ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
В квартале Тибуртино
В два часа дня в сопровождении генерала Гальбьяти я отправился в квартал Тибуртино, особенно сильно пострадавший во время устрашающего налета 19 июля. Меня тотчас окружила толпа пострадавших, которые приветствовали меня. В три часа я вернулся на Вилла Торлония. В 4.50 мой личный секретарь прибыл на Вилла Торлония и вместе со мной отправился на Вилла Ада. Я был абсолютно спокоен. У меня с собой был сборник, в котором содержался Устав Большого совета, письмо Чианетти и другие документы, из которых следовало, что резолюция Большого совета не накладывала ни на кого никаких обязательств ввиду консультативной функции самого органа. Я думал, что король отзовет приданные 10 июня 1940 года полномочия, касающиеся руководства вооруженными силами – руководства, от которого я и так в течение некоторого времени планировал отказаться. Таким образом, я прибыл на Вилла Ада безо всяких дурных предчувствий, абсолютно ничего не подозревая. Ровно в 5 часов вечера машина въехала в широко распахнутые главные ворота особняка на виа Салариа. Внутри повсюду были отряды карабинеров, но в этом еще не было ничего необычного. Король в форме маршала стоял у входа в особняк. Двое офицеров находились внутри, в холле. Когда мы вошли в гостиную, король, находящийся в состоянии необычного возбуждения, с искаженными чертами лица торопливо проговорил: «Мой дорогой дуче, дела обстоят неважно. Италия разваливается на части. Сознательность армии упала до предела. Солдаты больше не хотят сражаться. Альпийские полки распевают песню, в которой есть слова о том, что они больше не хотят воевать за Муссолини». (Король повторил строчки песни на пьемонтском диалекте.) «Результат голосования на Большом совете – 19 голосов за предложение Гранди, и среди них 4 человека, которые имеют орден Благовещения[78]. Вы, конечно, не можете строить иллюзий в отношении того, как к вам относятся итальянцы. В настоящий момент вы самый ненавистный человек в Италии. Вы не можете рассчитывать больше чем на одного друга. И у вас действительно остался лишь один друг – это я. Вот почему я говорю вам, что вы не должны опасаться за свою безопасность, о которой я позабочусь. Думаю, что сейчас для руководства больше всего подходит маршал Бадольо. Он начнет формировать правительство экспертов исключительно с административными целями и для продолжения войны. А через шесть месяцев будет видно. Весь Рим уже в курсе резолюции Большого совета, и все ждут перемен». Я ответил: «Вы принимаете исключительно серьезное решение. В данный момент кризис заставит людей подумать, что мир – дело ближайшего будущего, если человека, который объявил войну, сместили. Удар, который это нанесет боевому духу армии, будет огромен. Если солдаты – альпийские стрелки или другие – не хотят больше воевать за Муссолини, это ничего не значит, пока они готовы вести эту войну ради вас. Этот кризис будет триумфом Черчилля и Сталина, особенно последнего: он увидит свержение противника, который боролся против него в течение двадцати лет. Я осознаю, что вызываю ненависть народа. Мне не трудно было почувствовать ее вчера ночью, в разгар заседания Большого совета. Невозможно находиться у власти так долго и, потребовав стольких жертв, не вызвать недовольства, временного или постоянного. В любом случае я желаю удачи человеку, который возьмет власть в свои руки». Было ровно 5.20 вечера, когда король проводил меня к выходу. Его лицо было мертвенно-бледным, и он казался меньше ростом, чем обычно, почти карликом. Он пожал мне руку и вернулся в здание. Я же спустился по ступенькам и направился к своей машине.
Арест
Неожиданно меня остановил капитан карабинеров и сказал: «Его величество поручил мне охрану вашей персоны». Я пошел к своей машине, но капитан, указав на санитарный автомобиль, стоявший поблизости, сказал: «Нет. Мы должны поехать на нем». Вместе с моим секретарем де Чезаре я сел в автомобиль. Лейтенант, три карабинера и два агента полиции в гражданской одежде сели, как и капитан, вместе с нами, расположившись по бокам; они были вооружены автоматами. Дверца закрылась, мы тронулись, сразу набрав максимальную скорость. Я все еще думал, что это делается для того, чтобы, как сказал король, обеспечить мою безопасность. Через полчаса езды машина остановилась у казарм карабинеров[79]. Окна караульной будки были закрыты, но я заметил, что вокруг стояла охрана с примкнутыми штыками, а в соседнем помещении постоянно находился дежурный офицер. В этих казармах я пробыл около получаса, а затем на этой же машине меня перевезли в казармы карабинерского кадетского училища[80]. Было 7 часов вечера. Заместитель начальника училища, казалось, был тронут моим прибытием и произнес несколько традиционных слов приветствия. Затем меня проводили на второй этаж в комнату, которая служила кабинетом полковнику Табеллини – начальнику училища; в соседней комнате находился офицерский караул. В течение вечера меня навестили несколько офицеров-карабинеров, среди которых были Чирико, Бонитатибус и Сантильо; разговор велся на общие темы. Они говорили, что дело касается исключительно моей охраны и эта деликатная задача была доверена именно их подразделению. За весь вечер я так и не притронулся к еде. Когда я захотел выйти, офицер сопроводил меня вдоль коридора. Я заметил, что по крайней мере три карабинера стояли в карауле у дверей кабинета. И только когда я вернулся к себе и обдумал создавшуюся ситуацию, впервые меня начали мучить сомнения – это охрана или арест? То, что в определенных кругах плелись заговоры против меня, было известно полиции, которая, однако (особенно в период поистине бездарного руководства Чиеричи), утверждала, что это лишь мимолетные вспышки, не имевшие никакого конкретного воплощения, и что любые подобные настроения можно пригасить и свести до уровня обычного недовольства. Здесь стоит упомянуть, что назначению Чиеричи начальником полиции способствовал Альбини. Но я спрашивал себя: какая угроза моей жизни может существовать в казармах, где находится 2000 кадетов? Каким образом заговорщики могут до меня добраться? Какой «гнев населения» может настичь меня здесь? Около 11 вечера я погасил лампу, в соседней комнате свет оставался включенным – там офицер находился на посту, не отвечая даже на телефонные звонки.
Послание Бадольо
26-го числа в час ночи в мою комнату вошел подполковник Чирико, который сказал: «Только что прибыл генерал Фероне, у него для вас сообщение от маршала Бадольо». Я поднялся и вышел в соседнюю комнату. С генералом Фероне я был знаком еще по Албании[81]. Сейчас его лицо выражало странное самодовольство. Письмо маршала Бадольо находилось в зеленом конверте со штампом Военного министерства, и на конверте рукой маршала было написано: «Кавалеру синьору Бенито Муссолини». В письме содержалось следующее:
Его Превосходительству Кавалеру синьору Бенито Муссолини. Нижеподписавшийся глава правительства желает проинформировать Ваше Превосходительство, что все предпринятое в отношении Вас сделано исключительно в Ваших личных интересах, поскольку мы располагаем достоверной информацией, полученной из нескольких источников, о серьезном заговоре, направленном против Вашей персоны. Глава правительства выражает сожаление по этому поводу и желает сообщить Вам о своей готовности отдать приказ относительно обеспечения Вашей безопасности во время препровождения Вас в любое место, которое Вам будет угодно выбрать. Глава правительства, маршал Италии БАДОЛЬО
Письмо, представляющее собой верх вероломства, было написано с целью убедить меня, что слово короля, дающее обещание моей личной безопасности, будет воспринято с уважением и что кризис власти будет разрешен в рамках фашистского режима, поскольку Бадольо слишком часто открыто и торжественно заявлял о своей преданности партии, членом которой был не только он, но и вся его семья, в том числе жена. Бадольо также слишком часто занимал высокие посты при режиме, выполняя исключительно важные политические и военные миссии; ему было оказано слишком много почестей, и он получал слишком большие деньги. Все можно было допустить, но невозможно было представить, что он замыслит такое предательство и в течение долгих месяцев, вероятно начиная с момента его смещения с поста начальника Генерального штаба, будет вести подготовку к его осуществлению. Он также согласился служить режиму в Национальном совете исследований, где он фактически ничего не делал за исключением того, что являлся каждое утро, чтобы ознакомиться с прессой. С момента моего прибытия в казармы училища я был практически изолирован и не имел никаких известий извне. Мне лишь сообщили, что король обнародовал воззвание и еще одно опубликовал Бадольо, в которых они заявляли, что будут продолжать войну; мне также сказали, что в городе было спокойно и что люди думают, что мир теперь уже близок. Прочитав послание Бадольо, я продиктовал следующие положения генералу Фероне, который записал их на листке бумаги:
26 июля 1943 года, 1 час ночи 1. Я хотел бы поблагодарить маршала Бадольо за внимание, которое он проявляет к моей персоне. 2. Единственная имеющаяся в моем распоряжении резиденция – Рокка делле Каминате, куда я готов отправиться в любой момент[82]. 3. Я хочу заверить маршала Бадольо, что в память о той работе, которую мы проделали вместе в прошлом, я не только не буду чинить никаких препятствий, а, наоборот, буду оказывать всяческое содействие любым возможным образом. 4. Я рад, что принято решение продолжать войну вместе с нашими союзниками, как того требуют честь и интересы нашей страны в настоящее время, и хочу выразить искреннюю надежду на то, что увенчается успехом та серьезная задача, которая возложена на маршала Бадольо Его Величеством королем, чьим преданным слугой я являлся в течение двадцати одного года и останусь в дальнейшем. Да здравствует Италия!
Это сообщение было единственным, отправленным Бадольо. Я не послал ни слова, ни знака королю. Этим ответом, который Бадольо не осмелился опубликовать, ограничившись лишь устной передачей его искаженной версии своему окружению, я показал, что искренне верю, что Бадольо, изменив состав правительства, не намерен менять общую политику, диктуемую войной. Когда генерал Фероне ушел, я удалился в свою комнату и до рассвета не сомкнул глаз.
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|