Бетюн (первый справа) и Соренсон (рядом с Бетюном) делают переливание крови шведскому добровольцу, который потерял обе руки и ослеп после только трех дней в Испании.

из обеих радиальных артерий, Но взгляд на лицо и слабый пульс подсказал Бетюну, что он потерял пару кварт крови. Пять минут заняло нагреть кровь до температуры тела и приготовить раненого солдата для переливания.

Когда переливание было закончено, Соренсон спросил человека, лучше ли ему. Небольшое движение посиневших губ был ему единственным ответом. Соренсон оставался склоненным над человеком, его лицо отражала озабоченность как у отца встревоженного за единственного ребенка. Бетюн освободил шприц и упаковывал свою сумку, Соренсон продолжал разговаривать с раненым. Когда Бетюн проверил пульс, он был больше сотни и сильный. Цвет вернулся в лицо раненого. «Пошли», сказал Бетюн Соренсону. Бетюн видел, что молодой датчанин уходит с явной неохотой. Около двери он повернулся и ответил что-то на слова раненого.

«Что он сказал?» спросил Бетюн, когда они шли по коридору. Голос Соренсона был печальным. «Он сказал, «Десять дней назад я был в Швеции. Я был в Испании три дня. Это был мой первый бой, и теперь я бесполезен моим товарищам. Я ничего больше не могу сделать для дела»».

Бетюн и Соренсон взглянули друг на друга. «Ничего не поделаешь»! Ответил Бетюн. Какая скромность, какое мужество, какая душа, подумал он.

* * *

Не то, чтобы Лайонел Эдвардс считал свои обязанности в штабе интернациональных бригад неважными, но бухгалтер из Калгари приехал в Испанию отнюдь не с желанием служить в качестве клерка. Каждый день все больше канадцев проходили через Альбасете на пути в новую тренировочную базу XV-й интербригады в Мадригуерасе. После короткой подготовки большинство присоединялось к батальону Авраама Линкольна на харамском фронте. Некоторые задерживались, из них формировалась новая американская часть — батальон Джорджа Вашингтона.

За провалом фашистского наступления и неудачной контратакой 27 февраля, на долину Харамы опустилась неустойчивая тишина. Велся бесконечный снайперский и редкий артиллерийский огонь. Потери стали небольшими и позволили восстановить численность поредевших батальонов новыми рекрутами.

Учитывая каждого интернационалиста убитого в Испании, Эвадрс знал о каждой потере в батальоне Линкольна. Хотя на харамском фронте было затишье, немецко-австрийский батальон Тельмана участвовал в кровопролитных боях под Гвадалахарой. Поэтому у него никогда не кончалась работа.

Штаб был сборищем странных персонажей. Они оставили у Эдвардса впечатление очень солидное и, следовательно, очень канадское. Среди них был Эйнсел, эстонская оперная звезда, по малейшему поводу он распевал в офисе оперные арии. Египтянин по имени Салем, который был торговцем в южных морях, как ни странно его обязанностью было объяснять фашистским пленным идеи коммунизма. В лучшие времена Ганс, маленький жизнерадостный немец держал бар в Гамбурге, часто посещаемый социалистами. В середине 1930-х, когда нацисты закрывали такие заведения и арестовывали их собственников, Ганс сбежал на Кубу и занялся контрабандой рома. Вспомнив, однако, о своих левых корнях, читая об испанской войне, Ганс бросил свое выгодное дело и стал добровольцем.

Больше всех Эдвардса изумил корсиканец Якоста. Он прибыл на помощь республике из Рио де Жанейро, где он с несколькими друзьями разработал уникальную операцию, которая позволила им не только прибыть в Испанию, но и доставить туда жизненно необходимое снаряжение, похитив загруженное боеприпасами судно из аргентинского порта. Правительство Народного фронта с радостью приняло подарок, каким-то образом урегулировав этот вопрос с Аргентиной.

Якоста свободно владел семью языками и мог, хотя и не так хорошо, объясниться еще на тринадцати — включая персидский. Он мог также читать на санскрите. Он так хорошо знал французский, что понимал большинство главных региональных диалектов. В свободное время он писал упрощенные французские грамматические тексты.

Якоста взялся улучшить испанский Эдвардса. Он будил Эдвардса рано утром, шел с ним на завтрак, а затем брал с собой на рынок за покупкой своей самой любимой еды — сочных красных апельсинов. Все это время он тренировал Эдвардса в испанском.

Жизнь в штабе была интересной и занимательной, но казалась уклонением от войны. Каждый день другие молодые парни

клали свои жизни на фронте, пока Эдвардс сортировал бумаги под звуки оперных арий.

Больше двух сотен канадцев были рассеяны в различных интернациональных бригадах. К июню их число, похоже, превысило пять сотен. В батальоне Линкольна они образовали неофициальное канадское подразделение названное Маккензи-Папино в честь Уильяма Лайона Маккензи и Луиса-Жозефа Папино лидеров неудавшегося восстания 1837 года против британского правления в Верхней и Нижней Канаде. Группа немедленно прозвала себя Мак-Папс. Во время формирования их собственного канадского подразделения руководители канадцев отправили телеграмму премьер-министру Кингу, внуку Уильяма Лайонела Маккензи. Телеграмма гласила: «Мы просим вас из глубины наших сердец сделать все возможное для помощи испанской демократии. Сделав это, вы послужите вашим собственным интересам. Мы будем здесь, пока фашизм не будет разбит». Кинг так никогда и не ответил.

Видя, что канадцы группируются в свою отдельную часть, Эдвардс становился все более нервозным. Через четыре недели после назначения в штаб, Эдвардс попросил своего бригадного командира, Андре Марти о переводе в линейную часть. Спрошенный о причине он ответил, что хочет сражаться за дело вместе с другими канадцами. Марти предложил ему пойти на офицерские курсы и приложил к его рапорту приказ по завершении курсов назначить его в канадский контингент батальона Линкольна. Так как Марти стремительно завоевывал среди интернационалистов известность человека с переменчивым и иногда опасным темпераментом, Эдвардс подумал, что действия Марти это типичная реакция человека неустойчивой натуры.

* * *

Если Бетюн продолжит себя вести так, как он делает это со времен Малаги, печально думал Хеннинг Соренсон, доктор разделит судьбу Эмиля Клебера. В январе испанское правительство сняло Клебера с командования в Мадриде. Прошли слухи, что Клебер был снят потому, что международная пресса поставила его выше, чем его испанского коллегу генерал Хозе Миаху. Клебер, как говорили, томится в отеле в Валенсии, ожидая нового, более низкого

назначения. (Клебер будет недолго командовать 45-й республиканской дивизией на арагонском фронте, до того, как снова будет несправедливо отстранен из-за вмешательства завистливых испанских генералов. Вернушись в Советский Союз, он немедленно падет жертвой постоянных сталинских чисток. Согласно статья от 10 февраля 1965 г. в советской газете «Советская Буковина», Клебер был приговорен к тюремному заключению и умер в лагере. До появления этой статьи — первого официального признания того, что Клебер действительно погиб в результате сталинских чисток — считалось, что он был расстрелян вскоре после возвращения в Советский Союз. До появления этой статьи Клебер был посмертно реабилитирован).

Со времени Малаги, республиканское правительство старалось централизовать контроль над военными усилиями. Ранее независимые части, такие как милиции и канадская медицинская группа Бетюна были влиты в республиканскую армию — теперь официально именуемую Народной армией. Под Малагой милиции понесли свое первое необратимое поражение. Неорганизованность и неформальная структура милиций были признаны виновниками несчастья. Главным критиком была коммунистическая партия Испании, которая обвиняла всех анархистов и в особенности ПОУМ в сотрудничестве с Франко.

Даже когда Соренсон и Бетюн возили взад и вперед кровь на гвадалахарском фронте, Соренсон понял, что канадская группа по переливанию крови не будет больше свободна от испанской регламентации. Бетюн, однако, казалось, не замечал этой новой реальности или не хотел замечать. Он работал лихорадочно над созданием еще большего, более эффективного подразделения по переливанию крови. Он переименовал часть в Испано-канадский институт по переливанию крови. Штат был увеличен до двадцатипяти и включал гематолога, бактериолога, пять испанских врачей, трех ассистентов, шесть медсестер, четырех техников, водителей и служителей. Все подразделения переливания крови мадридского фронта были объединены под оперативным управлением Бетюна. Реорганизованное подразделение обслуживало сто госпиталей и пунктов первой помощи в радиусе сто километров от Мадрида — включая тысячу километров фронтовых позиций. Это была первая объединенная служба переливания крови в армии и медицинской истории, и Бетюн планировал расширить снабжение кровью на всю республиканскую армию на всех фронтах.

Но он также отчаянно защищал свой

персональный контроль над своей отдельной частью. Это был амбициозный и благородный проект, но отсутствие у Бетюна толерантности к бюрократическим проволочкам и несовершенству человеческой натуры привело его к скандалам с испанскими чиновниками. С растущим разочарованием Соренсон и Сайс наблюдали, как Бетюн наживает все больше врагов в своей попытке расширить службу переливания крови.

Коллег, найденных дремлющими, Бетюн обзывал «Сторонниками Франко» и «Буржуазной сволочью». В один из приступов ярости Бетюн разбил кулаком стеклянную дверь, сильно порезав руку.

Бетюн просто не признавал человеческих слабостей, но все добровольцы подразделения действительно вымотались. Они работали месяцами с очень небольшим отдыхом, часто в опасных местах. Мадридские медицинские власти были также утомлены и раздражены тем, что какой-то иностранец думает, что он знает все ответы на то, как эффективно организовать службу переливания крови.

Факт, что Бетюн казался неутомимым по сравнению с окружающими, не помогал делу. Каждое утро Соренсон изумлялся, каким Бетюн вставал с постели, его энергия не уменьшалась от недостатка сна. Когда все вокруг, казалось, слабели с каждой неделей, Бетюн становился бодр после часового сна. Он также мог спать везде, при любом удобном случае. Соренсон с глубокой завистью смотрел, как он заснул глубоким, спокойным сном на железнодорожной платформе. Когда поезд пришел, совершенно отдохнувший Бетюн вскочил и побежал садиться на поезд, а Соренсон угрюмо и устало тащился позади. Но иногда Бетюн показывал, что и он только человек. В эти моменты Соренсон видел, что усталость настолько навалилась на Бетюна, что доктор в эти мгновения казался на двадцать лет старше.

Временами поведение Бетюна пугало Соренсона; иногда оно походило на сумасшествие. Отношение Бетюна с женщинами особенно разочаровывало молодого датчанина, который считал себя кем-то вроде ловеласа. Что Бетюн был привлекателен для женщин и его индивидуальность они находили притягательной, не вызывала сомнений, но Соренсон считал его технику соблазнения недостаточно тонкой.

Был случай, когда южноафриканская журналистка

приехала написать о подразделении по переливанию крови и осаде Мадрида. Соренсон сидел в холле отеля, когда Бетюн и она устроились рядом с коктейлями. Сидя за соседним столом, он не мог бы пропустить ни единого слова из их разговора. Бетюн наклонился вперед и бросил на нее внимательный взгляд с выражением, которое, как казалось Соренсону, мог принять какой-то маслянистый мошенник. «Дай мне твою руку», сказал Бетюн. Женщина дала руку. «Посмотри мне в глаза». Она посмотрела. «Ты знаешь, ты очень привлекательна», продолжал Бетюн. Так себе начало, подумал Соренсон. Но, к его удивлению женщина сказала, «Я хочу пойти с тобой в постель вечером».

Слишком часто постель была в комнате, которую он делил с Бетюном. В таких случаях Бетюн находил Соренсона и говорил: «Хеннинг, я хочу пойти в постель с этой женщиной. Не мог бы ты пойти спать в комнату др. Лома?».

В то время как распущенность Бетюна, учитывая его успехи и отсутствие собственных, бесила, но не эта сторона докторского поведения была наиболее пугающей. Возрастающий страх у Соренсона вызывал, казалось умышленный, танец со смертью. Бетюну никак не хватало линии фронта. В любом удобном случае Бетюн спешил по направлению сражений, слишком часто прихватывая с собой не горящего таким энтузиазмом Соренсона.

Однажды Бетюн вел санитарную машину в полевой госпиталь для доставки крови. Вместо возвращения обратно по безопасной дороге, по которой они приехали, Бетюн настоял на поездке по дороге вдоль линии фронта. Они были еще ввиду госпиталя, когда фашистские пушки открыли огонь по машине, заставив всех карабкаться в канаве и ползти на животах обратно в безопасность госпиталя.

Взвод республиканской пехоты вскоре очистил скрытую вражескую позицию и Бетюн с Соренсоном смогли забрать свою санитарку. Машина была пробита пулями в нескольких местах, включая одну, попавшую прямо в центр окна водителя. Абсолютно в восторге от этого близкого контакта со смертью, Бетюн повторял об этом часами бесконечное число раз.

Соренсон и Сайс боялись, что жажда опасности Бетюна может привести их всех к гибели. Он отказывался провести разведку в потенциально опасных ситуациях, управляя машиной так, как если бы он вел в атаку кавалерию, а не управлял невооруженной санитарной машиной.

При постоянно подвижной линии фронта и машинами обеих сторон, часто заезжающих за чужую линию, за каждым поворотом мог скрываться вражеский пулемет. Кроме того, Бетюн, который все чаще настаивал, что он будет управлять машиной вблизи линии фронта, никогда не тормозил и не позволял разведать подозрительный перекресток. Это делало их задачу более опасной, чем необходимо и увеличивал их усталость. В отличие от Бетюна, у которого повышался уровень адреналина при опасности, у Соренсона и Сайса только усиливалась тревога.

Временами, однако, было очевидно, что и Бетюн может чувствовать истощение. Как Соренсон и Сайс, он пил слишком много. И выпивка начала влиять на работу Бетюна. Раньше его руки были тверды как скала. Теперь, делая переливание, они дрожали.

Однако, несмотря на многочисленные недостатки Бетюна, Соренсон последовал бы за доктором почти везде, куда бы он его не повел. Соренсон особенно был восхищен и воодушевлен тем, как Бетюн работал с ранеными. Весь страстный гнев, нетерпимость к бездарности, презрение к тем, кто не хотел или не умел работать так, как Бетюн считал правильным, таяли в больничных палатах. Там он был очень мягким и осторожным. Когда они входили в госпиталь, казалось, вся натура Бетюна менялась.

Большинство пациентов были испанцами и едва ли могли понять, слова Бетюна, но они всегда отвечали ему, как если бы он был любящий и заботливый отец. С гражданскими его манеры были особенно мягкими и нежными. Соренсон всегда вспоминал день, когда Бетюн делал переливание шестнадцатилетней девушке в Мадриде. Артиллерийский снаряд оторвал ей обе ноги. Было видно, что до этих ужасных ран она была очень красива, и Соренсон едва сдерживал слезы злости и печали от ее вида. «Кто теперь возьмет меня замуж?», восклицала девушка жалостно. Бетюн нежно утешал ее. Говоря по-английски, он говорил ей, что она красива. Когда доктор медленно и ласково гладил ее по щеке, Соренсон увидел, как ее губы тронула печальная милая улыбка и ее эмоциональная заторможенность пропала. Хотя кровь дала ей физическую возможность пережить шок от ран, Соренсон верил, что это мягкое прикосновение Бетюна дало ей духовные силы продолжать жить.

* * *

Двадцатидвухлетний канадский ПОУМист Уильям Крем считал, что дух Народного фронта подрывается испанской коммунистической партией. Из-за соглашения о невмешательстве Соединенные штаты и Канада соблюдали политику нейтралитета, и Советский Союз выступил как первейший источник для республики в получении оружия, боеприпасов и жизненно необходимых медицинских товаров. Эта опора на советское оружие давала коммунистической партии даже большую опору. Дополнял снабжение материалами приток советских офицеров и военных специалистов, служивших пилотами и танкистами.

Советское оружие и военные эксперты не приходили бесплатно. Весь испанский золотой запас был отправлен в Советский Союз в ноябре 1936. Якобы это было необходимо для сохранения резервов от захвата фашистами, но также служило гарантией оплаты приобретенного республикой оружия. (Советский Союз, в конце концов, конфисковал все резервы примерно на 62 миллиона британских фунтов, как компенсация за «помощь», которую он предоставил республике. [Непонятно почему автор поставил слово помощь в кавычки. Республика не просила оружие бесплатно, она хотела его купить, но никто, кроме СССР, его не продавал. Деньги и ушли на это оружие. Кроме оружия, на средства советских людей было поставлено много гуманитарных грузов. В Испании погибло более 200 советских граждан. Было принято какое-то количество детей и политиммигрантов. Все это позволяет говорить о помощи без всяких кавычек. - прим. перев.] В конце зимы испанская коммунистическая партия начала открыто играть свежеприобретенными политическими мускулами. Она требовала репрессий против анархистских организаций, особенно тех, которые идентифицировались как связанные с троцкистской философией).

Органы пропаганды коммунистической партии, поддержанные правительственными средствами информации, публично обвиняли анархистов за каждую неудачу постигшую республиканскую сторону. ПОУМ привлекала особое внимание — часто упоминавшаяся как организация, открыто содействующая фашистам. ПОУМистов называли пятой колонной. Говорили, что солдаты ПОУМисты играли в футбол с фашистами на ничейной земле на арагонском и андалузском фронтах, в то время как коммунистические части погибали в отчаянных, героических боях.

Чудесная альтернатива коммунизму русского стиля, которая, как, верил Крем, существовала в правительстве Народного фронта, увядала на корню от сталинского мороза. Крем был глубоко подавлен всем виденным. Барселона казалась ему зеркалом его печали.

В конце апреля холод уже окутал Барселону, и он имел мало общего с фашистской угрозой или поздней

весной. Известные анархисты и ПОУМисты исчезали без следа. Другие арестовывались по сфабрикованным обвинениям. Испанская коммунистическая партия создала собственную секретную службу по образцу печально знаменитого советского НКВД и получала руководство от этой службы безопасности. Подразделение действовало независимо от республиканских правительственных подразделений и полиции.

Ношение голубого моно больше не означало принадлежность к Народному фронту. Теперь оно сигнализировало, что его носитель анархист или, вероятнее, потенциальный ПОУМистский предатель. Опасаясь репрессий, барселонцы избавились от моно и вернулись к довоенной одежде, обозначающей их статус или привилегированное положение.

Извращая коммунистическое учение, коммунисты отвергли контроль рабочего класса и пропагандировали социальное, политическое и военные различия по рангам, где занимавшие высшие ступени получали большую степень финансовых выгод, статус и привилегии. Роскошные магазины и рестораны вновь открылись, «влиятельные люди» покатили в лимузинах с шоферами, а хорошо одетые и хорошо вооруженные офицеры и солдаты Народной армии установили сильное и пугающее присутствие по всему городу.

То, что инспирированные коммунистами атаки на анархистов и ПОУМистов неосновательны было очевидно для Крема. Ранней весной, когда коммунисты впервые обвинили ПОУМистов в сотрудничестве с фашистами на фронте, он посетил силы ПОУМ, расположенные в Уэске на арагонском фронте. Он не видел футбольных матчей на ничейной земле. Вместо этого он увидел ПОУМистские части защищающие республику с малой или вообще без поддержки вновь сформированной Народной армии. Солдаты испытывали нужду в хорошем оружии. У них были древние винтовки, многие неспособные стрелять. Было мало или не было вообще боеприпасов для немногих пулеметов. Люди плохо питались, их заедали вши, они жили в грязных траншеях.

Вернувшись в Барселону, Крем увидел новенькие винтовки и пулеметы, которыми коммунистические части Народной армии гордо размахивали на улицах города. Почему это оружие не было послано туда, где оно могло быть использовано для уничтожения фашистов? Каждый офицер щеголял с прекрасным автоматическим пистолетом на кожаном ремне «Сэм Брауни». У Уэски избранные командиры

анархистских и ПОУМистских частей не имели пистолетов или револьверов.

Вскоре после возращения с фронта, Крем встретил Джорджа Оруэла в доме ПОУМ. Оруэл только что вернулся с фронта, где он провел три месяца как боец ПОУМ. Он и Крем разделяли мрачное предчувствие несчастья, к которому вело развитие событий в Барселоне.

Оруэлл прибыл в Барселону 26 апреля. За десять дней до этого министр финансов Хуан Негрин приказал Народной армии установить контроль над границей Каталонии, которую анархисты охраняли со времени событий июля 1936. Когда власти попытались выполнить этот приказ, произошли сильные столкновения на нескольких участках границы между анархистской милицией и правительственными войсками. Это совпало с рейдами против анархистских опорных пунктов в Барселоне, предпринятых коммунистическими секретными службами. Анти-анархистские рейды были предприняты под предлогом поиска убийц коммуниста Ролдана Кортада, который был убит 25 апреля неустановленными нападавшими.

Эти разнообразные, инспирированные коммунистами акции, вызвали напряженность в отношениях между анархистскими и ПОУМистскими силами с одной стороны и силами коммунистической партии с другой. 29 апреля вооруженная анархистская милиция заняла улицы. Несколько дней Народная армия пыталась разоружить милицию без применения силы. Милиция отказывалась рассеяться и сложить оружие. 3 мая подразделение коммунистической милиции в сопровождении грузовиков с правительственной штурмовой гвардией атаковали здание Телефоники, которое было бастионом анархистов. Другие воинские части поспешили, когда первоначальная атака оказалась успешной, поставить под свой контроль стратегически важные здания.

Когда атака на Телефонику началась в 3 часа, Крем был на встрече в пригороде у подножия холмов. Услышав стрельбу с возрастающей интенсивностью, Крем бросился бежать по Пассег де Грация в направлении центра города. Чем ближе он подходил к центру, тем больше баррикад блокировало улицы. В нескольких кварталах от штаб-квартиры ПОУМ невидимый снайпер начал стрелять по Крему. Он нырнул в дверной проем, и ютился там, пока стрельба не прекратилась. Когда он вышел на улицу, снайпер открыл огонь снова и Крем быстро нашел укрытие в другом дверном проеме.

Весь остальной путь до штаб-квартиры ПОУМ Крем казался себе мышью в игре в кошки-мышки с разными снайперами. Но он счастливо избежал опасности.

Спорадические бои продолжались до конца дня, и ни одна сторона не могла взять верх. Крем не принимал участия в боях, но оставался в штаб-квартире, составляя различные публикации об инциденте для публикаций ПОУМ на английском языке. 7 мая правительство и анархисты достигли мирного соглашения. Этим вечером правительственная штурмовая гвардия из столицы Валенсии вступила в город без сопротивления. В течение нескольких дней двенадцать тысяч хорошо вооруженных правительственных войск вошли в Барселону. Они ничего не сделали, чтобы затруднить действия коммунистов, но занимались разоружением анархистских и ПОУМистских сил.

Каждый день умножались сообщения о пропавших людях. Итальянский анархист, которого Крем знал, искалеченный в тюрьмах Муссолини до побега в Испанию, был захвачен людьми в штатском, ехавшими на автомобиле без номеров. Его тело было обнаружено несколько дней спустя. Царствование террора установилось в Барселоне. Крем опасался, что и его могут схватить коммунисты, но ничего не делал, чтобы защитить себя от такой судьбы. Даже если бы была такая возможность, он был еще не готов бежать из Испании.

Сделать это означало оставить все надежды на то, что республиканское правительство все еще создает рабочий рай. До тех пор пока не станет ясно, что сталинистские силы, которые экспортировали свой кровожадный и репрессивный режим в Испанию, победили, он решил оставаться в Испании и работать.

* * *

Бетюн знал что, несмотря на усиливающиеся бюрократические попытки отобрать у него контроль над Институтом, часть, которую он создал, была ответственна за спасение тысяч жизней. К апрелю уровень смертности среди раненых на некоторых фронтах упал на 75 процентов.

Реорганизация республиканской армии также шла хорошо. Фашистское наступление на Гвадалахаре — объединенное наступление испанских войск Франко и итальянских дивизий Муссолини — было

было остановлено, и противник отброшен почти к линии, с которой началось наступление. Муссолини был настолько взбешен неспособностью своих войск добиться великой победы, которая прославила бы Италию, что он публично заявил, что если они не добьются успеха в Испании, то никогда не вернуться в Италию. Фашисты перенесли свои главные усилия с Мадрида на баскский участок республиканского сопротивления в прибрежных провинциях у Бискайского залива.

В это время два испанских доктора из Sanidad Military (армейской медицинской службы) были назначены как контрольный комитет для наблюдения за деятельностью института и немедленно начали высказывать Бетюну, как должно действовать подразделение по переливанию крови. Бетюн был разгневан тем, что он считал прямым посягательством на его авторитет и организаторские способности.

Были и другие признаки того, что откровенный критицизм Бетюна по отношению к республиканской бюрократии мог быть опасным для любого в подразделении. За Бетюном, Соренсоном и Сайсом часто ходили полицейские в штатском. Однажды в их офисе полиция угрожала изъять карты, на которых были детально отмечены маршруты, по которым они ездили до госпиталей. Только после того, как Бетюн тщательно разъяснил все линии, нанесенные на карту, они неохотно признали, что карты не были частью некоего заговора пятой колонны.

Бетюн, однако, не испугался этих открытых домогательств. Он продолжал критиковать любых официалов, которые, как он считал, препятствуют его усилиям, и смотрел с подозрением на все интеграционные планы. Бетюн даже подозревал, что некие силы могут постараться подкопаться под него, повредив его связи с Канадой.

12 апреля он дал телеграмму Бену Спенсу в Торонто, утверждая, что правительство взяло под контроль подразделение и не позволяет больше независимых организаций. «Наша позиция теперь номинальная», писал он, «к счастью служба переливания хорошо организована и может действовать без нас». От требовал разрешения вывезти канадский персонал, служивший в подразделении и передать имущество под испанский контроль. «Вспомните Клебера и интернациональную колонну», писал он. «Только телеграммы, подписанные Бет Бетюн будут от меня. Продолжайте собирать средства. Многие программы теперь более необходимы, чем переливание крови. Буду информировать вас позднее».

Более срочная программа, которую Бетюн имел в виду, начала вырабатываться у него после отступления из Малаги. Хотя прошло два месяца, образы беженцев — практически детей — преследовали его. Тысячи детей осиротели в Малаге. По всей республиканской Испании война создала огромное количество сирот.

Бетюн посоветовал канадскому комитету помощи испанской демократии мобилизовать свои ресурсы по сбору фондов для создания и поддержки центров беженцев для детей. В безопасном месте провинции Каталония Бетюн предполагал создание детских деревень для создания достойных убежищ для бездомных детей. Он слав шквал телеграмм в Канаду, излагая свои амбициозные планы.

Комитет ответил посылкой А.А. Маклеода и Уильяма Каштана для выяснения сути происходящего с подразделением Бетюна и прояснения отношений с испанским правительством. Оба были впечатлены идеей Бетюна о детских домах и достижениями его подразделения.

Нужда в убежищах была очевидна на каждом углу улиц республиканских городов. Хотя испанское правительство старалось предоставить заботу и кров для миллионов беженцев, их нужды и количество превышали доступные ресурсы. С тех пор как маленький баскский город Герника был опустошен немецкими бомбардировщиками 26 апреля, беженцы потоком устремлялись из своих общин при первом приближении вражеских самолетов. Фашистские атаки на гражданское население усиливались, так как Франко пытался победить посредством террора, если не это не удавалось военным путем. Следовательно, число детей-сирот также росло с пугающей скоростью.

Хотя сбор средств в Канаде проходил хорошо, бедственное положение детей-беженцев, верил Бетюн, послужит катализатором активизации народа Канады. Когда он представил свои аргументы двоим приезжим, они нашли его аргументы убедительными и вескими. Маклеод и Каштан согласились изменить фокус усилий канадского комитета. Затем они предложили Бетюну вернуться с ними домой, его работа в Испании была сделана, сказал ему Маклеод, и он может достигнуть большего, предприняв поездку через всю Канаду для сбора денег на Instituto и новую сиротскую программу.

(VPL 9442)

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: