Текст № 25. ВАРИТЬ ИЛИ КЛЕИТЬ?

Строение слов в языке зависит от того, что они соединяются друг с другом внутри одной словоформы. Лингвисты говорят в таких случаях о морфемных швах. Разные языки предпочитают разные швы. В некоторых языках они явные: морфемы просто прикладываются друг к другу, как бы приклеиваются; они не мешают друг другу, и края их хорошо видны. Так устроены тюркские языки, индонезийский, эскимосский; близки к такому состоянию языки банту, финно-угорские, японский и многие другие.

Другие языки, наоборот, предпочитают скрытые швы, когда граница между морфемами незаметна. На стыках морфем в таких случаях происходят какие-то изменения: например, одни звуки заменяются на другие, происходит чередование, и в результате обе морфемы могут сильно изменить свой первоначальный облик, «сплавившись» воедино подобно металлическим деталям при сварке. Кроме того, морфемы в таких языках требовательны по отношению к соседним морфемам: далеко не все из них «соглашаются» стоять рядом.

Например, в русском языке есть такие связанные друг с другом по смыслу слова, как рука, ручной и руководство. Они имеют одну общую корневую морфему, к которой присоединяются другие, – суффиксы и корни. Но мы не можем просто так присоединить суффикс -н- к корню -рук-: слов рукной или рукный в русском языке не существует. Суффикс -к- «не хочет» стоять после звука -к-, ему нужно во что бы то ни стало поменять -к- на -ч-! Не потерпит этот суффикс и звука [г] (в слове сне[г]), и звука [х] (в слове пу[х]) – заставит поменяться на [ж] или [ш].

Морфема с одним и тем же значением может не только по-разному изменять соседние морфемы, но и сама по-разному изменяться в соседстве с ними. Окончание неопределённой формы глагола в русском языке может выступать по крайней мере в трёх разных видах, но и глагольному корню тоже от него «достаётся»: не с у – не с ти, ве з у – ве з ти (оглушается звонкий согласный корня); пле т у – пле с ти (меняется согласный); скре б у – скре с ти (тоже меняется); пе к у – пе ч ь (вообще непонятно, где кончается корень и начинается суффикс: к сливается с т в ч, и исчезает конечное и); плы в у – плыть (конечный согласный корня здесь просто выпадает).

Сравним с тем, как устроен венгерский язык. Возьмём те же самые слова: рука – rez, ручной - rez i, руководство – rez i k ö nyu. Суффикс, образующий прилагательные от существительных, в венгерском языке всегда выглядит как -i-, к чему бы он ни присоединялся; при этом соседняя морфема остаётся такой же, как была. А слово руководство по-венгерски буквально переводится как «ручная книга»: просто взяли слово rönyv «книга» и прибавили его к уже имеющейся части. Даже интерфиксов никаких не понадобилось.

А вот как склоняется венгерское слово rönyv («книга»):

В таком языке не приходится выбирать между тремя совершенно разными окончаниями одного и того же падежа да ещё отдельно запоминать, как обозначаются падежи в единственном и во множественном числе.

Языки с «придирчивыми» морфемами, с негладкими швами, со словами-«слитками» обычно называют фузионными (от лат. fusio – «литьё», «сплавление»), а языки с «покладистыми» морфемами, с гладкими швами, со словами-«кубиками» называют агглютинативными (оn лат. ag-glutinatio – «приклеивание», «прилепливание»). Действительно, одни языки работают как бы сварочным аппаратом, а другие – клеем и кисточкой.

Понятно, в каком из двух типов языков слова будут длиннее. В агглютинативных языках так легко приставлять морфемы друг к другу, что можно делать это практически неограниченно и получать слова бесконечной длины (хотя кто захочет иметь дело с человеком, который говорит и говорит, а ни одного слова ещё не сказал!). А в фузионных языках так много приходится работать над скреплением слов, что больше четырёх-пяти морфем к корню присоединять не захочется. Зато в фузионных языках сразу ясно где кончается одно слово и начинается другое В агглютинативных же языках не разберешь, где предлог – а где приставка, где суффикс – а где просто частица. Например, когда по-турецки хотят сказать Дамы и господа!, то вполне могут сделать это так: Bayan ve bay + -lar («дама и господин» + множественное число). Показатель множественного числа здесь употреблен только один раз, а относится к обоим словам! Значит, разница между словом и частью слова для турецкого языка не очень важна. Однако по-русски нам никогда не придёт в голову сказать что-то вроде к дам- и господам, чтобы один падежный суффикс работал сразу на два слова.

СВОЙСТВА СЛОВ И СВОЙСТВА ЯЗЫКОВ

Главный вывод из всего сказанного – устройство слова очень много говорит о языке в целом языки мира, хотя они и кажутся бесконечно разнообразными, можно разбить на группы с похожими свойствами, причём легко объяснить появление этих свойств и даже предсказать, какие типы языков ещё возможны.

Например, понятно, почему в агглютинативных языках слова довольно длинные а в фузионных – сравнительно короткие; почему в изолирующих языках очень короткие слова (зато много сложных слов), а в аналитических языках слова тоже короткие, но сложных слов может быть гораздо меньше... Если в языке много коротких одноморфемных слов, то в нём может совсем не быть грамматики, а может и быть – если это аналитический язык. Когда слова в языке длинные, это точно значит, что в нём выражены разные грамматические значения – скорее всего есть падежи, возможно, у глагола много наклонений и т. п.

Очень важно и то, что похожие по своему устройству языки не обязательно являются близкими родственниками, и наоборот близкородственные языки далеко не всегда похожи. Например, турецкий язык устроен очень похоже на один из крупнейших языков Южной Индии – тамильский: оба они с гладкими морфемными швами, длинными словами и т. д. Английский язык, который является индоевропейским и германским языком, по своему устройству не похож не только на латынь, греческий и русский, но даже на ближайший родственный ему немецкий. Английский скорее ближе к африканскому языку хауса или к китайскому: ведь в нём (как и в этих языках) возможность образовывать из одних слов другие довольно ограниченна. Среди близкородственных славянских языков выделяется своей непохожестью болгарский язык Он тоже напоминает язык хауса.

Лингвисты давно заметили, что все языки можно разделить на «иметь»-языки и «быть»-языки. Первые языки выражают идею обладания особым глаголом типа иметь, т. е. приравнивают обладание к активному действию – такому же, как, например, брать, держать и класть. В этих языках (к ним опять-таки относится большинство европейских языков, в том числе английский, немецкий и французский) вам встретятся предложения, буквальный перевод которых будет выглядеть так: Я имею кошку. Я имею брата. Я имею немного денег.

С точки зрения русского языка (хотя в нём и существует глагол иметь) эти предложения выглядят очень странно. Обладание очень редко выражается по-русски глаголом иметь – обычно, лишь когда речь идёт о несуществующем (воображаемом, желаемом и т. п.) обладании, «обладании вообще», например: «Не имей сто рублей, а имей сто друзе». «Думайте сами, решайте сами: иметь или не иметь?» В обычной ситуации мы говорим иначе: У меня есть кошка. У меня есть брат. У меня есть немного денег.

Русский язык принадлежит ко второму типу языков, которые приравнивают обладание к свойству или, точнее, к местонахождению (что-то где-то есть, что-то у кого-то есть). В языках первого типа тот, кто имеет, рассматривается как активная личность, как «приобретатель» (хотя, например, на то, есть у вас брат или нет, вы никак повлиять не можете). В языках же второго типа тот, кто имеет, рассматривается пассивно – скорее как «хранитель» и даже как «хранилище» (есть около вас деньги или нет – всё это происходит по воле судьбы и от вас не зависит).

К «иметь»-языкам относятся не только западноевропейские, но и почти все славянские: чешский, польский, белорусский и болгарский. Только русский язык остаётся ярким представителем «быть»-языков – вместе со многими тюркскими, финно-угорскими, дагестанскими, японским и другими языками... А латынь была, пожалуй, одновременно и «быть»-, и «иметь»-языком. В классическом его варианте одинаково правильно можно было сказать и Habeo domum («Я имею дом»), и Domum mibi est («Мне есть дом»). И то, и другое значило 'У меня есть дом' Борьба между быть и иметь в латинском языке закончилась, как известно, победой глагола иметь во всех его потомках. Вообще лингвисты считают, что древние индоевропейские языки выражали идею обладания с помощью глагола быть чаще, чем современные.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: