ГЛАВА 1. ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЕ БЕЗВРЕМЕНЬЕ

После крушения социалистического строя и развала СССР Россия взяла курс на построение современного капиталистического общества. Как внутри России, так и всему мировому сообществу было заявлено о построении рыночной экономики и демократических механизмов.

События 90-х гг. известны в достаточной степени, и нет нужды останавливаться подробно на их описании. Отметим лишь, что в результате преобразований были выполнены требования Мирового Банка по проведению ряда экономических изменений: либерализация цен, приватизация, реформирование инфраструктурных монополий и другие. В политической системе появились независимые от государства СМИ, демократические институты, было соответствующим образом изменено законодательство. Но можно ли констатировать, что Россия в достаточной степени приблизилась к демократическому, капиталистическому типу общества? Достаточны ли были эти действия?

Смена общественного строя влечет за собой не только привнесение в жизнь новых экономических и политических механизмов. Речь идет о смене общественного устройства, фактически – об изменении типа жизни и сознания людей.

Очевидно, что нет. И дело даже не в том, что Россия постоянно является объектом критики со стороны США и развитых стран Европы за нарушения прав человека, неразвитость демократических институтов и проч. Разница в обыденной жизни российского населения и населения стран Запада, в особенностях взаимоотношений граждан с властью и друг с другом, бросается в глаза. Ведь смена общественного строя (например, переход от тоталитаризма к демократии) влечет за собой не только привнесение в жизнь новых экономических и политических механизмов. Речь идет, повторим, о смене общественного устройства, фактически, – об изменении типа жизни и сознания людей.

Если сравнить преобразования пятнадцатилетней давности с тем, что делалось в 20-30-е годы прошлого столетия, то программа 90-х вряд ли может считаться серьезной попыткой общественных изменений.

Не нужно заглядывать далеко в историю, чтобы познакомиться с российским опытом столь радикальных преобразований. Ближайший пример – проект по модернизации царской, аграрной России в социалистическую индустриальную сверхдержаву в начале 20-го века. Тогда изменения коснулись фактически всех сфер общественной жизни: было переорганизовано хозяйство (в результате индустриализации и коллективизации, электрификации, внедрения новых образцов производства), создана новая система социальных лифтов, система воспитания молодежи, переформированы социальные институты – образование и медицина, произведена социальная сепарация (выделение в народе ведущего слоя), задавшая новую общественную ориентацию, и т.д. Более подробно см. сравнительную таблицу общественных преобразований(2).

Как видно по таблице, глубокие и подлинные общественные изменения, которые действительно характеризуют смену социального строя, в России 90-х практически не проводились. Скорее произошла их подмена преобразо-вания не экономического характера и создание формальных юридических механизмов. В недавнем прошлом мы имели возможность наблюдать последствия этой подмены. Например, когда в результате приватизации формально появились собственники, а институт cобственности так и не был сформирован3). Для его появления оказалось недостаточно просто принятия соответствующих законов. Не возникло самого важного – убеждений, которые в протестантской этике впитываются с молоком матери, специфичного отношения к собственникам и имуществу (что собственность это хорошо, необходимо, что она неотъемлема, что ее накопление и передача следующим поколениям - дело достойное, если не главное в жизни). Имущество до сих пор не перестало восприниматься как то, что можно в любой момент отнять и поделить (как во времена СССР).

Другой пример – попытка «построения» политических партий. «Снизу» они почему-то не росли и не растут до сих пор, а при строительстве «сверху» неминуемо получаются «предвыборные штабы», состоящие из политтехнологов и специалистов в области PR, которые работают только под конкретный результат голосования. Между тем, даже такая партия, как КПСС, выполняла постоянную и далеко не самую последнюю функцию в общественной жизни страны.

Подобных примеров достаточно. На бумаге все выглядит как нельзя лучше, в структуре фактических взаимоотношений в обществе – как всегда. Вернее, как уже было и как привыкли.

Социальная кома

С точки зрения общественной организации, Россия застыла, буквально «зависла» между прошлым и будущим. Именно в силу общественно-политического безвременья и неопределенности в среде интеллектуалов и комментаторов в СМИ чувствуется атмосфера какого-то пассивного ожидания. Возникает ощущенияе того, что застоялась российская птица-тройка, застыла перед мощным, качественным рывком вперед. Поминают Бисмарка с его «русские долго запрягают, но быстро едут», предсказывают, что вот-вот президент Путин придумает и объявит новый прорывной проект. И вот уж тогда-то…

Наши прогнозы, однако, крайне неутешительны. Это не концентрация перед мощным стартом. Это – социальная кома. Декларативно страна ушла из социализма в капитализм, а населена, в лучшем случае, по-прежнему советскими людьми, а то и вовсе деклассированными и спивающимися маргиналами. Воспитанные при СССР постепенно вымирают, а деклассированное, никак не организованное население не способно ни на какой рывок4). Во все времена оно занималось самовыживанием и примитивными бытовыми проблемами. Сегодня времена напоминают скорее НЭП, ошибочно воспеваемый историка-ми как период экономического благоденствия. Червонец действительно был конвертируемым, процветали дорогие рестораны и сфера обслуживания. Однако, по сравнению с экономическими результатами последовавшей индустриализации, НЭП оказался просто изощренной схемой выкачивания царских денег, оставшихся в кошельках населения. Потому что в отличие от НЭПа, последовавшая индустриализация была проведена с помощью гигантских трансформаций именно общественного строя: за счет включения в проект огромного количества людей, их социальной переорганизации и переобучения, изменения их образа жизни,освоения новых сфер деятельности и достижений науки. С фантастическим экономическим результатом индустриализации до сих не могут сравниться ни Сингапур, ни США, ни Южная Корея, ни Китай. Потому что за 10 лет (!!!!) превратить аграрную страну в ведущую европейскую индустриальную державу до сих пор не удавалось еще никому5).

Сегодня мы пытаемся строить новое общество еще более сложное, чем было в СССР. Копировать общественные технологии советской власти не только негуманно, но и неэффективно. Уже сейчас это прошлый век в прямом и переносном смысле. Однако, как несложно убедиться, общественный инструментарий, который использует нынешняя власть, еще более скуден, примитивен и убог. Подтверждаются самые обидные американские стереотипы о способности России к высокотехнологичной деятельности: помните, как в фильме «Армагеддон» русский космонавт на станции «Мир» чинил аппаратуру молотком? Нечто подобное сейчас наблюдается и в общественном строительстве. Да и как можно по-другому рассматривать социальную политику, которая сводится к банальному распределению денег между пенсионерами, бюджетниками, инвалидами и детскими домами?

Такое положение вещей не просто обидно. Оно крайне опасно. Мы уже упомянули во введении о трагедиях, к которым приводил примитивизм в общественной организации. Порабощение, уничтожение и эксплуатация одной группы людей другой группой – это всегда победа высокоорганизованного общества над примитивным. Не нужно далеко ходить за примерами, подтверждающими тот факт, что способность к мобилизации, военная и экономическая мощь всегда сопутствуют более высокоорганизованным обществам, а то и являются прямым следствием продвинутой социальной организации страны.

Линия фронта в международной конкуренции уже давно проходит не на военной и даже не на экономической карте мира6). Военные операции уже не столь значимы. Советский Союз был технично обманут, когда втянулся в безумные траты на гонку вооружений. Реально же страну разрушили в совсем другом месте – в сознании людей. Жизнь в СССР фактически обессмыслилась с таких позиций и категорий, как права человека, демократия, свобода слова, благосостояние и проч. Сконцентрировавшись не на общем могуществе страны, а на частных интересах каждого гражданина, «буржуазная пропаганда» сделала, казалось бы, невозможное – сместила вектор сознания советских людей. Советские солдаты, услышь они подобную агитацию в мае 45-го у стен Рейхстага, вероятно, даже не поняли бы, за что их агитируют, и дали бы беднягам от жалости трофейного шоколаду. Зато в конце 80-х народ сам, добровольно отказался от своего общего международного могущества даже не за сам шоколад, а за возможность видеть в магазинах несколько видов шоколадных батончиков с арахисом и карамелью и читать в газетах анекдоты про руководство страны. Это – общественная технология в чистом виде, работа со структурой сознания и общественными категориями.

Надо сказать, что история влияния на Россию с помощью упреков в неправильной общественной организации исчисляется веками. Еще Вольтер писал Екатерине Великой, что не может быть просвещенной царицы в стране, где господствует рабство. Задетая за живое, Екатерина стала разрабатывать проект отмены крепостного права, указы о вольности городам и проч. Ситуация сильно напоминала сегодняшнюю. И Вольтер, и Екатерина (как МВФ и Всемирный Банк) мало понимали, как устроена странная страна Россия. Они не знали и даже не задумывались над тем, что крепостное право и рабство – вещи внешне похожие, но по сути очень разные. Поэтому ничего позитивного из социальных екатерининских реформ не вышло, и ее дело завершили совершенно другие люди.

Сегодня основной конкурентный напор России по-прежнему приходится сдерживать в общественной плоскости. Нас упрекают не за показатели добычи нефти, транспортировки газа или за неразвитую инфраструктуру рынка. Основная тема критики России – права человека, демократия, коррупция. На эти исключительно общественные вопросы возразить нам нечего, и Запад это прекрасно знает. Как знает он и преимущества своей общественной организации перед застывшей в социальной коме Россией, власти которой либо не задумываются о серьезности столь невыгодного положения, либо просто некомпетентны для решения вопросов общественной переорганизации страны под декларируемый строй.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: