общую прагматическую когерентность).

В последние годы внутри прагматического подхо­да выделяются исследования, связанные с изучением особенностей дискурса в межкультурной коммуника­ции, проводимые с позиций контрастивной, или межъ­языковой, и кросскультурной прагматики.

В фокусе внимания «этнографии коммуникации» находятся культурные особенности дискурсивного по­ведения индивида, а используемые в процессе комму­никации языковые формы рассматриваются как сред­ство реализации системы культурно обусловленных значений, отражающих разделяемые членами социу­ма пресуппозиции, оценки и ценностные ориентации. Описание релевантных для культурного сообщества коммуникативных факторов ведется с «эмических» (emic), а не с универсалистских позиций, т. е. в терми­нах и с позиции описываемой культуры. Единицей анализа является «коммуникативное событие», вклю­чающее любое количество прагматически когерентных как на микро-, так и на макроуровне, речевых актов. При таком подходе дискурсивная деятельность инди­вида трактуется как культурный феномен, а контекст­ное значение считается не просто социально, но социо­культурно детерминированным. Объектом изучения в этнографии коммуникации обычно становятся «куль­турно окрашенные» коммуникативные события, фик­сируемые в условиях естественной спонтанной устной коммуникации, часто с применением метода «включен­ного наблюдения» (participant observation) и привлече­нием информантов для анализа их собственного дис­курсивного поведения.

В фокусе социолингвистического анализа находит­ся изучение интерактивных свойств коммуникации, таких, как социально значимые параметры ситуации общения, закономерности смены коммуникативных ролей, стратегии интерактивного поведения коммуни­кантов и определяющие их факторы. В рамках этого

подхода выявляются социально релевантные законо­мерности и нормы коммуникативного взаимодействия, принятые в рассматриваемом языковом сообществе и разделяемые, осознанно или неосознанно, всеми чле­нами данного сообщества.

Одним из наиболее распространенных в настоящее время является понимание дискурса как части комму­никативного события, имеющего место в рамках более сложного / комплексного процесса социального взаимо­действия между людьми. При этом использование язы­ка для сообщения собеседнику какой-либо фактуальной информации, идей, мнений или выражения эмоций рассматривается как составная часть коммуникативной интеракции в различных ситуациях общения. С этой точки зрения в качестве коммуникативного события может рассматриваться разговор с друзьями, урок, со­беседование при поступлении на работу, телефонный разговор, чтение доклада, интервью средствам массовой информации и т. д. Такой подход к определению дис­курса предполагает, что помимо (или посредством) ис­пользования языка участники коммуникации соверша­ют в отношении друг друга определенные коммуника­тивные действия. Поэтому дискурс рассматривают как способ / форму межличностного вербального взаимо­действия.

С позиций «интеракциональной социолингвисти­ки», рассматривающей дискурсивную деятельность как проявление социальной деятельности человека, описа­ние дискурса предполагает, помимо определения «ло­кального» контекста ситуации общения, анализ универ­сально понимаемого «глобального» социального кон­текста коммуникации, в рамках которого реализуются статусные и ситуативные роли участников интеракции, дистантные и социально-психологические отношения между ними, а также актуализируются «интерактив­ные фреймы» взаимодействия. Создаваемые в процес­се коммуникации контекстные значения представля­ются как результат взаимного влияния этих внешних по отношению к языку факторов, как отражение соци­альных характеристик участников общения. Понятие коммуникативной интенции говорящего, центральное для прагмалингвистического анализа, отходит при этом на задний план — коммуникативное значение понима­ется как контекстуализированное социальное значение, реализуемое и идентифицируемое только благодаря тому, что участники интеракции, обладая общими со­циокультурными знаниями и навыками, гармонично взаимодействуют в рамках известного им локального

и глобального контекста. Основным методом исследо­вания в интерактивной социолингвистике является детальный анализ записей устной спонтанной комму­никации между двумя или более участниками, в процессе которого выявляются способы актуализации в речи социально значимых параметров общения.

С другой стороны подходит к исследованию кон­текстно обусловленного значения «конверсационный анализ», в фокусе внимания которого находится изу­чение взаимного влияния языковых и контекстных явлений в дискурсе. Основываясь на скрупулезном описании эмпирически полученного языкового мате­риала, конверсационный анализ стремится доказать, что используемые языковые формы, в свою очередь, оказывают существенное влияние на формирование и изменение контекста в каждом индивидуальном слу­чае. Коммуникативная интенция говорящего и интер­претационные стратегии участников общения выходят при этом на первый план, а языковым формам в дис­курсе отводится роль, равная по значимости внешним контекстным параметрам. Таким образом делается попытка сбалансировать рассмотрение лингвистиче­ских и экстралингвистических факторов в дискурсе, трактуя его одновременно как процесс и результат создания контекстного значения.

Несмотря на отмеченные теоретические и методоло­гические различия между подходами, составляющими «интерактивное» направление в исследовании дискур­са, их объединяет ряд общих принципов. Прежде всего в центре внимания исследователей, работающих в рам­ках этого направления, находится естественная челове­ческая коммуникация — дискурсивная деятельность в разных формах ее проявления. Дискурс рассматривает­ся как процесс и результат взаимодействия языковых форм и значений с системой социально и культурно обус­ловленных значений в условиях межличностной интерак­ции в рамках широкого социального контекста. Дискур­сивные стратегии выбора языковых форм для выражения коммуникативного значения и осуществления коммуни­кативных действий обусловлены интенцией участников общения, существованием конвенционализированных способов выражения этой интенции, значением и функ­циями используемых языковых средств, контекстными параметрами ситуации общения и жанровыми особен­ностями дискурса, а также социальными и культурными факторами, определяющими структуру и свойства ком­муникативной ситуации и характеристики коммуникан­тов. Главной целью анализа является выявление основы

семантической и прагматической когерентности дискурса и объяснение того, каким образом лингвистические и эк­стралингвистические факторы позволяют отличать дис­курс от случайной последовательности высказываний [Shiffrin, 1994. С. 416-417].

Особую сферу исследования составляет когнитив­ный анализ дискурса, в рамках которого изучаются типы, виды и способы организации в сознании челове­ка языковых и неязыковых знаний, необходимых для успешной коммуникации. На этом уровне анализа ком­муникативно релевантные знания понимаются как особого рода ментальные репрезентации, концептуа­лизирующие индивидуальный и социальный опыт че­ловека и организующие этот опыт в особого рода струк­туры. Эти знания по-разному отражаются на разных этапах речевой деятельности, по-разному используют­ся и по-разному вербализуются в разных языковых формах. Когнитивный подход к дискурсу связан с ис­следованиями в области психолингвистики, когнитив­ной лингвистики, а также с работами по созданию искусственного интеллекта. Созданные в этих научных дисциплинах модели речевых процессов и механизмов их реализации ставят перед собой задачу выявить и описать различные аспекты речевой деятельности в соответствии с исходными целями и установками, ак­туальными для каждой из этих областей знания.

В когнитивных исследованиях дискурса выделяет­ся несколько направлений. Одно из этих направлений объединяет исследования, связанные с моделировани­ем когнитивных процессов порождения и восприятия дискурса и направленные на создание интегральной когнитивной модели дискурсивного процесса. В фоку­се внимания других исследователей находится изуче­ние самих структур репрезентации знания, а также способов хранения, обработки и извлечения знаний в процессе дискурсивной деятельности. Наконец, отдель­ную область анализа составляет изучение и описание различных видов представленной в структурах знания информации, необходимой для осуществления дискур­сивного взаимодействия людей.

Основу современной когнитивной теории дискур­са составляют исследования в области лингвистики текста, лингвистической прагматики и искусственно­го интеллекта, а в качестве первичной единицы анали­за (в задачу которого входит изучение процесса по­строения репрезентации дискурса в сознании челове­ка как при его порождении, так и при интерпретации) выступает пропозиция, рассматриваемая как базовая

репрезентация единицы дискурсивного значения. При этом выделяются два уровня когерентности дискурса — локальный и глобальный. Локальный уровень когерент­ности, называемый микроструктурой дискурса, обес­печивается наличием разнообразных функциональных связей (например, темпоральных, каузальных) и отно­шений (например, сравнения, контраста, обобщения, объяснения) между пропозициями. Эти связи, образу­ющие «ментальный микромир» текста, рассматрива­ются на этом уровне как линейные и описываются в терминах «наложения аргументов»: пропозиции счи­таются связанными, если у них имеется общий аргу­мент. Глобальный уровень когерентности дискурса, составляющий его макроструктуру, обеспечивает связ­ность крупных смысловых сегментов дискурса на базе особого рода структур репрезентации знания, концеп­туализирующих индивидуальный и социальный опыт человека — скриптов / сценариев и глобальных «жан­ровых схем». Одни из этих ментальных репрезента­ций — скрипты / сценарии — основаны на энцикло­педических знаниях коммуникантов и отражают в их сознании стандартизованную последовательность со­бытий внешнего мира, другие — «жанровые схемы» — ассоциируются с дискурсивным опытом участников общения и знанием жанровых и риторических особен­ностей коммуникации, принятых в их культурном со­обществе.

Анализ пропозициональной структуры дискурса первоначально был связан с изучением механизмов восприятия текста и лишь позднее распространен на изучение процессов их порождения. Этот анализ по­казал, что когерентные связи между пропозициями, лежащие в основе семантической структуры дискур­са, обнаруживаются как на микро-, так и на макроуров­не, причем «глобальная когерентность» оказалась бо­лее трудной для выявления и изучения, чем «локальная», поэтому в настоящее время семантическая характери-зация макроструктур дискурса в терминах тем состав­ляет одну из важных задач когнитивного анализа.

Ранние когнитивные исследования дискурса, сосре­доточив внимание на «конечном продукте» дискурсив­ной деятельности — текстах, исключали из рассмотре­ния социально-прагматические факторы коммуникации и их влияние на когнитивные стратегии порождения и восприятия этих текстов. В то же время когнитологи всегда сознавали, что, например, в процессе восприятия речи природа вербального взаимодействия требует от реципиента понимания значения не только того, что ска-

зано, но и того, что сделано в дискурсе, т. е. понимания прагматического значения актуализируемых высказыва­ний, требующего адекватного анализа релевантного праг­матического контекста, проверки репрезентаций преды­дущих пропозиций дискурса, активизируемых соци­альных скриптов и «жанровых схем». В настоящее время когнитивная теория дискурса стремится включить в опи­сание прагматический компонент коммуникации, несмот­ря на то что, по общему признанию, процессы прагмати­ческого порождения и восприятия дискурса еще более сложны, чем семантического, и очень мало изучены [van Dijk, 1984].

С точки зрения прагматической составляющей когнитивной теории дискурса он определяется как последовательность речевых актов, которые обладают локальной и глобальной когерентностью, параллельно сосуществующей с локальной и глобальной когерент­ностью на семантическом уровне. С одной стороны, это означает, что конкретный речевой акт может быть уместен только относительно предшествующих или последующих речевых актов, являясь при этом их ус­ловием или следствием (локальная когерентность или микрокогерентность).

С другой стороны, последовательности речевых актов могут быть глобально когерентны, составляя «макроречевой акт» (например, письмо-прошение, жалоба, сообщение новости на газетной полосе или в эфире и т.д. [van Dijk, 1984]). Ментальная репрезента­ция каждого речевого акта отражает специфические ха­рактеристики участников коммуникации, включая ком­муникативно-ролевые отношения между ними, контек­стные параметры ситуации общения (место, время, тема), актуализируемый интерактивный скрипт (фрейм) и тип дискурсивного события, а также интенциональное значение реализуемого речевого акта. Совокуп­ность всех этих различных по своей природе факторов оказывает решающее влияние на формирование ком­муникативного значения как отдельных единиц дис­курса, так и всего дискурса в целом. При этом его реальное коммуникативное значение и на микро- и на макроуровне может не совпадать со значением отдель­ных пропозиций и общим пропозициональным содер­жанием дискурса, что еще больше усложняет стоящую перед исследователями задачу, оставляя неразрешен­ным вопрос о том, какое место в сознании коммуни­кантов занимает обработка буквального пропозицио­нального значения единиц дискурса при идентифика­ции их реального коммуникативного значения.

Несмотря на то что проблема когнитивного анали­за прагматических аспектов дискурса признается одной из наиболее актуальных в этой области исследования заметных сдвигов в ее решении еще не произо­шло - в настоящее время в этом направлении ведутся активные теоретические и экспериментальные иссле­дования признавая всю сложность стоящей перед ними задачи, специалисты в области когнитивного анализа дискурса пытаются решать ее поэтапно, со­зывая модели различных аспектов дискурсивной дея­тельности человека и разделяя в целях удобства «пи­тания процессы порождения и восприятия».

Даже этот краткий обзор показывает, насколько широк и разнообразен спектр проблем, рассматрива­емых в современных междисциплинарных исследова­ниях дискурса. Совершенно очевидно, что эти направ­ления могут оказаться весьма продуктивными и для изучения дискурсивной деятельности СМИ, тем более что в рамках многих из них дискурсу СМИ уделяется особое внимание. Например, в интеракционально-лингвистическом анализе дискурса, в фокусе внима­ния которого находятся способы реализации статус­ах и ситуативных ролей участников коммуникации, а также выражение власти и доминирования в дискур­се особое место занимает изучение «языка власти» и «дискурса власти» в СМИ. Рассматривая власть как по­ныне одновременно социальное и риторическое, ра­ботающие в рамках этого направления исследователи демонстрируют, что власть в дискурсе СМИ выражается в том что обладающие властным статусом комму­никанты контролируют и ограничивают коммуникатив­ный вклад нижестоящего участника в дискурс с точки зпения содержания интерактивного взаимодействия, а также манипулируют аудиторией на уровне восприятия дискурса, используя такие языковые стратегии, как выбор имплицитных предпосылок и пресуппозиции отправляемого сообщения, организация его пропозиционального содержания, отбор определенных слов, выражении грамматических форм для упаковки со­общения и т.п Используемые таким образом языко­вые средства рассматриваются как инструменты «скрытой власти» [Fowler, Hodge, Kress, Trew, 1979]

Мы,естественно, не сводим передаваемую СМИ информацию толью к информации языковой (в частно­сти возможно ее смещение, а иногда и замещение, с информацией, передаваемой в визуальной и звуковой форме), но полагаем, что главным средством коммуникации здесь все же является язык. При этом знание спо

собов представления информации и выбора языковых средств ее передачи — это компетенция лингвиста, ибо такое знание профессионально. Оно не может быть ин­туитивным или эвристическим: оно само должно быть выявлено, установлено, описано — точно так же, как выявляются и описываются, вербализуясь, любые струк­туры знания. Таким образом, именно когнитивный аспект, пока еще наименее исследованный, оказывается в ана­лизе деятельности СМИ наиболее перспективным. Ре­шительно необходим он и при соотнесении языковых форм с их когнитивными аналогами при выявлении глав­ных закономерностей в использовании языка в опреде­ленных условиях и для достижения конкретных резуль­татов. Подобный многофакторный и многоаспектный анализ деятельности СМИ возможен только в рамках дискурсивно-когнитивного подхода.

Когнитивно-дискурсивный подход к деятельности СМИ позволяет исследовать тип, характер и воздействие знаний на поведение людей, т. е. рассмотреть разные структуры знаний не только в их ингерентной связи с языковой формой их объективизации, но и с теми по­ступками, действиями и общим поведением людей, ко­торые являются следствием полученной информации и / или способов ее подачи и представления. Да и само ключевое слово ИНФОРМАЦИЯ в аббревиатуре СМИ, указывая на исключительную важность этого понятия для всей их работы, подчеркивает, что вся дискурсив­ная деятельность СМИ по самой своей сути — явление когнитивное, т. е. имеющее дело с передачей знаний и с оперированием знаниями особого рода.

■ Контрольные вопросы __________

1. Какую роль играют СМИ в нашей жизни и что изменилось в этой роли за последние десятилетия?

2. Почему деятельность СМИ следует рассматри­вать как дискурсивную?

3. Почему исследования в области СМИ носят меж­дисциплинарный характер?

4.Что сближает когнитивную науку с анализом деятельности СМИ?

5. Распространение какой именно информации можно соотнести с деятельностью СМИ?

6. Какое содержание вкладывается в термин «дис­курс» и почему его нельзя считать исключительно лингвистическим явлением?

7. Какие направления в изучении дискурса вы можете указать?

8. Как соотносятся между собой понятия текст и дискурс?

9. Перечислите основные типы дискурсивной дея­тельности в сфере СМИ.

Литература

Александрова О.В., Кубрякова Е.С. Дискурс // Категори­зация мира: время, пространство. М., 1991. С. 3 — 8. Арутюнова Н.Д. Дискурс // Лингвистическая энциклопе­дия. М., 1990. С. 136-137.

Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. Бондарко А.В. О стратификации семантики // Общее язы­кознание и теория грамматики. СПб., 1998. С. 51 —63. Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. М, 1989. Караулов Ю.Н., Петров В.В. От грамматики текста к ког­нитивной теории дискурса // Дейк Т.А. ван. Язык. Позна­ние. Коммуникация. М, 1989. С. 5— П. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дис­курс. Волгоград, 2002.

Кибрик А.А. Когнитивные исследования по дискурсу // Вопросы языкознания. 1994. № 5. С. 126— 139. Кибрик А.А., Плунгян В.А. Функционализм и дискурсивно-ориентированные исследования // Фундаментальные на­правления современной американской лингвистики. М., 1997. С. 307-323.

Китайгородская М.В., Розанова Н.Н. Речь москвичей: Коммуникативно-культурологический аспект. М., 1999. Кубрякова Е.С. Части речи с когнитивной точки зрения. М, 1997.

Кубрякова Е. С. О понятиях дискурса и дискурсивного ана­лиза в современной лингвистике: Обзор//Дискурс, речь, речевая деятельность. М., 2000. С. 7 — 25. Лузина Л.Г. Распределение информации в тексте: когни­тивный и прагмастилистический аспекты. М., 1994. Макаров М.Л. Интерпретативный анализ дискурса в малой группе. Тверь, 1998.

Николаева Т.М. Единицы языка и теория текста // Иссле­дования по структуре текста. М, 1987. С. 27 — 52. Ревзина О. Язык и дискурс // Вестник Моск. ун-та. Се­рия 9. Филология. 1999. № 1. С. 25-33.

Степанов Ю.С. Альтернативный мир, дискурс, факт и принципы причинности // Язык и наука конца XX века. М, 1995. С. 35-73.

Сусов И.П. Прагматика дискурса и этнолингвистические проблемы // Прагматика этноспецифического дискурса: Материалы симпозиума. Бэлць, 1990. С. 2 —5. Цурикова Л.В. Проблема естественности дискурса в меж­культурной коммуникации. Воронеж, 2002. Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса. Москва; Волгоград, 2000.

Dijk Т.А. van. Dialog and cognition // Cognitive constraints on communication. Representation and Process / Ed. by L. Vaina, J. Hintikka. Dordrecht etc., 1984. McGregor G. Reception and Response. London: Routledge, 1990. SeriotP. Analyse du discours politigue sovietique. Paris, 1985. Shiffrin D. Approaches to Discourse. Cambridge, 1994. Thomas J. Meaning in Interaction: An Introduction to Pragmatics. L.; N. Y., 1995.

Wierzbicka A. Semantics, Primes and Universals. Oxford, 1996.

О.В. Александрова

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: