ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
Николаевское царствование и передовое общественное мнение России
Начало царствования Николая I воспринималось общественностью по-разному, считает советский исследователь М.Н. Покровский. «Старшее поколение или впало в совершенное холопство, как Сперанский, участием в суде над декабристами спешивший искупить свою «вину» …или предалось мрачному отчаянию... Иначе отнеслось к событию младшее поколение, те, кто были детьми или подростками в тот год, когда Николай начал свое царствование пятью виселицами. Первым их чувством была ненависть к этим висельным порядкам и к царю-вешателю»[117]. Но именно 30-40-е гг. – время расцвета самодержавного режима Николая I – стали расцветом московской и петербургской общественной умственной мысли. В своих оценках и высказываниях на действительность, прошлое и размышлениях о настоящем общество кипело. Это время мировосприятия под влиянием Чаадаева и Хомякова, Иван Киреевского и Александр Тургенева. Это время подъема мысли молодых профессоров – Грановского, Кавелина, Соловьева и др. Время расцвета кружков славянофилов и западников. Следовательно, в таком мировоззренческом многообразии ответы общественности на николаевскую действительность были различны. Свидетельства об эпохе его правления оставили многие современники, несмотря на то, что в том время «в России... язык до Киева доведет, а перо до Шлиссельбруга»[118]. В 80-90-е гг. XIX в. воспоминания и оценки 30-летнего правления Николая Павловича стали многочисленно печататься в журналах «Русский архив», «Исторический вестник», «Русская старина» и др. Однако стоит заметить, что многие из воспоминаний написаны в сознательном возрасте, спустя многие годы после событий, что несколько искажает действительность. В большинстве своем современники обсуждали политический и общественный режим империи, поскольку об императоре и его семье, по цензурному уставу 1826 г., говорит было небезопасно. Пожалуй, наиболее взвешенными и последовательными были оценки личности императора А.И. Герценым (1812-1870) – одним из первых представителей революционно-демократического крыла в России, присутствовавшим при коронации Николая I, но не знавшим его лично. Именно его воззрения о Николае Павловиче легли в основу критики советской историографией правления императора. Внешняя оценка Николая I переплетается у Герцена с сопоставлением по внешности внутренних его качеств: «Он был красив, но красота обдавала холодом... Лоб, быстро бегущий назад, нижняя челюсть...выражали непреклонную волю и слабую мысль, больше жестокости, нежели чувственности. Но главное – глаза, без всякой теплоты, без всякого милосердия, зимние глаза». Публицист считал, что Николая I ненавидели за холодную жестокость, за мелочное педантство, за злопамятность[119]. При этом примечательно, что в развитии общественной мысли эпохи правления Николая I он не видел отрицательных сдвигов, а совсем наоборот. В «Былом и думах» он пишет: «Сравнивая московское общество перед 1812 годом с тем, которое я оставил в 1847 году, сердце бьется от радости. Мы сделали страшный шаг вперед. Тогда было общество недовольных, то есть отставных, удаленных, оставленных на покой; теперь есть общество независимых...»[120]. С выдержанной и взвешенной долей негодования пишет о николаевской эпохе публицист, цензор Александр Васильевич Никитенко (1804-1877). Длительное время (с 1826 по 1860 г.) он фиксировал в своем «Дневнике» значимые для себя события, дополняя их собственными размышлениями. Порядок, который Николай I решительно хотел навести в вверенной Богом ему империи, по свидетельству Никитенко: «странный, удивительный... состоит из злоупотреблений, беспорядков, всяческих нарушений закона, наконец сплотившихся в систему, которая достигла такой прочности и своего рода правильности, что может держаться так, как в других местах держатся порядок, закон и правда». Как будто бы понимая сущность личности императора и особенности его мировоззрения, Никитенко на основе своего служебного положения и опыта писал, что: «общественное устройство подавляет всякое развитие нравственных сил... Быть солдатом, или человеком – вот наше единственное назначение... Я обманываю или обманываюсь, произнося слова: развитие, направление мыслей, основные идеи искусства...»[121]. Вопрос «Отчего так?», волновал известного цензора, и он нашел на него ответ в духе историографических исследований современности. Он считал, что император не давал возможности проникновения в государственные дела образованным, энергичным людям, потому что требовал от всех лишь повиновения своей воли. Тем самым «умственный горизонт невольно суживался в самую тесную рамку». После смерти Николая I, запись 7 октября, выявляет все негодование ее создателя николаевской эпохи: «Теперь только открывается, как ужасны были для России прошедшие 29 лет. Администрация в хаосе; нравственное чувство подавлено; умственное развитие остановлено; злоупотребления и воровство выросли до чудовищных размеров. Все это плод презрения к истине и слепой варварской веры в одну материальную силу»[122]. Особое негодование и злоба современников вызвана с деятельностью «Собственной его Императорского Величия Канцелярии», превратившейся. в важнейший орган государственной власти и управления. Работа III-го отделения, получившего в подчинение корпус жандармов, возглавляемый Александром Христофоровичем Бенкендорф генералом, близким к Николаю I, наиболее волновала общественность. Тайные агенты Третьего отделения следили за подозрительными людьми, старообрядцами, фальшивомонетчиками, иностранцами и ведали крестьянским вопросом[123]. С раздражением и печалью А.С. Пушкин записал в своем дневнике: «Какая глубокая безнравственность в привычках нашего правительства! Полиция распечатывает письма мужа к жене и приносит их читать царю (человеку благовоспитанному и честному), и царь не стыдится в том признаться – и давать ход интриге...! Что ни говори, мудрено быть самодержавным»[124]. Режиму слежки и недоверия, правонарушениям данного органа в николаевскую эпоху посвящены многие воспоминания передовой общественности. Этот орган падал глубокой тенью на восприятие императора. Современник эпохи П.В. Долгоруков (1816-1868) вспоминал о России царствования Николая I с ужасом, поскольку лучшие годы своей жизни он провел «под давлением этого нелепого, жестокого и сумасбродного правления, постоянно унижавшего и попиравшего достоинство человеческое»[125]. Автор считает, что не было ни одного скверного и гнусного дела, за которое нельзя было откупиться через тайную полицию. Н.Е. Врангель (1847-1823) – русский барон, коллекционер, вспоминая детство, также писал о суровости времени своего отца, гвардейского офицера – Егора Ермолаевича Врангеля, участника русско-турецкой кампании. «Проявление нежности в ту суровую эпоху не поощрялось, принято было являть внешнему миру суровость, даже жестокость, являвшиеся отличительной чертой власти»[126]. Автор воспоминаний считает, что «вся Россия была в крепости», а все независимо от положения в обществе – рабами. Николаевский режим, по словам Врангеля «держался на страхе и грубом насилии. Оплеухи и затрещины были обыденным явлением и на улицах, и в домах... Розгами драли на конюшнях, в учебных заведениях, в казармах — везде… Палка стала при Николае Павловиче главным орудием русской культуры»[127]. Описывая увлечение временем Николая I в период царствования его правнука Николая II, Николай Егорович относится к усопшему императору неблагосклонно, обозначая эпоху его правления как «время несокрушимого внешнего могущества и внутренней немощи (муштры и шагистики), насилия духа и отрицания души, время розог, палок, кнутов, плетей и шпицрутенов, дикого произвола, беззакония и казнокрадства». Во время личной встречи с императором в Летнем саду Врангелю было 7 лет, но он запомнил государя как человека, передавшего привет его отцу с пожеланиями сечь сына, во благо воспитания. Будучи взрослым Н.Е. Врангель опровергал в Николае I дух рыцарства и могущества. Негодовала общественность и на принятый в 1826 г. новый «чугунный» цензурный устав, по которому запрещались любые высказывания, противоречащие монархическому правлению. После смерти Николая I генерал от артиллерии, член Военного совета П.А. Крыжановский (1831- не ранее 1917), который в числе отличившихся юнкеров и кадет приглашался в Петергоф, где проводила лето царская семья, о последнем десятилетии царствования императора вспоминал: «Суровое это было время, мрачное, тяжелое, подчас беспощадное. В частных собраниях опасались говорить друг с другом не только о государственных делах и мероприятиях, но даже о личных недостатках того или иного сановника, о достоинствах книги, навлекшей на себя гнев цензуры, о политических волнениях в иностранных государствах и т.п. Каким-то непонятным образом эти «либеральные» беседы доходили до сведения властей и виновные привлекались для расправы в III Отделение»[128]. В императоре он оценивал, как «самодержца чистой воды, не признававшего ничего выше своей воли». Однако были события в жизни империи, которые восхищали современников николаевского царствования. Известный факт, что в 1830 г. в Россию с Персии пришла холера. Император лично руководил работой по осуществлению мер борьбы с инфекцией. Неделю Николай I пробыл в холерной Москве, где посещал он общественные учреждения, главным же образом направлял и ободрял власти. Мужество и храбрость императора подвигли современников на хвалебные речи в его адрес. Известно, что сам А.С. Пушкин написал стихотворение «Герой», посвященное этому событию. Д.Н. Блудов (1785-1864), крупный государственный деятель, близкий с Карамзиным и Жуковским, писал жене и дочери в Берлин: «Вы, конечно, уже знаете, что Государь поехал в Москву и конечно также отгадали причину. Это прекрасное, сродное душе его движение спешить туда, где какая-либо опасность угрожает его подданным. Это новая черта его характера привела в восторг всех умеющих ценить порывы великодушия; она обрадовала и успокоила не только московских, но и здешних жителей...»[129]. Февральская революция 1848 г. напрямую повлияла на ни в чем неповинную Россию. Николай I стал мнительным, следовательно, его правление становилось реакционно-охранительным. Спустя длительное время после подавления восстания декабристов общественность увидела разгром антикрепостинической организации Кирилло-Мефодиевского братства и показную казнь «петрашевцев». А.И. Кошелев (1806-1883), известный славянофил, сторонник отмены крепостного права вспоминал, что «февральская революция 1848 г. отозвалась у нас самым тяжким образом: всякие предполагавшиеся преобразования были отложены и всякие стеснения мысли, слова и дела были умножены и усилены»[130]. И.С. Аксаков (1823-1886) свидетельствует о той же ситуации в России: период 1848-1853 гг. он считает крайне тяжелым, продолжительным и томительным. В письме родным он добавляет оценку обстановки: «Гнусно и грустно…Всякая честная мысль клеймится названием якобинства, и торжество старого порядка вещей в Европе дает торжествовать и нашему гнилому обществу»[131]. Известный правовед Б.Н. Чичернин (1828-1904), вспоминая студенческую жизнь писал об усилении государственной реакции, наступившей в 1848 г., о великом страхе графа Уварова перед Николаем I, отсутствием всякой общественной жизни, подавлении внешней деятельности государством. Чичерин вспоминает, что цензурой отсекалось все с намеком на либеральный образ мыслей, а политические увлечения были небезопасны[132]. Участник кружка М.В. Петрашевского, Дмитрий Дмитриевич Ахшарумов (1823-1910) даже после показной назидательной казни, помилования царя и дарования им новой жизни, не изменил своего отношения к Николаю I, считая его ужасным человеком. Использованная при обвинении Ахшарумов записная книжка выражала его мысли относительной действительности 1848 г.: «...жизнь, как она идет теперь, слишком тяжела, обременительна, исполнена всякого рода неприятностями и гадостями, чтобы кто-нибудь не чувствовал тяжести ее...»[133]. Резкую оценку императору и его режиму в империи дал Сергей Михайлович Соловьев (1820-1879). Несмотря на то, что его «История России с древнейших времен» доведена лишь до 1774 г., в свои мемуарах, он дал историческую оценку императору, как с точки зрения современника его времени правления, так и историка. Николая I Соловьев считал «деспотом по природе», «державным фельдфебелем», «страшным нивелировщиком», который имел отвращение «от всякого выражения индивидуальной свободы и самостоятельности». Подчеркивалась военизированное управление империи без всяких мыслей о том, что государственный аппарат будет прогневать от бездушных механических армейский действий, что в итоге выразилось в окружении императора, по словам Соловьева, «посредственностями и совершенными бездарностями». Действительно, вначале 40-х гг. из 13 министров только трое имели гражданский статус, 41 губернию из 53 возглавляли военные[134]. Доказывая свое утверждение, Сергей Михайлович приводит следующий случай по воспоминаниям современников: «Посещает император одно военное училище; директор представляет ему воспитанника, оказывающего необыкновенные способности, следящего за современною войною, по своим соображениям верно предсказывающего исход событий; что же отвечает император? - Радуется, осыпает ласками даровитого молодого человека, будущего слугу отечества? Нисколько: нахмурившись, отвечает Николай: «Мне таких не нужно, без него есть, кому думать и заниматься этим; мне нужны вот какие!». С этими словами он берет за руку и выдвигает из толпы дюжего малого, огромный кусок мяса без всякой жизни и мысли на лице и последнего по успехам». Также Соловьев считал, что император «инстинктивно ненавидел просвещение как поднимающее голову людям», однако не ясно, зачем такой деспот дал прекрасное образование своим детям и прежде всего наследнику империи? Данную оценку можно опровергнуть, поскольку Николай I не то, чтобы не любил умных людей, а скорее всего на их фоне он чувствовал пробелы в своих знаниях, поэтому необходимо было лавировать, чтобы привести свои идеи в жизнь. Пишет историк и о революции 1848 г., которая «отозвалась совсем печальным образом на России», поскольку «повелитель перепугался, перепугался самым глупым образом, как только он один мог перепугаться»[135]. Однако исследователь М.А. Рахматуллин, ссылаясь на мнение современника николаевской эпохи, дает предположение, что император испугался нисколько революции, сколько того, что к ее приходу в Европу, он не сумел разрешить вопрос об отмене крепостного права[136]. Примечателен пассаж Соловьева, который можно расценивать как то, что Николая I своими действиями, отсутствием свободы слова и мысли, практически сам создал оппозицию, выразившуюся в «жалобы, порицания, насмешки над мерами, действиями правительства», которое на вооружение приняла молодежь. Эту четкую, продуманную мысль, подтверждает славное и трагичное правление Александра II, над которым вседозволенность слова и мысли, в течение 30 лет сдерживающиеся и подавляющиеся его отцом, вылились со всей силой. Неудачное стечение обстоятельств Крымской войны (1853-1856), храбрая гибель русских солдат, повлияли на восприятие Николая I после его смерти. Хотя именно эти же обстоятельства являлись причиной его собственной душевной боли и смерти, в конечном счете. Крымская война для многих современников Николая I стала «грозой, которая должна была освежить спертый и удушливый воздух...»[137]. Чичерин о смерти Николая писал: «рухнул колосс, который все давил и не давал никому вздохнуть». Наблюдая за погребальной церемонией, публицист составил свое мнение о императоре после его смерти: «В Николае I воплотилось старое русское самодержавие во всей своей чистоте и...неприглядной крайности. Внешнее впечатление он производил громадное... Но под внешним величием и блеском скрывалась мелкая душа...». Далее отмечает Борис Николаевич следующие черты императора «деспот по натуре», ненавидящий превосходства над собой, «зверь», из черт выделяется – непомерная гордыня, самопревознесение, грубость, наглость, лицемерие в виде «мания быть приятным и обворожительным». Последние годы считаются им временем воцарения восточного деспотизма на русской земле, поскольку: «всякий независимый голос умолк; университеты были скручены; печать была подавлена; о просвещении никто уже не думал». Государство, по мнению Чичерина, оказалось гнилым зданием в самом основании[138]. Воспоминания упоминаемого ранее Кошелева, гласят: «20-го февраля 1855 г. получено было в Москве известие о кончине императора Николая Павловича...Это известие не многих огорчило; ибо не легко было для России только что закончившееся продолжительное тридцатилетнее царствование...»[139]. Поэт Ф.И. Тютчев,под воздействием Крымской катастрофы подвел итог правлению Николая I: «Не Богу ты служил, и не России, Служил лишь суете своей, И все дела твои, и добрые, и злые,- Всё было ложь в тебе, всё призраки пустые: Ты был не царь, а лицедей» [140]. Современный исследователи считают, что, если бы не роковые события – восстание декабристов и Крымская война – ознаменовавшие начало и конец царствования Николая I, оценки его правления могли бы быть не столь критичны, а во многом даже сдержанные с недостатками и достоинствами, как при оценке правления его внука Александра III. Именно данные события повлияли как на мировоззрение императора, так и на большинство оценок его правления современниками. При этом большинство резко негативных впечатлений относят к последнему семилетию правления Николая I (1848-1855), которое ознаменовалось чрезмерным усилением реакционной политики в связи с революционными волнениями в Европе. Большинство современников пишут о суровости времени, в котором жили, о злоупотреблениях чиновников, цензурном гнете. Однако некоторые воспоминания современников пропитаны истинным уважением к смерти Николая I. Близкая ко Двору А.О. Смирнова- Россет (1809-1882) в своем дневнике 8 марта 1855 г. написала: «Не стало того, на кого были устремлены с тревогой взоры всего мира, того, кто при своем последнем вздохе сделался столь великой исторической фигурой. Смерть его меня несказанно поразила христианской простотой всех его последних слов, всей его обстановкой»[141]. А выдающийся иерарх, архиепископ Херсонский Никанор (1826-1890) писал впоследствии о кончине Государя: «В 1855 г. скончался Император Николай I. Смерть его была образцом смертей христианина, Государя, человека покаяния, распорядительности, ясного сознания, невозмутимейшего мужества...»[142]. Исходя, из оценок общественности на правление и личность Николая I следует, что именно 1848 г. и последующие 7 лет правления императора стали наивысшей точкой кипения к терпимости и снисходительности к охранительному режиму. Можно предположить, что внешнеполитические события навеяли Николаю I эпизод вступления его престол Российской империи. Как помазанник Божий, он стремился сохранить в неприкосновенности устои империи, вследствие чего стал более мнительным, что отражают взгляды современников на происходящие в то время события. В целом, общественность была недовольна деятельностью императора, потеряв всякие надежды на реформирование системы государственного аппарата и свободы слова. Многие приписывают это тому, что «Николай I н слишком ценил людей инициативных, способных отстаивать свое мнение»,[143] однако император боялся духа своеволия, призраком которого было восстание декабристов и происходящие в Европе революции. Доктор исторических наук В.Я. Гросул считает, что «обстановка николаевского царствования не была благоприятной ни для развития общества, ни для усиления общественного мнения. Ни то, ни другое, однако, задавить не удалось. Это было результатом объективного развития страны»[144]. Но общество 20-30 гг. отличалось от воззрений людей 40-х: «высшее общество, позволявшее себе в прежние времена рассуждать о действиях правительства, гласно хваля или порицая принимаемые им меры, стало уклоняться от подобных суждений и хранит ко всему какое-то равнодушие»[145]. Дело в том, что Николай I, в отличие от своего предшественника, «которому были свойственны колебания во взглядах и поступках»[146], не нуждался в опоре на общественное мнение. Николай I был рожден принимать решения самостоятельно, отсюда холодность его к восприятию умозаключений мировоззренческого характера со стороны общественности. Безусловно, неудачи Крымской войны вылились в особое негативное отношение общественности к правлению императора, однако не стоит забывать, что, ввязываясь в европейские конфликты, «Николай I считал себя защитником прежде всего национальных интересов страны»[147]. Крымская катастрофа – это результат потери у императора, согласно исследованию Н.С. Киняпиной, «природной интуиции, чувства реальности, умения адекватно оценивать обстановку», свойственные ему до подавления Венгерской революции. И если в жизнь победителей Крымская война не внесла никаких изменений, то для нашей страны, она явилась огромным стимулом к развитию. Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|