Николаевская Россия глазами иностранцев

Многие исследователи и современники считают, что Николая I заискивал доброжелательное к себе отношение у иностранцев, которые по воли долга или случая оказались в России. Б.Н. Чичерин писал: «С иностранцами император кокетничал, стараясь выказываться перед ними вовсе не таким, каким он был на деле. Он кокетничал перед Гумбольдтом...Мурчисоном...пытался обворожить Гамильтона Самура»[148]. Следовательно, император притворялся, лгал, и вел себя неестественно, поэтому для объективизации восприятия его личности, интересными представляются оценки николаевского политического курса представителями других стран.

Одним из первых представителей среди иностранцев, оставившим свежие впечатления о России и императоре Николае I, является Жак Арсен Франсуа Поликарп Ансело (1794-1854) – французский литератор, побывавший в нашей стране в составе чрезвычайного французского посольства в 1826 г. в связи с коронацией нового императора. Свои впечатления от происходящего, он изложил в письмах к своему другу Ксавье Сентину. В изданной по письмам книге, Ансело сказал, что он «отнюдь не являлся членом посольской миссии», следовательно, «никакая должность не накладывала на меня обязанностей; свободный и безвестный путешественник, я наблюдал и сообщал своему лучшему другу результаты своих наблюдений»[149]. Образ Николая I воссоздается путешественником с достаточной долей симпатии. Первое упоминание имени императора наблюдается в VIII письме мая 1826 г. на вечере у Н.И. Греча – публицистического деятеля. Ансело описывает случай покровительства императора семье умирающего Карамзина, которому пожаловано была пожизненная пенсия в 50 000 рублей, которая перейдет по смерти писателя к его жене и пятерым детям, вплоть до смерти последнего из них. В письме X того же месяца, автора пишет об общественной жизни Петербурга: «В петербургские гостиные люди так же серьезны и скучны, как в парижских, а поскольку здесь не говорят о политике, то нет даже возможности развлечься критикой правительства»[150]. В XXII письме француз описывает события 14 декабря 1825 г. или так называемого автором «заговора», показывая Николая I невозмутимым, спокойным и решительным. Крайне положительно удивляет путешественника образование и воспитание цесаревича Александра. Вот что пишет в письме Ансело: «Я собрал кое-какие сведения о воспитании этого прелестного отрока, от будущего которого зависят судьбы империи, и был немало удивлен, когда узнал, кому поручено это столь важное для России будущее. Оказалось, что во внимание были приняты не известность рода, не древность дворянского титула; нравственное воспитание царского отпрыска было доверено человеку, отличившемуся своими талантами и просвещенностью: г. Жуковскому, первому поэту России… В нем воспитывают чувство признательности, добродетель, столь же ценную, сколь редкую; последний из его будущих подданных, оказав ему самую мелкую услугу, заслуживает его живейшую благодарность». В похвалу Николаю I, который действительно, оказал огромное положительное влияние на систему воспитания цесаревича, относится и следующее воззрение Ансело: «Когда монарх всесилен, когда слово его имеет силу закона, забота о моральных качествах будущего правителя и направление его ко благу есть забота о счастии целого народа, чье будущее всецело зависит от характера одного человека»[151]. Не зря император в письме к сыну однажды сказал, что посвятил цесаревича и всех детей своих служению России[152]. В конце своего письма, автор считает, что абсолютный монарх с благородной душой и добрым сердцем не может быть счастлив, потому что он вершит судьбы всего своего народа и страны. Вопрос заключается в том, относил ли данные эпитеты «благородная душа» и «доброе сердце», Ансело к личности императора. Однако в XXXVIII письме сентября 1826 г., при описании отношений Николая и Константина Павловичей на торжественной церемонии коронования, когда первый невольно оказался на престоле при «благодетельном» отказе второго по рождению обязанного вступить на престол, путешественник однозначно решает, что Николай несчастнее своего благородного брата. Отмечает автор писем и остроту ума Николая I вовремя церемонии, ссылаясь и на оценки современников: «Я не мог бы лучше завершить это письмо, мой дорогой Ксавье, как повторив прелестную остроту, которую приписывают императору. Если она и в самом деле принадлежит ему, то много говорит и о его уме, и о душе. Все дни, предшествовавшие коронованию, были отмечены в Москве сильными грозами, но в этот торжественный день солнце не скрылось ни на одно мгновение. Говорят, что великий князь Константин, указав на это удивительное обстоятельство императору, воскликнул: «Какой прекрасный день, брат мой!» - на что царь отвечал: «Чего же было мне опасаться, ведь рядом со мной громоотвод!» Деликатный намек, потому что именно именем Константина заговорщики пытались вызвать грозу в обществе, а его присутствие в Москве и лояльное поведение полностью исключали повторение подобных событий»[153]. Ф. Ансело, судя по письмам к своему другу, не имел удовольствия общаться с императором лично. Несмотря на то, что его приятные воззрения на личность императора исходили лишь из сведений современников, слухов и домыслов, имея под собой лишь внешнее наблюдение за его поведением, они являются достаточно искренними. Не считаясь с благожелательным отношением к Николаю I, автор много написал отрицательных эпитетов по поводу России. Последнее XLIV письмо гласит: «Конечно, ни в одной другой стране я не смог бы найти более развлечений и предметов для любопытства, чем в России, и, тем не менее, мне часто казалось, что жизнь здесь грустна и бесцветна. Нравственное падение народа, его суеверие и невежество, вечное зрелище рабства и нищеты, предписанное правительством молчание о всех общественных делах, внушают чужестранцу, особенно французу, чувство непреодолимой тоски. И если, удаленный на время от родины, он всегда возвращается с радостью, никогда эта радость не будет больше, чем после поездки в эти суровые и однообразные края»[154].

Тенденциозную оценку личности Николая I и его эпохе дал французский путешественник, представитель аристократии маркиз де-Кюстин (1790-1857), который приехал в Россию в 1839 г., чтобы «искать доводов против республики»[155]. Его произведение, основанное на записках вовремя путешествия «La Russie en 1839» является ярким памфлетом против николаевского абсолютизма. Во время своего путешествия он продолжительно посетил Санкт-Петербург, Москву, Нижний Новгород. В своих суждениях он затронул политический и государственный строй Российской империи, «польский вопрос», крепостное право, а также дал оценки Петру I, императору Николаю Павловичу, двору, русскому народу. Ценными являются воззрения Кюстина на личность императора Николая I, с которым он лично беседовал. Он дал как оценки его внешности, так и внутренним качествам. Внешне путешественник охарактеризовал Николая Павловича следующим образом: «У императора греческий профиль, высокий, но несколько вдавленный лоб, прямой и правильной формы нос, очень красивый рот, благородное, овальное, несколько продолговатое лицо, военный и скорее немецкий, чем славянский, вид. Его походка, его манера держать себя непринужденно внушительны. Он всегда уверен, что привлекает к себе общие взоры и никогда ни на минуту не забывает, что на него все смотрят... Внимательно приглядываясь к красивому облику этого человека, от воли коего зависит жизнь стольких людей, я с невольным сожалением заметил, что он не может улыбаться одновременно глазами и ртом. Это свидетельствует о постоянном его страхе.[156] Примечательно, что Кюстин считал, что наибольшая схожесть императора с немцем, мешает ему понять нужды славянского народа, которым ему выпала доля править. При знакомстве с двором и порядками, а также при наблюдении за личностью и поведением Николая Павловича Кюстин отметил, «властолюбивое» сердце императора, требующее лишь повиновения. «Да, Петр Великий не умер,- пишет француз, - его моральная сила живет и продолжает властвовать. Николай - единственный властелин, которого имела Россия после смерти основателя ее столицы». Российскую империю он называет тюрьмой, а императору отводит роль тюремщика, который «вечно позирует и потому никогда не бывает естествен».[157] Французский аристократ, считая Россию «страной фасадов» недоверием относится к «бесчувственным» речам императора. Кюстин пишет: «В сердце отца и супруга человечность торжествует моментами над политикой государя. Когда он сам отдыхает от ига, которое по его воле над всеми тяготеет, он кажется счастливым». Однако нельзя обвинять императора в полной неискренности в беседе с Кюстином, чему может послужить его прямодушные отрицательные воззрения на конституционный строй[158]. Николаевскую Россию, путешественник видит страной прирожденных царедворцев: солдатов, священников, шпионов, тюремщиков, палачей где все выполняют свой долг низкопоклонства, где отсутствует преклонение перед нормами права, которые заменяются постоянной ложью ради сохранения престола. Россия, этот народ-дитя, есть не что иное, как огромная гимназия. Все идет в ней как в военном училище. Россия – страна контрастов, необузданных страстей и рабских характеров, помесь востока и запада, страна формальностей, бюрократической деспотии. Таким образом, француз сделал приговор российскому обществу 30-40-х гг. В российском самодержавии он не увидел никаких положительных черт, всех русских считал лжецами и притворниками, от ямщика до императора. Но, несмотря на это, некоторое верные черты императорского двора Кюстин все же подметил. Однако в большинстве своем обвинять Россию в отсутствии цивилизации, а Пушкина в отсутствии гениальности, являлось ярким примером русофобии. Мемуары маркиза де Кюстина являются важным источником, при рассмотрении николаевской России в комплексе с другими источниками, однако стоит заметить его явное предубеждение к русским, отсутствие полноценных знаний по истории России. Примечательно, что именно его воззрения отразились на мировосприятии Николая I европейцами, несмотря на то, что есть и положительные воззрения на двор, и личность императора иностранцем, побывавшем в России в том же 1839 г.

В 1839 г. в империи побывал Фридрих Балдуин Гагерн (1794-1848) – немецкий офицер, сопровождавший нидерландского принца Александра Оранского. Принц посетил столицу империи, Мoсквy, лагерь русских войск при Бородине и Варшаву. Во время путешествия по России Гагерн вел дневник и его восприятие России и членов императорской семьи отличается от воззрений Кюстина, кроме того, его записи не предназначались для печати, поэтому не столь наполнены резкими оборотами, присущими французскому путешественнику. Запись от 31 июля свидетельствует о доброжелательном гостеприимстве Николая I к принцу и его свите, которые были познакомлены с некоторыми членами императорской семьи. Вот каковы впечатления Гагерна от Николая I: «При русском дворе император… – самое выдающееся лицо, не только потому, что он государь, но и по своей личности, которая весьма замечательна, даже если привести к голой правде похвалы, которые лесть столь щедро расточает могущественному монарху мира. Император – очень красивый человек, профиль его отличается благородством и величественностью»[159]. Далее подполковник отмечает огромную трудоспособность императора, примечая, что постоянно видел его; «большей частью в дороге или занятым военными экзерцициями»[160]. И, несомненно, заявляет, что император – хороший супруг. Но автор дневника пишет, что слышал о характере императора и много похвал и порицаний, но сам не имеет об этом никакого мнения. К примеру, Гагерн пишет о необыкновенной деятельности и энергии Николая I, вмешивающего во все подробности, но в тоже время говорит, что императора упрекают за суровость и требовательность, которая между тем не искореняет главных недостатков. Далее Гагерн пишет, что император выслушивает правду со стороны лиц, пользующихся его доверием, отличается открытым, рыцарским характером, но при этом является строгим судьей. Из недостатков характера императора, автор дневника отмечает обыкновение Николая I «переходить от большой фамильярности к отталкивающей гордости и являться в один и тот же день для одного и того же лица совсем различным человеком: то другом, то императором»[161]. Также отмечается чрезмерное увлечение Николая к военным экзерцициям и маневрированию, чему автор был свидетель. Что касается воззрений на Россию николаевского царствования, то Гагерн отмечает упадок администрации, продажность правосудия, излишнее хвастовство русских (к примеру, о быстром восстановлении Зимнего дворца). Данный источник, несмотря на узость суждений о личности императора Николая I, заслуживает внимание своими сдержанными оценками, наполненными положительными чувствами от императорской семьи в целом и устройстве России. Здесь следует обратить внимание на то, что Гагерн не зря употребил эпитет «могущественный» к Николаю I, которого считали таковым в Европе, до Крымской катастрофы.

Орас Верне (1789-1863) – французский художник и дипломат, будучи с дипломатическими поручения в России в 1842-1843 гг. крайне противоречиво описывал Николая I. Он вместе с императором путешествовал по стране семь недель, посетив центральные, южные и западные губернии. В различных письмах, посылаемых своей жене, в отношении императора он употребляет такие эпитеты, как «сердечный», «Великий Человек», «великий трезвенник», «человек необыкновенный, но все-таки, еще далекий от совершенства». Дипломат считает, что император «обладает всем, чтобы завоевать сердца людей независимых, но, когда у него есть хоть наималейшая власть, жестокость его такова, какой я еще не встречал ни одного человека»[162]. Поскольку, по словам Верне, все в России было устроено на «военную ногу», привычка постоянно изрекать приговоры сделала Николая I неприметно для него самого столь грубым, что это погубит его, когда внушаемый им ужас сменится безразличием и усталостью». В целом, французский дипломат восхищается силой и властью императора, он считает, что его рукой все устраивается в совершенно правильном порядке. Кроме того, отмечается открытость и храбрость Николая Павловича в общении с подданными, в отличие от конституционных монархов, не высовывающихся из окон своего дворца из-за страха получить пулю в лоб. О России Верне говорит в духе «варварской цивилизации». Следовательно, величие империи представлял, прежде всего, образ императора Николая I.

В ходе подавления Венгерской революции русскими войсками, могущественный образ императора возрос. Как пишет современный исследователь николаевской эпохи Т.А. Капустина: «Подавление венгерского восстания было триумфом охранительной внешней политики Николая I»[163]. Именно поэтому в этом период уровень русофобии и видение Николая I однозначно в мрачном воинственном цвете повысились во мнении передового обществе Европы. Примером этого, можно считать произведение Виктора Гюго - известного политического деятеля и писателя своевольной Франции - который так откликнулся на деятельность и личность Николая I после событий 1848 г.:

«Россия! Ты молчишь, угрюмая служанка
Санкт-петербургской тьмы, немая каторжанка
Сибирских рудников, засыпанных пургой,

Полярный каземат, империя вампира.
Россия и Сибирь – два лика у кумира:

Одна личина – гнет, отчаянье – в другой» [164].

Одна из последних оценок николаевского времени глазами иностранца, принадлежит представителю Баварского королевства в России Оттон де-Брэ. В 1852 г. он, отметив в своих записках огромную энергию Николая I, отразил всю действительность его управления. Оттон де-Брэ писал, что все высшие чиновники лишь исполнители воли Николая I. «Быть приближенным к такому монарху равносильно отказаться от своей собственной личности от своего я… можно наблюдать только различные степени проявления покорности и услужливости»[165]. Данная оценка накануне Крымской войны позволяет увидеть обстановку императорского двора в упадке от отсутствия свободных воззрений вследствие кипучей энергии императора, уже достаточно уставшего заниматься управлением империей в одиночку, полагаясь на свои способности, поддерживаемые мнением безропотных царедворцев.

В ходе анализа восприятия иностранными представителями периода царствования Николая I, можно сделать вывод, что оценивание императора ими было совсем не в духе подражательства и лести величию его империи. Из данных оценок следует подчеркнуть схожие черты в наблюдении за характером Николая I: подчеркивалась властность, угнетение, подавление воли народа, бесчеловечность. Но данные оценки могут быть и следствием отражения деятельности России на международной арене того времени, к примеру, известно, что Николай никогда сердцем не принял республиканскую Францию. Однако в совокупности с другими источниками, сведения иностранцев полезны для полноценного восприятия образа «жандарма Европы».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: