ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
Глава 7. Пять вопросовЧетверг – А может, я и был гребаным кондитером, – сказал он сам себе, пытаясь пережевать набитое в рот горячее печенье. – До охерения вкусно. – Он использовал лопаточку, чтобы переложить остальные печенюшки с противня на тарелку и зажег огонь под чайником. – Да Грейнджер целую страницу измарает, описывая, какие они до обалдения потрясающие. Иииииии я снова разговариваю с собой. Гребаное дерьмо… Он посмотрел на часы. Семь минут до того, как она позвонит в дверь. Сегодня не было дождя, так что едва ли ей снова придется одолжить его одежду, что, кстати говоря, было печально, ведь, по его мнению, она выглядела куда лучше в его бесформенных беговых шортах и футболке, чем в своем дурацком ханжеском костюме. Он на секунду замер с противнем в руках, вспоминая тот короткий миг, в котором она стояла полуголая в его ванной. Только на этот раз ему послышался голос из-за двери. – Мистер Малфорд, – звал голос, – вы мне тут не поможете? Никак не могу расстегнуть бюстгальтер… Прозвенел дверной звонок. На пять минут раньше! – Уже иду, – крикнул он, всеми силами заставляя себя представлять наименее сексуальные образы, известные мужчине, в отчаянной попытке разгладить распирающие спереди брюки. Только когда, скажем так, «одеревенение» спало, он открыл дверь. – Прости, я немного раньше, – сказала она. – Надеюсь, не сильно затрудняю тебя этим? – Ну, если бы ты пришла еще чуть раньше, оказалась бы в весьма неудобной ситуации, ну знаешь, пришлось бы сказать «Здрастье» шлюшкам, – самодовольно объявил он. – ШлюшкАМ? Во множественном числе? – Я мужчина в самом расцвете сил, Грейнджер. – А чем это так вкусно пахнет? – с подозрением спросила она, кладя сумку на пол и роясь в ней. – Мы со шлюшками пекли печенюшки. – Ну, конечно. Какая я глупенькая, - всплеснула руками она. – А ты что думала, я делал со шлюшками? – наигранно возмутился он, прицокивая языком. – Грязные у тебя мыслишки, – добавил он, заходя в кухню и шутливо грозя ей пальцем. – Конечно, ведь только извращенец может подумать, что с профессиональными жрицами любви занимаются сексом, – она последовала за ним на кухню. – Ну так что, угостишь меня шлюшкиными печенюшками? – Почти уверен, – он вручил ей кружку с чаем. – Ты добавил… – Немного молока и ложку сахара, – с улыбкой кивнул он, заставляя ее чувствовать себя немного некомфортно от того, что, кажется, уже изучил ее привычки. – Спасибо. – Она откусила небольшой кусочек печенья. – Мммм… Надеюсь, ты хорошо заплатил девушкам. – Они были удовлетворены. – Очередная самодовольная ухмылка. Она закатила глаза и ушла со своим чаем в гостиную. – А знаешь, на самом деле, спасибо за это. Я уже и не припомню, когда в последний раз ела домашнее печенье с шоколадной крошкой. – Да пожалуйста. О! – воскликнул он, когда она достала что-то из своего кейса. – Замечательно! Чудесная новая записная книжка. Я безумно рад, что ты нашла подходящую замену ее почившей подруге. Сколько же слез ты пролила над ее могилой? – Прекрати быть сволочью. У нас все-таки сделка. – Нееет, – протянул он, нацепив любимую улыбку превосходства, – сделка была в том, что я отвечу на пять твоих вопросов и не буду вести себя при этом как сволочь. Но я не давал обещаний по поводу перерывов между вопросами. – Ну да, – недовольно вздохнула она. – С чего бы мне ожидать от тебя такой любезности… – Научишься, Грейнджер. – Он откинулся на кресле и забросил одну ногу на другую. – Ну, давай, задавай свои вопросы. – Ладно. – Она устроилась на диване, сняла колпачок с ручки и отпила немного чая. – Как… – Да ты серьезно собираешься профукать вопрос, спрашивая как моя гребаная работа? – Очередное ехидное замечание автоматически сорвалось с его губ. – Вообще-то, мистер Малфорд… – Ооо, мы снова вернулись к мистеру Малфорду? А что же случилось с Дрейк-О? – Я сегодня веду себя профессионально. А ты не ведешь себя как сволочь. И, кажется, мы определились, что я не буду называть тебя Дрейк-О. Так что будь добр, заткни свой ротик печенькой и дай мне задать вопросы. Очень послушно и не менее демонстративно он откусил огромный кусок от печенюшки. – Спасибо. Как ты спишь? Были какие-нибудь странные сны? – Как я сплю? – удивленно и немного настороженно он посмотрел на нее. – Да нормально. Но да, у меня бывают странные сны. – Расскажи мне о них. – Ну, это можно зачесть за два – технически, за три – вопроса. – Вообще-то, ответ можно зачесть за сволочизм. Он поднял ладони, сдаваясь. – Ну да, да. Хорошо. Ладно… Вообще, это очень простой вопрос, потому что у меня бывает три типа снов: хороший, плохой и скучный. Она быстро судорожно записывала. – Продолжай. – Ну, скучный сон собственно такой и есть – скучный. Я сижу на работе, с которой, кстати, все в порядке, занимаюсь проектом и в какой-то момент замечаю, что полоса прокрутки справа становится все меньше и меньше и ближе и ближе к верху страницы. Типа того, что документ, который я просматриваю, удлиняется и удлиняется по мере прочтения. Да я даже буквы и числа разобрать не могу, но я твердо намерен сидеть до тех пор, пока не закончу задание. Довольно скучно, верно? – Ты говоришь, что не можешь разобрать символы на экране. Это другой язык? – Если и так, то я его не знаю. Какие-то палочки, черточки, кружочки… – Понятно. – Ее брови были напряженно сведены. – Продолжай. – Ну, хороший сон всегда одинаковый: я летаю. Думаю, это довольно распространенный сон. – Как ты летаешь? У тебя есть крылья? – Нет. Я вроде как… лечу на чем-то. – Что-то вроде… – ее голос чуть задрожал, но она справилась с собой, – маленького самолета? – Неееет, – протянул он, раздосадованный тем, что она не поняла. – Я лечу не В чем-то, я лечу НА чем-то. Вообще, никогда не могу разглядеть, что это. – А ты знаешь, куда летишь? – Не думаю, что я лечу куда-то конкретно. Иногда мне кажется, что я гонюсь за чем-то, иногда – что просто нарезаю круги. Как бы то ни было, я всегда просыпаюсь в отличном настроении после этих снов. – А последний? – Плохой… сложнее всего описать. – Он откинулся на спинку кресла, уставился в потолок и машинально потер левое предплечье. Ей очень не понравился этот жест, но она постаралась не придавать этому значения и продолжала записывать. – Я никогда не знаю, где я или как туда попал, но это какое-то место, которое вроде как снаружи, но в то же время внутри. Не могу объяснить. Знаю, что должен сделать что-то ужасное, но не хочу. Иногда у меня в руках оружие, иногда – нет. Иногда мне кажется, что родители прямо за спиной, но когда я оборачиваюсь, они исчезают, и я не успеваю их разглядеть. Обычно сон заканчивается, когда в меня стреляют, или пронзают, или прожигают. Всегда в одно и то же место. – Куда? – с придыханием спросила она, уже зная ответ. – Сюда, – он закатал рукав и указал на свое левое предплечье. Она не смогла сдержать резкого выдоха и стала строчить, как сумасшедшая. – Думаешь, это что-то значит? – спросил он. – Я… эээ… Интерпретация снов – не совсем моя специализация, – быстро ответила она. – Следующий вопрос, пожалуйста. Будем считать, что это был пробный, Грейнджер. – Ну. Начинать нужно с чего попроще, верно? – она прочистила горло. – Ты в последнее время не замечал чего-нибудь странного, тревожного, несоответствующего нормальному? – Это что еще за вопрос такой? – снова возмутился он. Она бросила на него суровый взгляд, быстро напомнивший условия их сделки. – Верно, верно. Ты это спрашиваешь, потому что у меня была травма головы? Проверяешь, что я теперь как новенький? – Здесь я задаю вопросы, – напомнила она. – А, верно. Ну, нет, вроде нет. Я имею в виду, иногда то тут, то там бывают странности. – Например? – Например, на работе. Иногда я смотрю на что-нибудь типа копира и думаю, да что же это за хрень такая? Но потом, буквально долю секунды спустя, я вспоминаю, что это аппарат, который используют, чтобы получать копии книг или документов. И потом спрашиваю себя: «Да как я вообще мог такое забыть?». А иногда… – он остановился, раздумывая, стоит ли рассказывать продолжение о его «веселых похождениях». – Что? – тихо спросила она ровным голосом. – Ты будешь думать, что я слетел с катушек. – Нет, вовсе не буду. Просто скажи мне. – Иногда… – он еще сомневался, – я смотрю на журнал или газету и думаю: «Боже, фотографии сломались». Что это вообще может значить? – А что, ты думаешь, это значит? – А без понятия. Полагаю, этот бандюга хорошенько меня приложил. – Да, – выдохнула она. Возникало такое чувство, что ее ручка сейчас начнет дымиться от быстрого письма. – Следующий вопрос. – Ты завел друзей? – Нет. – Ни одного? – Нет. – Уже не просто ответ – шипение. Он сжал рукой подлокотник кресла, пытаясь не выходить из себя. – Следующий вопрос. – Ну, ты хотя бы пытался говорить с ребятами на работе… – Мисс Грейнджер, – прошипел он сквозь зубы, – я ответил на вопрос и не был при этом сволочью, – он впился ногтями в обивку кресла. – Так что, пожалуйста, задавай следующий. Гребаный. Вопрос. – Справедливо. Вопрос номер четыре. – Она перевернула страничку в записной книжке. – Скажи мне три вещи, которые знаешь о себе. – Серьезно? Мы что, опять в первом классе? Она нахмурила брови. Он будто постоянно забывал об условиях их сделки и то и дело становился… собой. – Ладно. Я подыграю. – Он на момент задумался. – Но сначала скажи мне вот что: что это значит – знать что-то о себе? Если бы я тебя то же самое спросил, что бы ты сказала? Конечно, ты можешь сказать: «Я знаю, что меня зовут Гермиона Грейнджер, что я социальный работник и что у меня маниакальная потребность записывать каждое слово, сказанное этим очаровательным блондином», – он заметил улыбку, скользнувшую по ее лицу, – но ты знаешь эти вещи или тебе их просто сказали? – Что-то не понимаю. Я знаю, что меня зовут Гермиона Грейнджер. – И откуда ты это знаешь? Разве тебе так не сказали твои родители, точно так же, как мне сказали, что мое имя – Дрейк Малфорд? – Ну… полагаю. – Иногда меня беспокоит, что я не знаю своего настоящего имени, но в конце концов, а имеет ли это такое большое значение? Это просто еще одна вещь, которую кто-то сказал мне. И я знаю, что я бухгалтер, но только потому, что каждый день хожу на работу, и меня принимают там за бухгалтера. Если бы я пошел на работу, и мне вдруг сказали, что я гребаный социальный работник, то так тому и быть. Да минет меня чаша сия. – Хорошо, давай оставим в стороне дискуссии о природе бытия и выпады в адрес невинной профессии социального работника, – немного едко сказала она, но все же не стала в очередной раз напоминать про его бесконечный сволочизм, – и вместо этого, назови мне три вещи, которые ты выяснил о себе сам. О своем внутреннем я. Он положил голову на подголовник кресла и опять уставился в потолок. – Господи, Грейнджер. Дай мне секунду подумать. Она ждала, массируя левой рукой затекшее от быстрого письма правое запястье. – Ну ладно, – сглотнув, начал он. – Могу сказать вот что. Мне нравится, чтобы все было аккуратно. Чтобы кровать была заправлена, посуда вымыта и порядок на столе. Если ты откроешь мой шкаф, ни одной вещи не найдешь ни на своем месте. Это первое, что я выяснил о себе. Считается? – Да. – Вторая вещь… хммм… Мне нравится готовить. Варить. Жарить. Печь. Есть в этом что-то до удивления приятное – смешивать определенные ингредиенты в определенной пропорции и получать что-то совершенно другое. Так что, может, я и вправду был шеф-поваром «в прошлой жизни». Или химиком. Кто знает? – А третье? – Она не отрывала взгляда от записной книжки. – Третье… Я… – Одинокий, больной ублюдок, который с трудом понимает, как живет на этом свете? Человек, который медленно теряет рассудок? Так много способов закончить предложение… – … люблю футбол. – Не считается. – Почему нет? – Потому что ты не это собирался сказать. – Откуда ты знаешь? – Просто знаю. Так что ты собирался сказать? – Это будет стоить тебе последнего вопроса, – предупредил он и заметно напрягся. Она постаралась прожечь его своим строгим взглядом. Не сработает. Не нужно ей копаться в нем так глубоко. Рассказывать ей про свои глупые сны и странные мысли о копировальной машине – это одно. Но говорить, каким одиноким, больным ублюдком он чувствовал себя в большинство дней, – совсем другое дело. – Ладно. Тогда последний вопрос. Каким ты видишь себя через пять лет? – О, а это просто, - он снова расслабился и открыто посмотрел на нее. – Ну так рассказывай. – Когда-нибудь, в момент времени между «сейчас» и «через пять лет», я выясню, кто сделал это со мной. А потом выслежу его и убью. После чего найду свою семью и начну с белого листа строить что-то, похожее на жизнь. Ты перестала записывать, Грейнджер. – Я… – она захлопнула отвисшую челюсть, сглотнула, часто заморгала и наконец вернулась к своей записной книжке. – Полагаю, просто не ожидала такого быстрого ответа. И уж точно не ждала такого ответа. – А что не так с ответом? – Ну… Дрейк, а если ты не сможешь ничего этого сделать? – Я в это не верю, – ни секунды не задумавшись, резко сказал он. – Дрейк… – в голосе вместе с жалостью сквозил страх. – Нет, я перефразирую… Я не могу в это поверить, Гермиона. Просто не могу. Это одна из двух вещей, которые позволяют мне вылезать из кровати каждое утро. – А вторая? – Ааа… – хитро протянул он. Лицо медленно расслабилось, а на губах растянулась улыбка. – Но ты уже задала свои пять вопросов. С толикой сожаления она улыбнулась. – Кажется, так оно и есть. Он поднялся и прошел к двери. По обыкновению, ему нравилось, когда она оставалась немного дольше, но сегодняшняя встреча и так многого ему стоила. Было намного проще, когда он мог быть надменным ублюдком. Она сразу поняла намек и собрала свои вещи. – Спасибо за печеньки. Они и вправду были великолепны. – Передам твои добрые слова девушкам. – Уж постарайся. – Тогда в субботу? – с предвкушением спросил он. – Да. Полагаю, ты заслужил. – Зайдешь ко мне в час? Парк недалеко, вниз по дороге. Можем встретиться у моей квартиры. – Хорошо. – Она забросила кейс за плечо. – Спасибо, что почти не был сволочью. – Ты не очень-то привыкай, – сказал он с ухмылкой. – Я и не планирую. – Она усмехнулась перед тем, как уйти. Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|