АВСТРО-АЗИАТСКАЯ КУЛЬТУРА

Термин «Юго-Восточная Азия» получил широкое распространение во время второй мировой войны. Так обозначается совокупность территорий восточной части азиатского материка, которая охватывает полуостров Индокитай и огром­ный архипелаг, включающий Индонезию и Филиппины.

………………………………………………………….…………………………

Территория, которая является объектом настоящей работы, охватывает Бирму, Таиланд, Индокитай, Малайю и острова, протянувшиеся от Андаман­ских и Никобарских островов до Новой Гвинеи.

За рамками книги остаются Ассам и Филиппины, поскольку эти области, расположенные соответственно на крайнем западе и крайнем востоке Юго-Восточной Азии, оказались вне основного потока исторического развития этого района, который издавна был сферой перекрестного влияния Индии и Китая.

В Аннаме и Кохинхине, напри­мер, на протяжении многих веков культуры Индии и Китая в напряженной борьбе оспаривали право первенства.

Поэтому история культуры Юго-Восточ­ной Азии вызывает большой интерес, особенно культура эпохи, соответствую­щей средним векам в Европе, когда архитектура и искусство, получив мощный толчок под влиянием индийской культуры, достигли таких высот, что могли выдержать сравнение с лучшими образцами архитектуры и искусства других стран мира.

В конце средних веков, в ту пору, когда на исторической арене появи­лись португальцы, Юго-Восточная Азия в отношении культуры была раз­делена на две главные области. В одной из них, которую французские ученые называют «Внешней Индией», преобладало индийское влияние, в другой – Тонкине, Аннаме и Кохинхине – после падения в XV веке «индуизированного» царства Тямпа утвердилось китайское влияние (речь идет о территории приблизительно современного Вьетнама – shus).

Надлежит, однако, предостеречь читателя против вредной тенденции пре­увеличения роли чужеземных культур и принижения значения культур местных. Следует поэтому безоговорочно отвергнуть такие термины, как «Дальняя Индия», «Большая Индия», «Малый Китай». И даже такие столь примелькавшиеся названия, как Индонезия и Индокитай, дают основание для серьезных возражений, поскольку они затушевывают тот факт, что эти обла­сти отнюдь не являются «культурными придатками» Индии или Китая, а всегда сохраняли свою собственную и при этом чрезвычайно своеобразную индиви­дуальность.

Искусство и архитектура, которые достигли столь пышного рас­цвета в Ангкоре, Пагане, центральной Яве и в древнем царстве Тямпа, пора­зительно резко отличаются от искусства и архитектуры индуистской и буд­дийской Индии.

Чтобы овладеть ключом к их познанию, необходимо обратиться к изучению местных культур народов, их создавших. Но при этом необходимо помнить, что все эти народы развивались особыми и совершенно своеобразными путями.

Индийское влияние, которое, не в пример китайскому, непосредственно не проявилось в Юго-Восточной Азии в политической сфере, было в процессе освоения индийской культуры точно так же преобразовано туземным обще­ством, как культура древней Греции в Западной Европе, ибо народы, как отмечал Ж. Кёдэ, которые испытывали на себе влияние индийской культуры, не были «дикарями», а представляли собой общества с самобытной и относи­тельно высоко развитой цивилизацией.

И даже вьетнамцы, которые с 111 года до н. э. до 939 года н. э. находились под властью Китая и в ханьскую эпоху подверглись основательной китаизации, создали культуру, которая, будучи во многом обязанной Китаю, тем не менее сохранила свой оригинальный облик; корни этой культуры уходят далеко в глубь веков, в «докитайское» прошлое народов Вьетнама.

Основную причину недооценки значения местных культур народов Юго-Восточной Азии легко понять.

И в культурном и в политическом отношениях Юго-Восточная Азия была превзойдена Индией и Китаем — великими стра­нами, чья цивилизация сформировалась задолго до того, как народы азиат­ского юго-востока вступили в период собственного исторического бытия.

Кроме того, культура этих народов начала развиваться и достигла величе­ственных образцов, получив благотворный толчок от древних цивилизаций Индии и Китая.

Европейские ученые по вполне понятным причинам, узнав об этом влиянии, сосредоточивают свое внимание на истории правителей, царских дворов и храмов, где внешнее влияние сказывалось наиболее сильно; причем в своих исследованиях они в силу необходимости основывались на китай­ских и санскритских источниках.

Сведения же о жизни простого народа добыть оказывается гораздо труднее, а поэтому до сих пор в этой области открыто очень немного.

А между тем разве не бросается в глаза тот неоспоримый факт, что в так называемых «индуизированных» государствах огромные массы народа либо вовсе не были затронуты индийской культурой, либо в процессе освоения этой культуры преобразовывали ее и приводили в соответствие со своими идеями и обы­чаями.

Так, например, общественный строй в странах Юго-Восточной Азии не был в сильной степени затронут индийским влиянием.

Кастовая система — основа основ индуизма — оказала весьма небольшое воздействие на местный уклад, и женщина, как правило, сохранила то высокое положение, которое отводилось ей в древнем обществе, еще не затронутом индийским влиянием, причем, насколько известно, положение ее было гораздо более высоким, чем положение индийской женщины на протяжении всей истории Индии.

Более того, и после распространения в Юго-Восточной Азии индуизма и буддизма религиозные представления и обряды более древней эпохи продолжали сохра­нять огромную жизненную силу и оказали глубокое влияние на обе эти рели­гиозные системы.

Для антропологов Юго-Восточная Азия представляет собой необъятную область для исследования. Здесь, в горах и джунглях, еще и поныне живут остатки племен разнообразных представителей человеческого рода, соответ­ствующие наиболее ранним стадиям его этнологической истории.

Тут пигмеи негритосы еще ведут жизнь первобытных бродячих племен; здесь обитают племена, родственные аборигенам Австралии, и здесь же проживают народы, которые, возможно, являются индонезийцами, какими они были на ранних ступенях развития.

Здесь, очевидно, происходило смешение ранних обитателей с поздними пришельцами, и вообще вся эта область в целом представляет кар­тину хаотического смешения рас и языков.

…………………………………………………………………………………………………

Таким образом, к тому времени, когда Юго-Восточная Азия впервые ощутила влияние индийской культуры, ее народы уже создали свою собствен­ную цивилизацию. Кёдэ, суммируя наиболее существенные особенности этой цивилизации, отмечает, что:

в сфере производства она характеризовалась:

1) возделыванием риса на орошаемых землях,

2) приручением быков и буйволов, примитивным использованием металлов,

3) развитием мореходного дела;

в области общественного строя:

1) главенствующей ролью женщины и счетом родства по материнской линии,

2) социальной организацией, сложившейся в условиях ирригационного хозяйства.

В сфере религиозной Кёдэ подчерки­вает такие характерные черты этой цивилизации:

1) анимизм,

2) культ пред­ков и бога плодородия,

3) обычай помещать гробницы на высоких местах,

4) кувшинные или дольменные погребения,

5) мотивы космического дуализма в мифологии (горы против моря, духи воздуха против духов воды, люди гор против людей побережья).

И, наконец, последняя характерная особенность этой цивилизации: в отдельных языках Юго-Восточной Азии отчетливо прояв­ляется способность к словообразованию путем прибавления префиксов, суф­фиксов и инфиксов.

Народы, приобщенные в большей или меньшей степени к этой культуре, хотя и имели пестрый этнический состав и обитали почти на территории всей Юго-Восточной Азии, однако главными районами их расселения были прибрежные области и речные долины. Далее в глубь материка и в горах жили отсталые племена, стоящие на разных ступенях развития.

Кром, характеризуя яванскую цивилизацию до проникновения индий­ского влияния, отмечает следующие особенности, дополняющие список Кёдэ:

1)кукольно-теневой театр (вайанг),

2) оркестр особых музыкальных инстру­ментов (гамелан),

3) специальные приемы окраски тканей (батик).

Разумеется, кое-где в пределах столь обширной территории эти культуры отличали мест­ные особенности. Но весьма показательно, что у древних китайцев, очевидно, уже сложилось представление о Юго-Восточной Азии как о культурном единстве, так как различные народы и языки этой области они обозначали собирательным термином кунь-лунь, если, конечно, правы те ученые, кото­рые склонны придавать этому термину слишком широкий смысл.

В последнее время разгорелась одна из наиболее интересных дискуссий о связях культур Юго-Восточной Азии и «доарийской» Индии.

Согласно одной гипотезе, «одна или несколько этнических волн, зародившихся в Индо­китае или на островах Малайского архипелага, достигли Индии до завоева­ния ее ариями (во времена написания книги ТАВ – теория арийского вторжения – была общепринятой – shus)».

Согласно другой теории, дравиды или арии, явившись в в Индию, вынудили ее коренных жителей к массовому переселению в Юго-Восточную Азию и именно этим притоком доарийских элементов индийской культуры объясняется та общность культур Юго-Восточной Азии и Индии, которая проявляется в языке и орудиях труда.

В то время как Кёдэ скло­нялся к тому, что проблема эта еще не разрешена, возникла третья гипотеза, которая, кажется, заслуживает серьезного внимания.

Сторонники этой гипо­тезы считают, что те западнокитайские области, на которые указывал Гейне-Гельдерн как на прародину индонезийской культуры, были также и колыбелью древнеиндийской культуры; обе культуры, несомненно, восходят к одному источнику. Первоначально общий поток в своем движении к югу разветвился: одна или, быть может, несколько его струй, следуя в западном направлении, достигли Индии; другие же проникли в Индокитай и Индонезию.

Согласно этой теории, арии, придя в Индию, застали там смешанную дравидийско-мундскую культуру, которая находилась по крайней мере на столь же высоком уровне развития, как культуры Египта, Ассирии и Вави­лона.

И действительно, индуизм исторических времен сохраняет элементы дра­видийского или мундского происхождения.

Исследования элементов мундской культуры, проведенные Сильвеном Леви и Пжилуцким, показали, сколь зна­чителен был вклад, который народы мунда внесли в индийскую культуру. Сильвен Леви и Пжилуцкий подчеркнули, что в культе Шивы и его супруги Умы имеются черты, которые отсутствовали у ариев.

Эти исследователи отме­чали, что культ линги имеет частично дравидийское и частично мундское происхождение и восходит к эпохе неолита, когда поклонялись камням.

На основе изучения языков мунда Сильвен Леви также отмечал, что не только ряд этнических названий, приводимых в санскритской литературе, имеет мундское происхождение, но что многие санскритские слова, и в частности названия таких растений, как перец, лук, гвоздика, алоэ, бетель и т. д., имеют «австроидное» происхождение (термин «австроидный» Сильвен Леви применял в соответствии с тем значением, которое придавал ему его создатель патер Шмидт, подчеркивая единство двух великих языковых групп — австро-азиатской и австронезийской, область распространения которых простирается от Гималаев до острова Пасхи и от Мадагаскара до Гавайских островов).

Представляется также несомненным, что в Индонезии еще до того, как она столкнулась с индуистской культурой, были распространены в устной форме произведения такого же характера, как санскритские сказания.

И воз­можно, что позже, после того как Индонезия ознакомилась с письменными памятниками индийской литературы, здесь появились литературные произ­ведения, выдержанные в индонезийском духе, причем эти произведения вовсе не обязательно являлись чужеземными, переделанными на индонезийский лад, а представляли собой народные легенды и мифы, восходящие к столь же древнему источнику, как и индийские сказания, сохранившие в более чистом виде свои первоначальные особенности.

Таким образом, можно предполагать, что с внедрением индуистской куль­туры сказания австроидного происхождения были облечены в индийские одеж­ды и что отклонения от чисто индуистских форм в яванско-индуистских ска­заниях нередко вызывались возрождением древних австроидных традиций.

На связи австроидных языков и языков мундав Индии (ныне в большей части утраченные) первым обратил внимание австрийский исследователь Кун, но их лексикографическое родство убедительно доказал патер Шмидт, кото­рый разработал теорию о культурной и антропологической общности народов обеих языковых групп.

И хотя теория Шмидта не получила всеобщего при­знания, его соображения о связях, которые в очень древнюю эпоху существо­вали между Индией, Индокитаем и островным миром Индийского и Тихого океанов, представляются совершенно бесспорными.

И если теория разветвле­ния единого потока культур западнокитайского происхождения пока еще остается недоказанной, то совершенно доказан факт, что индуистским элемен­там отводили слишком большое место по сравнению с древними культурами Юго-Восточной Азии.

К тому времени, когда индийская культура стала оказывать свое влия­ние, эпоха великих доисторических переселений уже закончилась.

На остро­вах Индонезийского архипелага основную массу населения составляли индо­незийцы, которые обосновались здесь еще в эпоху неолита. Это население распадалось на две группы.

К первой, сохранившей до некоторой степени чистые расовые черты, относились батаки на Суматре, даяки на Борнео и алафуры на Целебесе и на Молуккских островах.

Во вторую группу входили малайцы прибрежных областей — многочисленные этнические разновид­ности и смешанные подгруппы на Суматре, сундские племена, яванцы, мадурцы и балийцы.

Это были народы, которые в той или иной степени были приобщены к австроазиатской культуре и которых китайцы называли общим наименованием кунь-лунь, а индийцы — двипантара, «островным народом».

Ту часть материка, которую занимает теперь центральный и южный Аннам, район дельты Меконга, заселяли тямы, Камбоджу и область среднего течения Меконга — кхмеры; монские народности, тесно связанные с кхмер­скими племенами, занимали долину Менама и территорию, которая ныне называется Нижней Бирмой; племена пью, возможно авангард тибетско-бирманских народов, осели в бассейнах Иравади и Ситтанга; на территории Малаккского полуострова располагались малайцы. Таким образом, если и не все, то многие из главных этнических групп занимали в те времена области, пример­но соответствующие современным районам их расселения.

Наиболее существенные исторические перемены произошли на материке. Мы увидим, что тямы были изгнаны из центрального Аннама вьетнамцами, монов в долине Менама покорили таи, а в долине Иравади их одолели бир­манцы.

Племена пью исчезли совершенно. «Продвижение на юг», которым был отмечен доисторический период, повторился в исторические времена, и этим именно объясняется современная этническая картина Индокитая и в известной мере и островов.

В общем миграционные потоки следовали вдоль узких долин рек, берущих начало в Китае и на окраинах Тибета, к заман­чивым землям речных дельт и побережья. Следует, однако, отметить, что из этого правила встречались порой существенные исключения.

Впрочем, миграций в том смысле, как обычно понимают этот термин, в историческое время не было. Речь идет о медленном и постепенном продви­жении, сопутствуемом интенсивной ассимиляцией завоевателей и побежден­ных, в процессе которой старожилы усваивали язык и обычаи пришельцев.

Факты истребления коренного населения или массового перемещения его были чрезвычайно редки.

Таким образом, на территории индокитайского материка основным этническим ядром и по сей день остаются индонезийцы (в работах антропологов термин «индонезийцы» применяется не только к населению Индонезии, но и к древнейшему населению всей Юго-Восточной Азии, прим.ред.).

История народа таи на позднем ее этапе дает наглядный пример исторического про­цесса, который происходил повсюду в другие периоды, и Кёдэ следующим образом выразил его сущность: «воинственной аристократии удалось навязать свой язык, который, словно масляное пятно, расплывался в языках других этнических групп».

ГЛАВА II

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: